Эволюция, самоорганизуясь, ведет к Свободе, через индивидуализацию, завершение отдельных сущностей, и человеку остается осознать этот процесс и действовать в согласии с ним. Человек станет свободным, если перестанет угнетать другое в угоду своему малому “я”. Вот чему учит синергетика и вот откуда неадекватная реакция на нее. Но синергетика возникла не по прихоти или своеволию ученых, она как раз и делает это своеволие невозможным, ибо исходит не из того, что считалось неукоснительным, а из законов Бытия или онтологической Справедливости. Это стало возможным вследствие самоорганизации самой науки, которая перестает быть функцией, способной постигать лишь частные законы, относительную истину. Это обусловит смену не только логики научного познания, методики, но и языка науки. На смену однозначному понятию приходит многозначный символ, “иероглиф”.. А если языком науки становится символ, то она неизбежно сближается с искусством, с духовными учениями, религиями, которые во главу угла ставят Истину. Это не значит, что что-то будет существовать за счет чего-то, что сотрется грань между ними, нет, здесь возможно лишь неслиянное и нераздельное совместное действие или служение. Это значит, что ученый не сможет обходится без искусства, а религиозный деятель не будет пренебрегать научным знанием, реализуя идею “положительного всеединства”. Наверное, тогда и произойдет преображение мира, когда аттрактор, великий аттрактор, совпадет со всеобщей Энтелехией или предназначением мира к Свободе. По-крайней мере, так я себе представляю синергетическую перспективу, ее идеальный образ
“Да будет свет; покайтесь, ибо
приблизилось царствие небесное.
Покайтесь, да будет свет”.
/Бытие, 1, 31/
Собственно, почему “синергетика”? От духовного слова “синергия”, со-энергетичность, соединение двух типов энергии: небесной и земной, Божественной и человеческой, — двух планов Бытия.1. Их единство, как правило, упускалось из виду теми, кто определял движение мысли и склонен был признавать что-либо одно — или Небо, или Землю, или дух или материю. /Еще на памяти борьба идеализма и материализма как основной закон философии; эта псевдоидея дорого нам обошлась; впрочем, как и всякая идея, потворствующая борьбе/.
Если Свобода первична, есть конечная цель человеческого существования, то противопоставление одного другому делает эту Свободу невозможной в принципе. Естественно, не свободу стихии, а свободу разума, — как условие самостояния человека. “И познаете истину, и истина сделает вас свободными” /Ин., 8, 32/. Рассекая Целое на части, отходят от Истины, от основ Бытия или от самих себя. Лишь немногим — мудрецам, пророкам — открывалось единство того и другого, закон Целого, единичного как явленного Единого. Открывалась оно и Св.Августину: “Бог привел все к единому порядку; этот порядок и делает из мира “единое целое” — universitas. Эту целостность человек “разрывает”, предпочтя ей, из личной гордости и личных симпатий, “одну часть”, “мнимое единство”; он, таким образом, ставит “часть” выше “целого”, достоинством, принадлежащим “целому”, он облекает “часть”” /Исповедь Блаженного Августина, 111, 8, 16/.
Этим, в сущности, все сказано, но именно “часть” продолжала править миром, оберегая его от Свободы. Время от времени интуиция Целого осеняла великие умы: “Мною движет глубокое чувство того, что все рождающееся в душе, будучи истечением единой силы, составляет одно большое целое и что все единичное, словно овеянное тою же силой, должно нести на себе признаки своей связи с этим целым”.1. В.И.Вернадский верил в целостность сущего, что требовало иной логики, целостного знания, языка символа — в соответствии с “современной вселенскостью жизни”. Это были великие, но единичные умы. Новизна наступающей ситуации в том, что наступило время “положительного всеединства” (“полной свободы составных частей в совершенном единстве целого” — по Вл.Соловьеву). Надо думать, изжила себя система тотального противостояния, силовой вариант истории, порождаемый дуализмом мышления. Кто эту новизну ситуации не принимает во внимание, останется вне Эволюции или за пределами Бытия. Научная мысль приходит к выводу, что есть нечто третье, основа того и другого, духа и материи, — это Энергия, и что односторонность, принцип мышления “или то, или это” не в состоянии отразить истинную картину мира, ответить на вопросы современности. Начался поиск “нового понятия, отвечающего реальности” /Вернадский/2.
- Вильгельм фон Гумбольдт. Избранные труды по языкознанию. М., 1984, с. 176.
- Предустановленной встрече Божественной и человеческой энергии посвящена книга под ред. С.С.Хоружего “Синергия” (М., 1995) : “Здесь (в исихазме) кроется свой образ человека и свой дискурс, способ рассуждения и мышления, которые, будучи в полной мере раскрыты, могли бы, возможно, инициировать переход мысли и культуры в новую, энергийную парадигму” /с.5/.
Этот поиск и привел, в частности, к восточным учениям, прежде всего Индии и Китая, чему немало свидетельств в научных трудах. Попробую показать, что же привлекло ученых, в частности, в древнекитайской традиции. Согласно этой традиции в основе духа и материи лежит энергия, которая постоянно видоизменяется, принимает разные формы. Все есть ци, вселенская энергия, она то сгущается и образует “вещи”, то разрежается, переходит в чистую энергию без каких-либо примесей. “Единое ци пронизывает все, поэтому мудрый ценит Единое” — говорит даосский мудрец Чжуан-цзы.
Изначальная энергия светоносна, извечна, подчиняется своим законам, призванным реализовать все положительные потенции. (В нашем представлении, это — божественная энергия). Каждому витку истории соответствует свой тип энергии, или инь-ци /темное, холодное, мистическое начало; стремление к сжатию, покою/; или ян-ци /светлое, теплое, творческое начало; стремление к движению, расширению/. В процессе социальных неурядиц, неправедной жизни людей изначально светлая энергия омрачается. Начинает преобладать один из двух видов энергии, но, теряя своего напарника, способность к равновесию, этот вид энергии начинает саморазрушаться. Обе энергии могут нормально функционировать лишь взаимодействуя, уравновешивая друг друга, в противном случае, неизбежно вырождаются: из высшей, светоносной превращается в низшую, разрушительную стихию. Как сказано в “Речах царств” /”Го юй”, 780г. до н.э./ по случаю землетрясению в долине трех рек царства Чжоу: “Чжоу стоит на краю гибели. Сами по себе небесные и земные ци нарушить порядка не могут. Если они преступили его, то только потому, что люди нарушили порядок. Когда ян сокрыто и не может проявиться, когда инь подавлено и рвется наружу, тогда происходят землетрясения. Вот и теперь три реки стали жертвой землетрясения в результате того, что ян, утеряв свое место, подавило инь. Потеряв свое место, ян встало на место инь, и течение рек не могло не нарушиться”.1.
Потрясения ХХ века свидетельствуют о том, что ян утратило свое место, неуравновешенное инь, утратило свою природу: огненное ян, отпав от Разума, превратилось в разрушительную стихию невиданного масштаба в процессе войн и революций. К концу ХХ века низшее ян или энергия агрессивности принимает форму национальных столкновений, которые ни к чему хорошему не приводят, или в форму телевизионного и физического террора. Все это свидетельствует об утрате всякой связи с изначальной Реальностью. В этой ситуации не остается ничего другого, как изменить сознание, вернуть ему уравновешенность, освободить от синдрома страха перед другими. Таково требование наступающей фазы Эволюции, нового эона, поворачивающего от разъединения к соединению всех мыслимых и немыслимых пар. На поверхности это выглядит, как Встреча запада и Востока, прошлого и настоящего, или — разума и чувства, веры и науки, религии и искусства, и этот ряд можно продолжить до бесконечности.
Естественно, наука, если она жива, не может не отвечать на вызов современности, не искать выхода из тупиковой ситуации. Так появилась СИНЕРГЕТИКА, принципиально отличная от классической науки, имевшей дело с линейными объектами — в соответствии с типом мышления. Противопоставив человека-субъекта всему остальному миру, наука нарушила закон Целого, онтологическую Справедливость. Синергетика же, которая имеет дело с нелинейными, открытыми состемами, опирается не на волю человека (хотя без нее не обходится), не на представления человека о сущем, а на волю Вселенной, сняв тем самым роковое противоречие между субъектом и объектом, наблюдателем и наблюдаемым в духе целостного подхода, что переворачивает все бытующие до сих пор представления.
На буддийско-даосском Востоке этот подход называют Срединным Путем, что значит следовать Пути мирового становления, не расходиться с предустановленным порядком, вселенским ритмом, не отклоняясь ни вправо, ни влево, ибо Истина в Середине или в Центре (Чжун). Крайности же, всякая односторонность, ведут к гибели. “Срединность (Чжун) — великий Корень Поднебесной. Равновесие (Хэ) — Путь Поднебесной” — сказано в древнекитайском трактате “Чжун юн” (Постоянства достигает тот, кто пребывает в Центре, 1, 2,4).1. Здесь важно иметь в виду, что Равновесие-Хэ (что переводят, как “гармония”) подразумевает именно неравновесное или пульсирующее состояние, которое, соответствуя природному ритму, обеспечивает устойчивость, потому и называют “Путем Поднебесной”.
Не преодолевать, тем более не уничтожать одно во имя другого, скажем, прошлое во имя будущего: разрушать прошлое, значит разрушать будущее. Время едино, лишь на поверхности одно переходит в другое. Истинно выстроить что-то можно лишь имея извечную Основу. Поэтому мудрец ценит Единое и следует Естественности (Цзыжань): не навязывает Природе своего образца, а берет ее за образец; не поучает Природу, а учится у нее. В синергетике это называется законом самоорганизации. У Лаоцзы звучит, как: “Человек следует законам Земли. Земля — законам Неба. Небо следует Дао, а Дао — самому себе (Цзыжань, можно перевести, как “самоорганизуется”)2.
1.Китайские трактаты цит. по: Сочинения китайской классики. Чжун юн, т.4, Токио, 1967.
2. “Даодэцзин”, 25. Сочинения китайской классики, т.6. Токио, 1968.
1. Методологические трудности
Почему же ученые, философы, за некоторым исключением, с трудом воспринимают новую науку, выросшую из высокой традиции? Науку, которая обещает выход из ситуации распада, ориентирует на единение всех разрозненных пар, т.е. формирует целостное видение, столь необходимое для спасения мира?
1. Что мешает уму воссоединить то, что предназначено друг другу, осознать неразрывность единого и многого, знакомого уже древним? Все в основе своей едино, — уверяли они, и лишь на поверхности принимает разные формы. “Я нашел, что над моей изменчивой мыслью есть неизменная и вечная Истина”, — говорит Св. Августин /Исповедь, У11, 17, 23/. А Лаоцзы в первой же строке “Даодэцзина” напоминает: “Явленное Дао не есть Постоянное Дао”. И пусть Св.Августин имеет в виду Христа: “Я есмь путь и истина, и жизнь” (Ин., 14, 6), а Лаоцзы — моральный Закон Вселенной — Дао, который изначален, все предопределяет и ведет мир к совершенному Добру, цель у них одна — достижение небесного образца через очищение, преодоление страстей человеческих, о чем дальше и говорит Лаоцзы: “Кто не позволяет страстям овледевать собой, тот видит
1. Можно вспомнить хотя бы статью в “Независимой газете” (от 5 марта 1996г.).
“Независимость” от чего и для чего — хотелось бы спросить. Статья Ю.Д.Ничипоренко называется “Куда ни кинь, всюду ян и инь”. Очень остроумно, а главное — верно: всюду инь и ян и никуда от них не денешься. Главное, чтобы не было чего-то одного, тогда и получается перекос, то самое низшее ян. Янский грех, — повсюду грех, и на Западе, и на Востоке, — можно смирить иньской мудростью, что и делает Сергей Павлович Курдюмов: ищет выход не только для физики, но и для нас грешных, чтобы неуравновешенная энергия не перешла последнюю черту. Тогда уж будет необратимость, но отрицательного свойства, т.е. вниз, прямо в ад кромешный. Чтобы этого не произошло, ученый не перестает повторять: “У человечества нет другого выхода, как ясно понимать механизм самоорганизации сложных систем и знать эволюционные правила запрета, чтобы обеспечить будущее человечеству”.
Что недоступно обычному взору, открывается измененному сознанию в состоянии полного сосредоточения. Поверхностному, частичному видению недоступна Истина, ибо Истина есть Целое. То есть знание проявленного, феноменального мира не позволяет судить об истинных законах Бытия, правильно строить свои отношения, предвидеть наступающую мировую ситуацию, чтобы действовать в согласии с ней. Это и есть мудрость — видение всеобщих связей. В заботе о будущих поколениях древние мудрецы Китая, “совершенномудрые” создали “Книгу Перемен” /Ицзин/, где расписали 64 ситуации мирового процесса и как человеку вести себя в каждой из них, чтобы не выпасть из Целого, не прийти в противоречие с законами Бытия.
Греческая наука в большей степени доверяла видимому миру, опиралась на эмпирический опыт, т.е. на явленное Дао, которое не есть Постоянное Дао, абсолютный Закон. Похоже, их не тревожило несоответствие феноменального мира истинно-сущему. Греки верили, что человеческий ум может не только познавать сущее, но и изменять мир по своему усмотрению. “Вместе все вещи были. Ум же их отделил и привел в порядок”. И хотя для Анаксагора Ум-Нус божествен, человек у греков мало отличался от богов или боги от человека. И потом из века в век ученые, понимая, что открывают относительную истину, все же склонны были выдавать ее за абсолютную, часть за целое.
Иначе складывались отношение человеку с миром на буддийско-даосском Востоке. Там думающие признавали источником сущего Небытие, понимая его как полноту непроявленного мира, ибо все явленное временно, частично и в этом смысле недостоверно. “Все вещи в Поднебесной рождаются из Бытия, а Бытие рождается из Небытия” (Даодэцзин, 40). И это мало похоже на унаследованное отношение к Небытию, Ничто на Западе. Мне уже приходилось писать, что в одном случае Ничто внушало ужас, как абсолютный конец, исчезновение, как страшная бездна, в котрой все исчезает. В лучшем случае — это инертная материя, нуждающаяся в участии Кормчего или Нуса. На Востоке же Небытие — это потенция Света и Покоя, доступные просветленному уму. Это как бы до-бытие, а не после-бытие, то, что над двойственностью — Целое, основа сущего, буддийская Пустота-Шунья. Этим словом обозначали “Ноль”, — полноту непроявленного мира, что, видимо, принципиально отличается от понимания нуля, как и точки, в западной науке, судя уже по высказываниям Аристотеля. “Нелепо при этом считать пустотой точку: она должна быть местом, в котором имеется протяжение осязаемого тела” /Аристотель, Физика, 4, 7/. В другом месте Аристотель называет точку “началом линии”, а не сжатой Вселенной, как полагают буддисты. И не удивительно, что на Западе возобладало линейное мышление, которое рано или поздно должно было прийти к “голографическому” своим собственным путем — через развитие науки и техники, через ЭВМ, о чем уже в 80-е годы пишут наши ученые. 1.
С одной стороны, эмпирическая действительность не дает представления об истинно-сущем, ибо все дефиниции иллюзорны, — говорят буддисты; с другой, нирвана и есть сансара, эмпирическое бытие, — они недвойственны говорят буддисты Махаяны и не только школы Срединного Пути (Мадхьямика). Явленное Дао не есть
1.См.Т.С.Ахромеева,С.П.Курдюмов,Г.Г.Малинецкий “Парадоксы мира нестационарных структур”,серия МАТЕМАТИКА, КИБЕРНЕТИКА, 1985/5.
Постоянное Дао, но они одного происхождения, одного истока, — напоминает Лаоцзы, — соотносятся как внешнее и внутреннее, глубинное и поверхностное, но одно не понять без другого: вечное без временного и временное без вечного. И “Православие полагает стяжание благодати актуальным соединением тварных энергий человека и нетварной Божественной энергии. Соединение же значит единое, согласное действие обеих энергий, их взаимную со-действенность, “со-энергетичность”” /Синергия, с. 108/.
Взгляд на сущее как несущее определил и восточную “теорию познания” /хотя, в строгом смысле, это и не “теория” — она неотделима от практики, и не “познание”, — оно неотделимо от переживания, вчувствования/, как принцип недвойственности, непротиворечивости, непротивопоставления одного другому, ибо в своей основе все Едино. В их языке отсутствует само понятие “противоположности”. Говоря словами третьего патриарха чань /япон.дзэн/ Сэн Цаня /У11в./: “Нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего… Одно во всем, и все в одном” /”Доверяющее сердце”/. Все беспрепятственно сообщается между собой. Пребывая в полном покое, в Пустоте, не имея помех в виде каких-то установок ума, все становится самим собой, проявляет свою природу. “Совершенный путь, — продолжает Сэн Цань, — подобен бездне, где нет недостатка и нет избытка. Лишь оттого, что выбираем, предпочитаем, теряем его. Не привязывайтесь ни к чему внешнему и не живите во внутренней пустоте. Когда ум покоится в единстве вещей, двойственность сама собой исчезает”.
Одних безднасоединяет с Небом, других — разъединяет с Богом. “В Христовой Церкви ты найдешь бездну, найдешь и горы: найдешь малое число хороших людей — ведь гор тоже мало — бездна же широка: она означает множество худо живущих” /Св.Августин. На псалмы, 3, 5, 10/. И в “Исповеди”: “бездна призывает бездну” /Х111, 13, 14/. С. Хоружий комментирует вековую “Ситуацию”: “Христианская онтология имеет в своей основе универсальную модель реальности — модель онтологического расщепления, где существуют два горизонта бытия: подлинное и совершенное бытие (Абсолютное, Бог) и бытие, в том или ином смысле несовершенное, недостаточное, ущербное; между ними — различие сущностей или природ, онтологическая дистанция, бездна” /Синергия, с.47/. Все это говорит о коренном различии в понимании изначального, вследствии которого в душах одних зародился страх перед бездной Ничто, в душах других — полное доверие ему и стремление уподобиться Ничто или Целому, где нет различий и предпочтений, где все Едино и ждет своего часа, ждет участия человека. В одном случае можно говорить о дуальной, в другом — о недуальной модели мира, которые обусловили соответствующий тип мышления, психологии, логики, культуры, исторического ритма.
2.Знание и незнание Великого Предела
Итак, тип европейской цивилизации предопределен дуальной моделью мира и соответствующей логикой, сформулированной еще Аристотелем, которая вплоть до ХХ века идентифицировалась с логикой вообще. “Невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении… это, конечно, самое достоверное из всех начал” /Аристотель. Метафизика, 3, 3/. И сравните с Ланкаватара сутрой, где Будда говорит ученику: “И все же, Махамати, что же значит “недуальность”? Это значит, что свет и тень, длинный и короткий, черное и белое — суть относительные названия, Махамати, они едины, как нирвана и сансара. Все вещи нераздельны, одного нет без другого”.
Живучесть логики аристотелевского типа имеет свои причины. С одной стороны, можно объяснить просто — логикой обыденного сознания. Мир делится на субъект и объект, чтобы субъект мог пользоваться объектом по своему усмотрению. Раздвоение, таким образом, сделало возможным господство-подчинение, существование одного за счет другого, что делало Свободу невозможной в принципе, ибо Свобода есть Целое и доступна лишь целостному уму. Целостный ум не сражается, ибо ни в чем не испытывает нужду. Греки провозгласили власть одного над другим естественным правом, природным началом /достаточно вспомнить “Политику” Аристотеля/, положили начало “борьбе” как способу существования сущего. Мудрейший из философов Гераклит признает: “Следует знать, что борьба всеобща, что справедливость в распре, что все рождается в в распре и по необходимости” (В, 80). А Лаоцзы скажет: “Дао совершенномудрого — это деяние без борьбы”, “Он не борется, благодаря чему он в мире непобедим” /Даоэцзин, 81, 66/.
Но есть, видимо, и другая причина, которую можно назвать Божьим промыслом. Раздвоение на каком-то этапе было необходимо, без раздвоения сущего не появилась бы наука, которая имеет дело с объектами, не развилась динамичная по духу цивилизация, предоставившая в распоряжение людей совершенную технику. Правда, все это служит скорее лишь физическому человеку, что тоже немаловажно, хотя есть лишь условие его самостановления, лишь бы цель и средство не поменялись местами, наука и техника привели бы к цивилизованной жизни, а не к “цивилизованному варварству”. На это и надеялись древние, тот же Гераклит: “Не понимают, как расходящееся с самим собой приходит в согласие, самовосстанавливающуюся гармонию лука и лиры” /В, 51/. Собственно, интуиция древних претворяется современной наукой с ее идеей самоорганизации и Великого Единения.
Тем не менее, путь к этому был труден и во многом не преодолен, хотя и греки, и христианские пророки предупреждали о неминуемом возмездии за ложные дела, но это не смущало умы, жаждущие благ земных. Логика обусловила смену одного другим, — от мифа перешли к Логосу ( как будто можно перейти от извечного). И Логос сузился до логики, теряя целостность, и Слово, которое “было в начале” и было Богом, сузилось до оболочки слов, которые утратили свою божественную силу и затмили сознание. Из века в век эта тенденция — от великого к малому — предопределяла ход событий. Массовое сознание менее всего радело о расширении внутреннего бытия и заботилось о совершенстве житейском. Ничто не могло свернуть массу с избранного пути. “В мире был, и мир чрез Него начал быть, и мир Его не познал” (Ин., 12, 46)
Так продолжалось, пока не пришло разочарование в самом превратно понятом “прогрессе”, не давшему человеку того, ради чего он явился в этот мир. Все говорило о духовном кризисе, религиозные конфликты в том числе. Наступило всеобщее разочарование, “великое отрицание”, эпоха нигилизма. Возникает движение “антикультуры”, антисциентизм, сомнение в нужности самой науки, механической цивилизации, не сделавших человека счастливее. Это не могло не вызвать коренных перемен в сознании, а, стало быть, и в науке, в духовной сфере. О нравственном законе как основе человеческого существования напоминали новые пророки, ратующие за жизнь без насилия, достойную истинного человека: Т.Карлейль, Г. Торо, Р.Эмерсон, Л. Толстой, А. Швейцер, Ганди.1. Всех не перечислишь.
1. Фондом “За выживание и развитие человечества” задумана серия “Новых пророков”, и вышла уже 1-я книга:Торо-Толстой-Ганди-Эмерсон. /Спб., 1996/, и очень важно, чтобы серия была продолжена.
Это уже не редкие мудрецы, а духовное сообщество, противостоящее общему потоку тех, кто продолжает жить с закрытыми глазами, не удручая себя мыслями о том, что ждет их впереди. И об этом сокрушался Эмерсон: “Общество не любит правды и творчества, оно предпочитает им ничего не значащие слова и условности. Большинство людей придумали ту или иную повязку себе на глаза и накрепко привязались к какой-нибудь группе”. Но есть выход: “Поднимаясь над страстями, душа созерцает целостность и вековечную причинную связанность, постигает независимость Истины и Блага, и в нее вселяется успокоение, ибо она уверяется, что все идет хорошо” 1.
В чем же причина того, что “Ось зрения, — по Эмерсону, — не совпадает с осью вещей, и поэтому последние выглядят не прозрачными, но непроницаемыми. Причина того, что миру недостает единства, что он лежит в развалинах и нагромождениях, состоит в утрате человеком единства с самим собой”. 1.
Мне уже приходилось писать, что Запад не знает Великого Предела /кит.Тайцзи/, регулирующего вселенские энергии, направляя сущее к наилучшему порядку: доходя до какой-то точки, явление как бы начинает обратный путь, чтобы не выродиться в односторонность, не выпасть из Целого, не превратиться в свою противоположность. “Великое Дао — оно в бесконечном движении не достигает Предела. Не достигая Предела, возвращается к истоку” /Даодэцзин, 25/. В эмпирическом мире все движется “туда-обратно” (шунь-ни), — пульсирует, подобно вдоху-выдоху, приливу-отливу. “Изменения есть
1. Ральф Эмерсон. Эссе. Генри Торо. Уолден, или жизнь в лесу. М.,1986, 64.
образ движения туда-обратно” — сказано в древнем комментарии к Ицзину “Сицычжуань” (1,9) 1. Само движение двуедино (по принципу электрического тока), двигаясь туда-сюда по горизонтали, восходит одновременно по вертикальной оси или двойной спирали: “То инь, то ян и есть Дао. Следуя этому идут к Добру” /”Сицычжуань” / 1. Помните, Хэ — Равновесие, Путь поднебесной, есть неравновесное состояние: чего-то больше, чего-то меньше. Чередование инь-ян и позволяет восходить к абсолютному Добру или Благу. Идя вперед, смотрят назад (шунь — правильный, ни — обратный порядок), так что поворот назад не есть катастрофа (“ни” близко понятию “хаоса” в синергетике, момент перестройки), а есть необходимая фаза развития, чтобы одностороннее движение не привело к самоистреблению сущего. Одно прибывает, другое убывает, чтобы могло пульсировать целое на уровне макро- и микромира, от клетки до галактики. Недаром к учению о взаимодействующих инь-ян столь велик интерес ученых. Физики сравнивают его с волновой теорией. Нильс Бор использовал модель инь-ян в качестве эмблемы, дополнив латинским изречением — “противоположности дополняют друг друга”. Осознание недвойственности, непротиворечивости сущего и позволило ученому открыть “квантовый механизм”, квантовую природу мышления.
В строгом смысле, инь-ян не противоположности, ибо присутствуют друг в друге. Сейчас нередко прибегают к изображению этой модели: два полуизогнутых полушария в одном круге, наподобие зародыша. На темной, иньской половине — светлая точка ян, на светлой, янской половине — темная точка инь. Они взаимопроницаемы: винь есть потенция ян, в ян есть потенция инь. (Потому я и определяю китайскую модель, как “белое станет черным, черное станет белым”, в отличие от европейской — “белое или черное” и индийской — “белое и есть черное, черное и есть белое”, они недвойственны, их различие иллюзорно.
Собственно, пульсация инь-ян не есть цель, а есть путь к цели. Цель же — достижение абсолютного Покоя, Постоянства, — по Лаоцзы: “Достигни предельной пустоты, утвердись в покое, и все вещи будут сами собой чередоваться, останется лишь созерцать их возвращение. Хотя вещей неисчислимое множество, все они возвращаются к своему истоку. Возвращение к истоку назову Покоем. Это значит — возвращение к велению Неба” (Даодэцзин, 16). И продолжает: “Поэтому мудрец пребывает в Постоянстве, делает добро, спасает людей. Пребывая в Постоянстве и делая добро, спасает все существа, не отбрасывает их. Это и называется быть Просветленным” (Даодэцзин, 27). Иначе говоря, цель — достижение внутренней невозмутимости, преодоление колебаний, волнения дхарм, — сказали бы буддисты. Это делает человека абсолютно независимым от превратностей жизни, истинно свободным. Потому комментаторы “Даодэцзина”, говоря о Дао-человеке, о великом Дэ, воплощении великого Дао, вместо иероглифов “шунь-ни” (туда-сюда) пишут “суй-шунь”, что значит полное слияние с Дао, пребывание в истинном покое, или — внешнее движение при внутренней невозмутимости обретает максимальную силу воздействия. Потому Лаоцзы и говорит: “Покой есть главное в движении”; изменчивое подчиняется закону Неизменного, Покою, Постоянству.
Но к этому же состоянию успокоения ума ради соединения с Божественной энергией устремлены усилия христианских подвижников: “Ум в особом акте синтеза мыслит все сразу” (Иером. Софроний) — только на Востоке не назовут это “синтезом”, не зная “анализа”, а назовут “анатманом” — “не-я”, полным самозабвением себя внешнего ради пробуждения внутреннего Я; назовут “не-умствованием”: когда замолкает малое, вторичное “я”, эго, тогда говорит истинный, внутренний человек. На буддийском Востоке назовут это Просветленностью, в христианском мире — Спасением, но суть одна — освобождение от вторичного, неистинного. С. Хоружий приводит мнение современного греческого богослова Х. Яннараса: “Спасение… не юридическое оправдание поступков. Греческий термин… означает: я становлюсь Целостным, я достигаю полноты своего существования” /Синергия, с. 58/. Но то же самое можно сказать и о Дао-человеке и о бого-человеке). Вывод Яннараса логически вытекает из осмысления порога Ничто, бездонного молчания как высшего момента в восточной апофатике, в отличие от западной негативной теологии, которая отождествляет Ничто с полным неприятием, отрицанием бытия.
Вспомним, что Лейбниц пришел к мысли о “предустановленной гармонии”, осознав целостность мира через целостность, завершенность ее индивидуальных сущностей, монад, — “вечной части нашей нравственной природы”. Каждая монада реализует заложенную в ней программу, и это не противоречит китайскому пониманию внутренней формы — “ли”, или идее о мгновенных проявлениях в единичных сущностях вечного Дао, морального закона Вселенной, который обойти невозможно, а главное не нужно, ибо он ведет сущее к Благу. 1.
Наконец, вспомним еще раз Гумбольдта, его мысль о том, что “в индивидуальности заключена тайна всего бытия”, или о том, что “объективная истина проистекает от полноты сил субъективно индивидуального”. То есть если нечто достигает полноты, завершенности , т.е. становится свободным, то пропадает разница, ущербность отдельного: всё следует единому закону. И значит, разделение мира на субъект и объект приводит к тому же, к Целому, когда отдельное достигает полноты, субъект достигает совершенства и уже не может противостоять объекту. Само по себе пропадает отношение к объекту как к чему-то второстепенному, подневольному, пропадает сам объект как противоречащий природе Целого. И получается, что, действительно, и противоположные в чем-то пути ведут к Единому по мере своего завершения или по воле Бытия. Это и делает неизбежной Встречу, в том числе, Запада и Востока. Но эта Встреча не могла бы состояться, если бы одно уподобилось другому и нечем было поделиться.
Время подтверждает, что ,действительно, на половине ян (западная парадигма) присутствует иньская точка, которая способна то расширяться, то сужаться, и, наоборот, на иньской половине (восточная парадигма) никогда не исчезала янская точка, которая также могла то расширяться, то сужаться, но не могла исчезнуть совсем. Значит, неизбежна их Встреча, Запада и Востока (как неизбежна встреча непараллельных прямых в бесконечности). “Запад и Восток есть в каждой вещи”. И хочется перефразировать эти слова Гегеля: “Запад и Восток есть в каждом человеке”. Пусть окружными путями, но и Запад не мог миновать Великого Предела (Ахиллес догнал черепаху). Не потому ли, что Великий Предел есть закон Бытия, “в нем обе формы коренятся” — по Чжу Си, — момент Встречи инь-ян. И человеку предстоит понять этот Закон или мудрость и действовать в согласии с нею. Конечно, можно и не учитывать законы Бытия, упорствовать в неведении и двигаться не туда, все дальше от себя, но тогда придется повторять путь до тех пор, пока не откроются глаза души.
В наше время уже немало признаков Прорыва в инобытие: “Проходит лик мира сего”. Проходит и момент “остановки”, “эпохе”. Гуссерль для того и отвергал стереотипы, воздержаться от суждений, чтобы иметь паузу, дать возможность эйдосу самовыявиться. Предлагал довериться тому, что японский философ ХХ века Нисида Китаро назвал “чистым опытом”, без каких-либо спекуляций, — логикой Небытия, абсолютной непредвзятости — как путь к истине.
3.Логика Небытия или Целого
Переживаемые наукой перемены, встреча логики-интуиции, меняют отношение к сущему. Наука приобретает универсальный характер. Может быть, впервые ученые, преодолевая научный эгоцентризм, задумали понять Природу, исходя из нее самой, из законов Бытия, а не из своих представлений о нем. Проблема Бытия актуализируется, предопределяя методику познания в философии, в физико-математических науках. Действительно, можно сказать, что развитый ум прошел этап “остановки” и вновь расширяется “иньская точка” или интуитивное, целостное знание; на сей раз в сфере науки срабатывает принцип “разрастания малого” в нелинейной среде. “Создается новая своеобразная методика проникновения в неизвестное, которая оправдывается успехом, но которую образно (моделью) мы не можем себе представить”. (Кстати, и это препятствие преодолевается школой Курдюмова благодаря “нелинейному мышлению”: “Группой исследователей ИПМ им. М.В.Келдыша совместно с учеными из МГУ развивается представление, что в открытой нелинейной среде без изменения ее собственных параметров, но при варьировании только характера начального воздействия на нее, могут возникать разные структуры, выступающие в качестве аттракторов, целей развития. Цели развития, конечные наиболее устойчивые ее состояния, уже заложены потенциально в нелинейных свойствах Среды. Понятие “нелинейность” начинает использоваться все более широко, приобретает мировоззренческий смысл”. 1.
1. С.П.Курдюмов, Е.Н.Князева. У истоков синергетического видения мира. — Самоорганизация и наука: опыт философского осмысления. М., 1994, с. 171.
Само рождение синергетики свидетельствует о том, что происходит не столько смена парадигмы, что бывало и раньше, сколько смена вектора движения. Оно уже не ограничивается горизонтальными связями, а тяготеет более к необратимости, движению по вертикальной оси, от Земли к Небу. Одно движение по горизонтали, туда-сюда, естественно, не меняет качества жизни, дает лишь количественное накопление того же. И именно это представление, породившее идею “вечного возвращения”, долгое время господствовало. “Путь вверх и вниз один и тот же” — по Гераклиту /В 60/, что обусловлено было восприятием Космоса, как замкнутого, конечного, в отличие от китайцев, признававших беспредельность и открытость Вселенной и всеобщую тенденцию к восхождению или совершенству: “то инь, то яно и есть дао. Следуя этому, идут к Добру”. Т.е. все само по себе движется к высшему Бытию, и человеку следует осознать это, чтобы стать совершенным. Греки, главным образом, шли от Земли-Геи, китайцы — от Неба, его божественного повеления. Вертикальная ось неподвижна, извечна, “колесо движется, потому что ось неподвижна” — говорят даосы. Это близко тому, что в синергетике называется законом необратимости.
Меняется, таким образом, вся система взглядов, и представление о самой Эволюции, которая обретает целевую устремленность: к Духу, к расширению сознания, внутреннего бытия личности. Высвобождение индивидуальных сущностей предполагает их “локализацию”, “прерывность”, т.е. переосмысление превратно понятой эволюции, “прогресса”, как однолинейного движения по горизонтали. До сих пор История двигалась от соединения к разъединению и наоборот, — вслед за сознанием, в котором, как и в науке, доминировало что-нибудь одно: или идея Единого, или идея многого. На это обратил внимание А.Пуанкаре: “…наука всегда обречена перилдически переходить от атомизма к непрерывности, от механицизма к динамизму и обратно и почему эти колебания никогда не прекратятся… в какой же фазе колебания мы находимся теперь, хотя мы и уверены, что через некоторое время окажемся в противоположной фазе.
И вот я, не колеблясь, утверждаю, что в данный момент мы продвигаемся в сторону атомизма, а механицизм преображается, уточняется” 1. И так оно и было в те годы, когда литература заговорила об “атомизации” личности, обрекающей ее на бездомность. Так оно и было, видимо, двадцать пять веков назад, как видел это Эмпедокл в мистическом прозрении:
“То, Любовью влекомые, сходятся в стройный порядок,
То Враждой ненавистной вновь гонятся врозь друг от друга,
Чтобы в единое целое снова затем погрузиться.
Так, поскольку единство рождается без перерыва
В множества недрах, а множество вновь прорастает вединстве,
Вечно они возникают, и нет у них стойкого века.
Но поскольку обмен сей никак прекратиться не в силах, -
Вечно постольку они существуют в недвижимом круге” 2.
Ну, а в древнем комментарии к Ицзину сказано: “К чему Поднебесной размышления? Все, что расходится, возвращается к Единому. Солнце заходит, луна восходит. Солнце и луна действуют друг на друга, и рождается Свет. Холод уходит, тепло приходит,тепло уходит, холод приходит; тепло и холод действуют друг на друга, и год завершается. Что уходит, искривляется, что приходит, выпрямляется. Кривое и прямое действуют друг на друга, и приносят пользу… Кто следует Справедливости, приобщается к Духу, у того все свершается. Он успокаивает свою душу и достигает высшего Добра” 1.
1. Анри Пуанкаре. О науке. М., 1983, с. 491.
2. Эмпедокл. О природе, 26. Цит. по: Генрих Якубанис. Эмпедокл: философ, врач и чародей. Киев, Синто, 1994, сс. 74-75.
Уникальность наступившей ситуации, или нового эона, эволюционного витка, в осознании одновременности того и другого: то, что на материальном, земном уровне разрозненно, то на духовном, небесном уровне едино. Недаром идея прорыва, “прерывности” привлекала внимание русской мысли уже в начале века. Вспомним чаяния Павла Флоренского: “С началом текущего века научное понимание претерпело сдвиг, равного которому не найти, кажется, на все протяжении человеческой истории. Эти два признака суть прерывность и форма… Непрерывность изменений имеет предпосылкою отсутствие формы: такое явление не стянуть в одну сущность изнутри. Эволюционизм, как учение о непрерывности, существенно подразумевает и отрицание формы, а следовательно — индивидуальности явлений” (“Пифагоровы числа”).
И это была довольно сильная умственная тенденция, видимо, вызванная предчувствием Свободы, которая первична, имманентна Бытию, невозможная без индивидуализации, завершенности каждой сущности и, естественно, прежде всего человека, самоспасение которого дает спасение всему. Примерно за двадцать лет до Флоренского, в 1906 году, японский литератор Окакура Какудзо писал в “Книге о чае”: “Х1Х век с его идеей эволюции приучил нас думать о человечестве, не думая о человеке. Коллекционер усердно собирает образцы, чтобы представить период или школу, забывая о том, что одно прекрасное произведение искусства может научить нас больше, чем многочисленные примеры посредственной работы целого периода или школы”.
1. Сицычжуань 2, 22. — Книга Перемен, Сочинения китайской классики, т.1, Токио, 1966, с. 537.
Осознание недвойственности сущего делает возможным воссоединение двух разрозненных половин, т.е. целостное видение и целостное существование на любом уровне. Происходит переход от искусственных конструкций, составленных из частей, к естественной самоорганизации сущего; отпадает понятие “части”, которая, по определению, не может быть свободной. При устранении дуализма “два” предстает как “одно” или целое, которое сообразуется с небесным замыслом, что дает о себе знать в процессе индивидуализации Единого и универсализации единичного. Можно определить сущностные признаки этого процесса, дающего о себе знать в любой мыслимой сфере. Скажем, переход от внешнего к внутреннему, от количественного критерия к качественному — вслед за переосмыслением закона причинности. По убеждению Пуанкаре, “Всякое событие, сколь бы оно ни было незначительно, имеет свою причину, и бесконечно мощный дух, беспредельно осведомленный в законах природы, мог бы его предвидеть с начала веков”.