Russian
| English
"Куда идет мир? Каково будущее науки? Как "объять необъятное", получая образование - высшее, среднее, начальное? Как преодолеть "пропасть двух культур" - естественнонаучной и гуманитарной? Как создать и вырастить научную школу? Какова структура нашего познания? Как управлять риском? Можно ли с единой точки зрения взглянуть на проблемы математики и экономики, физики и психологии, компьютерных наук и географии, техники и философии?"

«В НАЧАЛЕ БЫЛА ШКОЛА…» 
Н.В. Карлов

Прекраснодушные витии нашей общественной мысли не видели, да и не видят сейчас, что имели и имеют дело с пошлыми проявлениями своекорыстной неблагодарности, столь характерными для европейских политиков. Ведь Византия, будучи, по справедливому выражению Карла Маркса, «золотым мостом между Востоком и Западом, защитила Европу от нашествия с Востока» (15). И действительно, «Рим второй» – Восточно-римская империя, она же империя ромеев или Византия – простоял тысячу лет на опасном посту, став защитником христианской Европы от нападений с самого уязвимого восточного направления в самое трудное время слома римской единой государственности и болезненно медленного процесса построения Европы сначала феодальных, а затем и национальных государств.

Справедливости ради надо все же признать, что в самое последнее время ситуация начала меняться. Выходят книги по истории Византии, книги Византийских авторов (см., например, 15 – 25). Современная «История Европы» дает достаточно внятное и ясное описание Византийской культуры, уделив этому вопросу большое внимание (26).

Оставляя в стороне все богатство деталей подробной аргументации, изложение которых заслуживает особого внимания, подчеркнем еще раз, что Византийская империя сыграла в мировой истории многосторонне важную роль. Она защитила большую, самую «лакомую» часть Европы от варваров и от таких восточных захватчиков как арабы и турки. Византийцы сохранили древнюю греческую литературу и философию, равно как и Римскую государственную и легальную традиции. Христианство, Греческая культура и Римские обычаи процветали в империи, которая таким образом служила на удивление прочной соединительной нитью между древней и современной Европейскими цивилизациями.

В возможно полном сохранении и разумном развитии всего римского заключалось в раннем средневековье преимущество Византии в сравнении с другими странами Европы. Римский континуитет Византии был столь силен, что эта империя осуществила рецепцию римского права, причем задолго до того, как были записаны первые варварские «правды» Западной Европы (27).

Сохранив в ранний период своей истории кодифицированное право, Византия смогла пойти дальше. Примером творческого развития античного наследия при дальнейшей разработке теории римского права является знаменитый кодекс Юстиниана – свидетельство величайшего взлета юридической мысли VI века. Без соответствующей юридической образованности, по крайней мере, некоего высшего слоя Византийских управленцев, без наличия адекватной правовой культуры у влиятельной части общества реформы Юстиниана должны были захлебнуться. Тогда бы кодекс до нас не дошел и, главное, не стал бы фундаментальным источником изучения и основой рецепции римского права в странах феодальной Европы. Существует мнение, что кодекс Наполеона – квинтэссенция буржуазного права в серьезной мере вдохновляется кодексом Юстиниана, если даже и не опирается на него.

Итак, в истории мировой культуры Византийская цивилизация занимает особое, важное, несомненно выдающееся место именно потому, что в трудные времена варварских нашествий Византия была оплотом греко-римских традиций, примкнувших к христианству, переработанных в христианстве, ставших христианством. В частности именно поэтому христианство стало доминантой средиземноморской, т.е. европейской, а для нас, значит, и мировой культуры. Византия была самой мощной, главной, основной христианской страной того времени. Поэтому она стала культурной наставницей Европы раннего средневековья.

В этом месте особенно важно подчеркнуть, что Византия сохранила традиции античной образованности. В этой стране до XII века просвещение находилось на более высоком уровне, чем где-либо в Европе. Начальное образование, т.е. обучение чтению и письму давалось в частных школах грамматистов. Продолжался цикл начального образования обычно два-три года. Получали его в возрасте от пяти до восьми лет. Характерно, что вплоть до VII века учебная программа грамматических школ основывалась на материалах языческой мифологии древней Эллады, лишь позднее – на христианских текстах.

Среднее образование ( ekkukliws peideia , буквально, – цельное, развернутое или систематическое обучение) давалось по античным руководствам по грамматике и риторике. Философия, которая изучалась в разной степени в разных школах, делилась на теоретическую и практическую. Теоретическая включала в себя математический квадриум т.е. арифметику, геометрию, астрономию и музыку, и физиологию как науку об окружающей природе. Преподавание практической философии сводилась к изучению этики, политики и экономики. Иногда в философию включалась и логика с диалектикой. Наилучшие школы включали в программу среднего образования и изучение истории.

Важно то, что в самое темное время Западноевропейского варварства, в IV-VI веках в Византии продолжали функционировать античные высшие школы, сохранившиеся со времен позднего эллинизма в Александрии, Антиохии, Афинах, Бейруте, Кессарии… Эти провинциальные высшие школы создавали и поддерживали образовательный уровень империи на всем ее пространстве, во всей ее ойкумене. Особенно высок был авторитет Александрии как города, наука и образование в котором имели славную историю, идущую со времен первых Птолемеев, города, куда наука и образование удалились, спасаясь от грязи распада и крови дворцовых разборок в Риме эпохи поздней империи.

Византийские императоры, всемерно укрепляя центральную власть Константинополя, не могли не думать об адекватной этой задаче организации высшего образования. Решающий шаг сделал император Феодосий II (401 – 450 г.г.),получивший в юности блестящее домашнее образование. Он был сведущ в математике, астрономии, истории, рисовал, писал красками, владел греческим и латинским языками. Последнее, впрочем, было характерно для Византии.

С именем императора Феодосия связаны два крайне важных события византийской истории — открытие первой государственной высшей школы и выход в свет т.н. Кодекса Феодосия — предшественника Кодекса Юстиниана. До этого образование было либо частным, либо муниципальным, но ни как не общегосударственным, хотя списки учителей в школах утверждались императором. В 425-м году Феодосий издал указ, согласно которому в одном из общественных зданий столицы открылось высшее учебное заведение, получившее наименование «Аудиториум» — по сути дела первый средневековый Европейский университет. В его штате значился 31 профессор: пять риторов и десять грамматиков греческих, три ритора и десять грамматиков латинских, два юриста и один философ. Все они были государственными чиновниками, т.е. получали жалованье из императорской казны, а после 28-и лет беспорочной службы выходили в отставку с высокой почетной пенсией, сопр о вождаемой получением звания коммита I степени (28) и титула спектабилитас (29). Однако им запрещалось обучать кого-либо в каких-либо иных местах, и, вместе с тем, другие преподаватели под страхом сурового наказания и высылки из столицы не имели права открывать в Константинополе свои школы. Кроме того, профессора феодосиевского университета обязаны были быть христианами в отличие, к примеру, от самого древнего в империи центра наук – платоновской академии в Афинах, где по-прежнему эллинисты – язычники изучали и преподавали классическую греческую философию.

Постепенно Константинопольский университет, будучи государственно важным учреждением, затмил, а затем и вытеснил из официальной жизни образовательного сообщества провинциальные высшие школы. В 529-м году Юстиниан закрыл платоновскую академию в Афинах как гнездовище ересиархов. Так была установлена государственная монополия университетского образования в Византии.

Нельзя не отметить, что в это самое время (528 –529 г.г.) Юстиниан проводил свою судебную реформу, для чего, как водится, создал комиссию из десяти правоведов. Возглавляли комиссию видные юристы, их имена дошли до наших дней, профессора Константинопольского университета Трибониан и Феофил.

В то время, когда Рим и весь Запад сделались добычей варваров, Византия могла гордиться сознанием того, что она одна осталась очагом мировой культуры. К тому были все основания. Вот характерный пример. Прокопий Кесарийский – историк, аналитически относившийся к событиям современной ему действительности, подробно описывая очередной этап затяжной войны с готами (20), обращает внимание на неприятие потомками Теодориха (30) и старейшинами готских племен образовательных процедур Византии. По их мнению, «Внук Теодориха воспитывался неправильно и не так, как следует для их вождя, что науки очень далеки от мужества, а наставления старых людей большей частью приводят к трусости и нерешительности. Поэтому необходимо, чтобы тот, кто в будущем хочет быть смелым в любом деле и стать великим, не должен посещать школы. Сам Теодорих стал великим, хотя о всяких науках он не слышал даже краем уха. Надо всем этим педагогам велеть убраться по добру – по здорову».

В VI веке варварские властители Западной Европы еще не воспринимали идею правильного образования. Мы знаем, что через пять-шесть столетий мнение новоевропейских западных народов изменится кардинально. А науки и умение учить им сохранила Византия.

Все бы хорошо, да только вмешалась идеология. В 726-м году император Лев III , основоположник иконоборчества, сжег Константинопольскую высшую школу вместе с профессорами и книгами. Такое вот простое решение сложного идейного вопроса. Но оно, к счастью, оказалось не окончательным, с IX века университет начинают восстанавливать (ректор – Лев Математик, прозвище которого, конечно, знаменательно. Он изобрел алгебраическую запись численных величин буквенными символами.).

Надо признать, однако, что огульные обвинения иконоборческих императоров в гонениях на просвещение не справедливы. В конце VIII века начальные и средние школы не были закрыты, домашнее образование не возбранялось и не пресекалось. Грамотность была широко распространена в средних по состоятельности и социальному положению слоях населения. Появление в IX веке таких образованных людей, как Иоанн Грамматик (31), Лев Математик, наконец, таких как знаменитый патриарх Фотий, свидетельствует о высокой постановке школьного дела в империи. Не следует забывать, что Константин-философ и его брат архиепископ Паннонский Мефодий – первоучители славянские, родившиеся и получившие образование в конце VIII – начале IX века, обязаны своей школьной образованностью и научной подготовкой современной им общественной среде и высшей школе. А Фотий, до того как стать патриархом, служил профессором философии и богословия в Константинопольской высшей школе. В этом университете преподавались известные всем средневековым школам последующего времени тривиум и квадривиум, и после грамматики и риторики следовали геометрия, астрономия, философия и наука всех наук – богословие.

К XI веку относится новый расцвет Византийской культуры. Отчетливо видно, что полностью восстановленная и получившая дальнейший импульс развития высшая школа готовит высших светских и духовных сановников как государственное учреждение подготовки управленческих кадров.

В XII веке высшая школа Константинополя становится под покровительство церкви как главный мозговой центр борьбы с ересями.

После 1204 года – года взятия и разгрома Константинополя крестоносцами – высшая школа в Византии в форме Феодосиевского университета прекратила свое существование навсегда. Так Запад отплатил своему европейскому Востоку за все то, что Востоком было сохранено и передано Западу.

В Византии варваризация была минимальной, дезурбанизация – прямое последствие варварских нашествий – затронула ее значительно слабее, чем Западную Европу. Империя ромеев в течение нескольких столетий, вплоть до времени Карла Великого защищала, говоря словами Уинстона Черчилля, «уязвимое подбрюшье Европы» от мусульман.

Форпост христианства, Византия встречала всех завоевателей, рвавшихся в Европу с Востока. Империя лежала точно на пути всех народных передвижений и принимала на себя, гасила собой страшные удары могучих восточных варваров. В этой непрерывной многовековой изнуряющей и обескровливающей борьбе империя ветшала и медленно, но неуклонно разрушалась. Запад же тем временем укреплялся. Только к концу XII века Империя стала впервые ощущать, что страны Запада начинают ее превосходить по уровню развития, прежде всего, в плане материальном. Преимущество Запада в военной технике полностью проявилось в 1204-м году, когда Константинополь был штурмом взят католическими рыцарями — крестоносцами IV похода.

Город был полностью разграблен, западных варваров не интересовали книги, и бесценные сокровища человеческой мысли гибли в огне или в уличной грязи. Веками накопленное талантом, трудом и искусством византийцев исчезло в три дня. Трагедия завоевания Константинополя крестоносцами состоит не только в этих потерях. Она, эта трагедия, в значительной мере еще и в том, что, когда франки убивали восточных христиан, никто из западных христиан, сама принадлежность которых к христианству была сохранена Византией, и думать не хотел, что это и жестоко, и несправедливо. По словам Ф.И. Успенского (18), только в Новгородской летописи была сделана правильная оценка этих кровавых событий, а подвиг крестоносцев назван преступным деянием.

Надо признать, что в целом латинские христиане всегда питали к Византии далеко не благостные чувства. И церковный раскол 1154-го года, и разгром 1204-го года, и падение империи в1453-м году – все эти полные глубокого трагизма моменты истории ознаменованы со стороны латинского христианства горькими актами величайшей измены общехристианскому делу. Впрочем, это продолжается и сейчас. Христианину невозможно ни принять, ни понять выступления Запада на стороне мусульман, босняков и албанцев, против христиан византийского православия на Балканах. Но это так, к слову.

После страшного разгрома 1204-го года Палеологи – последняя Византийская династия – в какой-то мере восстановили империю, а вместе с империей и ее культуру. К этому времени бывший ранее латинским, а ныне ставший германо-галло-романским мир Западной Европы начал обретать свою культуру. И новоевропейские народы, сделавшись способными понимать блага культурной жизни, стали обеими руками черпать знания и понимание из Византийских сокровищниц.

Андроник II Палеолог Старший (1260-1332) открыл в Константинополе «Царскую Школу» — некое подобие университета. В царствование его внука Андроника Младшего в Царьграде подвизался некий Варлаам из Калабрии, крупный математик, возродивший изобретенный Львом — Математиком способ буквенной записи численных величин, философ, утверждавший, что чудесное часто бывает «призраком мысли», отстаивая таким образом примат разума над верой. По возвращении на родину он способствовал возрождению классицизма в Италии, учил греческому языку Петрарку. Влияние Варлаама испытал на себе и другой, не менее знаменитый представитель славной плеяды первых итальянских гуманистов Боккаччо.

Время последних Палеологов характерно активной передачей на Запад сокровищ «греческой» философской мысли. В то время ( XIV век) любой итальянец, желающий произвести впечатление образованного человека, должен был утверждать, что обучался в Константинополе. И так называемый Проторенессанс ( XIII—XIV века), и раннее Возрождение ( XIV век) в Италии, в давние времена заметной своей частью входившей в состав империи Ромеев, немыслимы без Византийского влияния. Складывается впечатление, что между первыми итальянскими гуманистами и последними (по времени) византийскими высокообразованными людьми существовало некое взаимное притяжение, стремление друг к другу. Все это выглядит так, как будто и те, и другие, если не предвидели, то предощущали, предчувствовали скорый конец Византии и гибель ее культуры под натиском османских завоевателей.

Но и в XV веке Византия продолжала оказывать свое благотворное духовное влияние на мир, причем на мир не только православный, что было бы весьма естественным. Мы знаем, что Европейский Ренессанс не в последнюю очередь обязан своим появлением идеям, шедшим с греческого Востока, Это особенно проявилось, стало особенно заметным после взятия Константинополя турками, когда греческие интеллектуалы сапогом завоевателя были вышвырнуты из пределов Византии, и те из них, кто физически уцелел, оплодотворяюще воздействовали на италийскую культуру.

Не будем сейчас входить сколько-нибудь глубоко в рассмотрение трагической судьбы Максима Грека (Михаила Триволиса, 1475-1556), недавно причисленного Русской Православной Церковью к лику святых. Нельзя не упомянуть, однако, о том, что на русскую почву достижения византийской филологической мысли, прежде всего, в области критики текстов и в грамматике были перенесены этим, обучавшимся также и в Италии, греком из Византии. Он явился, как пишет о нем энциклопедический словарь «Христианство» (33), «в истории древнерусского образования первым посредствующим звеном, которое соединило старую русскую письменность с западной научной школой».

Здесь надо сказать, что культурное миссионерство, некоторое, если можно так выразиться, культуртрегерство всегда было присуще Византии. Так, например, император Константин VII Багрянородный, лицо для нас важное тем, что именно он был крестным отцом «архонтессы руссов», великой княгини Ольги и тем положил начало просвещению Руси, по просьбе Кордовского халифа послал в Испанию ученого монаха Николая для преподавания греческого языка. Николай приехал не с пустыми руками. В частности, с его помощью в Кордове было подготовлено медицинское сочинение, украшенное миниатюрами, представляющими изображения растений и животных. Этот кодекс, т.н. «Кодекс Диоскорида», дошел до наших времен как одна из драгоценнейших греческих рукописей.

Кордовский халифат занимал важное место в геополитике X века и в культурной жизни Западной Европы. Известно, что западноевропейская наука многим обязана арабской, мавританской культуре. При этом часто забывается, что высокий уровень арабской культуры, по крайней мере, на территориях стран бассейна Средиземного моря поддерживался усилиями Византии. Приведенный пример показывает, как Византия не только непосредственно, но и через арабский мир влияла на становление западноевропейской культурности.

Несомненным признаком культурности страны или группы стран является наличие в их регионе университетов как высших учебных заведений, осуществляющих подготовку по совокупности специальностей, составляющих основы современного научного знания. К настоящему времени прочно сложилось, стало традиционным представление, согласно которому «история университетов начинается с эпохи западноевропейского средневековья» (34). Этого мнения придерживаются такие разные издания как Большая Советская Энциклопедия (34), Лондонская, рассчитанная на англоязычного обывателя, The World Book Encyclopedia (35) и солидный четырехтомный труд A History of the University in Europe (36).

Трудно указать точные даты создания первых (западно)европейских университетов прежде всего потому, что они не основывались сразу как законченные институции. Их образование выглядело как постепенная агрегация независимо возникающих школ в некие устойчивые педагогические кластеры. Из числа ранних центров такой кристаллизации наиболее известны университет в городе Болонья (Италия), возникший около 1100-го года, и университет города Парижа, сформировавшийся в конце XII века.

Для этих университетов, равно как и для их многочисленных последователей (только в первую треть XIII века университеты были сформированы в городах Оксфорд, Монпелье, Кембридж, Саламанка, Падуа, Неаполь, Тулуза, Салерно и Орлеан) характерно преподавание так называемых «семи свободных искусств» как абсолютно необходимой, важнейшей составляющей любого учебного плана. Разделяясь на два последовательно проходимые цикла – тривиум и квадривиум (37), эти семь свободных искусств не только содержательно, но и дидактически привязывали средневековый западноевропейский университет к античной системе знаний и к феодосиевскому университету, основанному в Константинополе в 425-м году.

Несмотря на это, нынешняя педагогическая общественность склонна забывать о роли Византии в сохранении и развитии античного «образовательного» наследия и в передаче его нам, современным европейцам. Обычно подчеркивается лишь (см., например, (35, 36)) и на самом деле важная роль, которую сыграли «мусульмане Ближнего Востока, Северной Африки и Испании, привнесшие давно утерянное Греческое и Римское научное знание ко вниманию Европейской педагогической общественности» (35). При этом цитируется пример Каирского университета «Аль-Ажар» ( Al- Azhar) , образованного в 970-м году и рассматриваемого как старейший университет мира.

В 1155-м году император Священной Римской империи Германской нации Фридрих Барбаросса издал эдикт, так называемый Authentica Habita акт, в котором провозгласил некий набор университетских свобод и декларировал известную степень автономии университетов. Акт этот важен и своевременен. Важен потому, что именно таким образом кодифицировалось и формально легитимизировалось обычное право, касательное учебных заведений. Своевременен потому, что, как мы знаем теперь, именно после издания этого акта начался в Европе бурный процесс официального открытия университетов как таковых. Создается такое впечатление, что этим актом Барбаросса взломал ворота, взорвал последнюю преграду, и поток, которого давно ждали, хлынул, уже ничем не сдерживаемый.

В обоснование необходимости поддержки университетов Барбаросса приводил тот довод, что образование, просвещая народ, формирует послушание Господу, императору и его министрам – служителям господним. Мысль эта по своему содержанию носит совершенно Византийский характер. Нельзя не заметить, как далеко по пути прогресса ушел за шесть веков наследник и соплеменник вождя германских варваров Теодориха германский император Барбаросса!

Эдикт Барбароссы 1150-го года явился первым западноевропейским правовым актом, регулирующим положение и учащих, и учащихся. А в Византии в 333-м году были освобождены от муниципальных повинностей и обязанностей нести службу медики и профессора свободных искусств (вместе с женами и детьми), «дабы предоставить означенным лицам всю необходимую свободу занятия науками и искусствами и для преподавания другим» (18). В 376-м году преподаватели были приняты на казенное жалование, причем большим городам предоставлено было право самим избирать своих профессоров. В 425-м году император Феодосий II , создав университет, законом установил штат его ученой коллегии. Законом же был дан и его устав и определены права. Обращает на себя внимание уставное положение, согласно которому ученые университета получают одно из существенных прав любого коллегиального учреждения – право оценивать заслуги своих сочленов. Именно это сущностно отличает университет от любого другого государственного учреждения и потому очень важно.

Не обходит Феодосий и тяжелый вопрос об управлении студенческой вольницей. Его эдикт требовал представления документального свидетельства о происхождении студента и о состоянии его родителей. От студента требовалось указать разряд наук, которыми он намерен заниматься, и адрес его городской квартиры .Одновременно полиции было вменено в обязанность тщательно следить за поведением студентов.

Приоритет первого организационно оформленного разделения университета на факультеты (отделения) так же принадлежит византийцам. Император Константин IX Мономах (1000 – 1055), известный нам как дедушка нашего великого князя Владимира Мономаха, сам был не очень сведущ в науках, но ученость традиционно уважал. Именно при нем произошло разделение Константинопольской высшей школы на философское отделение под руководством Михаила Пселла (23) и на юридический лицей во главе с законоведом Иоанном. Важно при этом отметить, что доступ в университет был открыт всем желающим без сословных ограничений. Единственным условием для поступления был некий начальный уровень образованности и способность к обучению.

В империи ромеев сразу же после преобразования удачно расположенного, но заштатного городка Византий в мировую столицу Константинополь начала создаваться, такое впечатление, что сознательно создаваться, стройная система высшего образования. За все время существования Византии, т.е. в течение тысячи лет, не прерывалась убежденность правящей элиты империи в необходимости правильного образования и распространения просвещения по всем азимутам внешней политики государства, не говоря уж о подготовке высококвалифицированных кадров для собственных нужд.

Во все времена существенным преимуществом византийцев была их высокая образованность. Унаследованные от Рима уважение к закону, а от древней Эллады – культура образованности, вкупе с христианским просвещением позволили Византии побеждать варваров. Именно это триединство — закон, ученость и христианство — давало в руки Византии мощнейшее политическое орудие. Именно это передала Византия Западной Европе, именно в этом смысле была она золотым мостом, соединявшим в пространстве Восток и Запад, во времени — античность и позднее средневековье, в сущности, Возрождение.

Говоря о вкладе Византии в Европейскую культуру вообще и в культуру образования в частности, нельзя не отметить, что Империя передала средневековой Европе и многие отрицательные черты своей культурной жизни, накопленные за тысячелетие ее трудной истории.

При чтении Византийских авторов часто возникает ощущение, складывается такое впечатление, что византийцы сознавали свою ответственность за передачу «нам» наследия Греции и Рима. Наследие это огромно, объемно, богато. Отсюда вытекает характерное для Византии стремление к компиляции. Интеллектуальные усилия византийских гуманитариев, а именно таковые составляли основу корпуса ученых того времени, как правило, не выходили за пределы формального изучения вновь переписываемых текстов. Характерной была какая-то почти болезненная страсть к модернизации какого-нибудь древнего материала путем передачи его содержания современным языком. Именно в этой связи тогда возникли термины « peri-jrasiz » – перифраза, описательное выражение и « meta-jrasiz » – метафраза, толкование, перевод (38). Наиболее крупных ученых стремление к компиляции, желание фиксировать все уже достигнутое приводило к подлинной энциклопедичности. Таков был патриарх Фотий, составивший историческую энциклопедию и собравший замечательную библиотеку. Это поощрялось. Император Константин Багрянородный (середина X века) был энциклопедистом – организатором, тщанием которого сохранена научно-содержательная составляющая Византийской цивилизации. Он выстроил свод Византийской учености, организовав составление около полусотни справочников по всем известным тогда наукам, от агрономии до тактики осады горных крепостей.

Это были высшие достижения, это был интеллектуальный расцвет Византии времени Константина Багрянородного и патриарха Фотия.. Здесь встает вопрос, почему же все — таки самое лучшее не было унаследовано Западом, не было Западом воспринято. А дело в том, что во второй половине IX века империя Каролингов (39), понимая, что после серьезных успехов в борьбе с маврами на Пиренеях угроза экспансии ислама с этого направления ликвидирована, и чувствуя себя в безопасности, обратилась на Восток. Именно Карл Великий начал пресловутый «дранг нах остен» германских народов, принесший столько горя славянским племенам. Каролинги хотели расширить пределы своей государственной, культурной, церковной власти на Восточную Европу. И, естественно, столкнулись с бесспорными правами Константинополя. Соответствующая борьба, подобно тому, как это происходило потом не однажды, разделила Европу «на два лагеря», вызвала к жизни «противостояние двух систем». В условиях такой конфронтации перенимать/передавать что-либо на государственном уровне было невозможно.

К вершинным достижениям Византийской мысли относится, и об этом нельзя забывать, вся святоотеческая литература. Но философские достижения православной патристики также не могли быть достойно восприняты католическим Западом.

Конечно, нельзя сводить заслуги Византии только к передаче наследия Рима и Греции. Но когда люди, близкие к всевластному царскому двору и великолепному патриаршему подворью, демонстрируют свой столичный блеск и свою очевидную ученость, это производит впечатление на провинциалов. (Возрождающаяся Западная Европа слыла, да и была глухой провинцией имперской ойкумены Византии.) Блеск был настоящим, ученость — обширной, но в силу рассмотренных выше обстоятельств как бы вторичной. В отсутствие сколько-нибудь разумной правительственной политики культурного обмена заимствование интеллектуальных достижений естественным образом шло на приземленном уровне внешнего блеска и большей доступности. Результатом явилось многовековое господство в преподавательской практике западных университетов во многом пустопорожней схоластики и пышной перифразы, когда плетение словес затемняло, а то и заменяло суть дела.

Приходится также с огорчением признать, что империя Ромеев сохранила, развила и передала дальше сильную тенденцию идеологической нетерпимости. Начало свое эта печальная тенденция берет в первые десятилетия существования империи. Наследник Константина Великого, его племянник Юлиан Отступник был яростным противником христианства. Придя к власти, он стал силой подавлять это учение, не останавливаясь перед проявлениями насилия, типичными для времен Нерона и Диоклетиана. Но важно отметить, что ко всем дикостям дикого времени Юлиан добавил законодательное запрещение профессорам-христианам преподавание в школах (указ от 17 июня 362 г.). Это очень важный момент, прежде всего, как свидетельство того значения и той степени развития, которые имело школьное дело в империи. Вот аргументация Юлиана (цитирую по (18,т.1)):

«Правильное преподавание заключается не в складной речи и красивых словах, а в том, чтобы учитель обладал здравым расположением мысли и имел верные понятия о добре и зле, о благородных и постыдных вещах. Кто одно думает, а другое внушает своим слушателям, то столько же погрешает против педагогики, как и против честности. Требуется, чтобы все, кто берется за преподавание какого-либо предмета, отличались скромным поведением и душевным направлением согласно с общественным строем».

Надо ли говорить о том, что этот тезис Юлиана был с восторгом воспринят всеми последующими правителями всех времен и народов вне зависимости от их (правителей) идеологии. Хорошо усвоили этот урок Отступника и христианские властители Византии.

Сначала дело шло относительно мягко. Со времен Марка Аврелия (40) государство поддерживало существовавшие в Афинах философские школы различного толка. Постепенно там сложилась своеобразная высшая школа –Афинская Академия, которая стала духовным оплотом язычества. Популярность Академии была высока, а авторитет в вопросах философии практически непререкаем. Поэтому и возникла абсолютно здравая мысль создать в столице империи высшее образовательное учреждение, должное стать центром христианского просвещения в христианском государстве. Это произошло в 425-м году.

Существенно, что при создании христианского Университета в Константинополе языческая Академия в Афинах осталась неприкосновенной, эти высшие школы функционировали параллельно. Но история шла вперед, империя строилась, ее идеология совершенствовалась. Отнюдь не претендуя на сколько-нибудь информативное рассмотрение того кипения страстей, к которому приводили сотрясавшие молодое христианство ереси, нельзя не отметить, что спокойному течению образовательного процесса все это сильно препятствовало. Так в 475-м году в Константинополе по ходу дискуссии о монофизитстве (41) была сожжена публичная библиотека , содержавшая 120 тысяч томов рукописей, что нанесло большой урон делу образования и уровню образованности общества.

Самыми страшными были, конечно, потери кадровые. Дело в том, что имперские устремления Византии закономерно проявлялись и в идеологии. Великий Юстиниан, сводя счеты со старым строем, расправлялся с теми воззрениями и настроениями, которые имели свои корни в античной культуре, в частности, в свободной философской школе. Единая империя требовала единой идеологии. Поэтому император принимал суровые меры против еретиков. И на втором году своего царствования (в 529-м г.) издал эдикт, закрывающий Афинскую Академию, запрещающий преподавание философии и, что уж совсем нехорошо, лишающий политических прав тех, кто придерживался эллинских воззрений и еретических верований. Эти суровые законы вызвали эмиграцию из империи, в основном в Персию, заметной части интеллектуальной элиты страны. Поистине, ничто не ново под Луной. Таков вот предшественник длинной череды Европейских идеологических изгнаний, включающей в себя испанских морисков, английских пуритан, французских гугенотов, русских философов в 1922-ом году, немецких ученых после 1933-го года…

Дальше – больше. Иконоборец Лев III поступил еще проще, он для ясности закрыл все учебные заведения как таковые, в том числе, конечно, и Константинопольскую высшую школу. Это учреждение имело богатую библиотеку. Лев запретил пользоваться книгами. .Полностью запрет реализовать не удалось, эти паршивые интеллигенты, отставленные от преподавания профессора продолжали читать книги. Тогда Лев принял простое решение. По слухам, в 726-м году именно по его приказу библиотека была сожжена, правда, вместе с профессорами, но это так, неизбежные издержки идеологической борьбы.

Даже если все это было не совсем так, сам факт создания легенды об императоре Льве — иконоборце, намеренно сжегшем библиотеку, достаточно красноречив. И во времена более мягкие малейшие проявления инакомыслия преследовались жесточайшим образом. Примеров тому много. Так, крупнейшая в интеллектуальном и нравственном отношениях фигура IX века, патриарх Фотий дважды свергался с патриаршего престола и подвергался заточению в «колонии строгого режима».

Традиция идеологической нетерпимости, характерная для западноевропейской средневековой высшей школы (достаточно вспомнить имя Пьера Абеляра и историю его бедствий) в какой-то мере берет свое начало в империи Ромеев. Это печально, но это так.

Оценивая тысячелетие Византийской истории, следует твердо помнить одно, но самое важное – Ромеи совершили героический подвиг, сохранив, несмотря ни на что, непрерывность истории. Благодаря им не прервалась связь времен. Византия сберегла Прометеев огонь познания и образования до того времени, когда в обновленной Возрождением Европе вновь стала востребованной высшая школа, школа университетского типа.

5. Начало нашей истории. Кирилл и Мефодий, князь Владимир

«Посылал он собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное» (42)

На протяжении всей известной нам истории рода человеческого, так сказать, в исторической перспективе, знание, несомненно нужное людям, несомненно имеющее самостоятельную значимость, почти никогда не передавалось от человека к человеку как таковое, как нечто самоценное, а всегда служило некоторой оболочкой, упаковкой, оформлением той или иной идеологии. Предметное знание всегда выступало как создающая информацию модуляция, наложенная на несущую волну идеологии. За прошедшие три тысячи лет письменной истории, как правило, религия была этой идеологией. Как известно, именно религия распространяла знание, просвещая народы.

По словам академика Д.С. Лихачева первый и наиболее глубокий перелом в истории Руси — перелом от язычества к христианству – «ознаменовался прежде всего и глубже всего в письменности, в приобретении страной не просто знаков для букв, но правил правописания, расстановки знаков препинания, обретения литературного языка и огромной литературы, приобщившей Русь к культуре Европы» (43).

Имя человека, чей талант, труд и жизненный подвиг сделали возможным само существование нашей литературы, нашей истории, нашей национальной самобытности, хорошо известно. Это – святой равноапостольный Кирилл, просветитель славянский.

Образование святой Кирилл получил в Царьграде. О том, как был там поставлен образовательный процесс, хорошее представление дает его житие (44): «Когда же он пришел в Царьград, отдали его учителям, чтобы учился. И в три месяца выучился грамматике и за другие науки принялся. Обучился же Гомеру и геометрии, и у Льва, и у Фотия – диалектике и всем философским наукам вдобавок: и риторике, и арифметике, и астрономии, и музыке, и всем прочим эллинским искусствам.»

Надо ли говорить, что Лев – это Лев Математик, ученый, по окончании тирании иконоборцев возобновивший в Константинополе занятия точными науками и изучения древних текстов и ставший ректором воссозданного в это же время государственного университета. Фотий же – филолог, знаток древних авторов, патриарх Константинопольский. До вступления на патриарший престол Фотий был профессором философии и богословия. В церковной истории Фотий славен прекращением иконоборчества и успешным противодействием притязаниям Римского папы на вселенское главенство. Для нас он интересен и важен, кроме всего прочего, еще и тем, что в его речах Русь в первый раз называется этим своим именем и впервые характеризуется реальными чертами. (Имеется в виду поход Аскольда и Дира на Царьград в 860-м году).

Фотий, под руководством которого Кирилл и Мефодий получили первоначальное воспитание, был известен как покровитель высшего образования. Перечень наук, которым обучался Константин, будущий Кирилл, соответствовал учебному плану Царьградского университета и был, очевидно, весьма традиционен. Окончив курс обучения, Константин принял священический сан и занял должность патриаршего библиотекаря. В это же время совсем юношей он начал преподавать философию в императорском Царьградском университете, что объясняет происхождение его прозвища Константин — философ.

Старший брат Кирилла архиепископ Паннонский Мефодий продолжил начатое ими обоими дело просвещения славян, но проиграл немцам в Моравии. Западные славяне примкнули к германо-романскому миру. Но великое дело первоучитилей славянских, их азбука, их переводы Священного Писания и богослужебных книг, получило дальнейшую жизнь и расцвет у южных и восточных славян, соединивших свои судьбы с православной Византией.

Величайшей заслугой святых братьев перед нашей культурой и образованием является их успешная борьба перед лицом папского престола в Риме с так называемой “трехязычной ересью”, в соответствии с которой богослужение может вестись только на языках латинском, греческом или еврейском. Как говорится, все в воле Божией, но я не могу себе представить Крестителя Руси Святого Равноапостольного князя Владимира, свзанного таким ограничением.

Крещение Руси, я сознательно не касаюсь нравственной, духовной, религиозной, вообще, мировоззренческой стороны этой великой государственной реформы князя Владимира, немедленно приобщило нас к культуре образования, к школьной культуре. В эпиграф этого раздела статьи вынесен перевод фрагмента рассказа “Повести временных лет”, отнесенного летописцем к 988-у году, о крещении Руси князем Владимиром. И практически первым княжеским делом после свержения языческих идолов стала организация образовательного процесса. Для благочестивого “черноризца Феодосьева монастыря Печерского” (45) самочевидно, что, “когда отданы были в учение книжное,то тем самым сбылось на Руси пророчество, гласившее: “В те дни услышат глухие слова книжные, и ясен будет язык косноязычных”” (42), и войдет Русь в число просвещенных государств.

Дело Владимира продолжил его сын Ярослав, который, понимая, что “ велика ведь бывает польза людям от учения книжного”, что мы “книгами наставляемы и поучаемы”, что мы “от слов книжных обретаем мудрость”, что именно книги — “это источники мудрости”, так как в них содержится “неизмеримая глубина”, книги любил и для их хранения учредил в им же построенной церкви святой Софии первую на Руси библиотеку. В кавычки взяты слова из рассказа летописца (42) о созидательной деятельности Ярослава (год 1037-й). Для меня сейчас важны не городские стены Киева, не его же Золотые ворота, даже не кафедральный собор Святой Софии Премудрости Божьей. Важно то значение, которое летописец, а, значит, и Ярослав, придает книжному делу. Ведь Ярослав, не случайно прозванный Мудрым, “к книгам имел пристрастие,читая их часто и ночью, и днем. И собрал писцов многих, и перелагали они с греческого на славянский язык и письмо”. Дорогого стоит и сравнение в контексте этого рассказа князя Владимира, крестившего Русь, с пахарем, землю вспахавшим и размягчившим, а сына его Ярослава — с сеятелем, книжные слова в умягченные крещением сердца посеявшим.