ТРАНСФОРМАЦИЯ РОЛИ ИНФОРМАЦИОННЫХ ТЕХНОЛОГИЙ. За последние 10 – 15 лет плотность информационного поля на территории нашей страны принципиально увеличилась. Многократно возросло количество отечественных телеканалов; развитие спутниковых технологий и их доступность теоретически включили всю территорию страны в зону отечественного и международного информационного воздействия; Интернет из экзотики превратился в обыденность; мобильная телефонная связь максимально «спрессовывает» общение и взаимодействие людей. Информационная плотность и мобильность изменили не только характер взаимодействия между людьми, но и саму структуру приоритетов человеческих взаимоотношений. Социальные, культурные, политические приоритеты целенаправленно внедряются (а не формируются!) информационными системами как государственными, так и принадлежащими частным лицам. Основная декларируемая цель – обеспечение взаимодействия людей в эпоху глобализации. Развитость информационных технологий – считается важнейшим параметром развития социальной системы в глобализированном обществе. Умение работать с информационными системами – критерий допуска к информационным технологиям. Это умение складывается из знаний английского языка (основного языка глобализированного сообщества) и пользовательских навыков работы с современными компьютерами. Развития этого умения практически лишены безнадзорные дети и подростки, дети вынужденных переселенцев (мигрантов), молодежь из депрессивных экономических районов и большинства малых населенных пунктов. Это значит, что, примерно, каждый третий молодой человек (девушка) в возрасте от 14 до 25 лет не обладает и не будет своевременно обладать умениями работы с информационными системами, соответственно – возможностями получить современную специальность, а в последствии – получить достойную работу и зарплату. Он (она) могут быть гениальными, сверхспособными, но им придется прилагать колоссальные усилия для того, чтобы вписаться в информатизированное глобальное сообщество. С каждым годом понятийный, ценностный барьер между ними и их более удачливыми сверстниками будет нарастать, порождая взаимную агрессию и ксенофобию. И это значит, что значительной части молодых людей легализованный путь к социальной успешности закрыт и единственная область, где они могут раскрыть свои таланты – криминал.

Благодаря технической оперативности электронных средств массовой коммуникации и смещении приоритетов информационной политики (от гуманизма к практицизму) экстремальные события (войны, катастрофы, стихийные бедствия) становятсяпостоянным компонентом социальной действительности каждого человека. В результате происходит визуальное привыкание к насилию, катастрофам и их последствиям, сопереживание блокируется, но внутренняя напряженность растет. Требуется релаксация и она предоставляется теми же СМИ в виде «мыльных опер», телеконкурсов, спортивных соревнований, ток-шоу, реалти-шоу и тому подобных эмоционально сильных, но интеллектуально крайне примитивных зрелищ. В обществе подсознательно формируется устойчивая установка: все, что не связано с развлечениями, связано с катастрофами, то есть негативными переживаниями. Это одно из главных условий успешной манипуляции социо-политическими пристрастиями граждан, но при этом – неизбежны деформации общественного сознания, доминирование в нем тревожности и инфантилизма, утрата культурных традиций. В этих условиях нормативно-ценностные и моральные ориентиры молодежи в целом по стране примитивизируются по схеме «свой-чужой».

НАРАСТАЮЩИЕ ПРОБЛЕМЫ ПАССИОНАРНОСТИ МОЛОДЕЖИ. Проблема регулирования пассионарной энергии населения (то есть – стремления радикальных социальных групп молодежи к трансформациям общества) одинаково важна для всех государств. В России исторически решение облегчалось геополитическим положением: необходимостью осваивать новые территории, защищать освоенные рубежи, ассимилировать новые культуры, а также – преимущественно мобилизационным типом экономики. Начало ХХI века характеризуется истощением традиционных средств «канализации» (целевого направления) пассионарности молодежи в государственно-приемлемые формы. На географической карте Земли не осталось «белых пятен»: пространства открыты, изучены, осваиваются. Окончились войны, которым можно было придать справедливую окраску. Борьба за освоение природных ресурсов считается менее приоритетной, чем охрана окружающей среды. На смену идеологическим войнам пришло внешне добровольное принятие «общечеловеческих» ценностей. «Стройки века» прекращены из-за отсутствия финансирования и т. п. Нынешний отказ государства от регулирования пассионарной энергии своих молодых граждан привел, во-первых, к резкому росту радикальной (до экстремистской) социальной самодеятельности молодежи, во-вторых, к широкой экспансии внешних экстремистских организаций (от тоталитарных сект до политических движений и эзотерических орденов).

Попытки замены реальных форм реализации пассионарной энергии масс и отдельных личностей на «сублимационные», в соответствии с базовой концепцией З.Фрейда, начались со второй половины ХХ века. К концу ХХ века «сублимационные» каналы включали в себя: «войны выходного дня» (вооруженные конфликты малой интенсивности, проходящие на территории слаборазвитых государств, в которых может принять участие любой желающий); имитации боевых действий в виде пейнбольных соревнований; экстремальный туризм по наиболее опасным (в природном или социальном смысле) территориям; экстремальные виды спорта; «виртуальные» игры. Логика авторов этой политики: человек, совершающий в ходе «сублимационных» квестов «героические подвиги», полностью выплескивающий свою агрессию (под которой понимается основное проявление пассионарности) и трансформирующий «виртуальную жизнь» по своим представлениям о добре и зле, полностью растрачивает на это всю свою «избыточную» пассионарную энергию и в реальности стабилизируется как «нормальный» (предельно управляемый) гражданин. Однако надежда на эффективность замены реальных каналов на «виртуальные», предпринимаемые в рамках развития информационных технологий (о чем говорит тематика рекламируемых компьютерных игр), пока не оправдалась и результаты имеют прямо противоположный эффект. В России эта форма «виртуализация героизма» носит предельно агрессивный характер (и в СМИ, и в сетевых развлечениях). Практика показывает, что агрессия, навязываемая этими играми как единственный способ решения жизненных проблем и выплеска пассионарной энергетики, не только не сублимируется виртуальностью, но и становится типовым способом поведения субъекта в реальности, свидетельством чему становятся судебные процессы над геймерами, завершающими битвы в онлайне (виртуале) убийством своих противников в оффлайне (реале).

ИДЕОЛОГИЧЕСКИЙ КРИЗИС. Формирование у молодежи необходимых социальных качеств и жизненных ориентиров – важнейшая задача для любого государства. Как видно на графике, идеализм преобладает в юношеском восприятии мира с раннего детства до 12-14 лет, после чего начинает резко уступать место формируемому прагматизму. А в 20-22 года – кризис смены доминант оценок и поведения.

Циклы развития личности

В нашей стране задачу формирования духовных доминант выполняли сначала семья и православная церковь, а с 1917 года – семья и система идеологических организаций. После 1991 года семья, как важнейший компонент формирования государственно-значимых качеств у подрастающих поколений практически не рассматривалось в новых государственных стратегиях, а идеология и идеологическая работа были признаны вредным атавизмом тоталитарного общества. К настоящему времени сложилась достаточно странная система социализации (см. схему 2), в которой начиная с раннего возраста основным доминантным фактором является социальная среда (как реальная, так и виртуальная), формирующая, прежде всего навыки выживания во враждебном социуме и автономизацию.

МОЛОДЕЖНЫЕ СУБКУЛЬТУРЫ И ИНФОРМАЦИОННЫЕ ТЕХНОЛОГИИ. Нарастающее использование управляющих информационных технологий воспринимается большинством молодежи как усиливающееся информационное давление, источник личностного дискомфорта. Наиболее сильно оно в мегаполисах, где плотность информационного поля максимальна, и убывает пропорционально размерам населенного пункта. Дисгармоничность ощущения реальности, порождаемая внешним информационным давлением, отмечается практически всеми молодыми людьми во всех регионах страны. Ответная защитная реакция – уход от навязываемой реальности и формирование своей. Уже в 1970 – 1980 годы прошлого века в нашей стране сложился целый спектр молодежных субкультур, представлявший собой не столько реакцию на идеологическое давление, сколько реакцию на топорность идеологической работы, ее отсталость от жизненных реалий. Образно говоря, если ранее идеологическое воздействие можно было представить в виде обязательного для всех бесплатного поглощения невкусной пищи, то нынешнее информационное воздействие – навязываемый СМИ огромный «шведский стол», стоимость и вкус блюд на котором узнаешь только после того, как их съел. Молодежные субкультуры – это попытки «готовить для себя и друзей из того, что есть, и то, что нравится». Как правило, выбор субкультуры, в первую очередь, зависит от ближайшего социального окружения, «значимых других» по психологической терминологии, людей более старшего возраста, на которых ориентируется молодой человек. На первом месте по распространенности в нашей стране – разновидности криминальных субкультур. Они достаточно распространены среди всех возрастных групп молодежи и, практически, во всех регионах страны. Разносчиком и пропагандистом криминальных субкультур сейчас являются не столько конкретные лица, имеющие криминальный опыт и побывавшие в ИТУ, сколько средства массовой коммуникации. Криминальные субкультуры оказались востребованным товаром в связи с общей примитивизацией морали в обществе, падением уровня культуры и ростом протестных настроений. Однако, превращенные современными технологиями в разновидностью ходового товара, традиционные криминальные субкультуры утратили протестный смысл и стали одним из средств разрешенного этапажа. Если для членов криминальных группировок наркотики и токсические вещества выступают, главным образом как стимуляторы и релаксанты, то для «путешественников» они становятся основным инструментом ухода от реальности. «Путешественники» – молодые люди из различных социальных групп, с разным уровнем культуры и образования из любопытства или следуя моде пристрастившиеся к легким наркотикам, а в дальнейшем, перешедшие (пересаженные) на их тяжелые разновидности (в основном – героин и ЛСД). Через сравнительно короткое время после начала употребления тяжелых наркотиков «путешественники» уходят из своей привычной социальной среды и примыкают к уже имеющимся примитивным группам себе подобных. Редкую часть из них удается вырвать из их среды родственникам и вылечить, срок жизни остальных не превышает трех лет. На графике представлена возрастная структура наркопотребления.

На 1 января 2009 года в России насчитывается 6 млн человек, хотя бы один раз попробовавших наркотики. При этом количество тех лиц, кто допускает систематическое употребление наркотических средств, составляет 1 млн 800 тысяч человек. Средний возраст первого употребления наркотиков снизился у россиян с 17 до 6 лет. По данным Минздравсоцразвития, с 1996 года в 20 раз вырос уровень немедицинского потребления наркотиков. Наркологическими учреждениями зарегистрировано более 17 тысяч детей и свыше 122 тысяч подростков, страдающих наркоманией.

В отличие от наркотических форм «расширения сознания», «путешествия по иным реальностям», эзотерики, мистики, сатанисты, хаббардианцы, муннисты и члены сект, мистических обществ, тайных орденов, альтернативных церквей используют для тех же целей различные психотехнические процедуры. В настоящее время в стране действует около 1200 филиалов зарубежных мистических сект и «нетрадиционных конфессий», примерно столько же всевозможных «курсов самосовершенствования», «магических школ» занимающихся тем же самым, но под другой вывеской. Не меньше и чисто отечественных организаций типа язычников, веддистов, «белого братства» и тому подобных. Ареал их действия – практически вся территория страны, основной костяк их членов – молодые, достаточно образованные люди с высоким уровнем тревожности и невротизации, пытающиеся решить свои проблемы без криминала и наркотиков. В зависимости от ориентации на «прогресс» или «традиции», «западничество» или патриотическое «почвенничество»; на «быстрый результат» или «постоянное совершенствование» ими выбирается организация (курсы, школы, секты, братства и так далее). Принцип действия всех этих организаций (вне зависимости от идеолого-культурной оболочки) состоит в обучении своих членов психотехническим методикам, позволяющим им чувствовать свое превосходство над «серой массой» непосвященных при одновременно полном подчинении своему руководству. Как правило, для усиления «вновь открывшихся способностей», «инициации духовных сил» используются психохимические препараты из арсенала спецслужб, ставшие известными и доступными в период «гласности и демократизации». Как правило, многие члены подобных сообществ сначала сами становятся жертвами преступлений своих руководителей (диапазон – от сексуального насилия над неофитами до присвоения их имущества и принуждения занятием незаконной деятельностью), впоследствии – активно участвуют в преступной деятельности. Так большинство современных «финансовых пирамид» оформлялись как «клубы по интересам», члены которых оказывали друг другу и своим руководителям добровольную финансовую помощь. На самом деле, руководители и приближенные к ним лица с помощью психотехник обрабатывали основную часть сообщества, побуждая их «вкладывать свои средства на развитие общего дела» и привлекать неофитов из числа своих друзей и знакомых. Не менее широкое распространение получила практика сбора инсайдерской информации руководителями сообществ от своих членов, работающих в коммерческих или банковских структурах, государственных организациях и ее дальнейшее использование с целью личного обогащения или перепродажи

Наиболее резонансные преступления – ритуальные убийства людей и животных – совершаются членами сатанинских сект, общее количество которых по стране превышает несколько тысяч человек. На порядок больше «готтов», поклонников «готического» направления в рок музыке и потенциальных неофитов сатанинских сект. Благодаря средствам массовой коммуникации широкую известность приобрели секты «Южный крест», «Черный ангел», «Хабратц Хэрее Хэор Бохер». Сатанисты имеют свои Интернет-форумы, Интернет-конференции, активно пользуются информационными технологиями, координируют свои действия с единомышленниками за рубежом. Молодежь в сатанинские секты привлекает не только атмосфера тайны, особая атрибутика, но, в первую очередь, противодействие всему, что наиболее привычно в обыденной жизни: нормам морали, сложившейся системе отношений между людьми, понятиям Добра и Зла. Среди других значимых причин участия в их деятельности адептами называется ощущение принадлежности к суперэлите и возможность магического получения Власти над другими людьми.

Тема магии, магического обретения Власти над людьми, нарастающими темпами внедряется в молодежные субкультуры уже более 20 лет, но в последние три года она явно превалирует над остальными.

Таким образом, основными чертами субъекта будущего модернизационного процесса являются: во-первых, ограниченная (постоянно убывающая) численность; во-вторых, изначально низкое состояние здоровья, что ограничивает переносимость физических и психологических нагрузок; в-третьих, отсутствие систематического духовного развития, идеологическая «всеядность»; в-четвертых, толерантность к криминалу и другим антигосударственным явлениям; в-пятых, подверженность манипулятивным технологиям формирования оценок и стереотипов поведения.

Условия и формы возможной мобилизации

Реализация мобилизационный режим государства предполагает наличия трех условий:

Мобилизация – это всегда заведомые ограничения и обременения. Что может подвигнуть наших граждан к тому, чтобы онидобровольно согласились с определенными ограничениями сейчас ради достижений в будущем? Варианты: во-первых,рациональный расчет , убедительно доказывающий, что потери при мобилизации существенно меньше приобретений. Во-вторых, идеология , делающая рациональные аргументы уже несущественными, поскольку на уровне духовных ценностей денежную прибыль не считают. В данный момент трудно представить себе какие-либо рациональные аргументы в пользу мобилизации, работающие на массовом уровне. Во-первых, потому, что страна настолько разная и дифференцированная, что аргументы для одних (жителей сельской местности) становятся контраргументами для других (жителей мегаполисов). Во-вторых, их (мобилизующих аргументов) просто очень мало. По данным последних «кризисных» исследований ВЦИОМ около 50% россиян на вопрос, что вы будет делать в ситуации «резкого ухудшения материального положения», до сих пор выбирают альтернативы «не знаю», «ничего не буду делать», «буду терпеть».

Есть ли в стране действительно мотивирующая идеология для всех? В данный момент, однозначно — нет.

Второй компонент , готовность институтов принуждения (а также «уговаривания» и материального обеспечениямобилизуемых масс) к выполнению мобилизационных функций, пожалуй, еще меньше, чем готовность людей подчиняться этому принуждению. Всеобщий «пофигизм» (стихийная вера, что в любой самой сложной ситуации все образуется и будет «не хуже, чем есть») и коррупция сделают из официозной мобилизации очередную профанацию, дискредитирующую идею (или начнутся традиционные для нашей страны «перегибы», что еще хуже).

К вопросу о готовности власти (суперэлиты) . Пожалуй, власть сейчас наиболее не готова к мобилизации, так как считает, что еще не до конца использовала свое нынешнее положение в своих собственных интересах, «а в крайнем случае – улетим на Сейшелы». По большому счету, единственным публично заинтересованным «лоббистом мобилизации» можно считать гуманитарную интеллигенцию, всегда мечтающую чужими руками воплотить в жизнь свои радикальные мечты.

Из предыдущего изложения можно назвать несколько базовых условий общегосударственной мобилизации:

В настоящее время ни одного из этих компонентов нет и не предвидится при сохранении действующих тенденций. Вывод: при нынешнем состоянии нашего общества всеобщая мобилизация (мобилизационный режим общества и государства) возможен даже не при наличии прямой и безусловной угрозы, а при достижении степени опасности терминального уровня (пример – не просто военное вторжение, а непосредственно начавшегося геноцида всех групп населения).

Но мобилизация вполне возможна в отдельно взятых слоях населения, удовлетворяющих вышеназванным критериям внутренней однородности (гомогенности), чувствительности к идеологическим мотивам и стимулам, слабой привязанности к настоящему (нечего терять, легко жертвовать). Все эти качества присущи, например, молодежи малых и средних городов (в больших все уже по-другому), определенным профессиональным группам, некоторым национальным и территориально локализованным сообществам. То есть вполне можно формировать частичные мобилизационные сегменты , точки прорыва. Кстати, гомогенность, закрытость (и даже экономически рациональная стимуляция) в таких сегментах может достигаться уже известными и проверенными социальными технологиями. Примеры: интеллектуальные «концентраторы» — Академгородки, закрытые «атомные города» и прочие «интелполисы», или ударные комсомольские стройки – БАМ, «Уренгой-Помары-Ужгород» и пр.. Иными словами, тотальная мобилизация маловероятна, но возможна мобилизация частичная, точечная. Такая мобилизация более эффективна еще и потому, что в отдельных случаях не так заметна глазу каждого, а, значит, менее подвержена идеологическим, административным и прочим диверсиям и эрозиям.

Экстремизм: сущность и составные части

Глобальная опасность, наиболее резонансный вид преступлений, «новая чума» — это все про экстремизм. У любого неспециалиста невольно возникает ряд вопросов: что это? Почему это так серьезно? И, наконец, откуда это все взялось? В многочисленных публикациях и нормативных актах даны разнообразные характеристики и определения этого явления. Не оспаривая имеющиеся точки зрения, предложим свое видение и постараемся ответить на вопрос: почему при том, что преступления экстремистской направленности составляют в последние годы доли процентов от числа всех совершенных преступлений в нашей стране, мы считаем, что они представляют серьезную угрозу всем государственным институтам.

Все авторы, пишущие и говорящие об экстремизме, едины в том, что это крайность (экстремальность) в оценках и действиях личности (группы). Далее, в зависимости от широты научных и практических интересов автора, в понятие экстремизма, через запятую, включаются и все формы и проявления радикализма и, конечно – терроризм (В.А.Бурковская, 2007). На наш взгляд, это малопродуктивно.

Традиционное для социальных наук понятие радикализм означает как осознанную, так и неосознанную крайность во взглядах и поступках (то есть оценка крайности зависит исключительно от социо-культурного уровня развития индивида и социальных условий, в которых он действует). Как любое «крайнее» явление, радикализм может быть просоциальным и асоциальным. В ситуациях острых социальных кризисов (бифуркационного хаоса) именно радикальные социальные элементы обладают максимальным потенциалом деструкции, способным повернуть вектор развития социума. Это качество радикалов делают чрезвычайно привлекательной мысль использовать их в процессе борьбы за власть, претендующими на нее группировками. Придание словам и действиям радикальных групп политического содержания , вне зависимости от их собственных интересов и потребностей, превращает разнородные социальные образования в инструмент борьбы за власть, то есть – в экстремистские группы и объединения в соответствии с ныне действующим законодательством.

Естественная эскалация радикализма (граница «крайности» сдвигается от слов к делу, и это дело, в конечном счете — насилие) в ходе политической борьбы с неизбежностью формирует идеологию и практику допустимости любых насильственных средств в борьбе за власть (борьбе за светлое будущее). Именно по этому алгоритму из радикальной среды российской молодежи второй половины Х!Х века выделились сначала экстремистские, а затем и террористические группы и организации. Начало ХХ I века дополнило технологические способы и приемы рекрутирования в организации членов экстремистских сообществ, формирования у них требуемых идеологических и психологических установок, но базовый алгоритм остался прежни м. Юношеский радикализм, чаще принимающий формы демонстративного нонконформизма, явление повсеместно распространенное. В свою очередь — экстремистами, а, тем более, террористами – становятся считанные единицы. Для примера: среди общего, почти трехмиллионного количества всех регистрируемых за год в стране преступлений, имеющих экстремистскую окраску в 2007 году было 356, в 2008 – 460, а в 2009 – 548.

Экстремизм , как навязываемая оболочка, всегда является внешним по отношению к эндемичному радикализм у . Особенно хорошо это заметно на трендах, приписываемых мировыми и российскими, вместе с ними ,средствами массовой коммуникации российскому молодежному экстремизму. На первом месте «фашизм», в содержание которого включают национализм, расизм, гомофобию (более 60% всех характеристик насильственных действий молодежи) . Его зеркальным отражением является «анти-фа» (антифашизм), включающий в себя космополитизм, глобализм, гомосексуальность, предельно агрессивное неприятие «фашизма», гомофобии и патриотизма. Уникальность противостояния этих трендов в противоположности не только политической, но и сексуальной ориентации. Третий тренд – религиозный фанатизм. Если два-три года назад речь шла исключительно об исламском фанатизме, то сейчас сюда добавилось неоязычество. Четвертый тренд – этнократизм. Таким образом, сформировалась устойчивая система взаимосвязанных трендов («фа – антифа», фанатик – этнократ), которая в медийном пространстве способна мгновенно «подогнать» любой радикальный выплеск под актуальную для заказчика роль. Но более важно то, что эти тренды стали ориентирами в системах социальной ориентации молодежи.

Юношеский радикализм, чаще принимающий формы демонстративного нонконформизма, явление повсеместно распространенное. В свою очередь — экстремистами, а, тем более, террористами – становятся считанные единицы. Конечно, в кризисных ситуациях многие ситуативно способны на экстремистские действия и поступки, но об этих своих способностях они, до поры, даже не догадываются. Ситуативный экстремизм и осознанное членство в экстремистских организациях – явления разно порядковые. Тем не менее в любом, даже самом благополучном обществе можно выделить фиксировано стабильное количество (4-6% от общей численности) ультрарадикальных членов, готовых совершать и обосновывать любые формы насилия по отношению к другим людям.

Киберпространство как генератор социально-психологических артефакто в

Рождение и развитие виртуальной среды (киберпространства) качественно изменило спектр социальных возможностей для образованных, энергичных молодых людей. Три главных особенности взаимодействия в киберпространстве: свобода от традиционного социального контроля, мгновенность доступа к любому члену сетевого содружества вне зависимости от географических и политических границ и полная анонимность своей физической личности – создали новый тип социальных сообществ.
В киберпространстве сообщества, в числе которых и девиантные, могут функционировать в самых разных организационных формах (электронные конференции, виртуальные коммерческие структуры, электронные библиотеки и т.д.). При этом под организационной формой виртуального сетевого сообщества традиционно понимается цельная система взаимозависимых структурных, культурных, стратификационных, коммуникационных, временных и программно-технологических компонентов, которая придает интеракциям внутри сообщества определенный характер, форму и направленность. П оскольку участники сообществ имеют, как правило, разнообразные информационные интересы, коммьюнити (специализированные сообщества), имеющие разветвленную структуру, зачастую используют одновременно несколько организационных форм, в числе которых могут быть электронные конференции, системы мгновенного обмена сообщениями, электронные библиотеки, электронные магазины и т.д. Соответственно, организационные формы, в которых функционируют сетевые сообщества бываютспециализированные (чаты, конференции и т.д.) и широкого профиля (сайты, порталы и т.д.) (Бондаренко С.В., 2003). Д ля социальных групп сетевых сообществ (вне зависимости от их направленности) характерны особые качества, делающие их необычайно привлекательными для пассионарных неофитов:

Экстремистская и террористическая деятельность в киберпространстве: в оффлайн через онлайн

Информационное обеспечение. Этот способ используется террористами для предания гласности своей деятельности, пропаганды и психологической войны, информационного обеспечения подготовки и проведения террористических акций, информационного противодействия правоохранительным органам. Интернет, и появление глобальных сетей в целом, значительно повысили возможности для террористов по обеспечению публичности своей деятельности. Информация на сайтах террористических и экстремистских организаций может подаваться в форме исторической справки, сведений о лидерах, манифестов и т.п. Но террористы могут использовать Интернет также как средство психологической войны посредством распространения дезинформации, передачи угроз, публикации на веб-сайтах наводящих ужас изображений, таких как обезглавливание американского переводчика Ника Берга в Ираке или журналиста из США Дэниела Перла в Пакистане.

Эта деятельность, несомненно, совершенствуется с увеличением объема и скорости трансляции данных, и становится возможной вследствие низкой стоимости, относительного отсутствия контроля и глобального размаха сети Интернет. До появления Интернет надежды террористов на придание гласности информации о своих мотивах и деятельности зависели от привлечения внимания телевидения, радио и прессы. Традиционные средства коммуникации, имеют «порог отбора» (многоступенчатый процесс отбора материалов редакторами), который террористам зачастую не удается преодолеть. Но этот критерий, безусловно, неприменим к собственным веб-сайтам террористов. Интернет, таким образом, предлагает террористическим группам беспрецедентный уровень прямого контроля над содержанием своих посланий. Это значительно повышает их возможности для формирования требуемого восприятия у различной целевой аудитории, и манипулирования не только своим образом, но и образом своих врагов. Хотя целевая аудитория террористических и экстремистских групп относительно невелика, их присутствия в Интернете заметно. Каким бы ни было количество посетителей сайта, если он имеет хороший дизайн и хорошую поддержку, это создает группе ауру легитимности. Отдельное направление информационного обеспечения сбор данных. В январе 2003 года министр обороны США Дональд Рамсфельд в прямом послании к армейским подразделениям предупредил, что слишком много незасекреченного, но потенциально могущего причинить вред материала размещено на сайте Министерства обороны. Рамсфельд напомнил военным, что найденное в Афганистане пособие Аль-Каиды говорит: «используя открытые ресурсы можно собрать как минимум восемьдесят процентов информации о враге» (Д. Рамсфельд наверное не знал, что это высказывание принадлежит его соотечественнику, первому теоретику информационной войны П. Лайнбарджеру ). Он продолжил тем, что «более 700 гигабайтов информации на сайте Министерства обороны содержат информацию о планах, программах министерства и его действиях. Мы должны подразумевать, что враги имеют регулярный доступ к сайту». Кроме информации, предоставляемой вооруженными силами, в Интернете в свободном доступе есть данные о местонахождении и работе ядерных реакторов и связанного с ними оборудования, что после 11 сентября 2001 года вызывает беспокойство у публичных деятелей. Рой Циммерман, директор Ядерной Комиссии, сказал, что атаки 11 сентября вывели на первый план проблему защиты имеющей значение для государства информации. Сразу после атак Ядерная комиссия полностью вывела свой сайт из он-лайн режима. Когда неделей позже он был восстановлен, с него удалили более 1000 важных документов. Изначально комиссия решила скрывать документы, если «выпуск информации даст террористам возможность извлечь явную и существенную пользу при планировании атак». Позже ограничения были ужесточены, теперь предпочитается исключить информацию, «которая может быть полезной или в достаточной степени полезной террористам». По словам Циммермана, «в настоящее время маловероятно, чтобы информация, представленная на сайте, принесла какую-то пользу террористам». Меры, предпринятые комиссией, не представляют собой ничего необычного. Согласно докладу, представленному OMB Watch, после 11 сентября тысячи документов и огромное количество данных было удалено с правительственных сайтов США. Трудность, однако, заключается в том, что остатки этой информации доступны с частных сайтов. Патрик Тиббетс указывает на сайт Animated Software Company, на котором размещены документы, содержание информацию о местонахождении, статусе, секретных процедурах и иная техническая информация, касающаяся десятков ядерных реакторов США. Такую же информацию содержит сайт «Виртуальный ядерный турист». Последний сайт подробно детализирует специальные меры безопасности на различных ядерных заводах по всему миру. Многие люди рассматривают эту информацию как потенциально являющуюся золотыми копями для террористов. Их беспокойство имеет основание. Компьютерный эксперт Аль-Каиды Мухаммеда Наима Нур Хана, пойманный в Пакистане в июле 2004 года, сдал компьютер, заполненный фотографиями и планами этажей расположенных в США зданий, которые террористы предполагали атаковать. Австралийская пресса также сообщила что человек, обвиненный в терроризме, использовал сайт Правительства Австралии для получения карт, данных и спутниковых фотографий потенциальных целей. В результате Правительство Нового Южного Уэльса рассматривало введение ограничений на информацию, доступную на его сайте. Террористы также могут использовать Интернет для получения информации об антитеррористических мероприятиях. Г. Вейнманн предполагает, что такая простая стратегия, как поиск по ключевым словам в газетах и журналах может позволить террористам узнать о мерах, которые разработаны для предотвращения атак, и изучить уязвимые места этих мер.

Наиболее перспективными «рецептами» для террористов, из размещенных в Сети, являются советы по хакерским инструментам и действиям. Эта информация более точна, чем, например, инструкции по изготовлению бомб, поскольку Интернет это одновременно сфера деятельности и инструмент хакеров. В качестве доказательства профессор Еуген Спаффорд утверждает, что конференции и доски объявлений в Интернете содержат информацию, обучающую хакерской технике каждого. «Мы, возможно, имеем всемирный виртуальный тренировочный лагерь», – заявляет он .