«Невозможно решить проблему с того уровня,
на котором она возникла»
А. Эйнштейн
ХХ век явил миру множество модификаций процесса смены государственной власти, но все из них можно было условно разделить на два класса: связанные со сменой господствующей идеологии и экономических порядков, то есть революции, — и связанные только с заменой правящей элитарной группировки - перевороты, путчи, иностранные вторжения. К концу ХХ века сформировалась одна глобальная капиталистическая форма хозяйствования и одна глобальная либеральная идеологическая система.1 Эта форма хозяйствования и идеологическая система постоянно должны подтверждать свою гегемонию, борясь со всеми формами инакомыслия и «инакоделания» во всех уголках планеты. В этих условиях традиционные формы борьбы за власть приобретают форму глобальной гибридной войны2, в которой используется не столько кинетическое, сколько когнитивное, информационное, организационное, социальное виды оружия. Для того, чтобы выстоять в этой войне, надо понимать ее генезис и механизмы.
Мета-масштаб социальных процессов
Исторический процесс является частью Системогенеза — направленного развития больших систем нашего пространственно-временного континуума: от простого сложного, от косной к живой материи и далее — к психосоциальным формам организации. В результате Системогенеза возникают новые построения, все более эффективно противодействующие энтропии: каждый последующий уровень системной организации осваивает новые способы противодействия хаосу3. Большие системы выстроены в иерархию, каждая нижележащая система входит в вышележащие образования на правах функционального элемента (подсистемы) и выполняет «программные требования» вышележащих систем.
Система современного социума, в свою очередь, выстроена из государств и квази-государственных образований со сложным иерархическим взаимодействием. Государственная власть была и есть управляющая структура, задающая и поддерживающая модели результатов деятельности для элементов социума: она понуждает индивидов и социальные группы к выполнению ими социальных обязанностей (точнее, обеспечивает синхронизацию их усилий для достижения совместного результата деятельности). Борьба за власть, смена власти или ее захват, — все эти процессы отражают не столько борьбу отдельных индивидов и социальных групп за доминирующее социальное положение, сколько динамику развития самой социальной системы – ее системогенез. Для развития новой социальной системы История выводит и соответствующих руководителей: роль личности (личностей) в Истории определяется их способностью поддерживать необходимые «программные требования» для социума. Традиционно переход к новому концепту (новой модели социальных результатов деятельности) – остро конфликтный процесс, который возникает в результате противоборства «творческого меньшинства», «людей, желающих странного» (пассионарных групп) - с действующей властью (в Русском Мире их значительно больше, чем в Западном). Реакция правящих элит, как показывает История, на распространение нового концепта, как правило, репрессивная: чем сильнее противостояние, тем драматичнее происходит смена концепта и элиты. В результате «социального катаклизма», правящая элита, оказавшаяся неспособной ответить на вызов нового «концепта» — смещается, а ее место занимает ансамбль «творцов», «технологов» и «пилотов» нового концепта. Творческое меньшинство превращается в правящее меньшинство. Эта схема соответствует в целом трем важнейшим событиям ХХ века: приходу к власти большевиков в России в 1917 г., нацистов – в Германии в 1933 г. и «демократов» — в России в 1991г.4
В процессе Системогенеза осуществляется переход от Зоопопуляции к Психосоциальной формации социума5, в которой человек сможет проявлять себя как «космический фактор эволюции6. Зоопопуляция как большая система выстраивалась для удовлетворения витальных потребностей человека – для нее системообразующим является гомеостатический результат: сохранение живого вещества в пространстве и во времени — обеспечение биологических потребностей человека в пище, одежде, жилье, тепле, освещении, транспорте, связи. Наиболее развитой государственной формой Зоопопуляции является капиталистическое общество, для которого между его субъектами характерны ранговые отношения (социальное неравенство), территориальная экспансия (колониализм), право сильнейшего (однополярный мир).
Гуманистическим смыслом Зоопопуляции было удовлетворение потребности человечества в хлебе насущном благодаря развитию инженерно-технических средств: цеховое производство, конвейер, логистика, энергетика, транспорт и связь, — все это позволило «обшить и накормить7» человечество. К 60-м годам ХХ века и капиталистический социум (а так же социум социалистического лагеря), действительно начал «закрывать» насущные физиологические потребности, более того, стали появляться избытки товаров и услуг. Это породило миф о «классовом примирении» — сглаживании противоречия между трудом и капиталом, а затем, в постиндустриальной фазе, к концепции «конца истории8» — конца эпохи острой социальной борьбы «в обмен» на комфорт.
Психосоциальное общество (цивилизация9) как более совершенная формация (вышележащая по иерархии), строится и консолидируется для удовлетворения психосоциальных потребностей человека – потребности в самореализации, справедливости и постижению смысла жизни (потребности в сакральном). Психосоциальные потребности человека – это не «надстройка» над телесными функциями для повышения «личной эффективности». Они жестко программируются геномом, а так же негенетическими способами передачи информации — через социокультурную среду10. Не будь изначально заданного направления развития – по П.К. Анохину, «опережающего отражения действительности11» — не было бы человека разумного.
Удовлетворение витальных потребностей Психосоциальной формацией не представляется затруднительным: оно может осуществляться с помощью так называемых закрывающих технологий. Но, закрывающие технологи неприменимы в капиталистическом обществе (даже в его постиндустриальной фазе): «… они никому, кроме конечных потребителей, будь то население или институциональные структуры, категорически не нужны. Они, по сути, обесценивают имеющийся капитал в самых различных его формах…12».
Закрывающие технологии – это осознанное управление информационными, пластическими и энергетическими ресурсами Психосоциальной формации, позволяющее человечеству выйти из своей «колыбели», высвободить силы для освоения больших космических систем13. Этот процесс хорошо иллюстрируется классической пирамидой А. Маслоу, когда по мере насыщения нижележащих «органических» потребностей появляется возможность в «Я-самореализации». Основой социального статуса в Психосоциальной формации становится не объем капитала, а польза обществу, личный вклад в социальное строительство. Таким образом, экономика престает доминировать и, как каждая субдоминанта, начинает способствовать удовлетворению ведущих нравственно-этических потребностей.
Неотвратимый переход от Зоопопуляции к Психосоциальной формации начался уже в прошлом веке. Впервые была воплощена «рабочая модель» общества социальной справедливости (СССР и страны социалистического содружества), которая просуществовала боле 70-ти лет и показала преимущественные возможности социального развития (доступность образования, здравоохранения, жилища, социальные лифты и наука, ставшая «производительной силой»). Она прошла жесткую проверку на прочность – одержала Победу в Великой Отечественной войне — войне планетарного масштаба (в результате был построен многополярный мир, в котором могли сосуществовать и взаимодействовать Зоопопуляция и Психосоциальное общество).
Смена государственной власти всегда отражает переход к новым ценностям (социальным потребностям): «…классические революции 19-20 веков «на своем начальном этапе не являются ни чисто политическим, ни экономико-политическим процессом, но представляют собой, прежде всего, идеологический и духовно-нравственный переворот, происходящий вначале в общественном сознании, в «системе ценностей» основной части общества, и только затем – в его общественном бытии14», то есть в перестройке его социально-политических и экономических институтов после захвата власти революционной партией или коалицией. Что же касается России, то в нашей стране духовно-нравственная, идейная сторона революции понималась особенно ярко и болезненно. Именно уникальность культуры, мировосприятия, мировоззрения российского социума определила отношение к революции как к «феномену религиозного порядка» (Н.А. Бердяев), как к духовному детищу интеллигенции» (С.Н. Булгаков), как к акту метафизическому и религиозному, «происходящему, прежде всего в душе человека (Ф.М. Достоевский)»15.
Но в Новейшей Истории ход системогенеза впервые стал нарушаться: современный кризис социума (проявляющий себя в различных когнитивных, нравственно-этических, экономических, социально-политических и других аспектах), особенный: «накачка» социума негативными событиями не приводит, как было всегда ранее в Истории, к квантовому переходу на новый уровень системной организации (на более высокую ступень социального развития). Более того, на локальных участках (Украина, территория ИГИЛ) уже начался разворот системогенеза вспять во времени и пространстве.
Противодействие системогенезу: заказчики и исполнители социальной деструкции.
Фактор, препятствующий системогенезу, должен обладать мета свойствами, — чтобы воспрепятствовать квантовому переходу, он должен занять положение «сверху» (над Зоопопуляционным уровнем системной организации): тогда, в соответствии с принципом иерархии16 нижележащие системы социума будут вынуждены реализовывать его модель результата деятельности (притом, исключительно за счет собственных ресурсов — информационных, энергетических, пластических).
Изучение мета факторов как новой грани реальности современными научными школами, начинает становиться все более актуальным17. Наблюдение затрудняет Декартовский традиционализм: взор ученых всегда был обращен к нижележащим уровням системной организации (более простым по строению косной и живой материи). Изучение свойств вышележащих системных образований было табуировано и самими учеными: наука и религия, не смотря на попытки объединиться, — так и не договорились. Непреходящая «комиссия по борьбе со лженаукой» — в различных своих воплощениях, через века пронесла традицию «зачистки» ученых, пытавшихся направить свой взор вверх, к изучению вышележащих системных организаций.18 После появления мета фактора в Новейшей истории, познание свойств континуума стало еще более сложным: теперь не все, что сверху — непременно Божественно.
На наш взгляд, формирование метафактора вызвано анизотропией пространственно-временного континуума, неравномерностью его развития (одни части развиваются быстрее других19). «Неравносвойственность» Вселенной проявляет себя в неоднородности вещества, пространства, времени, неравномерности действия самих законов «классической» физики, которую предлагает учитывать космология ХХI века20. «Скачок» развития в одной из частей Вселенной приводит к изменению динамики событий в других частях: подобно тому, как это происходит в системе сообщающихся сосудов. Результат – аварийное проникновение неспецифических (чужеродных) элементов на различные уровни системной организации нашего континуума: как материальных (на нижележащие уровни), так и информационно-смысловых (на вышележащие уровни).
Неспецифические элементы не всегда «влет» уничтожаются нашими большими системами (их механизмами саморегуляции), поскольку могут ассимилировать с ними, приобретая подобные свойства: в общем виде их деятельность начинает соответствовать (при больших допущениях) программным требованиям нашего пространственно-временного континуума. Поэтому без соответствующего научного метода увидеть (воспринять) сформированный из неспецифических конструктов мета фактор (с нижележащих уровней) не представляется возможным: его воздействие будет восприниматься как чудеса и «откровения свыше», либо как конспирологические феномены.
Свойства мета фактора – особенные. Он не проходил через горнило системогенеза в нашем континууме, не формировался миллионами лет нашей эволюции. Вопрос об осознанности его действий можно и не ставить – все построения, находящиеся на столь высоких уровнях иерархии систем, имеют осознанное целеполагание (как необходимое свойство, позволяющее программировать свои элементы). Мета фактор действует как киберорганизация (современные облачные информационные пространства – его идеальная «среда обитания») – без чувств и сантиментов, жестко и целенаправленно, — все нацелено на то, чтобы продлить свое существование, используя ресурсы от нижележащих уровней системной организации (сформированных ранее геосферы, биосферы, генома, социума и социальной структуры). Но для того, чтобы высвободить их энергию, затраченную кем-то в процессе их структурирования, необходимо организовать обратный процесс — деструкцию: мета фактор может «запитаться» только от нисходящих (ретроградных) квантовых переходов. Хаос – это всегда событийная (статистическая) «неопределенность»21». Но из этой «неопределенности» мета фактор может сделать свою «определенность», то есть свою «реальность», программируя результаты деятельности «своих» элементов22 (ретроградным квантовым переходам соответствуют ретроградные формы поведения).
При нормальном ходе системогенеза конечный результат системоквантов23 (результативных отрезков деятельности), — это всегда положительный результат действия. При изменении направленности системоквантов на противоположную — возникает континуум из отрицательных результатов действия: из них и строится реальность мета фактора (можно сказать, что это «отрицательная» реальность, взятая с противоположным знаком).
Мета фактор действует не непрерывно, а в мерцательном (импульсном) режиме. Это позволяет ему оставаться незаметным и для вышележащих (от Психосоциального и выше) системных образований (тем самым избегать уничтожения), и для нижележащих посроений (лучший способ управлять — вести себя так, как будто тебя нет). Частотная подстройка позволяет «ловить волну» («раскачивать лодку» в критические моменты и незаметно «подправлять» события в точках бифуркации), а так же повышать мощность своего воздействия за счет частотного резонанса.
Схема мета фактор-социум построена подобно кибернетическому контуру с отрицательной обратной связью (а не положительной, как во всех нормальных системах нашего континуума для достижения положительного результата действия24). Поэтому след действия мета фактора – это всегда эскалация энтропийных процессов (иногда «в особо крупных размерах»)25. Авария на Чернобыльской АЭС (1986 г.), авария на газопроводе Уренгой-Помары-Ужгород (2007 г.), лесные пожары в Сибири и Европейской части РФ (2010 г.), техногенная катастрофа в Мексиканском заливе (2011 г.), взрыв на Фукусисмской АЭС (2011 г.) и многие другие «таинственные» техногенные и природные катастрофы (с конспирологическим «привкусом»), вероятно, инициированы мета фактором26.
Хаотизацию социума можно проводить и иными эффективными способами, например с инициацией транспортных катастроф: особое внимание мета фактора к самолетам типа Boieng и Airbus можно объяснить их конструктивными особенностями (электронных систем и навигации), позволяющих осуществлять электронный дистанционный перехват управления27.
Механизм запуска деструктивных технико-технологических процессов практически незаметен для специальных служб (например, охраны труда и промышленной безопасности): хаотизация социума приводит к развитию скрытых резонансных процессов между функциональными системами производства и «человеческим фактором» (функциональными системами человека): в «раскачку» неминуемо попадают естественные текущие нарушения технологического регламента (технику и регламенты так же создавал «человеческий фактор», просто это более дальние корреляции) и текущие функциональные состояния оператора (любая социальная деструкция – мощный дезинтегратор мозговых процессов, приводящая к патологическому функциональному состоянию)28.
Системогенез – это процесс (он же фактор развития), в результате которого вновь образовавшиеся уровни системной организации все более эффективно противостоят энтропии. Если целенаправленно и сильно хаотизировать социум как большую систему (что впервые за всю Историю Человечества стало удаваться мета фактору), то можно притормозить, а то и вовсе остановить ход системогенеза (использовать деструктурированные системы для поддержания своих функций и одновременно избегать уничтожения вышележащими системными образованиями). Первую попытку мета фактора воспрепятствовать ходу системогенеза можно датировать прошлым веком: мета фактор внезапно резко проявил себя в реакции на образование СССР (начало квантового перехода к Психосоциальной формации)29, — он стал стремительно формировать альтернативный социум-мутант Третьего Рейха (как противоборствующую систему).30 Главной задачей было задушить в зародыше новое советское общество, угрожающее его существованию. Классический промышленный капитал вряд ли бы справился с такой задачей в столь короткий исторический период – внутрисистемные противоречия капитализма в депрессивной стране не могли сами по себе обеспечить такой бурный рост промышленного производства, а самое главное – структурной организации. За 20-ть лет из изможденной войнами Германии под воздействием мета фактора был сформирован идеологический, технологический, организационно-структурный и военный монолит, запрограммированный на уничтожение не только молодой Страны Советов. Именно в Третьем Рейхе проявились зачатки современных технологий деструкции социума и были отработаны методы блокирования системогенеза: информационные, организационные, когнитивные и другие. За кратчайший период Вермахт смог развить соответствующую своим задачам инфраструктуру, логистику и технический потенциал, во многом основанный на новых физических принципах (например, не только разработка реактивных ФАУ, атомной бомбы, но и скалярного оружия31).
Но эти сверх эффективные технологии категорически не были «закрывающими» - они не несли нравственно-этической составляющей, более того все они служили для масштабной деструкции («познаете по плодам их» — по возрастанию энтропии). В настоящее время сложно определить, где заканчивается классическая научно-техническая революция (позволившая «обшить и накормить») и начинается технологическая революция от мета фактора (стремительно приводящая к 5-му, а затем и 6-му технологическому укладу, главным содержанием которого является трансформация свойств человека).
Великая Победа над Гитлеровской Германией ковалась уже новым социалистическим обществом с вышележащего уровня социального развития (основными системообразующими факторами являются нравственно-этические составляющие). Действуя сверху, «новая общность» сумела разгромить всю отмобилизованную, вооруженную до зубов европейскую армию Вермахта и союзно-подчиненных государств32: это была, по сути, победа в «войне миров» — в войне мира справедливости против чужеродного мира (создаваемого неспецифическим образованием — мета фактором).
Победа над «фашистской силой темную, проклятою ордой», не означала, что мета фактор уничтожен: он ушел в тень Истории и, учитывая опыт военного поражения нацизма, стал конструировать новые методы социальной деструкции. Послевоенные годы характеризовались возникновением лагеря социалистического содружества, — укреплением и развитием многополярного мира – движение к Психосоциальной формации вновь возобновилось. «Оживление» социума (активно началась в начале 50-х -60-х годов ХХ в.) выглядело как вполне закономерная реакция на ликвидацию Третьего рейха и подчеркивало демобилизационный характер глобальных социальных процессов. Оно представало как признак рождения нового, незыблемого и справедливого в своей основе послевоенного мироустройства: «лучше заниматься любовью, а не войной».
В этих условиях для мета фактора был более продуктивен переход на «мягкую силу» — на принцип позиционного влияния на социум: «размывание» и ослабление традиционной государственной вертикали (в том числе противодействием развитию многополярного мира) и когнитивную трансформацию человечества.
Спроектированные и взращенные метафактором альтернативные культуры – молодежные движения (Хиппи, Панки, Моды, Рокеры, Байкеры, Скинхэды, в СССР – Стиляги33) стали символами того нового, которое разрушает замшелые государственные монолиты. Эти «манифестные» структуры, закрепляя свое влияние и идеологически, и юридически (НКО, различные Фонды и Движения), превращались в реальные субъекты смены власти. В 1967 году Фред Эмери, тогдашний директор «Тавистокского института человеческих отношений», указывал, что «синергетику» «подросткового роя» на рок-концертах можно будет эффективно использовать для разрушения национального государства к концу 90-х годов. В архивах издаваемого Тавистоком журнала «Human Relations»34 содержится доклад Фреда Эмери «Ближайшие тридцать лет: концепты, методы и предвидения», где потенциал «сердитой молодежи» рассматривается как оружие психического поражения – «истерия бунтарства»35.
В большинстве современных «революций» основной силой, раскачивающей государственную машину, являются студенты и представители творческой интеллигенции. Альбера Камю, Джорджа Оруэлла, Герберта Маркузе, Антонио Грамши, Теодора Адорно, Жан-Люка Годара, Вильгельма Райха, Ги Дебора молодежный нонконформизм, стимулированный мета фактором, вдохновил не только на создание концепций «контркультуры» и «новой революции», но и «городской герильи», нашедшей теоретическое и практическое применение в середине и конце 1960-х в разгар движения «Новых Левых» и хиппи. Из теоретического наследия вышеперечисленных философов, писателей и политиков впоследствии черпались не только лозунги «Новых Левых», но и стержневые постулаты философии и идеологии практически всех современных террористических и экстремистских организаций. Практически в это время происходит определение двух магистральных направлений дальнейшего развития процессов смены власти. В 1968 году Джин Шарп защитил в Оксфорде диссертацию на тему «Ненасильственные действия: изучение контроля над политической властью», развитие идей которой послужило идейной основой последующих «цветных революций» ХХI века.36 Второе направление, бунтарско-террористическое, идейно и методически оформил Хуан Карлос Маригелла, опубликовавший в 1969 году свой «Краткий учебник городской герильи»37, ставший настольной книгой членов RAF («Фракция Красной Армии» — Германия), Brigate Rossе («Красные бригады» — Италия) и всех последующих террористических организаций.
Мета фактор нуждался в человеке с измененным восприятием реальности, а, значит, и с измененными потребностями: ведущими психологами, психиатрами, философами, и антропологами США (Т. Лири, С. Грофом и К. Кастанедой) была предложена и «научно обоснована» новая парадигма, согласно которой «мир внутри – это Вселенная, он так же бескраен, как и снаружи». Новый вектор восприятия реальности, закрепленный легальным применением наркотических веществ, вызывающих «расширение сознания», (синтезированная ЛСД была запрещена Конвенцией ООН только в 1971 году), был перенаправлен с внешнего мира во внутренний. Впервые человека разумного удалось отвратить от социального строительства, — жить и трудиться для общества стало не только «не хипово», но и «не экологично»38. Сексуальная и музыкальная революции довершили формирование субъектов, все более желающих пожить в кайф — для себя любимого (а не для «несправедливого» и «консервативного» государства): «turn on, tune in, drop out» («врубись, настройся, выпадай»). Таким способом, разлагая смысловую иерархию социума, мета субъект научился «притормаживать» системогенез, но не смог блокировать его полностью: возможностей электронной музыки, телевидения и радио для информационного покрытия всего социума явно не хватало.
Принципиально новые возможности открылись с развитием Интернета и облачных технологий39. Мета фактор стал влиять на социум через виртуальную реальность (и с более высокого уровня системной организации), а, значит, действовать более эффективно и менее заметно. В облако «переселились» и финансы, и криминал, и еще – способы слежения за социальными субъектами.
Цифровая платформа – вот тот главный высокотехнологичный инструмент, который позволил мета фактору создать единый микшерский пульт для управления структурами и процессами в социуме. Прежде всего – это единое облачно-сетевое информационное покрытие посредством доступных для населения мини- и нано- гаджетов (психофизиологически интегрированных в функциональные системы человека40). Технико-технологические возможности новых приборов (гигабайты в секунду – это как раз возможности передачи информации по нейрональным сетям) позволяют «навешивать» на человека дополнительный управляющий контур с петлями обратной связи с цифровой платформой (подключать к нему «внешнее звено саморегуляции»41).
Управление системой (то есть операциональное поддержание определенной модели результата деятельности) происходит на основе информационно-голографических механизмов (от – греч. holos, целостный), лежащих в основе функциональной организации больших систем. В соответствии с современной концепцией информационно-голографических экранов (ИГЭ)42, каждая система являет собой стационарную интерференционную картину (Информационно-голографический экран), возникающую в результате взаимодействия опорных волн (задающих потребности от вышележащих по иерархии систем), и предметных волн (несущих информацию о творчески наработанных способах достижения результатов деятельности). С помощью цифровой платформы, имеющей доступ ко всем узлам единого цифрового покрытия, возникает возможность вносить необходимые изменения в эту картину (в определенные моменты управлять пиками стоячих волн), а значит, направленно разрушать или трансформировать тех или иные элементы социальной системы43. В целом сюжет «картины» остается, но ее «изображение» видоизменяется – к прекрасным чертам человека подрисовываются «хвосты» и «рожки», добавляются шприцы и гранатометы, а то и усиливаются розовые или голубые цвето-тона…
Обслуживание «платформы» осуществляется фактическими владельцами частных транснациональных корпораций и холдингов (структур, не зависящих непосредственно от государственного регулирования) — их стало принятым называть «глобальным управляющим классом» – «корпоратократией44». К их числу можно отнести компании-владелицы основных компонентов Интернета: IСANN, Amazon, Cisco, UUNET, Level 3 , Verizon , AT&T , Qwest , Sprint , IBM; медиа-холдинги Publicis Groupe и Interpublic Group. В качестве операторов платформы можно назвать компании SWIFT, суперкорпорацию, описанную Дж. Глаттфельдером45, ну а в «чисто» информационном плане – несомненно это Google, Apple, Facebook. Высокая эффективность управления «корпоратократии» определяется еще и тем, что практически вся их деятельность осуществляется не в «физическом мире», а в киберсреде и «облаке»– «среде обитания» мета фактора. «Корпоратократия» в значительной мере утратила связь с социумом и не связана с его системогенезом. По сути, у управляющего класса произошла смена субъектности – из субъектов социума они трансформировались в сущности, программируемые мета фактором (хотя антропоморфные признаки, жестко детерминированные геномом, остались). Жизнь «корпоратократов» – это жизнь особых человекоподобных существ (отграниченная от остальных «среда обитания», использование трансгенных технологий для поддержания и продления жизни, отсутствие нормальных человеческих качеств – прежде всего, эмпатии). Их витальная задача и «личная выгода» – не управлять государствами (нести бремя ответственности за результаты управления), а пользоваться ресурсами системогенеза для удовлетворения собственных, уже не человеческих потребностей. В этом отношении показательны слова Джеймса Глаттфельдера о том, что конечный (главный) субъект управления так и не определен: «Пока мы только обнаружили какую-то фигуру, с большим рангом влияния… но это не Ротшильд, не Рокфеллер, даже не Билл Гейтс или Уоррен Баффет».46
Единое информационное управление субъектами социума (благодаря развернутым через «облако» контурам обратной связи) позволяет создавать иллюзию саморегуляции социально-государственных систем (будто бы все происходящие в социуме события являются естественных ходом исторического развития). Мета фактор не обрушает, по возможности, государственную институциональность (старается сохранить имеющуюся формальную систему мирового устройства), но создает управляемый хаос в пределах, необходимых для его существования (подобно тому, как энтропия в ядерном реакторе управляется с помощью погружения графитовых стержней).
Необходимый уровень хаоса в государственных субъектах поддерживается различными способами, искусно подбираемыми в зависимости от национальной, демографической, территориальной, климатической, культурной, экономической и другой специфики. Мягкими («тихими») методами направленной глобальной хаотизации можно считать: гендерную политику (поддержка и «продвижение» ЛГБТ) и «планирование семьи», сокращение численности населения (от вакцинации до «стерилизации» и «чипизации»), реформирование образования (трансформация образования в обучение), снижение доступности здравоохранения, жилья и деструктуризация других составляющих, необходимых для нормального системогенеза социума.
Базовые методы деструкции — это мультикультурализм, либерализм, трансгуманизм (наряду с обрушением религиозных и семейных институтов). Если необходимо срочно усилить воздействие, то речь идет уже об оружии: когнитивном, организационном, информационном. Если и этого недостаточно, и вопреки «мягкой» хаотизации все же возобновляется социальное строительство, применяются более активные направленные методы — уже в форматах цветных революций и террористических вторжений (примеры — Югославия, Чечня, Ливия, Сирия, Йемен).
Управление хаотизацией мета фактор осуществляет, главным образом, через СМИ — «средства электронной информации»: «… СМИ не просто информируют нас о происходящем, но и формулирует определения, подсказывает выводы, задавая рамки интерпретации того или иного события»47. Д.Седов справедливо отмечает, что: «При подготовке нападения на Югославию нападающая сторона сумела поставить под тотальный контроль практически все информационные потоки Западного полушария. Информационные агентства, телевидение, пресса работали по команде, любое отклонение от заданной линии сурово каралось. И весь мир заставили-таки поверить в то, что сербы – исчадие ада, а их президент С.Милошевич — «мясник Белграда48».
Поражающий фактор новых войн, основанный на применении неспецифических чужеродных конструкций (как материально-технических, так и информационно-смысловых) обладает в конечном результате значительно большей разрушающей силой (большими показателями энтропии49), чем кинетический («в тротиловом эквиваленте»). Поскольку основные разрушения гибридных войн происходят не в физическом пространстве, а в психике людей, то результаты воздействия могут быть менее заметны, но более масштабны (относительно параметров системогенеза).
Особо опасны технологии, основанных на управлении субъектами на основе ДЭИР – дистанционного эмоционального информационного резонанса50 — генетически заданного автоматизма, позволяющего всем живым существам «синхронизироваться» для достижения ими единого результата действия (классический пример — «психические эпидемии» у людей). Цифровая платформа позволяет не только собирать, формировать и синхронизировать массы, но и задает им деструктивную модель результата деятельности (не только под прикрытием «технических» лозунгов о свободе, демократии, социальной справедливости, но и в результате создания образа врага). Поскольку вектор действия перенаправлен вниз, в сторону, противоположную ходу системогенеза, возникают ретроградные формы поведения, характеризуемые «расчеловечиванием» — утратой эмпатии, а так же эйфорическими состояниями и суицидальной направленностью мотиваций51. Ретроградные формы поведения – это воспроизведение архаичных динамических стереотипов, тех поведенческих шаблонов, которые присутствуют в психике, но в норме вытормаживаются52.
Большой ошибкой будет думать, что так называемая гегемония есть результат политики тех или иных государственных образований: государства в современном глобальном мире только формально сохраняют свою субъектность, но не могут использовать ее для социального строительства. Глобализированный мир как мир однополярный – унифицированный, стандартизированный и одномерный, — предназначен отнюдь не для развития, а для социальной стагнации («сытой» или «голодной», «мирной» или «военной»).
Необходимым условием развития больших системных образований является умеренная конфликтность, отграничение сущностей и их разнообразие («наработка» различных способов достижения положительных результатов деятельности). Поэтому «рокировка» элитарных группировок в государственных образованиях происходит исключительно для поддержания однополярного унифицированного (в витальных потребностях) социума. Мониторинг их лояльности легко осуществляется через цифровую платформу, а так же через нее ведется управление банковскими счетами «подопечных» (все транзакции проходят и управляются через электронные сети). В случае необходимости замены «неэффективных менеджеров» на более «эффективных», подбираются соответствующие технологии смены власти – от «цветных революций» до религиозных войн. Кто будет управлять государством – для мета фактора (да и для граждан большинства современных государств) значения не имеет, главное, чтобы он в общем виде соответствовал «программным требованиям». Придание черт индивидуальности тому или иному «управляющему» проводится с помощью виртуализации его образа – он больше персонаж «синтетический», чем реальный.
Социумы Европы и США в первую очередь подвергаются унифицирующему воздействию мета фактора (как элиты, так и граждане — обыватели): естественно, они сами используются в «священной войне» против Русского Мира – это не только геополитический и цивилизационный конфликт, это диалектическое противоречие между иерархически различными уровнями системных образований. Именно поэтому западные международные институты, которые изначально (по результатам Второй мировой войны) были созданы для урегулирования конфликтов между Западным и Русским Миром (поддерживали двуполярность и сохраняли субъектность государственных образований), не только перестают их регулировать, но и начинают активно разжигать. Мета-субъект программирует, значит, он существует (его цели проявляются в континууме результатов его деятельности): ему необходимо, чтобы как можно больше элементов социума стали участниками конфликтов.
Иллюзия социального развития (что общество живет и даже развивается) создается с помощью «все большего удовлетворения потребительского спроса» — потенциальной доступности товаров и услуг (в том числе кредитной доступности). Современный обыватель в глобальном мире полагает, что большие возможности удовлетворения витальных потребностей (высокое «качество жизни») являются следствием государственной политики тех государств, в которых поддерживаются «общечеловеческие ценности»: «демократия», «права и свободы», «свободная рыночная экономика».
Но современные технологические пакеты (даже без закрывающих технологий) уже в значительной степени способны удовлетворить витальные потребности Человечества, вне зависимости от той или иной формы государственного управления и способа хозяйствования (политического строя). «Качество жизни» стало мало зависеть от «производительности труда» (видоизменились средства производства): рост ВВП и «инвестиционная привлекательность» уже не являются показателем «социального прогресса»53.
Избыток товаров и услуг в постиндустриальном обществе становится проблемой (извлекать прибыль становится сложнее) и вынуждает применять абсурдную инженерию поломок для стимулирования потребительского спроса: «небывалый потребительский бум последних десятилетий во всем мире связан как раз с тем, что маркетологи заставили людей всё время что-то покупать. Пусть даже ненужное. А потом к ним на помощь пришли инженеры, благодаря которым мы уже просто не можем не покупать. Потому что всё ломается. А чем больше покупаем – тем больше ВВП, тем выше прибыли …»54.
Миф об «экономической целесообразности» как универсального мерила социального прогресса и главной сакральной ценности используется исключительно для манипуляции сознанием. При этом направленно созданное имущественное неравенство продолжает нарастать: согласно последнему докладу организации Oxfam, разрыв между богатыми и бедными в мире становится рекордным. За последние пять лет благосостояние 1% самых преуспевающих жителей Земли выросло до уровня 48% богатств всех остальных людей на планете. В ближайшем будущем эта доля с большой вероятностью составит 50%. 55
Создание глобальной цифровой платформы позволило видоизменить свойства денег, прежде всего как основы обеспечения субъектности государств в многополярном мире: для социального строительства нужна своя «казна», как реальный ресурс для управления и развития.
Создание торговых электронных площадок (электронных торгов) для биржевой финансовой торговли позволило превратить деньги из реальных (в системном смысле) в «условные» — в финансовые обязательства банков (точнее, гарантии глобальной банковской системы), сместить «центр тяжести» их стоимости с реального на виртуальный (акции, деривативы, фьючерсы). В таком качестве деньги не могут использоваться суверенным государством на необходимые ему цели и задачи, поскольку они фактически ему не принадлежат (оно не может ими распоряжаться по своему усмотрению, поскольку связано обязательствами). Более того, финансовые активы имеют не реальную, а так называемую котировочную стоимость, зависящую от биржевых манипуляций. Но они в таком качестве используются для выплаты финансовой дани в виде размещения золотовалютных резервов государства в зарубежных банках под минимальный процент и введения долларового обращения как параллельного наравне с государственной валютой.
Создание современных баз данных (Big Data) позволяет полностью контролировать и управлять инвестиционными ресурсами (государство должно постоянно доказывать свою инвестиционную привлекательность), а значит навязывать политико-экономические условия.
Деньги с «измененным центром тяжести» — это все более электронные деньги, деньги, предназначенные для электронных транзакций. И они сами, и их «стоимость» находятся не в реальном мире, а в виртуальном, и даже не в реальном времени, а в условном будущем (гарантии под их будущую стоимость).
Еще одно новшество – криптовалюты – деньги без государственных и банковских обязательств — подчеркнуто виртуальные деньги. Криптовалюты позволяют, минуя «условности» банковского законодательства (и различных регуляторов) финансировать (в смысле обеспечивать ресурсом для деятельности) те социальные группы, которые участвуют в хаотизации социума: НКО, секты, сектоподобные и террористические организации. Возможность их беспрепятственной поддержки в любой точке заемного шара делает их опасным оружием хаотизации: индивиды, вовлеченные в их структуры (неважно, получится уличный боевик или «блаженный»), они навсегда теряют способность к социальному строительству (не только не участвуют в системогенезе, но и противодействуют ему).
Что делать? От рефлексии к осознанному управлению системогенезом.
Русский Мир, представленный сегодня на геополитическом пространстве как Российская Федерация, — единственная общность, которая может убрать с дороги Истории мета фактор («разобрать на запчасти» или «перепрограммировать» в соответствии с законами саморегуляции системных образований56). Уже само понятие «Русский Мир» — понятие Психосоциальное, поскольку системообразующим фактором являются нравственно-этические категории (социальная справедливость). Надо помнить, что – Россия это социальный организм, за век переживший более десятка терминальных кризисов, среди которых четыре революции, две мировых и полторы гражданских войны, две модернизации и почти три десятилетия целевого разрушения модернизационного потенциала. Сюда же надо добавить два аксиологических переворота (1917 и 1991 гг.). Образовавшийся в результате подобного перманентного экстремума социум и составляющие его граждане приобрели совершенно уникальные характеристики, которые требуют специального осмысления.