Russian
| English
"Куда идет мир? Каково будущее науки? Как "объять необъятное", получая образование - высшее, среднее, начальное? Как преодолеть "пропасть двух культур" - естественнонаучной и гуманитарной? Как создать и вырастить научную школу? Какова структура нашего познания? Как управлять риском? Можно ли с единой точки зрения взглянуть на проблемы математики и экономики, физики и психологии, компьютерных наук и географии, техники и философии?"

«Вторжение смысла» 
Лариса Колесова

Важно понять, что русская мысль в этом отношении искала самоопределение, отталкиваясь от Европы и притягиваясь к ней, и своего общепланетарного места. Судьба и свобода страны, начиная с Филофея и идеи Третьего Рима (1523), далее в петровскую эпоху «окна в Европу», в бурно расширяющейся екатерининской империи, воспринимались как поход «азиатской» России в Европу для встраивания, обучения и самоутверждения. Встретив резкое отрицание Европы у славянофилов, русская мысль стремительно европеизируется западниками вплоть до самоидентификации с Европой и сильнейшего комплекса неполноценности оттого, что вожделенная европейская жизнь в России неосуществима. Пережив катастрофу 1917 года, уже в советское время маятник качнулся уже поверх Европы, когда советская Россия, страна победителей, неимоверными усилиями дала возможность русской мысли возвыситься как мировая всепланетарная сила. На излете советского времени и в начале эпохи теперешней России, самоотрицание и маятник русской мысли достигли дна перестройки и полноценной национальной катастрофы вторично за 20 век. Теперь, наконец-то этот колебательный процесс начинает полноценно успокаиваться, в России начинается действительное ощупывание своего, «третьего пути», своей «точки сборки», небесных, духовных смыслов, их отображения в состоянии умов, дорожных карт и национальных стратегий. В том числе и в отношении Азии, находящейся на таком подъеме, аналогов которого не было со времени Восточного Возрождения 8-13 в.в.

Умственные попытки постижения смысла

Еще одно важное замечание. Сфера смысла – то есть вопрос «зачем?», которая, как мы видим, для России есть сфера феноменально значимая, в истории мысли всегда воспринималась крайне запутанно и с огромным трудом. Будучи прямым результатом «пустотных» экзистенциальных кризисов, тяжелейших испытаний и невзгод, часто на грани жизни и смерти, смысл ни в одной философской или религиозной традиции в мире не имеет исчерпывающего рационального объяснения. Более того, мы можем обнаружить глубокую разработку темы смысла только как часть древнейшей телеологии, т.е. идеи целеполагания, или идеи причины сущего, еще с античности, также как идея монады у Лейбница, в концепциях свободы воли, всеобщей причинности – в индуизме, как закона мирового равновесия – в буддизме и даосизме, в идеях восхождения к Единому (дао, тарикат).

Такая же картина обнаруживается и в отношении мыслителей к смыслу как к творчеству, где наиболее близкие к точному проникновению в творческую суть прослеживаются у Канта и Гегеля, в идеях о творческих актах воображения и творческих деяниях абсолютного духа как субъекта в истории. Человеческие смыслы как творчество воспринимаются глубоко Бергсоном, в философии жизни, в экзистенциализме, в философии постмодерна, и, особенно в различных концепциях вчувствования и диалогизма, потока и уникальности личности, в том числе у Н.Бердяева, который прямо указывает, что именно человек жертвенно творит культуру, освобождаясь от подавления.

Но зато смысл составляет обширный массив знаний и данных разных областей, где вчувствование составляет главное содержание. То есть в крупнейших мировых религиозных течениях, космологии Запада и Востока, в апофатическом богословии, культурной антропологии, семантике, гуманистической психологии, исследовавшей феномен «СверхЯ», в психо- и судьбоанализе, в психосинтезе Ассаджоли. Также, особенно, в психиатрии, именно там, где речь идет о синдроме навязчивости, обсессии, нарциссическом синдроме «грандиозного Я», а также там, где речь идет о множестве созависимостей, от алкогольных до наркотических и квазирелигиозных, культовых. Психологии смысла и творчества, кстати, хорошо знакомы именно данные феномены.

В знании о культуре и в естественно-научных изысканиях, однако, смысл составляет мощный пласт феномена т.н. акаузального мышления, аритмологии, а также концепции особого состояния «включенного наблюдения» с переживанием опыта душевного «сжатия» — иначе экзистенциальной пустоты, паузы, точки, оцепенения, замирания и пр. Который в традициях мировых религий имеет обозначение как важнейшее «свидетельство» — бытия Бога, Царствия Небесного, Провидения, Предопределения, судьбы, рока, фатума и др. Поэтому мышление и творческий поиск, связанные со смыслом, правильнее обозначить как провиденциальное состояние, а всю традицию русской мысли, обращенную к теме творчества, смысла и судьбы – соответственно — провиденциальной.

Осмысленность как провиденциальная культура и мысль

Это многое объясняет из того, почему рациональный ум не может без особых эмоционально-духовных усилий постигнуть смысл и творческий замысел. Причина этого в том, что пустотный размах провидения не помещается в узкое и упорядоченное пространство рационального знания. Провиденциальные творческие состояния обладают всеми признаками сохранности именно пустоты как «первозданного хаоса» и пралогического «многознания», которое воспринимает античный Хаос, Космос и Логос слитно, как в идеях досократиков или в филигранно разработанных восточных учениях о пустоте, например. В провиденциальных состояниях мир воспринимается как бы вспышками откровений и смыслов, не понятиями, а картино-образами, тем, что с древности называют гнозисом, то есть одухотворенным знанием, неразделенным с Божественным откровением и сакральным опытом восхождения к Богу. Значимость провиденциальных состояний ума и порождаемых им смыслов невозможно переоценить потому, что мир сегодня полноценно входит – уже вошел – в провиденциальный исторический переходный период. Когда в каждой цивилизации – на фоне ментальных и т.н. гибридных войн — будет происходить неизбежное появление «пустотных поисков» собственного смысла и потому выработки провиденциального мышления и «точки сборки», неизбежного появления «сжатия» в осмыслении и сознании, со всеми сопутствующими последствиями этого процесса для состояния умов и принимаемых решений.

Россия уже прошла этот путь различения своих смыслов и продолжает находиться в нем беспрерывно, обретя, наконец, равновесие и способность к спокойному, эволюционному возрождению. И, что важно, смогла выработать достаточно четкие смыслы – как земные, так и человеческие и духовные, которые могут быть ориентирами – в евразийском переходном ареале и в мире в целом, особенно там, где неотвратимые переходные процессы заторможены. Эти смыслы в русской традиции связаны именно с различением «третьего пути» и «сердечного разума» («умного сердца», «сердца-ума»).

«Третий путь» и «сердечный разум»

Преодоление кризиса, особенно кризиса выживания и экзистенциального перехода к смыслу с его фазой пустоты требует особых сил, где логически мыслящий, упорядоченный «головной разум» не работает, а «животный разум» создает помехи, этот вид стресса усваивается и преодолевается другим разумом – «сердечным». В русской духовной традиции ключевая идея и переживания «сердечного разума» разрабатывались многократно и полноценно, в том числе в религиозной православной философии, в святоотеческом богословии, в софиологии. Важнейшим положением этой традиции выступает представление о «сердечном разуме» как о центре (середине) всех энергий человека, приводящим в действие все без исключения состояния тела, души и духа. У целостного человека все три разума работают одновременно и синхронно, потому творческая целостность есть слияние инстинкта, логики и сердца не столько в целесообразности, сколько в нравственности, вере и совести.

Возникает, таким образом, идея иного, «третьего пути», которая содержится в целостном измерении человека и его Божественном предназначении, в его разумной и сердечной «точке сборки», в преодолении отчужденности – всех друг от друга и человека от самого себя и от Бога в себе в состоянии Всеединства.  Именно целостность человека есть насущная и осмысленная необходимость, основа его личного самоопределения — а сегодня — и мирского самоопределения человека от — подавленности социумом (Восток), и от подавленности машинным однообразием (Запад).

Собственно говоря, русский вариант «третьего» пути, проект которого обсуждается не только в России, но и в мире с 18 века, опирается именно на творческое осмысление во всем его многообразии. Русский взгляд на «третий путь», таким образом, сильно отличается от западных и восточных проектов центризма и «третичности» как материальных идей социального центристского государства обезличенных «стейкхолдеров» или социально-гражданской «средней зажиточности» и социальной усредненности (рейтинга). В русском варианте в центр становится человеческое состояние творческой свободы-в-пути, в поиске целостной и подлинной природы мира и человека-Творца в ее Божественной предопределенности и софийности. Образ Софии Премудрости Божией в русской традиции появляется как воплощение Божественной взаимосвязанности мира, как «души мира» и его гармонии, как универсального одухотворенного посредника в мире творческого смысла (В.Соловьев, П.Флоренский, С.Булгаков).

Поиски «третьего пути» в России были четко осмыслены в русском космизме, где русские космисты, предчувствовав и предсказав русские катастрофы 20 века – Н.Бердяев, П.Струве, С.Булгаков, С.Франк, Н.Лосский, Л.Шестов, А.Богданов, Н.Федоров, В.Соловьев, П.Флоренский, К. Циолковский, А.Чижевский, В.Вернадский и др. – на рубеже 19-20 в.в. и позже – настаивали именно на идее «третьего пути» как пути обретения человеком и человечеством подлинной свободы именно в творчестве. Они видели глубокий смысл непосредственно в уникальности и неповторимости человеческого творческого опыта, в его противостоянии как засилью материально-потребительского мира, так и атакам «смертоносных сил зла» (духовного растления), губящим человека. Понимая, что мир человека – это «микрокосм» и «микротеос» (Н.Бердяев), они видели неизбежность наступления Ноосферы, то есть такого взаимного состояния умов, когда человек будет способен действительно нести свою ответственную разумную и творческую миссию в целостном макрокосме. В настоящем Большом антропологическом переходе именно это напутствие русских космистов становится и стратегической и практической задачей.

Список литературы

  1. Аршинов В. И., Свирский Я. И. От смыслопрочтения к смыслопорождению. Вопросы философии, 1992, № 2.
  2. Д. В. Сергеев. Исследование категории смысла в современной философии. М.2012
  3. Комитет 100,  Яндекс-Кью. Сайт.
  4. Д. А. Леонтьев. Психология смысла. М.2012
  5. А. И. Субетто. В. Р. Арсеньев – этнограф, философ, футуролог. Взгляд через призму ноосферизма. Спб. 2004.
  6. Делез Ж. Логика смысла. Ек.1998
  7. Лотман Ю. М. Избранные статьи в 3т. Таллин, 1992
  8. Налимов В. В. В поисках иных смыслов. М. 1993
  9. Н. А. Бердяев. Русская идея. В кн. О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М.1990
  10. Н. А. Бердяев. Смысл творчества (опыт оправдания человека). М.1916
  11. Н. А. Бердяев. Смысл истории. М.2021
  12. Н. А. Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма.М.2009
  13. Л. А. Колесова. Золотая утопия. СПБ, 2013
  14. А. И. Высоцкий. Понятие «судьба» в русской религиозной философии. Известия ВГПУ. 2005, №2.
  15. Крамер И. Кн. Николай С. Трубецкой как философ культуры и истории // Н. С. Трубецкой и современная филология. — М.: Наследие, 1994.
  16. Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана (взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока) // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. № 4, 1991.
  17. Трубецкой Н. С. Общеславянский элемент в русской культуре // Вопросы языкознания. № 2, 1990.