«Нашествие вышиванок» на западные окраины бывшего СССР началось лет 20–25 назад. Оно, конечно, было не самой болезнью, а её симптомом. Но оно было симптомом того, что в города, центры цивилизации, пришла антицивилизационная идея… И когда в этих городах начала сыпаться имперская цивилизация — её пустое место стало занимать «пробудившееся национальное сознание». На городских чиновниках, директорах предприятий и депутатах вдруг зацвели национальные петухи и маки. Основную роль тут сыграли чисто насущные вещи: нужно было чем-то заменить отменённое Светлое Будущее — и его заменили ретро-идеализмом. Нужно было что-то противопоставить гигантской городской русской культуре — и её стали выпихивать культурами «антирусскими», то есть анти-городскими.
Почему мы говорим именно о деградации? Ведь столицы восточноевропейских городов сейчас просто конфетки? Потому что, как ни странно, задымлённый уральский индустриальный облцентр — организм посложнее нарядного туристического Таллина настолько же, насколько сеть дворцов детско-юношеского творчества сложнее сети кинотеатров, а закрытый завод сложнее открытого в его корпусах супермаркета. Промышленный город есть город исследований, испытаний, системных знаний. А турстолица — это гостиницы, увеселения и «туземный» колорит.
Настоящий город занимается массой дел, которыми декоративному «мястечку» заниматься не положено. К примеру, советский город Рига делал электронику и автомобили, и локомотивы, и суда, и целлюлозу, и много чего ещё. Но потом у него началась «острая вышиванка», и эти имперские сущности были с омерзением попилены и распроданы.
Хуторское мировоззрение — это в первую очередь утрата способности воспринимать мир системно и целостно. Ибо целостное и системное восприятие мира необходимо только тем, кто его системно же намерен и менять. Вот ему нужно уметь стыковать конкретику и идеи, жизнь отдельных семей, хозяйств и городов — с макроэкономикой, макрополитикой и стоящей за ними философией.
Берегитесь вышиванок, граждане. Неслучайно все «анти-имперские», то есть по факту анти-цивилизационные агитки в союзных республиках Евразии приходят к нам именно в них»[34].
Исторические «мемы» легко «приживаются» в примитивной (малодифференцированной) психике деградирующих субъектов социума (не подключенных в результате трудного опыта - «сына ошибок трудных» — к Психосоциальному ИГЭ.
Демонтаж информационно-смысловых блоков Психосоциального ИГЭ стал производиться по специальной технологии, ставшей известной как «Окна Овертона[35]». При всей коспирологической таинственности (поскольку подмены информационных конструкций происходят на мета уровне, для наблюдателя из социума они малоразличимы), суть ее достаточно проста: поэтапная замена смысловых конструкций – кластеров ИГЭ. Сразу «обрушить» весь ИГЭ невозможно – мощные механизмы саморегуляции[36] восстановят поврежденные элементы в соответствии с имеющимся «программными требованиями» ИГЭ (либо отторгнут и уничтожат неподдающиеся восстановлению).
В экспериментах на животных, демонстрирующих голографические принципы работы мозга, поэтапное замораживание различных участков мозга у кошек (до определенного критического значения) не приводит к видимым отклонениям в поведении и физической гибели животного — необходимая информация успевает перераспределиться между другими работающими участками (перераспределяются пластические, информационные и энергетические ресурсы)[37].
«Джозеф Овертон описал, как совершенно чуждые обществу идеи были подняты из помойного бака общественного презрения, отмыты и, в конце концов, законодательно закреплены. …Это не промывание мозгов как таковое, а технологии более тонкие. Эффективными их делает последовательное, системное применение и незаметность для общества-жертвы самого факта воздействия»[38].
Основными конструктами Психосоциального ИГЭ являются Нравственно-этические построения. Поэтому любой внешний фактор, действующий «в лоб» будет встречен ИГЭ (как саморегулируемой системой) активным противоборством — будет отторгнут социумом как неприемлемый и аморальный. Но поэтапная подмена функциональных блоков будет незаметна («курочка по зернышку клюет»). Так «по кусочку» можно целенаправленно «пересобрать» весь ИГЭ.
Яркими примерами такой направленной «пересборки» ИГЭ на основе синтетических информационно-смысловых конструктов в настоящее время (как выяснилось, вполне возможной в течение одного поколения) являются синтетические ИГЭ «социума» Украины и Ближнего Востока — ИГИЛ.
В первую очередь подменяются кластеры «исторической памяти», программирующие психогенетическую идентичность. Далее подменяются «базовые» смыслы. В результате вектора системоквантов поведения субъектов разворачиваются вспять — ретроградные формы поведения в социуме становятся «нормой» (относительно нисходящего вектора – вектора деградации), а как раз нормальные (программируемые с помощью нравственно-этических блоков ИГЭ) начинают уничтожаться деградирующим социумом.
В чем это проявляется «симптоматически»? Прежде всего, в потере индивидами с инвертированными ИГЭ главного «человеческого» качества – эмпатии. «Пересобранные» экраны уже частично состоят из иных – синтетических информационно-смысловых конструктов, а не целиком из нравственно-этических построений. В результате индивиды, программируемые «синтетикой» не обладают – ни милосердием, ни состраданием, ни сочувствием – все человеческое им чуждо. Изменяются и их психофизиологические константы. Интуиция («звериное чутье», «черное видение») наряду с огромной физической выносливостью позволяют им быть эфффектиными «терминаторами», испытывающие наслаждение от разрушения. Чем больше злодеяний, тем больше «кайфа».
Их жизнь, точнее – существование, может продолжаться теперь исключительно за счет деструкции ИГЭ – и им смерть, если нечего дальше разрушать: к социальному строительству, обучению, профессиональной деятельности и семейным отношениям они никогда уже не вернутся.
Метасубъект может действовать (продолжать присваивать энергию системогенеза) только в том случае, если будет оставаться невидим и непонятен (мотивационно) для наблюдателей из социума. Но как только с помощью культурного и научного осмысления будет «прорисованы» свойства его субъектности, он станет вполне «воспринимаем» социумом. Тогда все разнообразие социальных феноменов будет представляться не как «игра причинности», а как конкретные и разнообразные способы ведения войны против социума.
Понятно, что кинетические методы уничтожения метасубъекта непригодны – он не имеет материального субстрата. Зато, как информационно-кибернетическая структура, он весьма чувствителен к нравственно-этическим конструктам (элементам вышележащего над ним Писхосоциального ИГЭ). Вероятно, с вышележащих ИГЭ сам метасубъект так же малоразличим, как и из социума (его действия с вышележащих ГЭ могут восприниматься как аномалии в социуме, вполне укладывающиеся в ранее заданные границы нормы). Именно этим свойством может определяться продолжительность его существования. Но как только станут «понятны» его потребности (с ИГЭ индивидов будет «считана» информация Психосоциальным ИГЭ) – он будет, как «инородное тело» либо перепрограммирован, либо уничтожен. Ведь, как нижележащая по иерархии структура, он подчиняется «программным требованиям» вышележащих – а именно смысловому содержанию нравственно-этических конструктов (элементов Психосоциального ИГЭ).
Вместо заключения
«Жизнь раскрывается как система творчества, постоянного напряжения и преодоления, постоянного комбинирования и создания новых форм поведения. Таким образом, каждая мысль, каждое движение и переживание являются стремлением к созданию новой действительности, прорывом вперед к чему-то новому… Жизнь человека сделается непрерывным творчеством, одним эстетическим обрядом, который будет возникать не из стремления к удовлетворению отдельных мелких потребностей, но из сознательного и светлого творческого порыва. Еда и сон, любовь и игра, труд и политика, каждое чувство и каждая мысль сделаются предметом творчества… Наряду с техникой педагогика в широком смысле психофизического формирования новых поколений станет царицей общественной мысли».[39]
Часть 2. Современные войны как способ блокирования системогенеза.
Системогенез и войны.
Системогенез социума – это конфликтный и драматический процесс. В противоположность «атомарной» концепции (где законы «Броуновского движения» переносятся на общество), мы считаем, что развитие социума определяется изначальной заданностью направления развития всего Пространственно-временного континуума (выстраивается иерархия от простых систем к более сложным, от «косной» к «живой» материи, от Зоопопуляционных отношений к Психосоциальной формации).
По сути, «жизненный путь» индивида (и социальных групп), есть процесс постоянного научения и «переучивания» в соответствии с «программными требованиями» вышележащих ИГЭ. Каждый элемент социума, изначально обладает возможностью действовать в широком диапазоне возможных вариантов (в этом и проявляется «свобода воли»), познавая в результате «на своей шкуре», что есть Добро, а что есть Зло для данного социума. Все события, происходящие в социуме, подвергаются социальной оценке и служат задаче выработки новых смыслов, которые затем становятся «конструктивными элементами» в иерархии ИГЭ.
Каждый уровень системной организации – каждый ИГЭ нашего пространственно временного континуума, задает характер взаимоотношений между входящими в его «слой» элементами (АРД экрана поддерживает программные требования для каждого элемента).
Зоопопуляционный ИГЭ, по прежнему доминирующий, в динамике своего развития программирует элементы социума на территориальную экспансию (порабощение народов, расширение границ государства, колонизация), канализирует внутривидовую агрессию (как и пассионарную энергию для побед), и понуждает популяционные образования приобретать необходимый «ранговый» статус (например, богатые колониальные державы и остальные «туземные» эксплуатируемые территории).
Можно сказать, что все «классические» войны в Истории велись между субъектами Зопопуляционного социума. Именно поэтому многие научные школы (наиболее типичный пример — Мальтузианство) трактовали и трактуют войны как необходимый драматический «атрибут» саморегуляции и развития популяции: войны «освежают кровь», «регулируют численность населения», «привносят новые технологии».[40]
Важный результат Зоопопуляционных войн – когнитивный: человечество «навоевало» бесценный нравственный опыт, необходимый для перехода на новый — Психосоциальный уровень системной организации. Аграрная цивилизация прошлого (мегаполисов не было, а численность населения Земли во времена Бородинского сражения не превышала 950-980 млн. человек!!!) после каждой исторической баталии в течение нескольких поколений глубоко осмысляла драматические события: « — Да, были люди в наше время, Не то, что нынешнее племя: Богатыри — не вы! …». Каждый ребенок в каждом поселении знал семейные предания о героических поступках своих прадедов, держал в руках военные раритеты, играл «в войну» за «своих»: «А в кипящих котлах прежних воен и смут Столько пищи для маленьких наших мозгов, Мы на роли предателей, трусов, иуд В детских играх своих назначали врагов…»[41].
Практически все литературные произведения прошлого есть эпическое[42] описание военных баталий: от Одиссеи и Илиады и Энеиды до Евразийского эпоса – Песни о Роланде, Калевалы; яркими нравстенно-этическими повествованиями являются русские Былины, Сказания («Сказание о Мамаевом побоище»), Предания («Предание о Земле Русской»), Слова («Слово о полку Игореве»).
Войны стимулировали кустарное дело, а затем и инженерные разработки (от эстетики и технологии изготовления оружия до инженерии вооружений). Точнее, по мысли А.И. Фурсова[43], они стимулировали не сами научные и инженерные открытия (творческая и научная мысль развивалась по своим законам Ноосферы), а создавали на них повышенный «спрос», позволяли быстро (с использованием государственного заказа-ресурса) «воплотить в металл». Действительно, в начале 20 века успехи НТР оказалась тесно связаны с началом Первой Мировой войны – были «воплощены» и применены: радиосвязь, броня, швейная машинка Зингера, печатная машинка, кинематограф, каучук и вулканизация резины, холодильники, бездымный порох, первые подводные лодки, органическая химия, самолетостроение…
Программные требования Психосоциального ИГЭ (организован из нравственно-этических конструктов) иные – они не предусматривают в качестве доминанты вражду и инициативу в военных действиях (нет потребности в военной экспансии); жизнь Психосоциальной формации становится привлекательной для других социумов, поскольку является живым примером справедливого жизнеустройства (например, как это было со странами и политическими движениями, «симпатизирующими» СССР). Вся пассионарная энергия общества направляется на поддержание восходящего векторы развития (а не на конфликты). Но пассионарной энергии требуется больше – она вся идет на социальное строительство: творческое развитие социальной инфраструктуры, создание закрывающих технологий, освоение космоса.
В случае военного нападения извне, Психосоциальная популяция (имеющая государственную форму) способна очень эффективно ответить на военный вызов (так случилось с зарождающейся Психосоциальной формацией - СССР, которая смогла победить во Второй Мировой войне всю отмобилизованную Гитлером Европу и Азию). Более того, в последующем десятилетии СССР удалось победить и в холодной войне (не дать возможности осуществить ядерную бомардировку Советских городов) – создать щит ядерного сдерживания и не дать Западу возможности взять ядерный реванш за Победу над Берлином[44]. По сути, в период с 1945 по 1953 (создание ядерного щита) была выиграна еще одна – не кинетическая, а по сути организационно-когнитивная «холодная война» (по ресурсным затратам не меньшая, чем война 1941-1945гг.). Это стало возможным только благодаря возникновению новых Психосоциальных отношений между субъектами социума и дополнительному развитию в результате их когнитивных возможностей: научные исследования в области физики (химии), производство новых материалов, быстрая разработка средств доставки ядерного заряда (копирование американских самолетов дальней авиации дало временной лаг, необходимый для создания баллистических ракет), развитие стратегического и космического ракетостроения «с нуля», -все это было создано в кратчайшие сроки в послевоенной стране.
Следуя логике развития социума, по мере развития психосоциальных отношений (возникновение государств, поддерживающих Психосоциальную формацию) интенсивность и количество войн должны были пойти на убыль. И это ожидалось всеми после Второй Мировой войны: вдохновленное Победой Человечество было уверено, что ничего подобного с ним больше не произойдет – можно заниматься социальным строительством. Запад и Россия – каждый собирался строить по своим образцам и «сосуществовать» в «двуполярном мире». Зоопопуляция и нарождающаяся Психосоциальная формация «договорились» о геополитическом разделении сфер влияния (Ялта, 1944) – и эта «обузданная» конфликтность в конечном результате способствовала системогенезу – понуждала «полярные» социумы развиваться.
Вмешательство неспецифических мета-субъектов в ход системогенеза
Однако, столь жизнеутверждающая картина, возникшая после Победы во Второй Мировой войне, стала быстро меняться. В социумах (как Зоопопуляционном — Западном, так и в нарождающемся Психосоциальном – странах Социалистического содружества) стали возникать различные «нелинейные» процессы, вызванные неспецифическими метафакторами, все больше оказывающими деструктивное воздействие и на социум и системогенез.
Их программирующее воздействие (имеют собственный мета-АРД) и по сей день продолжает оставаться малозаметным для наблюдателя, и не имеет аналогов с чем-либо подобным в Истории. Для описания функций неспецифических метасубъектов (то есть малосвойственных нашему пространственно-временному континууму структур и процессов) — требуется проведение специальных исследований, и, соответственно, разработка нового понятийного аппарата.[45]
Неспецифические изменения системогенеза стали проявлять себя в многочисленных социальных «новациях», принимаемых сначала за нормальные и естественные процессы развития социума. Хотя уже сама Вторая мировая война имела выраженные «неклассические» свойства — была инициирована и велась на основе чужеродных неспецифических конструкций (информационно смысловых и материально-технических) – и по сути была войной не между социумами, а между социумом и чужеродными построениями (между разными континуумами). Хотя Вторая Мировая Война велась, в основном, кинетическим оружием, в ходе нее были отработаны новые виды оружия[46], которые стали доминирующими в последующей «холодной войне». Но для их наиболее эффективного применения должны были произойти качественные изменения в социуме.
Незаметно и стремительно, как грибы после дождя стали возникать «альтернативные» социальные контркультурные группы-«движения», живущие по специфическим законам социальной организации, отличной от их традиционных форм (их АРД по голографическому принципу организации стали активно воспроизводить и множить чужеродные информационно-смысловые конструкции).[47] Возникновение этого феномена обычно связывают с наложением к середине 50-х годов ХХ века двух социальных эффектов: «бебби-бума» (резкого увеличения доли молодежи в демографической структуре стран, участвовавших во Второй мировой войне) и первого этапа глобализации электронных СМИ (прежде всего – прежде всего с распространением компактных транзисторных радиоприемников). Первыми субкультурами в прямом смысле этого слова стали битники (в США), стиляги (в СССР), байкеры и скинхеды. Их появление было шоком, полной неожиданностью для всех в начале пятидесятых годов. Феномен молодежных субкультур появился «сам собой», повсеместно распространившись по всей Земле к середине 1960-х, не затронув лишь этносы, еще не вышедшие из стадии родо-племенных отношений. Он принес с собой новый слэнг с ранее не встречавшимися неологизмами, новые технологии, новые моды, новые стили и нарочито вызывающее нонконформистское поведение. Новые технологии и мода тут же стали объектами коммерческой эксплуатации, а нонконформизм привлек внимание социальных технологов. Новообразованные структуры стали претендовать на политическое влияние и тут же были мобилизованы в состав компонентов организационного и когнитивного (идеологического) оружия. Именно в этот период стали как мыльные пузыри возникать и юридически закрепляться различные НКО, Фонды, Движения «за» и движения «против»: «За мир во всем мире», «Против войны во Вьетнаме», выполнявшие двойные функции: организации протестующей молодежи и канализации ее протеста в необходимое русло. Именно тогда начало «ненавязчиво» распространяться социальное лицемерие: «забитый косячок» делал борца за мир в его собственных глазах настоящим героем-революционером.…
Легализация и распространение протестных движений происходила с помощью и участием гуманитарных наук (в основном психологии, психиатрии, философии, антропологии): Т.Лири, С. Грофом и К. Кастанедой была предложена принципиально новая психологическая парадигма, согласно которой, как в мыльном пузыре, «мир внутри так же бескраен, как и снаружи[48]». Расширение границ сознания не вовне, а внутрь себя – расширение мира внутреннего до размеров вселенной (психологическая пенность) – стало не только культовой практикой отдельных групп (они рознились по форме, но были одинаковы в методах ухода от социума), — но стало основой психоделической революции. Ее идеологи в лице популярных тогда ученых-новаторов призывали кардинально изменить мир с помощью различных практик расширения сознания (в основном методами химического воздействия): расширить границы восприятия до масштабов Космоса и благодаря этому обрести счастье, радость, смысл жизни[49]. Естественно, этот «смысл» был вне социума и его традиционных ценностей. Ученых-новаторов поддержали литераторы, философы и общественные деятели. Многих из них — Альбера Камю, Джорджа Оруэлла, Герберта Маркузе, Антонио Грамши, Теодора Адорно, Жан-Люка Годара, Вильгельма Райха, Ги Дебора молодежный нонконформизм вдохновил не только на создание концепций «контркультуры» и «новой революции», но и теорию «городской герильи», нашедшей теоретическое и практическое применение в середине и конце 1960-х в разгар движения «Новых Левых» и хиппи. Из теоретического наследия, вышеперечисленных философов, писателей, политиков впоследствии черпались не только лозунги «Новых Левых», но и стержневые постулаты философии и идеологии практически всех современных террористических и экстремистских организаций. Практически в это время происходит выделение двух магистральных направлений дальнейшего развития организационного и когнитивного оружия. В 1968 году Джин Шарп защитил в Оксфорде диссертацию на тему «Ненасильственные действия: изучение контроля над политической властью», развитие идей которой послужило идейной основой последующих «цветных революций» ХХI века.[50] Второе направление, бунтарско-террористическое, идейно и методически оформил Хуан Карлос Маригелла, опубликовавший в 1969 году свой «Краткий учебник городской герильи»[51], ставший настольной книгой членов RAF («Фракция Красной Армии» — Германия), Brigade Rossе («Красные бригады» — Италия) и всех последующих террористических организаций. Надо сказать, в СССР хорошо понимали угрозу государству этих идей и теорий. «3 июля 1967 г. Ю. В. Андроповым была подана записка в ЦК КПСС о целесообразности образования самостоятельного управления по борьбе с идеологическими диверсиями противника № 1631-А. Эта записка была рассмотрена Политбюро ЦК КПСС 17 июля 1967 г., и был одобрен проект Постановления Совета министров СССР, которое было принято в тот же день (№ 676-222 от 17 июля 1967 г.). На основании указанного постановления Совета министров был издан приказ председателя КГБ СССР № 0096 от 25 июля с объявлением структуры и штатов образованного 5-го управления. Особо интересным является образование в феврале 1982 г. в этом управлении 13-ого отдела для выявления и пресечения «негативных процессов, имеющих тенденцию к перерастанию в политически вредные проявления», в том числе изучения нездоровых молодежных формирований — мистических, оккультных, профашистских, рокеров, панков, футбольных «фанатов» и им подобных».[52]
Через последующие 20 лет (опять же «мгновенно» в историческом масштабе) и эти формы организации социума стали архаичными – благодаря развитию электронной «грибницы» нового типа – Интернета, который позволил материализовать в нашем континууме и социуме различные варианты структур и процессов с неспецифической «пенной» организацией. В 1991 году впервые был выпушен «джин» общедоступного «бытового» Интернета – базиса принципиально новых социальных коммуникаций (в 90-е гг. в дополнение к нему стремительно стала «столбиться» тысячами вышек-ретрансляторов сотовая связь (стандарт GPRS) и «подвешиваться» десятки геостационарных спутников – геонавигация (стандарт GPS)). Именно новые «гаджеты» сделали «объем» сетевых возможностей мобильным, глобальным и легкодоступным в любой точке земного шара. Без этого технологического и коммуникативного базиса никакие Оранжевые революции и Майданы не были бы возможны в принципе…
Виртуальная реальность Интернета стала идеальной средой для массового ухода из «физического» социума в различные виды сетевой организации[53] (Facebook, Twitter, ВКонтакте и др). Причем, воздействие на человека Интернета и псилоцибина оказалось очень сходным; только от экзотики реального социального протеста социум перешел к обыденности бытового коннекта: «с пивом на виртуальные баррикады».
Новые контенты – Facebook, Twitter, ВКонтакте, почта, форумы, и игры уже навсегда изменили не только архитектуру социальных отношений, но и психику человека. Интернет-торговля, интернет-платежи, террористические сети, организация Оранжевых революций, — все это благополучно живет в виртуальной реальности, и существует по принципиально иным законам организации, не свойственным нашему континууму[54].
К концу ХХ в. были созданы и успешно прошли «полевые испытания» высокоэффективные методы дезорганизации социума — организационное оружие, когнитивное оружие и другие виды некинетических вооружений, на основе неспецифических информационно-смысловых составляющих.
Специально для Западного мира, позиционирующего себя как «правовое общество» — была разработана и применена уникальная «шулерская» смыслокорректирующая технология, — так называемые «Окна Овертона» — поэтапное извращение базовых смыслов с последующим их законодательным закреплением. Конспирологический «привкус» этой «нереальной» методики еще раз подчеркивает ее «нечеловечность», «чужеродность» и «метафизичность».
У нас в России в период «Перестройки и Ускорения» применялась особо «убойная» пси-технология (замаскированная под бытовое телевещание) — массовые «целительские» сеансы А.М. Кашпировского и А. Чумака, возрождающие реликтовые формы общественного сознания. То, что это не спонтанный процесс, а использование специальной технологии социальной деструкции, — подтверждается предоставлением им эфирного времени на ведущих телеканалах страны в прайм-тайм, что в условиях даже позднего СССР было невозможно без одобрения на самом высоком уровне.[55]
Воздействие этих передач было основано на врожденном базовом рефлекторном механизме у животных и человека – Дистанционного Информационного Эмоционального резонанса (ДИЭР)[56]– автоматической «синхронизации» и «согласования» ритмов психофизиологических функций индивидов для достижения ими общего (совокупного) результата действия.
Особая опасность этих методов воздействия на человека (с захватом больших группы людей по типу «массовых истерий» и «психических эпидемий») заключается в активации у них древних образований — подкорковых структур (так называемого «крокодилового мозга» — «седалища и вместилища» «безусловных рефлексов»). Несложное направленное воздействие (с помощью цифровых технологий, например, с помощью обычного «бытового» телевещания — это не «классический гипноз») приводит к возврату к Зоопопуляционным стереотипам (паттернам) поведения - к ретроградным, т.е. асоциальным формам поведения. Типичным примером результата аналогичного ДИЭР-воздействия является направленное изменение психики всех участвующих в так называемой АТО, не только у Украинских солдат, демонстрирующих «вечную рыцарскую природу Украинского воинства…[57]». Изменение мотивации происходило и у ополченцев И. Стрелкова «…Для такого убежденного человека, как я, это просто ненормально…то есть использовалось прямое воздействие….не знаю, какая конкретно технология там применялась…. Но то, что это было, однозначно. Не только я ощущал это воздействие… мне приходилось вести беседы с моими ополченцами, из местных. Если они долго смотрели телевизор, то они теряли мотивацию к борьбе». [58]
Если в предыдущей истории «Психические эпидемии» возникали под действием в основном природных мета-факторов (например, в результате повышения Солнечной активности – «магнитных бурь»[59]), то начиная с конца ХХ в., «зомбирование» проводится как обычная технологическая операция.
«Россию накрывает эпидемия почище Эболы…. Как в старые времена, Кашпировский собирает по России полные залы, будь то Сибирь или Урал…. Но всё же первая и страшная волна чумакулёза поднялась двадцать пять лет назад ни над каким не над «поколением ЕГЭ». Она захлестнула, уважаемые читатели, выпускников прекрасных советских школ и вузов. Людей вполне системной образованности, получивших внятную научную картину мира».[60]
Поражающий фактор новых войн (как кинетический, так и некинетический), основанный на применении неспецифических чужеродных конструкций (как материально-технических, так и информационно-смысловых) обладает значительно большей разрушающей силой (большими показателями энтропии[61] – как конечного результата разрушающего воздействия), чем кинетический («в тротиловом эквиваленте»). Поскольку основные разрушения происходят не в физическом пространстве, а в психике людей (извращаются базовые мотивации, задаваемые как психогенетическими, так и негенетическими факторами передачи информации), то результаты воздействия менее заметны, но более масштабны. Папа Франциск, как истинный католический инквизитор (исследователь), прав: «После двух Мировых войн, можно говорить о Третьей войне, которая идет в локальных конфликтах, в массовых убийствах, уничтожении людей и других преступлениях агрессоров и террористов»[62].
Можно утверждать, что чертой, разделяющей нормальный ход системогенеза от его патологических форм, явилась реальная угроза Омницида: рукотворное уничтожение Человечества априори не может приводить к его дальнейшему развитию…
Формирование и свойства метасубъектов
Каким способом неспецифические метасубъекты становятся «выгодоприобретателями»: получают возможность поддерживать свою субъектность за счет присвоения ресурсов системогенеза нашего пространственно временного континуума?
Прежде всего, им необходимо отвлечь социум от социального строительства и понудить его к деструкции. «…Чтобы распоряжаться природными богатствами какой-либо страны и эксплуатировать местное население, эту страну надо завоевать (если она не ведется на демократические разводы и не хочет сдаться добровольно). Но зачем обязательно посылать против нее войска? Действие внешней силы только сильнее сплачивает защитников. Стоит задача обескровить народ до состояния, когда он перестанет сопротивляться. С ней может успешно справиться и сам этот народ, нужно только создать условия. Нужно тщательно исследовать все внутренние противоречия, которые есть в любом народе, выбрать которое поглубже и развить его. Неважно кого с кем сталкивать — восточных с западными, красных с белыми, мурси с фурси и т.п., важно как это сделать. Ядовитые семена ненависти эффективнее любого атомного оружия, они гораздо основательнее зачищают поле боя. Это не такое простое занятие: взрастить ненависть одной части народа к другой, поддерживать и направлять ее, пока не получится нужный эффект, а затем еще суметь воспользоваться плодами своей работы, т.е. получить под свой контроль территорию и остатки населения[63]». Но сделать это метасубъект может только «играя на грани фола», не выходя за рамки «штатных» и «программных» процессов в системогенезе континуума – иначе он станет заметен и будет тут же уничтожен (перепрограммирован, по возможности). Привносить свое АРД (строить «самостийную» несоответствующую реальность) законами ИГЭ категорически запрещено: обнаружив несоответствие программ, механизмы саморегуляции уничтожат все несоответствующие АРД и их носителей.
Метасубъекту остается одно – мастерски играть на грани фола. В общественных науках, относящихся к Конспирологии как к «вульгарному словоблудию» – значимая и важная операция прикрытия – поддерживается мнение, что, поскольку, никакого заговора «не может быть», то, соответственно, и «не может быть» и субъекта этого заговора. Чтобы «выпасть» из Истории, и незаметно «сесть» на ресурсный поток нашего развития, метасубъект должен стать «незаметен» как для вышележащих, так и для нижележащих ИГЭ (в конкретном случае расположиться над Зоопопуляционным ИГЭ, но ниже Психосоциального ИГЭ и Ноосферы[64]). Быть «незаметным», — значит хорошо «маскировать» свой АРД, представляя результаты своей деятельности «штатными», укладывающимися в возможные варианты Зоопопуляционного развития системогенеза.
«Генеральный» вектор развития (системогенеза) может быть представлен как результирующая множества векторов-системоквантов, существующих в нашем пространственно-временном континууме (характеризующих деятельность каждого из его субъектов). Можно сказать, что из суммы (в геометрико-математическом смысле) всех векторов-системоквантов «результируется» и весь пространственно-временной континуум[65].
Направление каждого векторы-системокванта (результативного отрезка деятельности от возникновения потребности до ее удовлетворения, т.е. до результата деятельности) «проецируется» на «ось системогенеза». Таким способом поддерживается изначально заданная направленность развития («поляризация») – от простого к сложному, от «косной» к «живой» материи, от зоопопуляционных отношений к психосоциальной формации и далее — вверх и выше по иерархии ИГЭ. Разнообразие векторов (то есть своеобразных индивидуальных способов достижения результатов) и их направленности (при суммации с «генеральным» вектором имеют положительную величину) служит функциональной основой системогенеза. Векторы-системокваны, значительно отклоняющиеся от направления «генерального развития» (при суммации с «генеральным» вектором имеют отрицательную величину), либо «перенаправляются», либо «гасятся» с помощью механизмов саморегуляции. Игра векторов-системоквантов (дискретный процесс выравнивания их направления по отношению к «генеральному» вектору) и порождает «нелинейность» и «турбулентность» социальных процессов, — всю ту «непредсказуемость» поведения социума, которую мы наблюдаем в Истории.
Но как раз эта «нелинейность» и может быть использована метасубъектом «в корыстных целях», поскольку результаты деятельности принимаются «в зачет» вышележащими ИГЭ в широком диапазоне возможных значений.
Можно сказать, что метасубъект – информационно-кибернетическая сущность, сущность с максимально отчужденным материальным субстратом и доминированием информационно-смысловой составляющей (заметим, что на протяжении последних 60 лет имеется тенденция перехода от кинетических войн к войнам смысловым). В современной информационной среде (которая так же активно развивалась в последние десятилетия из чужеродных неспецифических конструктов), метасубъект чувствует себя как рыба в воде. Облачные построения (функциональная основа интернет-технологий) – не только «идеальная среда обитания» для метасубъекта, но и тот самый «слой», через который он может незаметно воздействовать на социальные процессы. Поскольку ИГЭ «киберслоя» находится выше по иерархии – над Зоопопуляционным ИГЭ (которым программируется большая часть современного социума), то он имеет возможность скрыто управлять некоторыми социальными процессами – до тех пор, пока они не выходят за рамки программных допущений. Результирующая векторов-системоквантов, над которыми «поработал» метасубъект, в достаточной мере отличается от направления генрального векторы развития, но не превосходит критических значений, необходимых для их (векторов) перенаправления или ликвидации (имеет при суммации не +, не «-», а «0»). Критичным является не направление отдельного того или иного векторы-системокванта, а того множества (суммы векторов), которое подверглось воздействию.
Метасубъект изменяет траектории векторов-системоквантов (перенаправляет «в свою пользу» результаты деятельности субъектов социума). Но, чтобы не стать обнаруженным, делает это не непрерывно, а дискретно — в «импульсном режиме». Если применить аналогию с Уроборосом-коллайдером, то «разгон» системоквантов «внутри его тела» происходит не непрерывно, а в нужные ему периоды. Этот проверенный веками метод (заимствовано из Инфернальных практик) — «нашептывание» и легкое «подталкивание» — легким движением руки — «три шара от двух бортов в лузу» позволяет убедить наблюдателя в «естественности» деструктивного процесса…Таким способом, метасубъект «присутствует» в пространственно-временном континууме не постоянно, а проявляет себя в короткие промежутки времени: можно сказать, что он имеет МЕРЦАТЕЛЬНУЮ СУБЪЕКТНОСТЬ. Использование свойств Мерцательной субъектности в современных войнах означает постоянную смену ролей противоборствующих сторон, размывании границ между войной и миром, между «своими» и «чужими», между «жертвами» и «палачами». За время конфликта субъекты и объекты военных действий несколько раз успевают поменяться местами, что приводит к потере какого-либо видимого смысла в самих военных действиях (политического, экономического, социального).
Новые войны – новые цели и средства
В современных войнах произошло неизбежное смещение центра тяжести — перераспределение с кинетического (разрушающего) на ментальный и социо-технический (трансформирующий) акценты. Разрушающая сила «тротилового эквивалента» «классических» войн прошлого теперь заменена на более деструктивный фактор (и менее заметный) - информационно-смысловой и когнитивный (информационно-смысловые ИГЭ расположены выше по иерархии, чем физико-химические ИГЭ, поэтому их воздействие более эффективно и в разрушении, и в созидании).
Показательно мнение военного аналитика: «…война – экономическое понятие, она имеет экономические корни. В результате войны любая сторона пытается достигнуть какого-то результата, который можно будет затем конвертировать в экономику. И сегодня ситуация такова, что современная армия при агрессии против какого-либо государства не способна с приемлемыми затратами победить. Потери агрессора, даже не говоря уже о том, что возможен ответный удар — оружие массового поражения однозначно сделает потери неприемлемыми – даже агрессия сильной страны против слабой экономически невыгодна. Потери настолько велики (экономические именно), что весь смысл войны теряется. Это показала Югославия, где НАТО понесло расходы такие, как будто оно проиграло войну….»[66]
Это не значит, что исчез смысл вооруженных столкновений, это значит, что они стали приобретать новые, не всегда адекватно оцениваемые значения.
«…Была создана концепция нового способа ведения войны – террористическая война с помощью дешёвой массовой силы, нанимаемой на месте и в сопредельных государствах. Тысяча необученных боевиков дешевле одного подготовленного солдата с современными средствами ведения войны…Террористические армии дёшевы, массовы, эффективны, плюс нет возможности нанести ответный удар. Потому, что террористическая армия никому не принадлежит, не по кому наносить удар. Все знают хозяев армии, кто её спонсирует, но формально претензий никаких не предъявить. Такая террористическая война складывается из нескольких компонентов. Снижение жизненного уровня сопредельных стран и создания в них точек нестабильности – мест, где можно набирать боевиков, где вялотекущий конфликт позволяет проникать через границу, где оружие на руках у населения. И это позволяет на границе государства создать постоянно действующий источник боевиков. Снижение жизненного уровня в соседних странах приводит к снижению стоимости боевиков. Развязывание религиозной или национальной истерии, работа СМИ и затем спонсирование и обеспечение оружием. ….Чем опасна террористическая война в отличие от обычной? Если в обычной войне армия воюет против армии, то в террористической, где цель не победа, а сама война – боевики воюют против населения. И ни одна армия мира полностью защитить своё население от боевиков не в состоянии. Все армии, абсолютно все – не имеет значения ни уровень развития государства, ни технические возможности – все армии предназначены для того, чтобы противостоять такой же армии… Боевики не спрашивают население, что оно там поддерживает или нет. Они приходят и грабят его, убивают. Никакая поддержка населения боевикам не нужна. Боевикам не нужно менять власть. Им не нужно завоёвывать страну. Суть террористической войны в том, чтобы уничтожить страну, как экономическую единицу. Цель войны – хаос, а не захват страны. Террористическая война – самый быстрый и дешёвый способ уничтожения страны…[67].» В качестве примера – карта массовых убийств, совершенных боевиками ИГИЛ на территории Сирии и Ирака, которую эти государства уже не контролируют.
Современные войны – это, в первую очередь, доминирование смыслового, когнитивного, информационного и организационного видов оружия. Все они использовались и в древней, и в новейшей истории человечества.[68] Особенность современного этапа в том, что они применяются комплексно на основе единой цифровой технологической платформы.