ГЛАВА 4.
ДИАЛЕКТИКА ОРГАНИЗАЦИИ И ДЕЗОРГАНИЗАЦИИ В СИСТЕМЕ
ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ ПРИ ЕЕ ТРАНСФОРМАЦИЯХ

В процессе радикальных политических и социально-экономических преобразований общества трансформируется в первую очередь система государственного управления, переживая, как правило, системный кризис, продуцирующий кризис в национальном сообществе. Утрачивая при этом свои организационные качества, государственная система включается в общий процесс социальной самоорганизации и становится чувствительной к аномалиям, присущим социетальным кризисам.

Определение государственного управления как средства общественной упорядоченности предполагает, во-первых, адекватность его целей интересам народа, во-вторых — высокую организованность его субъектов, направленную на достижение этих целей. В процессе радикальных политических и социально-экономических преобразований общества трансформируется в первую очередь система государственного управления, переживая, как правило, системный кризис, продуцирующий кризис в национальном сообществе. Утрачивая при этом свои организационные качества, государственная система включается в общий процесс социальной самоорганизации и становится чувствительной к аномалиям, присущим социетальным кризисам.

Синергетическая интерпретация механизмов современного российского кризиса показывает его закономерность. «Реформы» были начаты с разрушения ранее сформировавшихся государственных устоев, но не имели собственного содержательного наполнения трансформируемых структур управления.

Политический курс новой государственной элиты был направлен, с одной стороны, на невмешательство государства в экономику и формирование класса собственников как социальной базы власти, а с другой — содержал безразличие к нуждам населения страны, включая его выживание. В итоге государство лишило себя экономического фундамента, передав ключевые позиции в экономике быстро сформировавшимся, но социально несостоятельным частным собственникам, и лишило себя поддержки народа. Нарастающий разрыв между народом и властью явился основной причиной потери управляемости происходящими в обществе процессами.

В структурном представлении место опредмечивания указанного разрыва следует искать в той компонентной части системы государственного управления, которая является организационно ключевой в отношениях между государством и обществом. Такой частью определяется аппарат государственного управления, называемой в официальном обращении государственной службой. Его организационное значение заключается прежде всего в том, что он является специально организованным институтом, обеспечивающим функционирование системы государственного управления в контурах обратной связи — от восприятия и обработки информации о социальных процессах, формирования на этой основе управленческих решений и до непосредственной реализации социально-организационных программ. Вполне очевидно, что существенное расстройство этого механизма продуцирует кризис всей государственной системы. На этом основании исследование проблем организации государственного управления нами фокусируется на государственной службе.

4.1. Общие основания аномалий в системе государственного управления

Нормальное состояние системы — это прежде всего ее реальное соответствие своему предназначению, что обеспечивается рациональной организацией, активностью и согласованностью компонентных функций, подчиненных общей цели. Под воздействием внешних факторов или внутренних дисфункций возникают аномалии — отклонения от нормальных параметров функционирования. Крайним выражением аномалии является состоянии аномии, которое проявляется генерализованной деструкцией, рассогласованием функций, утратой целесообразности системы.

Государственная служба предназначена для реализации функций государства, направленных на обеспечение целостности и условий эффективной жизнедеятельности национального сообщества (страны). Предметом ее практики является предупреждение и преодоление патологических отклонений в социальной жизни, с которыми гражданское общество путем самоорганизации и самоуправления справиться не может. Решение этих задач осуществляется посредством следующих служебных функций.

Информационно-аналитическая функция имеет целью диагностику происходящих в обществе процессов: выявляются факты социально-патологических отклонений или признаки их формирования, исследуются причины и условия их генезиса, изучаются спонтанно образующиеся факторы противодействия социальным дисфункциям.

Проектно-нормативная функция реализует задачу разработки проектов решений государственных органов по профилактике, социально-экономическому регулированию или властной нейтрализации социально-патологических отклонений. Особое значение в этом процессе имеет прогнозирование возможных повреждающих последствий реализации проектов, как немедленных, так и отставленных в своем проявлении.

Нормативно-постановляющая функция осуществляется в процессе принятия законодательных, постановляющих и распорядительных актов на уровне полномочных в этом отношении органов государственной власти. Отнесение этой функции к разряду служебной принимается, если считать, что на службе обществу состоят все без исключения субъекты власти — как органы, так и лица, исполняющие государственные должности и должности муниципальной службы.

Организационно-исполнительная функция имеет целью организацию исполнения решений органов государственной власти. Она включает в себя постановку конкретных служебных задач, расчет необходимых для их решения сил и средств, активизацию и координацию деятельности исполнителей, обеспечение социально-управленческих коммуникаций и т.д.

Социально-контрольная функция — осуществление контроля исполнения гражданскими структурами государственных нормативных и распорядительных актов, оценка происходящих в обществе изменений в связи с исполнением решений государственных органов и общей динамики состояния социального организма.

Указанные служебные функции реализуются в специализированных структурах органов государственной власти. Главным условиям нормальности структурирования государственной системы является соответствие структур социально-организационным (упорядочивающим) функциям государства в необходимом и достаточном их определении.

Нормальность процесса государственно-служебной деятельности в целом определяется по качественным критериям отношений государства и общества, структурно-функционированному состоянию системы государственной службы и характеру поведения (деятельности) индивидов и групп. Соответственно указанным уровням рассматриваются и аномальные проявления (служебные дезорганизации).

Метасистемные аномалии — отклонения, происходящие в отношениях между гражданским обществом и государством. Базовым критерием дезорганизаций на этом уровне следует признать отрицательную динамику процессов социальной самоорганизации.

Основной признак такого состояния — существенная дезорганизация процесса воспроизводства ресурсов жизнеобеспечения — материальных (питание, вещи, жилье), человеческих (отрицательная диспропорция рождаемости и смертности) и идеальных (наука, образование, культура, нравственное здоровье). Интегральным индикатором социально неблагоприятных последствий указанных дезорганизаций является устойчивое снижение и длительная задержка в состоянии предельного спада уровня и качества жизни основной части населения. Контрольный критерий национальной опасности этого состояния — неготовность национального сообщества к выживанию в условиях экономической блокады страны или крупной военной агрессии.

Системные аномалии — структурно-функциональные расстройства системы государственной службы. Проявлениями этих аномалий являются:

• смещение цели государственной службы, когда она переключается на обслуживание социально непродуктивной элиты в политической и экономической сферах, обеспечивая ее жизнеспособность и благополучие в ущерб интересам общества;
• неадекватность структуры государственных органов задачам и функциям социально-организационной практики;
• нарушение субординационных (властная вертикаль) и координационных внутриструктурных связей, рассогласование деятельности ветвей и уровней государственной власти;
• социальная агнозия — расстройство информационно-аналитической функции государственной службы, проявляющееся в неспособности сбора и анализа информации о социальных процессах или избирательном, социально непродуктивном ее использовании;
• нормотворческая дисфункция, проявляющаяся неоперативностью и несовершенством разрабатываемых проектов государственных решений или расхождением между социально обоснованными предложениями и политическими установками;
• правоприменительная несостоятельность — неспособность обеспечения исполнения принимаемых органами государственной власти решений, проявляющаяся в распространенности правонарушений в управленческой деятельности и жизни общества.

Интегральными проявлениями указанных деструкций и дисфункций в социально бесплодном и опасном их выражении являются профессиональная некомпетентность, бюрократизация и коррумпированность государственной службы. Социальное значение системных аномалий — ненадежность государственной службы как социально-организационной системы вследствие ее низкого иммунитета к поражающему влиянию социально деструктивных факторов.

Локальные (поведенческие) аномалии — отклонения поведения служащих и их неформальных групп от норм, принятых в служебной деятельности. Их основные проявления: социальное равнодушие, консерватизм, формализм, волокита, низкая исполнительность, конформизм или конфликтность, злоупотребление служебным положением в корыстных личных целях, предательство интересов службы и т. д.

Перечисленные разноуровневые аномалии являются взаимопроизводными. Так, общие расстройства управленческо-общественных отношений могут быть обусловлены аномалиями на системном и локальном уровнях и, наоборот, метасистемные деструкции и дисфункции продуцируют внутрисистемные отношения и влияют на поведение служащих. Механизм этой взаимосвязи раскрывается исследованием генезиса аномального процесса.

Социально продуктивно то, что обеспечивает самореализацию человека, помогает ему раскрыть свой потенциал, развить его и осуществить в социальной жизни. Понимание миссии государственной службы в контексте такой цели и участие в ее реализации — базисный фактор эффективной государственно-служебной деятельности.

Осуществление этой миссии требует открытости отношений государства и гражданского общества, что означает наличие двухсторонней обратной связи, когда стороны являются в процессе взаимодействия одновременно и субъектами, и объектами социального управления. Это — основной принцип демократического общества. Аномалии государственной службы начинаются с нарушения открытости государственно-общественных отношений. Это происходит, когда:

• государство всесильно и тотально контролирует социальные и экономические процессы, навязывая гражданскому обществу свои проекты его деятельности, что приводит фактически к ликвидации гражданской свободы. Власть служит себе и ставит на службу государству все общество;
• государство подчиняется воле доминирующей части гражданского общества и обслуживает ее интересы (служба олигархии);
• государство бессильно или заинтересовано в спонтанном формировании гражданского общества. В этой ситуации государство дистанцируется от общества, закрывается от него и обслуживает само себя, оставляя для своего оправдания лишь имитацию социально-управленческой деятельности.

Смещение цели государства в сторону самообслуживания или службы олигархической верхушке общества радикально меняет как формы, так и содержание служебного процесса, что проявляется прежде всего в технологии государственного строительства. Структуры органов власти формируются не как средство реализации функций, продуцируемых проблемами общества, а как опорные образования государственной системы, определяющей те функции, которые необходимы для ее самосохранения. Господство структуры над функцией, когда организационные системы, будучи созданными для решения одних задач, решают другие и стремятся к самодовляющему поведению, превращая цель в средство, а средство в цель, создает деятельностную основу организационной патологии.

Доминирующее значение структуры избыточно усиливает естественно ей присущие и необходимые для нормального функционирования системы свойства. Так, будучи необходимо консервативной, она становится фактором, сдерживающим любые изменения организации; являясь совокупностью формальных должностных статусов и межстатусных связей, она блокирует их наполнение непредписанными ролями; формализуя поведение служащего, что необходимо для внутреннего порядка в системе, она наделяет его своими свойствами, превращая в механического исполнителя заданной программы, и т. д. Так власть структуры превращает рациональную бюрократию в ее иррациональную форму — бюрократизм, являющийся генерализованной аномалией административной системы.

Испытывая давление факта смещения государственно-служебной цели и бюрократизации управления, функции системы государственной службы становятся также аномальными. Информационно-аналитическая функция или превращается в средство тотального контроля социальных процессов в интересах власти, или становится самоцелью в процессе имитации социального управления. Проектно-нормативная деятельность приобретает характер нормативного оформления воли верхов. Организационно-исполнительная и контрольная функции или концентрируются во внутриструктурном управленческом пространстве, или также превращаются в средство тотального социального контроля.

При такой девиации функций утрачивается потребность профессионализации служащих, ориентированной на знание человека, процессов социальной самоорганизации, умение диагностировать состояние общества и его систем, творчески подходить к разработке и применению технологий регулирования социальных аномалий. Профессиональное пространство служащего ограничивается сферой бюрократизированных внутриструктурных отношений. Актуализируется интерес к стандартным технологиям управления и службы, которые позволяют уменьшить риск ответственности. Возрастает значение умения руководителей подчинять («управлять человеческими ресурсами»), а специалистов — подчиняться («служить начальнику»). Результатом этих переориентаций является депрофессионализация государственной службы как социально-организационного института.

Бюрократизирование служебных отношений и эманация профессионализма формируют специфические для такой среды нормы поведения служащих. Жесткие рамки административных стандартов и правил связывают свободу человека в выборе способа жизни и деятельности. В связи с этим организованная таким образом государственная служба не привлекает людей, креативны по натуре, реализующих себя в творческом поиске, ориентированных на социальное служение. На службу в этих условиях идут в основном индивиды или стремящиеся к самоутверждению во власти, или те, которых удовлетворяет подчиненное положение. В соответствии с дихотомией указанных ориентаций характера у служащих определяются различные отношения к себе и ценностям, которые предоставляет им служба. Человек, в котором преобладает установка на социальное служение и профессиональное развитие в этом направлении, сковывается в своей деятельности условиями, которые диктует ему структура, и переживает состояние фрустрации. Выход из этой точки бифуркации имеет три вектора:

1. развитие активности по преодолению ограничений и нахождение себя в этом своеобразном бунтарстве, что, естественно, подавляется системой;
2. уход со службы;
3. приспособление к требованиям структуры, результатом которого становится двойная мораль или полное подчинение морали системы.

Иное моральное состояние свойственно лицам, характер которых изначально совместим с условиями авторитарной морали. Для них нет проблемы выбора, они имманентно готовы ассимилировать служебные аномалии и реализовывать себя именно в аномальной среде, которая для них является в связи с этим нормальной. Они служат этой цели и «кормятся» службой. Лишенная практики, совесть таких служащих заглушена, ее «протезом» является ориентация на мнение формального авторитета. Чувство долга и социальной ответственности подменяется обязанностью службы за содержание (привилегии) и страхом санкции за отступление от обязанностей. К власти эти люди стремятся как к самоцели, которая позволяет им компенсировать внутреннюю несвободу и реализовать себя в свободе отношений с подчиненными по службе или иным образом зависимыми людьми. Страстное стремление к власти, реализуемое всеми морально дозволенными и недозволенными способами, порождает грозную аномалию государственной службы — карьеризм, следствием которой является деформация кадровой политики.

Названные девиации потенцируют аномалии служебного поведения. В отношениях руководителей к подчиненным развиваются такие проявления, как высокомерие, самоуверенность, всезнайство, барство, развязность, равнодушие к интересам сотрудников и т.п. В отношениях с подчиненными к руководителям становятся типичными угодливость (до раболепия), подхалимство, соглашательство, трусливость, наушничанье. В отношениях равных по статусу сотрудников — конформизм, неискренность, зависть, агрессивное соперничество, групповщина и др.

Формируясь таким образом, служебная среда оказывается вне сферы продуктивного социального контроля. Это создает условия для распространения фактов злоупотребления властью, превышения полномочий, безнаказанного бездействия, предательства интересов службы. Эпидемическое распространение этих фактов порождает самую опасную для государства и общества служебную аномалию — коррупцию.

Приобретая характер устойчивого явления, служебные аномалии становятся нормой, передающейся традиционным путем при смене кадровых поколений. Результатом этого является обратное отрицательное влияние аномальной системы службы на усилия социально-конструктивной государственной элиты возродить демократическую форму и содержание отношений государства и общества.

Распространенность, причины и условия приведенных здесь системных дезорганизаций российской государственной службы в процессе радикальной трансформации государственного управления явились предметом серии специальных социологических исследований, в том числе — на прикладном уровне.

4.2. Карьеризм

Карьеризм осуждается всеми, даже самими карьеристами, которые, кстати, таковыми себя не считают. Однако, несмотря на это всеобщее неприятие, карьеризм в обществе не уменьшается и активного наступления на него не ведется.

Более того, к конкретному человеку, прорвавшемуся на влиятельные высоты, отношение далеко не всегда однозначно неприязненное. Чаще сквозь «шопотное» осуждение его карьеристской тактики пробивается оправдание -»умеет устраиваться». В служебной среде такое отношение усиливается философией подчиненности — «начальство не обсуждают», «сегодня — он, завтра — я» и т.д.

Такая нестрогость к карьеризму, видимо, связана с тем, что он рассматривается в основном как поведение отдельных лиц, вне связи с его последствиями в социальной, в том числе служебной жизни, развивающими, как в процессе карьеристского движения, так и при исполнении карьеристами занятых должностей. Не скрывается ли за этим отношением к явлению карьеризма его моральное коварство: маскируясь «естественностью» своей сущности, вызывать к жизни более грозные социальные аномалии? Случайно ли совпадение во времени актуализации карьеризма и специфических форм социальной патологии (экономическая преступность, рэкет, мошенничество и др.) — и его соседство в административных процессах с явлениями депрофессионализации, бюрократизма и коррупции? Или здесь есть какая-то причинно-следственная цепочка, разорвав которую, можно лишать корневого питания эти патологические процессы? Для ответа на поставленные вопросы рассмотрим вначале связь карьеризма с его источниковым началом — карьерой.

До недавнего времени в России понятие «карьера» и «карьеризм» относились к одному основанию, признаваемому как социальный негатив. Это отношение формировалось догмой псевдосоциалистически выраженной идеи социального равенства. «Делать карьеру» — означало, осознанно стремиться к возвышению над другими людьми, причем исключительно с целью получения личных преимуществ в процессе управляемого государством распределения социальных благ. Такая трактовка карьеры действительно отождествляла ее с представлением о карьеризме.

Вместе с тем, происходящий в России переход к рыночным отношениям в экономике явно реабилитирует отношение к карьере в общественном мнении. Заметен этот процесс и в системе государственной службы. Свидетельством внимания населения и государственных служащих к вопросу карьеры является их высокий спрос на оживленно издаваемые в последние годы различные пособия по технологии карьеры. Таким образом, карьера получила открытое социальное признание, но — одновременно оказалась «заглушенной» моральная оценка карьеризма. Не привлекла эта проблема и внимание исследователей. Во всяком случае, ни в одной современной работе по теме карьеры анализа проблемы карьеризма мы не нашли. Произошла своего рода метаморфоза: если в дореформенном периоде имморальность карьеризма переносилась на отношение к карьере, то сегодня реабилитация карьеры маскирует карьеризм. Для разведения столь тесно связанных между собой понятий необходимо хотя бы кратко остановиться на сущности этих явлений.

Карьера, в общем представлении, является процессом становления индивида в социальной жизни, его продвижения в раскрытии своего потенциала, то есть в самореализации.

Потенциал человека — это способ его деятельности, компонентный состав которого образуют способности, знания, умения и практический опыт.

Раскрытие этого потенциала происходит при занятии человеком такого места в социальной жизни, где его способ деятельности представляет ценность для определенной социальной системы. В результате сопряжения частного интереса с общим система создает условия для реализации деятелем его потенциала.

При достаточной жизненной силе человек, развивший свой способ деятельности сверх предела необходимости для системы в данной функциональной ячейке, ищет возможности перемещения в положение, которое обеспечило бы ему дальнейшую самореализацию. И так — до исчерпания способностей развития индивида, что означает завершение его социального становления и, соответственно, окончание его карьеры.

Движение человека в жизненном пространстве имеет объективные основания. Во-первых, человеку, как и всему живому, свойственна экспансивность, т.е. стремление к расширению и освоению жизненной среды, что необходимо для укрепления собственной и видовой жизнеспособности. Во-вторых, достижение индивидом определенного, удовлетворяющего его в данный момент положения не гарантирует ему устойчивой жизнедеятельности в связи с непрерывными усложняющими изменениями в ее среде. Это побуждает человека к столь же непрерывному приведению своего способа деятельности в соответствие с новыми условиями и обеспечению жизненной экономии за счет достижения более продуктивных для него статусов и освоения соответствующих ролей. В-третьих, общество как развивающийся социальный организм отбирает деятелей, которые, продвигаясь в своей продуктивности, становятся субъектами социального становления и развития. Этот отбор осуществляется в многослойном, иерархически выстроенном социальном пространстве. Чем выше расположен социальный слой, тем более широкие возможности предоставляются включенным в него людям в доступе к жизненно важным для них ресурсов (информационным, материальным, финансовым и др.) и, соответственно, более благоприятные условия реализации жизненных программ. Таковы общие основания процесса, определяемого как социальная карьера, которая представляет собой объективно обусловленное продвижение человека в собственном жизнеустройстве, основанное на совершенствовании его способа деятельности, востребуемого социальной системой в процессе ее развивающегося функционирования. Конкретная реализация карьеры происходит в различных сферах жизнедеятельности — семейной, досуговой, культурной, производственной, в бизнесе, управленческой деятельности и т.д.

Служебная карьера осуществляется в структурном пространстве органов управления. Ее значение усматривается в двух взаимосвязанных аспектах:

1. карьера, базирующаяся на совершенствовании способа деятельности служащего и адекватном служебно-статусном вознаграждении результатов этого процесса, является мощным фактором раскрытия потенциала служащего, его самореализации и продвижения в векторе возрастания профессиональной и жизненной удовлетворенности;
2. карьерный процесс обеспечивает поточную сменяемость служащих на иерархических уровнях организации уровнях организации с качественным обновлением поколений кадрового состава. Происходящее при этом развитие содержания служебной деятельности оказывает влияние на организационные формы органа управления, побуждая его к совершенствованию структуры и в целом — системы управления.

Карьеризм традиционно определяется как стремление к достижению личных успехов в какой-либо сфере деятельности, вызванное корыстными соображениями и целями, неуемной погоней за получением желаемых чинов, должностей, званий . Как видим, основания карьеризма, представленные в данном определении, во многом являются общими с теми, которые обосновывают нормальную карьеру. Даже то, что призвано здесь выделить особенное для карьеризма, может быть легко оправдано, если исходить из выше раскрытого понимания карьерного процесса. «Корысть» — выгода, материальная польза. Разве она не является индивидуальной целью любой карьеры? Получение чинов, должностей — это проявление карьеры. «Неуемность погони» может отражать высокую скорость развития карьерного процесса. Очевидно, что для понимания сущности карьеризма необходимо раскрытие каких-то качественных характеристик той же корыстности, оснований неуемности, отношения к статусным атрибутам и т.д.

Различия нормальной карьерности и карьеризма следует искать прежде всего в соотношении двух базисных составляющих карьерного процесса, имеющих субъективно и объективно обусловленное переменное значение. Первая составляющая — это прогрессирующее развитие способа деятельности человека, выраженного его способностями, знаниями, умениями и практическим опытом. Вторая — представляет иерархическую последовательность возможного статусного продвижения индивида в социальном или профессиональном пространстве (см. рис.5)

Рис. 5. Векторы и поля карьеры и карьеризма

На рисунке представлены возможные векторы развития карьерного процесса. Центральный вектор — оптимальная карьера , в которой статусное продвижения адекватно связано с развитием индивидуального способа деятельности, является его результатом. Запаздывание статусных изменений относительно внутреннего продвижения личности и, соответственно, развитие индивидуального способа деятельности сдерживает карьерное движение. Векторы крутых статусных подъемов в проекции низкой деятельностной способности относятся к полю карьеризма.

Основные симптомы карьеризма:

• o статусное продвижение является самоцелью, а не результатом достижений в сфере деятельности;
• o компенсация продуктивной незрелости протекционизмом;
• o высокая скорость статусного продвижения с «проскоками» промежуточных уровней;
• o неразборчивость в средствах и методах достижения статусных целей;
• o использование возможностей достигнутого статуса в личных целях, в том числе для последующих статусных прорывов .

В целом карьеризм можно характеризовать как карьерную агрессию — вторжение в карьерное пространство, его интенсивное освоение на статусных высотах с подавлением в нем нормальных карьерных процессов, деформацией кадровой политики и системы социального управления. В этом заключается дезорганизационный вызов карьеризма как социальной и управленческой аномалии, маскирующейся атрибутикой социально значимого явления карьеры.

Чем и как вызывается карьеризм? Решить эту задачу можно, ответив на три основных вопроса:

1. чем привлекает карьериста высокий статус?
2. какие импульсы рождают в человеке неудержимое стремление к статусному возвышению? и
3. какие условия способствуют карьеризму?

Привлекательность высокого статуса для карьериста заключается прежде всего в возможностях, которые дает человеку преимущественное для него положение в обществе и управленческих системах. К основным из них, интересующим карьериста, относятся следующие.

• «Расширенный доступ к социальным ресурсам, их производству и распределению. В социальном выражении эта возможность дает вхождение в финансово-экономическую элиту в качестве субъектов собственности или менеджеров предприятий различных уровней. В государственно-управленческой системе — должности, связанные с контролем формирования рыночных отношений (приватизация, лицензирование, размещение государственных заказов, налоговая и таможенная служба и т.д.) или просто — высокое денежное содержание и специальные социальные гарантии.
• Обретение и использование эффективных связей. Чем выше положение человека в социальной или административной иерархии, тем больше контактов во влиятельных кругах и возможности их использования в собственных интересах. На этой основе формируется протекционизм в карьере и бытовом жизнеустройстве. Для определенной части лиц этой целью мотивировано поступление на государственную службу. Так, по данным социологического исследования РАГС (1996г.) почти каждый второй эксперт указал на то, что значимым мотивом поступления на работу в государственное учреждение является стремление занять достойное место в обществе, войти в состав элиты, а 15% опрошенных связали эту мотивацию с надеждой установить связи с людьми, которые могут быть полезными в жизни.
• Влияние на поведение людей. Продвижение в статусе — это возвышение во власти. Для части людей, характеру которых свойственно властолюбие, это является самодостаточным мотивом карьеры. Для других власть нужна для ее использования в корыстных целях. Третьим она необходима как компенсаторный фактор при сниженной самооценке и связанной с этим самостоятельной социальной непродуктивности.
• Формирование карьерного наследства. Высокий статус родителя — надежная платформа для карьерного старта детей. Во-первых, ребенок состоятельных родителей уже с первых дней жизни находится в преимущественном положении. Во-вторых, материальная обеспеченность, эффективные связи, власть родителя могут прямо способствовать престижному выбору и ускорению карьеры детей (родительский протекционизм).

Имморальные импульсы карьеризма. Карьериста отличает страстное стремление к намеченной карьерной цели, которое мобилизует его энергию и волю, направляя их в карьерное русло, и обеспечивает высокое ускорение его соответствующих действий. Обратим здесь внимание на категорию «страстность».

Страсть — всеохватывающее чувство, доминирующее над другими побуждениями человека. Основным ее признаком является действенность, слияние волевых и эмоциональных моментов. Находящийся под властью страсти человек устремлен к ее предмету, живет по принципу «здесь и сейчас», действуя без достаточной подготовки, что называется, «уходит с места в карьер». Единство нравственного разумного начал и страсти может выступать движущей силой великих дел и, соответственно, высокой социально плодотворной карьеры. Исключение из этой триады нравственного начала уменьшает влияние разума, и сила страсти становится для человека главенствующей, актуализируя в нем ориентацию на удовлетворения потребностей нижних уровней и направляя его на службу средствам их удовлетворения. Одержимый такой страстью карьерист не стеснен моральными нормами и использует карьерные средства, независимо от их социального значения.

Источником нравственной девальвации карьерного движения признается эгоизм. Исследуя антиморальные влечения человека, А.Шопенгауэр отмечает: «Главная и основная пружина в человеке, как и животном, есть эгоизм, т.е. влечение к бытию и благополучию… Эгоизм по своей природе безграничен: человек, безусловно, желает сохранить свое существование, желает, чтобы оно было безусловно свободно от страданий, к которым принадлежит всякая нужда и лишения, желает возможно большей суммы благосостояния» . Автор утверждает, что эгоизм порождает такие пороки как жадность, чревоугодие, сластолюбие, своекорыстие, любостяжение, несправедливость, немилосердие, гордость, тщеславие и т.д.2 Поскольку удовлетворить эти вторичные страсти обычной, социально приемлемой деятельностью невозможно, человек нуждается в получении мощных рычагов, помогающих ему извлекать в готовом виде необходимые ему сверхсредства.

Такими рычагами являются деньги и власть. Или то, или другое, или то и другое вместе человек надеется получить в соответствующем статусе. Однако проблема в том, что ни деньги, ни власть не утоляют страсти. Более того, стремление к овладению ими само становится страстным.

Не менее мощным, чем деньги и власть, двигателем карьеризма является честолюбие, которое также не поддается удовлетворению. Слава и почести достигаемые только причастностью к статусным превосходствам, не удовлетворяют, а напротив усиливают потребность в ней: «Слава не может насытить и дать наслаждение тому, кто украл ее, а не заслужил: она производит постоянный трепет только в достойном ее», — писал Н.В. Гоголь .

Страстность больше свойственна нетерпеливой молодости, которая обогащает ею свои силы в движении к зрелости. Молодость торопится взять верх над сдерживающей ее порывы мудростью взрослых. Давление на нее виталитета сильнее сдерживающего действия ментальных норм. Карьерные устремления молодых более выражены, чем у людей старшего возраста .

Низменная страстность старших — свидетельство их отставания в обретении мудрости. А как ее обрести, не расходуя силы на развитие мастерства своего дела, а рассчитывая на получение благ за счет недостойно полученной должности? Социальная инфантильность — еще один фактор, импульсирующий карьерную девиацию. Инфантильность карьеристов особенно опасна при их прорыве в государственно-управленческую элиту. Бернард Ливехуд в этой связи отмечал: «Борьба за демократизацию часто велась людьми, молодость которых уже была позади, но структура их характера была как у людей, чья молодость имела нарушение или проходила несовершенно … Только тот, кто научился строить свои отношения по-взрослому, может браться за проблемы структуры нашего общества с некоторой перспективой успеха» .

Страстность — качество сверхактивных карьеристов. Карьеризм может быть и бесстрастным, но от этого он не становится менее эффективным. Более того, рассудочный карьеризм (назовем его так), который питается холодным расчетом, нередко подкрепленным знанием карьерных технологий, может чрезвычайно устойчиво вести человека к статусным высотам. Сознательное отрицание моральных норм заряжает его цинизмом, подавляющим любые сомнения в выборе имморальных средств продвижения. Так злобно настроенный, но не поддающийся гневу драчун, расчетливо нанося удары, берет верх над противником, запальчиво ведущим бой.

Среда, способствующая карьеризму. Начала карьеризма могут находиться в скрытом или малоактивном состоянии. Социальная среда может сдерживать их проявление, но может и снимать свои ограничители. С чем же это связано? Прежде всего, это связано с тем, насколько социальна человеческая среда, и насколько человечна социальность. Два человека, попавшие на необитаемый остров, образуют его человеческую среду. Но социальность эта среда обретает только тогда, когда эти два человека взаимодействуют. Оптимальным для каждого из них будет синергичное взаимодействие, когда объединенными усилиями создается продукт, улучшающий жизнь и одного и другого человека. Это человечная социальность. Другой род взаимодействия — соединение в борьбе за ресурсы. Кто-то из двух в этой борьбе берет верх, подчиняет себе другого и пользуется им как средством улучшения своей жизни. Человечной такую социальность не назовешь. Скорее это отношения хищника и жертвы, что относится больше к миру животных.

В этом примере приведены две элементарные модели организации общества. В «чистом» виде ни одна из них на макроуровне не действует, но преобладание в социальной жизни норм первого или второго типа отношений определяет характер построения социальной иерархии.

Если в обществе будут приоритетными нормы социального синергизма, в верхние его слои выдвигаются деятели, способные объединять, активизировать и регулировать совместную деятельность людей (социально конструктивная карьера). Если же преобладают нормы второго типа отношений, на верхние статусные ступени продвинут себя своекорыстные люди (социальный карьеризм). Сегодня в России господствуют отношения второго типа. Лишенные поддержки государства люди повели борьбу за самовыживание, в которой побеждают далеко не альтруисты. Нормы жизни диктует социальный карьеризм, распространяющийся на все уровни и сферы устройства общественной жизни. В процессе социально-стратификационного перемещения образовались два основных карьеристских потока. Один — продвижение в финансово-экономической предпринимательской сфере, другой — в системе государственной власти. В эти потоки вливаются ручейки от карьеризма в науке, культуре, искусстве, массовой информатике, интеллектуально и духовно «осветляющие» их имморальную муть.

Дезорганизационная продукция карьеризма в системе государственной службы. Основываясь на имморальности и активно разрушая моральные скрепы общества, карьеризм не может не быть генезисной основой и ассимилятором других форм социальной и административной патологии. Чем же в этом отношении он опасен для государственной системы призванной быть последним оплотом социально конструктивных сил в условиях генерализованной аномии?
Рассматривая продуктивность действия какого-либо фактора в определенной системе, необходимо прежде всего выяснить восприимчивость системы к данному фактору. Как показывают наши исследования (1998г.), предрасположенность современной российской госслужбы к карьеризму достаточно высока. Почти 50% служащих выразили желание подняться на более высокую должностную ступень. Оценивая степень важности различных качеств служащих в их влиянии на должностное продвижение, значительной частью респондентов признаны не очень важными или вовсе не важными такие качества как порядочность (33%) и профессиональный опыт (21,3 %). В то же время отмечено важное значение в решении карьерных вопросов умения нравиться руководителю (37%) и покровительства (протекционизма) влиятельных лиц (39%). Крайне тревожен факт большей распространенности этих признаний среди молодых служащих. Исследование психологов уточняют представленную картину, показывая меньшую общую устремленность государственных служащих к карьере, но в то же время, констатируя наличие репрезентативного ядра персонала, предрасположенного к карьеризму. Так, по данным В.А.Мальцева, Т.Г.Калачевой и П.А.Марченкова, ярко выраженная ориентация на должностную карьеру выявлена у 23% из 360 обследованных лиц. Из них почти каждый второй при весьма высоком уровне карьерной установки имеет низкую удовлетворенность своей профессиональной деятельностью и неудовлетворенность профессиональной деятельностью и неудовлетворенность профессиональной самореализацией, что может стимулировать прорывной характер карьерного движения. Этим же исследованиям у 57% обследованных выявлен средний и низкий уровень трудовой мотивации, с чем авторы связывают застой в службе профессионального целеполагания .

Продвижение на высокие должности при низких профессиональных и моральных качествах субъекта такой карьеры вызывает цепную реакцию распространения среди персонала аппаратов государственных органов непрофессионалов. Испытывая вполне понятные затруднения в руководстве высококвалифицированными и ответственными специалистами, карьерист заменяет их на более «удобных», которые бы своими профессиональными и личностными качествами не оттеняли его несостоятельность. Эти «удобные», продвигаясь по должностной лестнице, воспроизводят опыт своих «наставников» и продолжают наращивать депрофессионализацию и деморализацию государственной службы.

Сегодня профессиональный уровень отечественной госслужбы трудно назвать высоким. Как показывают данные социологического опроса, более 50% служащих признают, что специальность, полученная ими в ВУЗе мало соответствует или практически не соответствует требованиям исполняемой ими должности. Опыт практической деятельности в какой-то мере может компенсировать пробелы знаний, но и он у каждого третьего респондента недостаточен.

Выправить указанное положение могли бы руководители, продвигающиеся по должности за счет своих профессиональных достоинств. Однако всесильный карьеризм — серьезное препятствие, встречающее их на этом пути. В частности, каждый пятый из опрошенную служащих, признает, что сегодня кандидаты на продвижение по службе подбираются не по профессиональному критерию, а по признаку личной преданности руководству и политическому соответствию. Крайне низок вклад в решении этой проблемы и кадроведческих технологий, таких как конкурсный отбор, аттестация, работа с резервом и д.р. На их действенное применение указали только 10-13 % респондентов.

Производимая карьеризмом коррозия профессионализма государственной службы ведет к ее социальной непродуктивности и отчуждению от общества. Падение авторитета государственно-служебного труда уменьшает пополнение государственного кадрового корпуса социально плодотворными деятелями. Не случайно сегодня почти каждый второй служащий связывает свой приход на службу с узко прагматичной целью — иметь гарантию постоянно работы. Какой работы? — Это уже не первостепенный для них вопрос. Но служба от этого не перестает быть службой, меняется только ее заказчик. Кто им будет? Чьи и какие указания придется выполнять служащему? Необремененному высокими целями непрофессионалу это безразлично.

Не являясь профессионалом, имея непрофессионалов в подчинении, не утруждая себя беспокойством о главной цели государственной службы — человеке, карьерист вырабатывает свой стиль деятельности, именуемой бюрократическим, но доведенным до абсурда, имя которому — бюрократизм.

4.3. Бюрократизм

Подобно тому, как карьеризм имеет основанием объективное социальное явление — карьеру, бюрократизм произрастает на почве неотъемлемого атрибута власти и управления — бюрократии. Впервые всесторонний теоретико-методологический анализ явления бюрократии осуществил немецкий социолог М. Вебер . По Веберу, рациональная бюрократия — это наиболее совершенная форма управления и особо чистый тип легального господства, отличного от других его форм — тоталитаризма, авторитаризма, демократии. В «нормальной» бюрократии М. Вебер видел способ наиболее рациональной организации управленческого процесса и обеспечения высокой его эффективности. В бюрократии он видел переход от дилентантизма к профессионализму.

В идеале нормальная бюрократическая модель означает, что работники должны действовать не как частные лица, а как лица формальные, наделенные определенными правами, обязанностями и соответствующей ответственностью. Все действия работников совершаются в определенной последовательности согласно установленным правилам и процедурам. Строгое соблюдение принципов иерархии, формально-рациональных норм, правил и установлений позволяет, как утверждал М. Вебер, предупреждать и устранять возможные индивидуальные отклонения в процессе осуществления государственных функций и способствует успешной деятельности различных звеньев государственной системы в отдельности и в целом.

В нашей стране господствовало мнение, идущее от К. Маркса, что бюрократия — изначально социально негативное явление. К. Маркс и вслед за ним В.И. Ленин по существу отождествляли бюрократию с аппаратом насилия одного класса над другим, с бюрократизмом — косностью, канцелярщиной, пренебрежением к содержанию дела ради соблюдения формы и процедуры. Методологической основой такого толкования бюрократии был классовый подход к пониманию госаппарата как особого института по защите интересов буржуазии, превращающего должностных лиц в «господ над обществом»; неприятие концепции разделения общества на бюрократию как привилегированных социально-активных управляющих и остальную массу — пассивных и несознательных управляющих, вынужденных подчиняться бюрократическим правам и порядкам .

Актуализация проблематики бюрократии в последнее время связано с развивающимся кризисом классических форм и методов государственного управления и связанной с этим реанимацией либеральных идей. Указание на признаки этого кризиса и анализ соответствующей ситуации в мировой социальной практике даны еще в работах известного европейского экономиста и социолога Л.Ф.Мизеса, резко и убежденно отреагировавшего на провозглашенный в 30-х гг. XX века Ф.Д.Рузвельтом «Новый курс» в США, в основе которого лежала доктрина Д.М.Кейнса государственного вмешательства (интервенционизма) в экономическую жизнь. По утверждению Мизеса: «бюрократия сама по себе не является ни плохой ни хорошей. Это метод управления, который может применяться в различных сферах человеческой деятельности. Существует область, а именно аппарат государственного управления (выделено мною — В.Р.), где бюрократические методы являются необходимостью. То, в чем люди в наши дни видят зло, — не бюрократия как таковая, а расширение сферы, в которой применяется бюрократическое управление. Такое расширение — неизбежное следствие прогрессирующего ограничения свободы частного гражданина, тенденции к замене частной инициативы государственным контролем» . Мизес считает всесторонний государственный контроль в полной мере не осуществим в связи с возрастающей сложностью экономической жизни, а попытки его осуществления являются фактором бюрократического торможения процесса социального развития. «Бюрократ не стремится к улучшениям по собственной воле. Он обязан подчиняться правилам и предписаниям вышестоящих органов. Он не имеет права внедрять нововведения, если их не одобрило начальство. Его долг и главное достоинство — быть полезным». И далее: «Любой прогресс всегда вступает в противоречие со старыми, устоявшимися идеями и, следовательно, с созданными на их основе правилами… Для бюрократического ума следование законам, т.е. приверженность привычному и устоявшемуся является главной из всех добродетелей» .

Развитие положений о том, что отказ от свободного рынка под давлением бюрократии подрывает возможности эффективного развития народного хозяйства, получило в работах последователя Мизеса австро-американского экономиста Ф.А.Хайека . Пагубной самонадеянностью, считает Хайек, является возложение на разум задачи тотального управленческого контроля всего происходящего в обществе на основе предписаний, указаний, инструкций и т.д.

Исходя из приведенных утверждений известных исследователей бюрократии, в том числе активных противников ограничения вмешательства государственной власти и ее аппарата в саморегулируемые рыночные процессы, можно констатировать, что они направлены не против бюрократии как таковой, а на ее сдерживание в определенных рамках, преодоление которых превращает веберовскую рациональную бюрократию в ее злокачественную форму — бюрократизм.

По мнению экспертов, опрошенных в ходе исследования проблемы бюрократизма в российской государственной службе (1998г.) к его наиболее характерным проявлениям реально относятся (в % от общего числа заключений):

• формализм и бумаготворчество — 52%
• подмена законов инструкциями и командами
  начальников — 38%
• чрезмерная регламентация и запретительство — 36%
• безразличие к людям, пренебрежительное к ним
  отношение — 34%
• субъективизм в работе с кадрами, протекционизм — 34%
• подхалимство, услужливость начальству — 21%
• превращение аппарата в самодостаточную систему — 18%

Приведенные данные указывают на наличие в структуре бюрократизма двух сущностных составляющих: 1) отрыв аппарат управления от проблем общества с замыканием служебной деятельности на интерес «сверху»; 2) деформация служебных отношений.

К наиболее существенным факторам, способствующим бюрократизации системы государственного управления эксперты отнесли прежде всего неразработанность нормативных документов по предупреждению и преодолению служебных девиаций (52% заключений) и неудовлетворительные материальные условия жизни государственных служащих (50%). Как первый, так и второй из выделенных экспертами факторов отражают характерное для современной России состояние социальной дезорганизации, проявляющейся социальной неорганизованностью аппарата государственного управления и материальной несостоятельностью государства, которое не может обеспечить удовлетворительную жизнь даже лицам, состоящим у него на службе.

Наряду с указанными «ключевыми» детерминантами выделяются не менее значимые в процессе бюрократизации такие факторы как усложнение функций государственного управления в процессе рыночно-демократических преобразований (33%), низкая профессиональная компетентность государственно-управленческой элиты (29%) и низкая общая культура государственных служащих (27%). Эти факторы имеют общее объективное основание. Управление сложными динамическими системами не может не быть сложным. В условиях радикальных социально-политических и экономических трансформаций эта сложность нарастает в порядковом выражении. Профессиональную компетентность в этих условиях теряют даже и те управленцы, которые являлись высококвалифицированными профессионалами в докризисном периоде: одно дело — управлять централизованно и планово, другое — когда среда управления непредсказуемо изменчива. Такая ситуация «вымывает» из системы управления потенциально профессиональных деятелей и заполняет ее посредственностью как в специальном, так и в общекультурном значении.

Существенно способствует бюрократизации дезорганизация системы прохождения государственной службы. Так, по мнению экспертов, к таким дезорганизациям относятся отсутствие четких критериев объективной оценки эффективности исполнения должностных обязанностей (49% заключений), отсутствие открытых конкурсов на замещение вакантных должностей (48%) и назначение на должности по принципу личной преданности (52%). Эти факторы усугубляют кризис профессионализма, потенцируют действие объективных процессов бюрократизма.

Поле активности бюрократа в названных условиях ограничивается рамками аппарата, который из средства государственной службы превращается в арену имитации бурной деятельности. Формы этой деятельности вполне соответствуют требованиям по должности, но их содержание весьма специфическое. Рассмотрим, основные из таких трансформаций.

Целеполагание. Сохранение себя на должности и накопление потенциала для дальнейшего должностного продвижения требует исключительного внимания к распоряжениям, установкам и даже пожеланиям вышестоящего руководства. Карьерный бюрократ -стратег в проведении линии «сверху» и тактик в демонстрации ее реализации в планах. Его приоритетные цели рождаются не от проблем службы, а от проблем отношений с начальником.

Разработка и принятие решений. Вовлечение подчиненных в этот процесс имеет две основные цели:

• втягивание коллектива в безальтернативные условия поставленных «наверху» задач,
• распределение ответственности в случае неудачного решения.

Вторая цель распространяется и на тактику горизонтальных отношений, что проявляется в пристрастии бюрократа к «программам», «комплексным планам» и тому подобным творением, требующим большого числа авторов этих документов, что также необходимо для имитации бурной деятельности и «громоотводных» согласований.

Организационная работа. Ее фокус для карьерного бюрократа о находится в делах, которые делают его заметным за короткое время. Любой производительный труд складывается из разрушительной и созидательной фаз: для того, чтобы создать новое, нужно разрушить старое. Наиболее экономичен, не требует особых знаний и заметен процесс разрушения. Он и становится приоритетным объектом внимания бюрократа — руководителя.

Прежде всего, это разрушение авторитета своего предшественника. Это необходимо для демонстрации собственной более высокой значимости. Опредмечивается этот процесс реструктуризацией. При этом «творчество» новых структур исходит не от потребностей в новых, необходимых для решения государственно-служебных проблем функций, а для упрочения положения аппарата и места карьериста в нем (в т.ч. с ориентацией на перспективу продвижения). С этой же целью осуществляются кадровые перемещения, которые неминуемо следуют вслед за реструктуризацией.

Контроль. Бюрократ недоверчив. В своих отношениях с подчиненными он идентифицирует их с собой, подозревая их в ловкачестве, «подсиживании» руководителя, нацеленности на его место и т.д. Это побуждает его к сбору негласной информации, приближении к себе ее источников, их расстановке на необходимых для этого дела должностях. Наушничание, доносительство, сплетни, слухи, рождающиеся при таком стиле контроля, деморализуют персонал и разваливают коллектив.

Непрофессионалу проверить специалиста нелегко, а делать это бюрократу необходимо, так как специалист своим действительно творчеством может выйти за пределы его установок. Проблема решается путем жесткой привязки всей деятельности к стандартам, инструкциям, правилам и тому подобным «эталоном», сравнение с которыми не затрудняет поиск отклонений и выявление виновных в их появлении.

Как видим, в явлении бюрократизма четко проявляется диалектика дезорганизации и кризисной организации системы государственного управления. Бюрократизм, проявляя себя мощным социально дезорганизующим фактором, в то же время представляет собой уникальную самоорганизующую систему, основным организационным ресурсом которой является власть, гипертрофированная в условиях депрофессионализации кадров государственного управления и слабости гражданского общества. Располагая таким ресурсом, аппарат управления не может не включать его в обменные процессы как во внутренних взаимоотношениях, так и внешних, что является корневым источником чрезвычайно грозной аномалии системы государственного управления — коррупции.

4.4. Коррупция

В этимологическом значении коррупция (от греч. сorrumpere) определяется как порча. Начальное ее значение — порча воды, расстройство желудка в следствие принятия недоброкачественной пищи. В античной Греции это понятие имело и социальный смысл — упадок нравов, расстройство порядка. В древнем Риме под коррупцией понимался подкуп судьи . С XV — XVI вв. коррупцию стали определять как подкупаемость и продажность чиновников и общественно-политических деятелей. Это явление получило в указанный период необычно широкое распространение.

Современное международно-правовое определение коррупции дано в комментарии к ст. 7 принятого Генеральной Ассамблеей ООН Кодекса поведения должностных лиц по поддержанию правопорядка. В этом определении понятие коррупции включает в себя совершение или несовершение какого-либо действия при исполнении обязанностей или по причине этих обязанностей в результате требуемых или принятых подарков, обещаний или стимулов или их незаконное получение всякий раз, когда имеет место действие или бездействие .

Необходимо различать коррупционное действие и коррупцию как явление. Это различие принципиально важно при определении причин и условий коррупции, ее диагностике, а также при разработке и реализации противокоррупционных мер и оценке их результативности. Коррупционное действие — это конкретный случай взаимодействия субъекта и объекта подкупа, процесс реализации в этой форме их частных интересов. Это — микроуровень коррупции. Коррупция как явление раскрывается совокупностью распространенных, устойчиво повторяющихся коррупционных действий, производимых и обусловленных общими в системах социального управления факторами. В этом аспекте коррупция может рассматриваться на мезоуровне, когда коррупционные отношения формируются локально, в определенных сферах деятельности, и на макроуровне — при тотальном поражении коррупцией национального и мирового сообщества.

Коррупция — опаснейший вид социальной патологии, поражающий систему государственного и муниципального управления. Сложность преодоления коррупции заключается в том, что она реализуется в сфере действия сверхактивных факторов мотивации поведения людей — богатства и власти. Происходящий в коррупционном процессе саморегулируемый обмен материальными ресурсами и информацией (управленческим решением) наделяет ее способностью самоорганизации и, следовательно, устойчивого самосохранения.

В коррупции как социальном явлении участвуют субъекты двух сторон — политико-административный аппарат государства и граждане. Попытки одностороннего решения проблемы путем пресечения коррупционного поведения государственных должностных лиц не дают удовлетворительных результатов. Спрос на коррупционные действия политика и чиновника формируется в основном в гражданской среде, которая чувствительна к бюрократическим сдержкам или правовым просчетам в процессе решения жизненных задач и находит способы их незаконного преодоления. Заинтересованное в избавлении от коррумпированного бюрократического пресса население более открыто для аналитиков проблемы коррупции, чем госслужащие. В связи с эти настоящее исследование базировалось на получении общественного мнения в сопоставлении с заключениями экспертов из числа государственных служащих и служащих негосударственных учреждений .

Социальная оценка коррупции. Большая и длительно сохраняющаяся распространенность любого негативного социального явления непременно вызывает «привыкание» к нему и формирует отношение как к неизбежности и даже норме жизни.

Такая опасность не исключена и в восприятии коррупции. Об этом свидетельствуют периодически возникающие как на обыденном уровне, так и в высказываниях политиков предположения о целесообразности легализации подношений чиновникам со стороны граждан. Высказывается и научное мнение о полезности коррупции как «болевом» сигнале о неблагополучии в государственной деятельности, способе самозащиты граждан от произвола чиновников, о ее положительном значении в борьбе с дефицитом в процессе модернизации общества . Мысль не нова: известный классик социологии Э.Дюркгейм в свое время утверждал, что преступность, несмотря на ее явную социальную патологичность, неизбежна и, более того, в каком-то выражении необходима для стимулирования защитных сил общества.

Признаки индифферентного отношения части населения к фактам коррупции имеются. Так, на вопрос «как относится большинство граждан к служащим, берущим взятки?» каждый третий из опрошенных ответил: «безразлично». Среди них в равной степени представлены рабочие и ИТР, учителя и врачи, пенсионеры и работники коммерческих структур. Такое же отношение к коррупции и коррупционерам распространено и среди значительной части экспертов. По мнению 34% чиновников, служащие не осуждают своих коллег, замеченных во взяточничестве. Мотив тот же — «если дают, нужно брать».

Указанные признаки, однако, не затушевывают явно негативного отношения большей части населения к коррумпированным лицам: более 60% респондентов осуждают их открыто (21%) или относятся с неприязнью (40%).
Результаты исследования общественного мнения об опасности, которую несет российскому обществу коррупция, не оставляют места суждениям о какой-либо примиренческой позиции в отношении к этому явлению. Предположение о том, что «коррупция — естественное явление и она не так уж опасна, как об этом говорят и пишут», практически не поддерживается (всего 4,7% ответов).

Согласно данным опроса населения и заключениям экспертов, наиболее чувствительный удар коррупция наносит государственной власти, подрывая ее устои и авторитет. «Власть становится зависимой от преступников», — так утверждает каждый второй из опрошенных граждан. Это утверждение усиливается мнением экспертов (62% — из числа государственных служащих и 75% — работников негосударственных учреждений). Соответственно отмечается падение авторитета государственной власти и доверия к ней населения (46% ответов респондентов и 38% утверждений негосударственных экспертов). Наиболее остро признают угрозу государственные служащие (83 %). Эта же группа экспертов (67 %) указывает на то, что коррупция разрушает идею демократического, правового и социального государства. В этом усматривается прямая угроза основным правовым устоям российского общества, провозглашенным Конституцией Российской Федерации. Не следует ли за этим вывод об антиконституционной направленности коррупционных действий с соответствующей оценкой ответственности коррупционеров? А, может, коррупция и коррумпированность аппарата имеет не только объективную основу, но и четко выраженную целевую политическую направленность?

Коррупция увеличивает диспропорцию социальной структуры общества, усиливает имущественную дифференциацию граждан, социальную напряженность. «Богатые становятся богаче, бедные — еще беднее» — это мнение поддерживают около 40 % опрощенных граждан. Согласно утверждениям респондентов (44 %), это явление можно связать с созданием в результате коррупции благоприятных условий для «отмывания» средств, полученных преступным путем, и нарастанием бесправности граждан (от 36 % утверждений респондентов до 61% заключений экспертов).

Высказываемая отдельными аналитиками и комментаторами надежда на то, что реформа ослабит разрушительное действие коррупции, очевидно лишена основания, поскольку сама реформа чрезвычайно осложняется коррупционным процессом. На это указывает каждый пятый респондент и каждый второй эксперт из числа государственных служащих.

Коррупционное пространство. Высокая социальная цена коррупции требует исследования характера распространенности этого явления, выявления сфер деятельности и уровней государственного (муниципального) управления, наиболее поражаемых этим видом социальной патологии.

По мнению значительной части экспертов из числа государственных и муниципальных служащих, коррупция имеет в настоящее время чрезвычайную распространенность (48% ответов). Причем четко просматривается тенденция роста. Независимые эксперты, обеспечивающие управленческую деятельность негосударственных учреждений (62%), практически единодушны в таком заключении. На незначительную распространенность этого явления указывают лишь единицы.

Исследование общественного мнения о характере распределения коррупционных действий по сферам деятельности (структура коррупционного пространства) показала, что население больше концентрирует внимание на необходимости неофициально вознаграждать чиновников государственных или муниципальных учреждений при решении ими вопросов, связанных с жизнеустройством. От 41% до 56% респондентов признались, что чаще им приходится это делать в процессе приватизации имущества, осуществлении ремонта квартиры, при поступлении в ВУЗ или техникум, получении квалифицированной медицинской помощи. Обращает на себя внимание факт признания населением высокой вовлеченности в коррупционные отношения представителей правоохранительных органов. Более 40% опрошенных горожан свидетельствуют о распространенности взяточничества при техосмотрах автотранспорта и при решении вопроса о наказании за нарушение правил дорожного движения. Эти данные свидетельствуют, что население фиксирует свое внимание на «традиционных» видах коррупционных действий, то есть тех, которые в основном унаследованы от дореформенной системы государственно-общественных отношений.

Мнение экспертов больше отражает коррупционные процессы, зародившиеся в результате перераспределения собственности, перехода к рыночным отношениям. Каждым вторым экспертом (как государственными, так негосударственными должностными лицами) признается, что основные болевые точки порождения коррупционных отношений находятся в сферах деятельности по предоставлению преимуществ при приватизации, распределению «быстрых денег» от коммерческого оборота средств государственного бюджета, оформлению разрешительных актов (лицензирование, наделение земельным участком, выдача виз и т.п.), заключению ущербных для страны, но выгодных для «предпринимателей» контрактов с зарубежными фирмами, распределению государственных заказов. Высокий «коррупционный рейтинг» имеют также виды деятельности, связанные с государственным контролем, лоббированием законопроектов, финансированием избирательных кампаний. В этом же ряду находится продажа конфиденциальной информации.

Интересен факт существенного расхождения мнений экспертов из числа государственных служащих, с одной стороны, и управленцев негосударственных учреждений — с другой, относительно коррупционного значения сферы установления и сбора налогов. Так, если эксперты первой группы признают эту деятельность коррупционно незначимой (13,5% заключений), то во второй группе мнение о ее высоком поражении коррупцией высказали 58% участников экспертизы. Можно предположить, что сдержанность экспертов — государственных служащих в оценке коррупционного значения налоговой сферы связана с меньшими их личными тяготами от налогового бремени, в то время как работники негосударственных учреждений более включены в этот процесс. Это предположение подкрепляется мнением населения о том, что одной из основных причин выхода предпринимателей на подкуп являются высокие налоги (утверждение 52% опрошенных предпринимателей, руководителей негосударственных структур.).

Социальная цена коррупции и прямая стоимость коррупционной сделки зависят от уровня управления, на котором принимается решение, подвергаемое продаже. Чем выше этот уровень, тем тяжелее и распространеннее негативные социальные последствия, больше коррупционный риск и, соответственно, компенсирующая его цена подкупа. Несмотря на то, что население, как указано выше, более озабочено необходимостью «задабривания» чиновников низкого ранга, наиболее пораженным коррупцией респонденты назвали высший (федеральный) уровень государственной власти (68% ответов). Мнение о пораженности этим недугом органов власти субъектов Федерации, городского (в т.ч. окружного и районного) управления, а также муниципальных учреждений высказано в двукратно меньшем числе ответов.

Несколько по-иному отразили свое мнение на этот счет эксперты. На более выраженную пораженность коррупцией высших органов власти указано только каждым третьим из опрошенных, в то время как каждый второй эксперт указал на то. что в коррупционных действиях участвуют все уровни государственной и муниципальной власти в равной степени.

Приведенные данные позволяют заключить, что коррупционное пространство в настоящее время представлено практически всеми сферами государственно-общественных отношений с наибольшей концентрацией коррупции в высших органах государственной власти и достаточно активном участием в ней среднего и нижнего уровней государственного и муниципального управления. Чрезвычайное распространенность коррупции указывает на эпедемический характер этого вида социальной патологии на современном этапе развития российского общества.
Готовность сторон к коррупционным действиям. В коррупционном действии участвуют две стороны: 1) должностное лицо, принимающее решение и готовое его продать; 2) гражданин, заинтересованный в этом решении и готовый его купить. От того, насколько выражена обоюдная готовность, зависит интенсивность распространения коррупции. Знание общественного мнения о состоянии коррупционной готовности особенно важно, поскольку оно не только отражает это состояние, но и является фактором, облегчающим формирование таких отношений.

Если исходить из теоретического представления об идеальной модели государственной службы, то ведущей стороной в сдерживании коррупции (отказ от коррупционных предложений) является чиновник. Как характеризует это состояние общественное мнение? Исследование этого вопроса дало с нашей точки зрения, потрясающий результат (см. таблицу).

Вопрос: Много ли, по Вашему мнению, государственных служащих, готовых за подкуп оказать услугу?

Как видно из приведенных в таблице данных, готовность государственных служащих к подкупу по единодушному мнению и населения, и экспертов, высочайшая: от 75% до 85% всех ответов относятся к оценочной градации «много». Ни один руководитель негосударственного учреждения не смог заявить, что в госаппарате есть служащие, не готовые к получению «подарка». В общественном сознании все больше утверждается мнение о том, что государственная служба практически полностью состоит из взяточников и коррупционеров.

Указанный вывод несколько смягчается результатами исследования мнения населения об активности государственных служащих в реализации коррупционного потенциала. Так, на вопрос: «Попадали ли Вы в ситуацию, когда при обращении в государственной орган или учреждение Вам давали понять, что нужно «отблагодарить»?» — 35% респондентов признали, что в такую ситуацию они попадали достаточно часто, 50% — редко, а 15% отрицали случаи соответствующих предложений.

В этой связи определенный интерес представляет мнение экспертов о причине неучастия какой-то части государственных служащих в коррупции. Практически каждый второй эксперт указал на влияние совести, каждый четвертый признал, что не берут те, которым не предлагают взяток. Примерно столько же — в связи с боязнью ответственности. С сожалением приходится констатировать очень редкое указание экспертов на значение в сдерживании коррупции корпоративной чести: не более чем один из десяти опрошенных указал на то, что от коррупции сдерживает нежелание дискредитировать государственную службу.

Не менее тревожны данные о готовности населения к решению своих вопросов в государственных органах и муниципальных учреждениях за подкуп. На то, что при решении этих вопросов целесообразно предложить служащему какой-нибудь «презент» (подарок, денежное подношение, ответную услугу) указали 74% опрошенных граждан (28% — «да», 46% — «скорее да, чем нет»). О достаточно высокой готовности к совершению подкупа свидетельствуют также данные о характере действия граждан в случае, если чиновник отказывает в положительном решении их вопроса: каждый четвертый гражданин постарается «договориться» с чиновником, 10% — обратится к посредникам, которые, по мнению каждого десятого эксперта, как раз и являются инициаторами взяток.
Высокая коррупционная готовность граждан подтверждается мнением экспертов. До 80% опрошенных государственных служащих признали, что готовых к совершению подкупа граждан «очень много» и «достаточно много». Такого же мнения придерживаются почти 90% экспертов из числа служащих негосударственных учреждений.
При равновысокой готовности как государственных служащих, так и граждан к совершению коррупции важно знать, по инициативе какой стороны запускается коррупционный процесс. В ответе на этот вопрос проявляется некоторая склонность экспертов признать инициаторами служащих: если на инициативность граждан указывают не более 9% опрошенных, то к служащим это свойство относит каждый пятый эксперт. И все же большинство экспертных заключений свидетельствуют, что инициаторами взяток в равной мере являются и государственные служащие, и граждане.

Высокая готовность обеих сторон к коррупции и встречная инициативность в реализации этой готовности поддерживают устойчивость коррупционного процесса и превращают его в систему, с которой крайне трудно бороться. Об этом свидетельствует мнение о том, что как в государственных органах, так и у граждан имеется негласная информация о том, за что, кому и сколько нужно «давать». О наличии таких сведений, которые «известны многим» или о которых «узнают при необходимости», свидетельствуют до 80% всех категорий респондентов. В условиях лояльности общества к этому явлению, «привычности» граждан к взятке крайне затруднена реализация любого мало-мальски кардинального антикоррупционного мероприятия. И не только реализация, но и даже принятие самого решения о борьбе с коррупцией и взяточничеством. Ныне в России, в том числе и в столице, чрезвычайно низкий индивидуальный и коллективный антикоррупционный иммунитет, который может легко прорываться под воздействием различных факторов.

Причины и условия коррупции. Коррупция — явление, относящееся к категории рыночных отношений. Предметом купли и продажи (товаром) является действие (или бездействие) должностного лица, которое пользуется спросом потребителя. Спрос встречает соответствующие предложения со стороны субъекта управленческого решения (или услуги). Почему появляется спрос и возникает предложение? Какие условия способствуют возникновению коррупционных отношений? Ответы на эти вопросы являются базисными при разработке мер противокоррупционной защиты как государства, так и гражданского общества.

Центральной идеей сегодняшних российских реформ является формирование многоукладной национальной экономики, основным субъектом которой призван стать частный собственник-предприниматель. Естественный способ образования класса собственников — накопление частного капитала за счет прибыли от производственной (общественно-полезной) деятельности. Этот путь долгий, тяжелый, насыщенный конкурентной борьбой и сопряженный с высоким риском банкротства. В России избран ускоренный курс, внешне более простой — собственник не зарабатывает свой капитал, а получает его от государства — владельца ранее накопленных обществом средств. Государство же определяет и условия распределения, перераспределения и накопления частного капитала. На этой почве рождаются рыночные отношения не между производителем и потребителем, а между государством и «предпринимателем». Под предприимчивым потребителем государственных средств и услуг, озабоченным к тому же проблемой быстрого получения высоких прибылей за счет коммерческих операций. Такого рода отношения не могут не быть коррумпированными и продуцирующими коррупцию как социальное явление. Проверим эту посылку с помощью общественного мнения.

На вопрос: «Могут ли в настоящее время российские предприниматели обойтись без подкупа политиков и чиновников?» — только 6% опрошенных граждан ответили утвердительно («да, могут»). В то же время на невозможность обойтись без подкупа указали 68% респондентов (49% «чаще не могут» и 19% — «не могут совсем»). Если учесть вариант ответа «могут, но не во всем» (18%), то следует вывод: общественное мнение признает зависимость практически всего нынешнего предпринимательства от политических и государственно-управленческих решений (предмет купли и продажи налицо). Результаты экспертного опроса подтверждают этот вывод — до 95% опрошенных признали, что без подкупа предприниматели обойтись не могут.

Почему же российские предприниматели не могут обойтись в настоящее время без подкупа? Население видит главную причину в высоких налогах (52% утверждений). Несколько меньшее число респондентов (37%) указало на сложность процедуры получения лицензий и других разрешительных документов. Каждый третий признал, что предпринимателям необходимо «откупиться» от контролеров, которые всегда могут найти нарушения в нежелание разоблачения более высокопоставленных взяточников (от 40 до 57 % ответов). В этой связи примечателен широкий разброс мнений населения о возможности преодоления коррупции путем ужесточения уголовного наказания: число положительных и отрицательных ответов распределилось в одинаковом соотношении. Но были и довольно «жесткие» формулировки и требования: например, «наказание отрубанием рук», «публичный суд по законам военного времени» и т.п.

Антикоррупционные факторы, институты и меры. В традиционном представлении решение проблемы преодоления коррупции преимущественно связывается с усилением репрессивных мер в отношении коррупционеров. Учитывая высочайшую социальную опасность коррупционных действий и, соответственно, их преступный характер, такие меры безусловно необходимы. Это признают более 40 % граждан, включенных в исследование. Но каково же реальное значение этих мер?

По мнению населения, роль правоохранительных органов столицы в борьбе с коррупцией в настоящее время невелика. Реальный вклад в это дело милиции, прокуратуры, суда оценивается респондентами как незначительный (13-17% утвердительных ответов). Однозначно отрицательный ответ в отношении противокоррупционной эффективности милиции дал каждый третий из опрошенных граждан. Несколько меньше респондентов (каждый пятый) указывают на беспомощность прокуратуры и суда. Такого рода мнение не лишено оснований. Главное из них: при столь выраженной распространенности коррупции в сегодняшней России репрессия должна быть тотальной. Нереальность этой посылки очевидна.

Не намного выше оценивается общественным мнением антикоррупционное значение государственных органов контроля (21% положительных ответов). Видимо, и эта точка зрения имеет веское основание: контролеры — яркая мишень для взяткодателей. Приведенные выше данные свидетельствуют, что эта мишень достаточно легко поражается.

Но если бессильна власть, то, может быть, антикоррупционные надежды связать с партиями, общественными движениями? Но их значение в этом деле оценивается гражданами еще ниже (13% положительных и 44% отрицательных ответов). Главная причина такого отношения может заключаться в слабости соответствующей социальной базы этих институтов. Сила политических партий и общественных движений в поддержке их программ и конкретных дел народом. Включиться активно в борьбу с коррупцией население, по признанию почти 80% опрошенных, сегодня не готово. Примечательно, что каждый третий респондент считает, что это занятие бесполезно, а каждый десятый указывает на его опасность. Приведенные данные свидетельствуют не просто о пассивном отношении населения к коррупционерам и коррупции. Они раскрывают состояние социального пессимизма, коллективного чувства безысходности, бессилия, что дает свободу действий любым силам, разрушающим общество.

В чем же видит население главные опорные силы в борьбе с коррупцией? Безусловный приоритет общественного мнения в антикоррупционном значении отдан Закону (61% утверждений). Этот вывод согласуется с раскрытыми выше суждениями граждан об отсутствии четкого, законодательно установленного порядка в государственно-общественных отношениях, произволе и безнаказанности чиновников и работников государственных учреждений, фактическом бесправии граждан перед властью и т.д. Следующая важная составляющая противостоящих коррупции сил — забота государства о благополучии граждан (44% ответов). Очевидно, что этот вывод обострен в связи со сложным материальном положением большей части населения: каждый третий из опрошенных оценивает свое положение как неудовлетворительное, каждый второй живет «от зарплаты до зарплаты». И первую, и вторую антикоррупционные силы необходимо инициировать, активизировать и направлять. Отсюда третья главная, по мнению граждан, сила в борьбе с коррупцией — воля и искреннее желание высшего руководства страны (35%).

Приведенные данные раскрывают причину несостоятельности редукционного подхода к сдерживанию коррупции. Ни правоохранительные органы, ни специальные контрольные подразделения государственной структуры, ни отдельные (даже самые грозные) указы и указания не будут эффективно действовать, если не будет реализовываться главное положение Конституции Российской Федерации о правовом, социальном и демократическом государстве. Только в русле социально-продуктивных реформ, осуществляемых в строгом правовом поле, формируемом чистыми руками высших руководителей, возможно реальное противодействие порче государственного и в целом — социального организма нашей страны.

Коррупция — сложный самоорганизующийся системный процесс. Нейтрализовать его может только более эффективно организованная система. Общественное мнение подсказывает названные выше фундаментальные основы этой системы. Анализ полученных данных, дополненных заключениями экспертов, позволяет определить ее наиболее важные компоненты .

В заключение необходимо акцентировать внимание на том, что ни в государственной системе, ни в отдельно взятом регионе страны невозможно преодоление коррупции без решения общих проблем в сегодняшней жизни российского общества. Исходя из данных анализа общественного мнения о причинах и условиях коррупции, можно определить следующие особо важные направления в сдерживании этой патологии.

Размашистое движение политического маятника в России от ультралиберальной концепции реформ до ультрасоциалистических настроений ничего, кроме социальной деструкции обществу не дает. Порождаемая этой неопределенностью неуверенность в завтрашнем дне сдерживает инвестиции и в реальную экономику, и в государственный бюджет, направляя их в личный запас на случай смены режима власти. Сегодня, когда страна переживает системный кризис, государственная политика должна быть направлена на формирование многоукладной экономики под жестким контролем антисоциальной преступной игры на диком рыночном поле. Эти задачи можно решать с четко обозначенных центристских позиций, позиций демократии, социальной сбалансированности, гуманизма.

Прекращение зарубежных финансовых вливаний, направляемых на временное снятие социального напряжения, а не на оживление национальной экономики. Государство, воздерживаясь от патернализма в отношении отечественного производителя, в то же время не может само обходиться без внешних займов. Незаработанные деньги, тем более не вкладываемые в реальную экономику, легко включаются в коррупционные обменные процессы.

Активизация преследования коррупционеров в высших сферах не только государственной власти, но и бизнеса. Система пресечения взяткодательства в настоящее время в стране отсутствует.
Расширение информированности населения о мерах по борьбе с коррупцией. Опрос показал, что 38% респондентов не знают о случаях уголовного наказания за коррупцию, а 55% — известны только единичные случаи. При этом следует подчеркнуть, что в рейтинге социальных институтов, способствующих реальной борьбе с коррупцией, средства массовой информации занимают ведущее место (утверждение каждого третьего респондента).

Опора в борьбе с коррупцией на помощь населения. Несмотря на то, что само население скромно оценивает свои возможности в этом деле, 77% экспертов считает, что такая помощь в той или иной мере возможна. Видимо, вопрос в ее форме. Например, по мнению 60% экспертов, такой формой могло бы быть информирование населением властей о фактах коррупции. В это связи заслуживает внимания экспертное мнение о необходимости законодательной гарантии безопасности лица, давшего показания по факту коррупции и членов его семьи.

Выводы

Система государственного управления отражает отношение власти к общественному устройству. Радикальные (революционные) преобразования в обществе начинаются всегда с разрушения прежнего политического строя и установления власти, соответствующей интересам представителей сил, направлявших революционные действия.
Появление новых субъектов власти не означает одновременного установления в обществе порядка, отвечающего их замыслам. Неизбежно соответствующей радикальной смене политического курса и его нормативных основ системный социетальный кризис приводит общество в состояние далеко неоднозначного реагирования на властные установки. Одни социальные индивиды продолжают испытывать влияние укоренившихся в общественном сознании норм поведения; другие, освободившись от прежних нормативных ограничений, и пользуясь отсутствием или слабостью новых регуляторов, направляют свою энергию на самостоятельный поиск форм естественного жизнеустройства; третьи, воспринимая новые политические идеи, неадекватно интерпретируют их в условиях аномии и претворяют в жизнь в гротескной форме.

Выход из ситуации «безвластия новой власти» определяется на двух направлениях. Первое — оптимальное, когда идея радикальных общественных трансформаций исходит из потребностей общества, выражаемой его организованным слоем, способным увлечь народ страны в русло преобразований. Реализация этого направления чрезвычайно сложна. Она требует многолетней кропотливой работы в предшествующий революции период с целью исследования на профессиональной основе процесса вызревания в обществе перемен, организации партии сторонников преобразований, расширения их социальной базы, определение момента готовности общества к трансформации. Этот путь к реально легитимной власти и социально-продуктивному государственному управлению по сути базируется на синергийно-информационном положении о единстве социальной самоорганизации, организации и управления. Второе направление традиционное — силовое утверждение новой власти и проводимой его политики в обществе аппаратом государственного управления. Как правило, это направление реализуется в случае смены власти на популистской основе, когда используется фактор недовольства населения существующим политическим строем без предложения конкретных программ общественного переустройства, направленного на повышение уровня и качества жизни народа. Как показал процесс такой реформы в России и других странах — бывших республиках СССР, этот путь ненадежен для власти и опасен для страны в целом.

Проблема в том, что аппарат государственного управления как функциональная основа политической власти консервативен по своей природе. Профессионально сформировавшийся в рамках сменяемой политики, он не может быстро переориентироваться на новые методы управления и утрачивает свой профессионализм. Попытки новой власти организовать аппарат управления путем его реструктурирования, а также кадровых перестановок и замен не приводит к успеху, поскольку новые структуры создаются не столько в связи с решением проблем общества, сколько в целях реализации идеи реформ и сохранения у власти заинтересованных в этих реформах лиц. С этой же целью формируется кадровая политика в системе государственной службы, но она также оказывается несостоятельной в связи с тем, что комплектование ключевых должностей в управлении осуществляется не на профессиональной основе, а преимущественно по признаку политической лояльности. Такая ситуация привлекает в систему государственного управления лиц, мотивированных возможностью достижения высокого должностного положения и получения собственных выгод на государственной службе и в политике без усилий в обретении и совершенствовании профессионального социально-управленческого мастерства. Произрастание и процветание на этой почве карьеризма как явления усугубляет процесс депрофессионализации системы государственного управления.

Профессиональная некомпетентность аппарата управления является мощным фактором девальвации политической линии даже если политика приобретает в кризисе или имела изначально действительно социальную ориентацию. Будучи неспособной к квалифицированной диагностике дезорганизационных процессов в обществе, разработке адекватных ситуации управленческих решений и творческой исполнительной деятельности, государственная служба отчуждается как от политики, так и от граждан. В лучшем случае она становится рутинным инструментом трансляции воли «верхов», обставляя свою деятельность стандартными рамками и согласованиями, способствующими уходу от персональной ответственности. В худшем — пропитывается духом обособленной корпорации, решающей собственные проблемы за счет ресурсов и политических структур и общества. Так депрофессионализация аппарата управления трансформирует рациональную бюрократию в ее патологическую форму — бюрократизм, являющийся питательной средой для самой грозной аномалии системы государственного управления — коррупции.

Явление коррупции непременно сопутствует слабой власти, не способной защитить права граждан и их ассоциаций, их свободу в жизнеустройстве. Коррупция — следствие также бедной власти, бюджет которой недостаточен для достойного содержания высококвалифицированных и преданных государственному делу служащих. Слабость и бедность государства побуждает его к расширению своего контроля в сфере гражданских отношений. Однако этот контроль сам становится объектом подкупа, что еще более ослабляет государство и существенно не пополняет его бюджет поскольку процесс коррупции направлен на удовлетворение частного интереса. Коррумпированное государство не может быть ни демократическим, ни правовым, ни социальным.

Чрезвычайная сложность преодоления карьеризма, бюрократизма и коррупции как корневых продуцентов множества других аномалий системы государственного управления заключается в парадоксе — единстве самоорганизации, организации и управления, но в отрицательном для общества их значении. Как самоорганизующиеся системы эти аномалии спонтанно возникают, развиваются и креативно самовоспроизводятся при попытках их пресечения. Они изощренно используют возможности организации, наполняя имеющиеся структуры содержанием, обеспечивающим их устойчивость, и производят новые структуры, изначально наполненные таким содержанием.

Разрушение самоорганизующихся таким образом систем может происходить спонтанно в связи с нарастающим обострением ее внутренних противоречий, а также при воздействии на нее другой самоорганизующейся системы противоположной целевой направленности. Наиболее эффективна эта разрушительность, если контрдействующая система зарождается и развивается как продукт внутренних противоречий системы, подлежащей разрушению. Сознательное стимулирование этих процессов является важной частью содержания управленческой деятельности по преодолению опасных для социального организма аномалий.

Главным социальным противоречием дезорганизаций является противопоставление частного интереса интересам социальной системы. Это противопоставление имеет границы, преодоление которых ослабляет положение субъекта как компонента системы, потребляющего ресурсы системы, но не производящего эквивалентного продукта общего предназначения. Достигнув предела профессиональной некомпетентности, система государственной службы испытывает нарастающее давление общества, с одной стороны, и социально ориентированной государственной политики — с другой, и вынуждена производить отбор на должности руководителей специалистов — профессионалов. Образование в кадровом корпусе государства «критической массы» таких руководителей разрушает систему служебных аномалий как противоречащую социально-продуктивной цели государственного управления. Происходящее при этом возрастание авторитета государственно-служебной деятельности привлекает в кадры госслужбы профессионально перспективное пополнение. Нечто подобное произошло в свое время в западных системах управления, вошедшее в историю развития управленческой науки и практики как «революция менеджеров».