В связи с этим подчеркнем, что уже первую чувственно-эмоциональную сигнальную систему животных надо рассматривать как тот высший дочеловеческий этап в развитии средств выбора целенаправленной деятельности, который давал им возможность лучше приспособиться к сложному синергетическому окружающего их миру. Т.е. уже эта система есть определенным существенным этапом развития синергетичного принципа новой телеологии становления второй сигнальной системы в ее взаимодействии с первой – как принципиально новый этап его развития. Важнейшее значение в решении проблемы последнего взаимодействия имеет то, что она на протяжении большого исторического периода не разворачивалась в осознанно-логических формах мышления, т.е. происходила лишь благодаря интуитивно-неосознанному мышлению. Поскольку в языке на протяжении всего данного периода открывались лишь определенные более простые закономерности, сначала человеческой деятельности, а в дальнейшем и между ее объектами, – то из этого надо сделать важный вывод о том, что решающую роль в приспособлении людей к сложному синергетическому миру принадлежало именно интуитивному мышлению.

Но и последнее нельзя отождествлять с первой сигнальной системой животных, так как человеческая интуиция, благодаря своему взаимодействию со второй сигнальной системой, становится высшим этапом развития первой сигнальной системы. Прежде всего это было связано с развитием тех свойств чувственно-эмоциональной интуитивной деятельности, которые были необходимыми для изготовления более совершенных средств труда и их внедрения в практику. Со сказанного выше вытекает и вторая необходимая форма интуитивного мышления, которая длительное время была у людей единым средством взаимодействия первой и второй сигнальных систем. А именно, все те результаты чувствительной и чувственно-рациональной форм интуитивного мышления, которые были подтверждены практическим опытом людей, стали играть важнейшую роль в их выборе целенаправленных действий, в различении тех предвидений, которые считались истинными, от тех, что рассматривались как ошибочные. С развитием наук появляются и так называемые формы рациональной интуиции. Согласно с ней существуют такие истинные положения рационального мышления, которые не нуждаются в логическом доказательстве или практическом подтверждении. Например – декартовское „я мыслю, т.е. я существую”, кантовские априорные суждения.

Безусловно, исходя из рассмотренного выше принципа Лосева о том, что основным законом всех видов мышления есть диалектические процессы отождествления и различения, а также принципов ядра синергетики, анализ сути каждого из этапов и форм становления первой и второй сигнальных систем у людей и их взаимодействия, нуждается в более детальном рассмотрении. Здесь мы остановимся на раскрытии в субординированном виде системы основных этих форм как сути той их исторической теории, которая в диалектической логике должна стать сокращенным и исправленным обобщениям их исторического становления.

Именно раскрытие сути каждой из этих форм диалектического мышления и их взаимосвязи, на основе синергетической методологии, и будет положено дальше в основу оптимизации разрешения противоречия между сциентично-технократическим и духовно-гуманистическим направлениями человеческой деятельности, а также решение ряда других сложных проблем. Здесь же остановимся на том, что сложность проблемы взаимодействия интуитивного и языкового (логико-рационального) форм мышления привело к появлению двух противоположных направлений в понимании их соотношения – интуитивизма и рационализма. Каждое из этих направлений исходило из признания приоритетной (иногда и абсолютной) роли одной из сторон данного взаимодействия. Так, интуитивизм был и есть широко распространенным в теологии, философии, психологии и даже в самой точной науке – математике. Рационалистическое направление – в философии, математике, других точных науках, а потому и в современной сциентично-технократической деятельности. Сложность раскрытия взаимодействия этих двух видов человеческого мышления обуславливает как существенно разные концепции в понимании этого взаимодействия, так и агностически-пессимистические взгляды на раскрытие ее сути.

Например, сложность решения проблемы взаимосвязи осознанных диалектических закономерностей с их конкретизацией в практической деятельности приводит к тому, как пишет известный специалист из психологии творчества А.Я. Пономарев, что при применении высших уровней теоретического познания „их генетико-логическая структура, т.е. система звеньев, которая строит путь от знаковой формы знания, которые отображают законы вещей, к практическому применению этих законов при непосредственных действиях с вещами, в абсолютном большинстве случаев вообще не разворачивается” [Пономарев А.Я. Знание, мышление и умственное развитие. – М., 1967, с. 7]. Т.е. эта система их взаимосвязи осуществляется в основному интуитивно. Еще более сложной есть проблема раскрытия взаимосвязи общефилософского уровня познания с конкретной практикой, т.е. включение последней в философскую диалектическую логику.

Огромная сложность решения данных проблем обусловила то, что, например, один из известнейших экзистенциалистов Мартин Хайдеггер, анализируя роль непосредственной жизнедеятельности любого человека, приходил к выводу, что она определяется, главным образом, не ее знаниями о закономерностях этой деятельности в осознанно-логической форме, а ее „живою интенцией”, т.е. некоторой неосознанной целенаправленной направленостью мышления, намерением этой деятельности. И хотя в дальнейшем мы можем делать попытку с помощью нашего языка раскрывать некоторые закономерности этой интенции, но последняя остается не только первичной относительно языка, но и такой, чья суть не может быть раскрыта с помощью логических форм познания. Это касается и взаимосвязи данной интенции с языком. Поэтому, как считает Хайдеггер: „суть языка не может быть понятой никакой наукой”, это „тайна всех тайн” ” [Хайдеггер М. Разговор на проселочной дорогое. – М., 1991, с. 170]. И поскольку эта интуитивно действующая интенция есть уникальной для каждого человека, то любые логически оформленные знания о ней надо рассматривать только как некоторые очень упрощенные модели. Например, чувство любви – это, главным образом, есть несомненно исторически первичное интуитивное чувство, уникальное для каждого человека, и только значительно позднее оно приобретает форму более или менее четко осознанного и логически выраженного, как одного из принципов морали [Там же].

Однако раскрытие закономерностей человеческой деятельности, которое раньше осуществлялось лишь благодаря интуитивным формам мышления, в осознанно-логической рациональной форме, обусловило и становление противоположной точки зрения на соотношение интуитивного и логического. Так, А.Г.Спиркин, опираясь на диалектическую философию, сделал выводы о том, что „интуиция – это как бы свернутая логика” [Спиркин А.Г. Сознание и самосознание. – М., 1972, с. 207]. Т.е. хотя представители диалектической философии и понимали сложность решения проблемы соотношения теоретических форм познания с непосредственной чувственно-практической деятельностью, но абсолютное большинство из них не сомневалось в их определенной существенной тождественности, а потому и в принципиальной возможности раскрытия взаимосвязи всех форм человеческого мышления. Причем, поскольку классическая диалектика, о чем уже говорилось, так и не смогла стать методологическим основанием решения острейших мировоззренческих проблем в реальной жизни, то надо остановиться на анализе тех концепций, которые старались реформировать эту диалектику, прежде всего с целью более глубокого раскрытия взаимосвязи рационального и интуитивного в человеческом мышлении.

Одной из известнейших из них есть так называемая концепция нового рационализма. Так, видный ее представитель Гастон Башляр, анализируя проблему соотношения логического и интуитивного в нашем мышлении и другие близкие к этому проблемы, сделал вывод о том, что это возможно лишь на началах реформирования современной философской логики в частности того, что „сама логика должна быть диалектизирована на уровне всех ее понятий и их связей” [Башляр Г. Новый рационализм. – М., 1982, с. 247]. Но при этом Башляр старается преодолеть лишний рационализм классической диалектики, он исходит из предоставления равноправия рационального и нерационального, общего и единичного в своей методологии. Это дало ему возможность „отказаться от любых законченных истин”, а также сделать и философию и науку теми „открытыми системами”, какие „готовы к экспериментальным опровержениям своих теоретических положений”, и тем самым предоставить науке „новый дух” [Там же]. Все это направлено и на преодоление тенденции прошлых рационалистических (в том числе и диалектических) систем, к признанию лишь своего учения как единственно истинного в решении острых современных проблем, в частности и в решении проблемы синтеза естественных и гуманитарных наук. Поэтому это учение нашло широкое применение в системе образования Франции.

Но обострение глобальных и других проблем современного человечества свидетельствует о том, что у нас еще нет хотя бы общей, методологической концепции решения этой проблемы, особенно относительно оптимизации разрешения противоречия между сциентично-технократическим и духовно-гуманистическим направлениями человеческой деятельности. Поэтому перейдем к рассмотрению того – что принципиально нового может внести синергетическая методология в решение последней проблемы. Вообще данное требование совпадает с рядом идей Гегеля и марксистов о построении диалектической логики „с большой буквы”.

Концепция нового рационализма развивалась и рядом других известных философов, в частности грузинским ученым М.К.Мамардашвили. Он разрабатывал свое учение о необходимости диалогового решения проблемы взаимодействия между представителями разных культур, рассматривал это взаимодействие как те „верхние половинки общего для них корня, которые борются между собой” [Мамардашвили М.К. Мысль под запретом // Вопросы философии. – 1992, № 4, с. 76], что является дальнейшим развитием тех диалектических идей Дж.Бруно, которые цитировались выше. Это свидетельствует о том, что концепция нового рационализма является существенным вкладом и в развитие того направления современной философии, которое старается синтезировать в себе основное положительное содержание предыдущих противоположных между собой систем. В Украине критическому анализу идей становления „некласичного рационализма” была посвящена докторская диссертация и одноименная книга В.В.Кизими [Кизима В.В. Единство и многообразие форм рациональности в культурно-историческом процессе. – К., 1990] и ряд книг других философов.

Такое большое внимание к анализу разных вариантов концепций нового рационализма обусловлено прежде всего тем, что много идей его представителей были не только конкретизацией того нового третьего синтетического направления, которое было рассмотрено в последнем подразделе первого раздела книги, а и сыграло значительную роль в становлении философско-методологических принципов синергетики. Об этом, в частности, свидетельствует название одной из очень важных работ Пригожина „природа, наука и новая рациональность” [1], на которую мы еще не раз будем ссылаться. Однако при этом надо указать, что синергетика есть и принципиально новым шагом в развитии идей нового рационализма. Особенно нужно остановиться на том, что синергетические принципы дают возможность разработать и существенно новый подход к решению одной из острейшего разногласия современности – между сциентично-технократическими ценностями (которые в значительной мере являются эгоистическими, о чем говорилось) и духовно-гуманистическими. В связи с этим Пригожин писал: „наука сегодня, я надеюсь, сохранит аналитическую точность (т.е. сциентическую – В.Л.), присущую западной науке, но также будет проявлять заботу о глобальной, холистичной перспективе, т.е. выйдет за рамки разработанности классической культуры” [Prigogin I., The philosophy of Instability // Future. – August, 1989, с. 400]. Поэтому „старое априорное отличие между наукой и этическими ценностями стало неприемлемым” [Там же, с. 386]. Т.е. именно синергетика рассматривается как методологическая и технологическая основа решения этих острейших проблем. Особенно это касается именно решения вопроса о соотношении сциентичного и духовного (которое в значительной мере есть антисциентичным) направлений в образовании и деятельности человечества.

В этом плане существенный вклад синергетики заключается в довольно систематическом раскрытии новых методологических закономерностей движения развития мировых систем от низших форм их организации к тем высшим структурным уровням, на которых оптимизируется, в общей тенденции, решение острейших противоречий предыдущих этапов. Не менее важным есть и то, что эта методология прогрессивного развития конкретизируется в синергетике путем раскрытия тех методических и технологических механизмов, которые являются специфическими как для основных областей реального мира, так и для частных явлений. Т.е. в синергетике уже в значительной мере раскрыты как методологические закономерности перехода низших форм самоорганизации ее систем в высшие, так и их технологическая конкретизация. Это предоставило возможность Пригожину рассматривать достижение этой науки как „новую целостность” наших знаний о всем миру. Хотя эта новая целостность, как уже говорилось, по сути есть целостно-плюралистической и устойчиво-изменчивой. Поэтому и роль синергетики в качестве основы методологии исследований надо рассматривать как важный аспект данной новой целостности тех наших знаний о всем миру, который носит общефилософский характер. Важнейшим достижением методологии синергетики есть то, что в ней раскрыты и те важные закономерности взаимосвязи наших знаний, которые предоставляют возможность преодолеть главный недостаток современного образования и науки, который по Пригожину, состоит в разрывах между разными предметами. В связи с этим он писал: „сегодня, когда физика старается конструктивно включить нестабильность в картину универсума, наблюдается сближение внутреннего (т.е. субъективно-человеческого – В.Л.) и внешнего миров, которое, возможно, есть одной из важнейших культурных событий нашего времени” [1, с. 52]. Т.е. „видение мира, который существует вне нас и который мы имеем в середине себя, конвергирует” [2, с. 35-36]. Таким образом, в синергетике раскрывается и существенно новая методология решения проблемы соотношения объективного и субъективного миров, которая в отличие от большинства прошлых философских систем выходит не из принципа сведения одного к другому, а с их диалого-конвергенционном сближения. Все это касается, по Пригожину, также конвергенционного сближении и других областей наших знаний о реальном мире в целом.

В поиске решения всех рассмотренных выше проблем значительную роль играет раскрытие соотношения наших знаний о природе и человечестве. Здесь также как в прошлом, так и в современности существуют довольно противоречивые между собой концепции. Так, большинство научных работников считает, что человечество возникло как высшая форма развития природы, а поэтому философское обобщение всех наших знаний, научных исследований о процессах развития низших форм существования реального мира в высшие, в частности естественных в социальные, обусловило и возникновение материалистического и идеалистического реализма. Согласно последним и субъективные свойства людей, их мышление, духовные ценности и т.п. – надо рассматривать как высшие формы развития исторически предыдущих форм реального мира. Поэтому в этих концепциях реализма широко распространены идеи о принципиальной возможности обьяснения человека, общества как высших форм развития природы. Это направление получило название редукционизма. Поскольку эти идеи редукционизма сыграли значительную роль и в становлении синергетичного понимание единства мира, то остановимся на их анализе.

В большинстве наших учебников по философии, работах по философии образования концепция редукционизма, в частности „физикализма”, оценивалась, в основном, как методология механицизма, т.е. как ошибочное сведение высшего к низшему. На первый взгляд, эта антиредукционистская оценка есть правильной, так как физическая форма движения в самом деле низшая по отношению к другим. Но специалисты, которые разрабатывали проблемы редукционизма, давно уже раскрыли то существенное противоречие представителей антиредукционистских взглядов, которую они, как правило, не замечали. Так, академик Б.М.Кедров показал, что правильное возражение возможности сведения высших форм движения материи к низшим еще не раскрывает закономерностей их взаимосвязи. Более того, сама по себе эта антиредукционистская идея ведет к разрыву между науками, которые изучают данные формы движения. (Поэтому это касается и того разрыва между основными учебными предметами, о котором говорилось). В качестве примера, он привел концепцию Т.Д.Лысенко и его приверженцев, которые, исходя из идеи о невозможности сведения биологического к физико-химическому, разгромили очень перспективное направление в нашей науке и системе образования – молекулярную биологию, в частности генетику.

Поэтому Кедров уделил важнейшее внимание раскрытию диалектических закономерностей взаємоперехода между разными формами движения материи и соответствующими им науками. Одна из новых идей, которую он ввел в методологию взаимосвязи последних, была изложена в понятии „диалектический редукционизм” (или диалектическое сведение). Суть такого сведения и состоит в оборачивании метода диалектического вывода методом восхождения от конкретного к абстрактому [Кедров Б.М. Предмет и взаимосвязь естественных наук. – М.,1962, с. 203-204]. В связи с этим нельзя согласиться с довольно многочисленными высказываниями современных теоретиков и философов педагогики, которые призывают к полному отбрасыванию тех направлений образовательной деятельности, которые основаны на идеях редукционизми, физикализма.

Чем же отличается диалектическое сведение от упомянутой выше концепции механицизма? Известный психолог Л.М.Веккер раскрывает решение этой проблемы на примере соотношения физиологических и психологических процессов. Он отмечал, что представители антиредукционизма, как правило, не различают между собой: 1) вывод специфических особенностей низших и высших форм движения материи, из общих для них закономерностей и 2) сведение особенностей высшего к низшему (в данном примере психического к „простым” физиологическим процессам) [Веккер Л.М. Восприятие и основы его моделирования. – Л.,1965]. Исходя из этого, и концепция физикализма в ее диалектическом проявлении должна занять свое видное место в разработке современной методологии систематизации основных учебных предметов. Но решение данного вопроса нуждается в анализе проблемы диалектического вывода (и сведения) относительно этой систематизации, оно требует учета важнейших достижений современного мышления в такой систематизации.

В связи с этим снова упомянем о том, что открытие каких-то глубоко скрытых от нашего созерцания общих свойств и закономерностей качественно разных явлений бытия осуществляется, конечно, путем мысленной идеализации знаний о конкретных свойствах этих явлений. Созданные в результате этого идеализированные объекты могут быть полностью тождественными между собой, а потому они точно подчиняются законам определенной науки (формальной логики, математики, механики и т.п.). Так, применение принципа тождественности противоположностей в бесконечном и метода идеализации дало возможность Галилею, о чем уже говорилось, открыть некоторые важнейшие законы механики, превратить последнюю в такую точную науку, которая подчиняется формально-логическим и математическим закономерностям. Тем самым, с одной стороны, Галилей известен как выдающийся представитель диалектики, который применил ее методологию к созданию первой точной науки о природе. Но, с другой стороны, именно с Галилея начинается становление методологии механизма Нового времени.

Действительно, механика, а в дальнейшем и другие точные естественные науки, не только открывала принципиально новые закономерности окружающего мира, но они начали играть все большую роль в прогрессивном развитии человечества, прежде всего в увеличении темпов развития производства, а потому и в улучшении благосостояния людей. Поэтому эти точные науки стали рассматриваться сначала как наилучший образец всякой науки, а в дальнейшем и такой же образец философии. Т.е. здесь речь идет о становлении сциентично-технократического направления философии. И хотя данное направление никогда не могло выяснить суть общественных явлений, духовной жизни людей, все же его представители обычно исходили не только из того, что решение этой проблемы возможно в будущем, но и из того, что само такое решение приведет к полному гармоническому единству всех наших знаний о мире. Так, представители концепции механистического детерминизма были уверены в том, что существует принципиальная возможность предвидения развития всех явлений бытия после того, как мы раскроем закономерности их причинно-следственных связей.

Правда, современная методология науки является значительно более сложной. Но и в ней широко распространена идея о приоритетном значении именно точных наук, основанной на них техники. Последнее относится и к современной философии образования. Поэтому проблема соотношения предметов естественных наук, особенно о дожизненной природы, с предметами гуманитарного профиля остается и сейчас не только одной из наиболее актуальных, а и очень дискуссионной. Речь идет как о количественных пропорциях этих предметов в программах всех школ, так и о решении вопросов их взаимосвязи, определенной субординации в процессах обучения и воспитании учеников.

О сложности решения этого вопроса говорит уже широкое распространение тех педагогических концепций, которые исходят из признания приоритетного значения одного из двух противоположных принципов, а именно – или сциентично-технократического или гуманистично-антисциентичного. Правда, представители обеих этих концепций стараются сейчас достичь какого-то гармонического единства между предметами о природе и об обществе. Это, в частности, усиливает их внимание к тем методологическим закономерностям взаимосвязи этих предметов, которые преодолевают ограниченность механистического сведения высшего к низшему. Так, известный представитель философии науки Э.Нагель, исследуя проблему редукции частичной научной теории к более общей, фундаментальной, показал, что этот умственный процесс не является формально-аналитическим, т.е. таким, что ограничивается применением к исходным суждениям (посылкам) правил логического вывода.

Действительно, в ходе данного процесса логику фундаментальной теории мы конкретизируем путем включения в нее, на основе чисто содержательных соображений, некоторых тех положений, законов, которые не выводятся и не объясняются в фундаментальной теории. Такие положения, по Нагелю, как правило, „заимствуются” из других наук, часто именно с тех частных, которые выводятся в данном случае [Nagel E. The Structure of Science. – New Jork, 1961, г. 349-351]. Например, в процессе вывода из уравнений квантовой теории (как фундаментальной науки) уравнений классической физики (как частичной теории) все так называемые вещевые величины (заряды, массы, константы связи и т.п.) вводятся упомянутым выше способом как феноменологические параметры.

Это говорит о том, что уже в процессе систематизации физических наук мы не можем ограничиться „чисто” логическим, т.е. формализованым выводом, что последнее здесь осуществляется в неразрывном единстве с содержательным мышлением, которое включает в себя как свой необходимый и существенный элемент те интуитивные процессы, которые осуществляются в нашем подсознании. Т.е. здесь речь идет именно о диалектическом выводе, который осуществляется в неразрывном взаимодействии его логического и интуитивного компонентов. Но что именно „заимствуется”, т.е. не выводится, а содержательно вводится в процессе такой систематизации наших знаний о фундаментальных и частичных теориях? Это очень сложный вопрос, который как раз и мешает разработке некоторой общей методологии взаимосвязи, систематизации разных наук и соответствующих им учебных предметов.

Причем, когда уже методология решения проблемы систематизации основных физических наук включает в себя необходимость содержательно-интуитивного введения новых положений, законов в процесс умственного вывода частичного из общего, то намного большая роль такого выведения при решении проблем взаимосвязи, систематизации наук о внежизненной и живой природе, о природе и общественных явлениях. Поэтому именно в решении последних проблем методология редукционизма (в том числе и диалектического), особенно его физикалистского варианта, наименее распространена. Т.е. наши научные знания о высших формах движения материи в основном не выводятся из ее общих закономерностей, а создаются путем индуктивного обобщения знаний об их объектах. Еще большей мерой это касается тех форм общественного сознания, которые не относятся к науке – искусства, литературы, религии и т.п..

В этом, наверное, и заключается причина того, что идея о построении какой-то единой системы учебных предметов путем ее диалектического вывода на основе диалектического восхождения от абстрактного к конкретному, от низшего в высшему, так и не стала главной в современной философии и образовании, уже не говоря об их практической реализации в процессах обучения и воспитания, в деятельности любой системы образования. Это еще раз говорит о существенной ограниченности всех материалистических и идеалистических систем философии и педагогики гармонической целостности, о том, что мир и деятельность человека есть намного более сложным, чем их понимание у представителей этого направления. Поэтому современная философия и образование в решении проблем систематизации основных предметов обучения и воспитания должны опираться на те новейшие, упомянутые выше достижения научного и философского мышления, которые одолевают какую-то абсолютизацию материалистических или идеалистических редукционистских (т.е. гармонично-целостных) или антиредукционистских (т.е. плюралистических) принципов в решении этих проблем.

Но кроме разных вариантов реализма в философии существует и второе распространенное направление, которое исходит в основном из противоположного принципа, а именно – решающей роли человека, его специфических средств познания в понимании всех явлений реального мира, т.е. антропоцентрическая. Одним из выдающихся основателей данного направления был Иммануил Кант, который раскрыл, что в этих процессах решающую роль играет активная деятельность субъекта познания, человека. Т.е. суть понятия о любом чувственно-воспринимаемом объекте (например того, что имеет форму треугольника) надо искать не в абстрагировании некоторых общих свойств объектов данного рода (как это считало большинство предыдущих философов – представителей онтологического реализма), а на пути раскрытия сути данных понятий как схем, конструкций нашей деятельности [Кант И. Соч. в шести томах. – М., 1964-1966. – Т. 3, с. 200-223]. Тем самым „в основе наших чистых чувственных понятий лежат не образы предметов, а схемы” (т.е. априорные схемы продуктивного отображения нашей рассудочной деятельности, которые подводят чувственные восприятия под соответствующие понятия – В.Л.) [Там же, с. 223]. Таким образом, по Канту, начинается тот новый переворот в философии, который исходит из признания приоритетной роли активной деятельности человека, он сделал существенный вклад и в развитие диалектики взаимосвязи конкретного и абстрактного, особенно чувственных и рациональных форм познания. Причем, проблема соотношения реализма с активной деятельностью человека и другими концепциями антропоцентризма и до сих пор есть остродискуссионной.

Рассмотрим сначала, что принципиально нового вносит синергетическая философия в развитие материалистического варианта реалистических концепций диалектического вывода учебных предметов путем раскрытия развития основных форм материи от низшего к высшему. Прежде всего, в этой философии раскрываются те общие свойства всех явлений бытия и закономерности их развития, которые уже четко отличаются от специфических свойств и закономерностей для низших или для высших форм движения материи. Именно это и дает возможность преодолеть ограниченность механистического редукционизма, делает существенный вклад в развитие методологии диалектического вывода тех предметах, которые изучают образование высших форм движения из низших. И раньше некоторые философы старались выяснить сущность человека как особую форму физического движения (например, французский материалист XVIII столетие Ламетри в своей книге „человек – машина”). Но до теории хаоса и философии синергетики в науке еще очень слабо были раскрыты те закономерности, которые являются общими для дожизненной природы и человека, что и мешало реализации методологии диалектического вывода соответствующих им учебных предметов. Так, известно, такие науки как „биологическая физика”, „биологическая химия”, которые открывали закономерности перехода дожизненной формы движения материи в жизнь, уже довольно давно стали необходимыми и важными учебными предметами, но такое понятие, как социальная физика, почти не применялось для раскрытия взаимосвязи предметов о дожизненной природе и человеке.

Только раскрытие в теории хаоса таких общих закономерностей всех явлений бытия, как свойство самоорганизации, наличие механизмов „выбора” существенно разных вариантов прогрессивного развития материальной системы в одинаковых по сути условиях и т.п., внесло принципиально новые возможности в методологию вывода свойств высших форм движения материи из низших, а потому и систематизацию соответствующих им учебных предметов на основе такого вывода. Эта идея содержится уже в названии статьи Пригожина: „Делать физику человека, а не физику бога” [Известия. – 24.07.1993]. Т.е., когда раньше господствующим направлением в выяснении сути человека, его появления и развития были религиозные идеи о его создании Богом, то современная физика, по Пригожину, дает возможность в значительной мере преодолеть разрыв между знаниями о дожизненной природе и человеке, применять новую методологию физикализма к более глубокому пониманию сути человека, всех общественных явлений. Это и является важнейшей задачей так называемой „физики человека”.

Все это связано с распределением основных исторических этапов развития науки на такие: 1) классическая наука, которая старается изучать свои объекты природы такими, какие они есть сами по себе (или „вещи в себе”), т.е. независимо от деятельности человека, его сознания. 2) Неклассическая наука, которая изучала эти объекты уже в неразрывной их взаимосвязи с условиями существования, в частности со средствами познавательной деятельности (сюда принадлежат теория относительности, квантовая механика и т.п.). 3) Постнекласическая наука, которая, как пишет Степин, включает в себя целевые и ценностные структуры познавательной деятельности [Степин В.С. Философская антропология и философия науки. – М.,1992, c. 156, 187-189]. Т.е. постнекласична наука старается соединить в себе те противоположные ценности, на которых были основаны сциентический и антисциентично-аксиологические направления философии.

Но, наверное, не надо и преувеличивать современную роль методологии синергетичного подхода в решении проблем систематизации и субординации основных учебных предметов в системе образования. Прежде всего, методология синергетичного подхода делает только первые шаги в решении этих проблем. Поэтому раскрытие в ней некоторых субстанциональных для всех явлений бытия свойств и закономерностей их развития еще не дает нам возможности понять все основные конкретные закономерности, механизмы преобразования низших форм движения материи в высшие. Особенно это касается человека, всех общественных явлений, суть которых мы и сейчас еще не можем „вивести” с помощью „физики человека”, т.е. выясняем ее совсем другими способами. В частности в таком выяснении в современном мировом образовании широко распространен принцип объективного идеализма, прежде всего в его разных религиозных вариантах, т.е. важнейшими атрибутами субстанции мира считаются такие ее духовные свойства, как абсолютный разум, добро, гармония, красота, креативные способности и т.п.. Именно такие атрибуты и рассматриваются во многих системах образования как принципы решения проблем субординации основных учебных предметов, так и в качестве главной цели педагогической деятельности. Это означает, что все эти предметы и все виды педагогической деятельности, ее основные методы должны рассматриваться как особые формы некоторых общих закономерностей человеческой деятельности. Кроме определенных основ такой методологии вывода специфической сути педагогической деятельности по последнему принципу, которые уже были раскрыты выше, мы остановимся на общих методологических закономерностях систематизации и субординации основных учебных предметов на основе принципа деятельности.

Известно, что принцип деятельности выступает в своих разных формах, среди которых важнейшее значение имеет их распределение на две основных противоположных формы – материалистическую и идеалистическую. Материалистическая форма этого принципа в наиболее развернутом виде была разработана в философии марксизма, где категория материально-практической общественной деятельности рассматривалась как некоторая субстанциональная основа, которая, в конце концов, обуславливает развитие всех других видов этой деятельности, общественных явлений, а также – как окончательный критерий истинности любых наших знаний о явлениях бытия.

Среди всех форм социальной практики важнейшее значение марксистская философия отводила производственно-технологической деятельности, благодаря которой люди и удовлетворяют свои основные материальные и духовные нужды. В связи с этим Маркс писал: „технология раскрывает активное отношение человека к природе, непосредственный процесс производства его жизни и тех духовных представлений, которые происходят в них” [К.Маркс, Ф.Енгельс. – М., 1960. Т. 23, с. 383].

Т.е. именно производственную технологию он рассматривал как ту субстанциональную основу, которая дает возможность нам вывести в социальной теории суть всех других общественных явлений. Исходя из этого, Маркс поставил и такую задачу: „…Из данных отношений реальной жизни (т.е. в конце-концов из производственно-технологических процессов – В.Л . ) вывести соответствующие им религиозные формы (как один из важных проявлений духовной жизни – В.Л. ) . Последний метод есть единственно материалистическим, а тем самым, и единственно научным методом” [Там же]. Правда, здесь же Маркс говорит и об очень большой сложности выполнения этой задачи вывода в социальной теории всех форм общественной жизни, включая и духовные. Но все же именно производственно-технологическая деятельность играла в социальной теории марксизма роль того исходного принципа, из которого выводился сначала определенный тип производственных отношений (экономический базис), а в дальнейшем из последнего и суть всех других общественных и духовных явлений (как надстройка над этим базисом).

Безусловно, эта методология марксизма сыграла важную роль в решении проблем систематизации и субординации учебных предметов образования, в определении ее основной цели. Так, в понимании последней важнейшее значение имело ленинское положение о том, что в борьбе капитализма и социализма победит тот строй, в котором будет большим рост производительности труда. Именно этот, по сути дела, сциєнтично-технократичний принцип, сыграл важнейшую роль в организации всей системы нашего образования, в понимании ее основной цели как прежде всего достижения максимальных темпов роста производительности труда.

Но марксистское понимание принципа деятельности критикуется многими теми другими направлениями философии, которые основной формой человеческой деятельности считают именно духовную, а не материальную. Исходя из этого, они рассматривали марксизм как такую концепцию, которая редуцирует все сложнейшие социальные процессы, в частности духовные, к экономике и производственно-технологической деятельности. Поэтому сейчас, когда мы говорим о необходимости гуманизации всей нашей системы образования, о преодолении в ней сциентично-технократического принципа, который в основном рассматривался как приоритетный в формировании ее основной цели, необходимо учесть эту критику.

Это касается, в частности, того, что в современной философии образования довольно широко распространены и те концепции, которые исходят из субъективно-идеалистического понимания деятельности человека, например концепции экзистенциализма, персонализма, лингвистической философии и т.п.. Так, представитель лингвистической философии Рудольф Карнап, исходя из этого, считал, что первичной основой философии является тот язык, который описывает именно эту форму человеческой деятельности. Что же касается так называемой „языка вещей”, то его надо рассматривать лишь как некоторую вторичную надстройку над вышеупомянутым первичным языком. И хотя такой язык вещей приобрел большое значение в человеческой деятельности, нельзя согласиться с тем принципом материалистической философии, который абсолютизирует и полностью объективирует именно этот „язык вещей”.

И само понятие практики, кроме своего марксистского толкования, имеет и другие. Наиболее распространенным среди них есть то, которое разрабатывается в философии прагматизма, где под практикой понимается, прежде всего, деятельность каждого отдельного человека, которая направлена на достижение своей индивидуальной цели, а критерием истины любого идеального плана такой деятельности – достижение этой цели, т.е. успех. Все это говорит о том, что и то направление образования, которое исходит из построения теории педагогики на основе принципа деятельности, также разделяется на некоторые свои во многом противоположные виды. Это также надо учитывать в современной философии и образовании.

Но это не означает, что надо просто отвергнуть марксистское понимание принципа деятельности в современной философии и образовании. Уже много из известных его критиков, например Макс Вебер, не соглашаясь с некоторой абсолютизацией роли промышленного производства в развитии общества, все же отмечали важное значение марксистского понимания принципа деятельности, которое оно внесло в раскрытие многих закономерностей этого развития. Поэтому можно согласиться с выводом о том, что производственно-технологическая деятельность играла очень важную роль и в становлении образовательной деятельности на всех ее основных исторических этапах.

Известно, что уже ученики младших классов обычно проявляют большой интерес к тому, чтобы принимать непосредственное участие в решении тех проблем, которые возникают в жизни знакомых им взрослых. Особенно это касается процессов производства. Поэтому именно трудовое воспитание рассматривается в педагогической концепции А.С. Макаренко и многих его приверженцев как тот важнейший способ обучения и воспитание учеников, благодаря которому можно осуществить решение проблемы преодоления отчуждения педагогической деятельности от непосредственных интересов учеников.