Я бы не хотел, что бы этот эпиграф интерпретировался как своего рода косвенное заблаговременное предупреждение о том, что последующий текст будет и в «самом деле» темен, а потому-глубок. И то, и другое не обязательно. Особенно, увы, второе. Но постмодерн-это постмодерн. А потому — бывает как получится. Слова же «постквантового физика», работающего в Канаде, мне понравились, по крайней мере по двум причинам. Во-первых, они есть часть подстрочного примечания к тексту, посвященному одной из интерпретационных версий квантовой механики, предложенной почти полвека назад Дэвидом Бомом. (Тоже, кстати, как сейчас очевидно, «постквантовым физиком»). Сам автор (в данном случае Кент Пикок) предупреждает, что его статья есть часть еще не завершенной работы, то есть, представляет, по сути, черновик, а потому он будет весьма благодарен за сделанные в его адрес конструктивные замечания и критику.
То же самое относится и к моему тексту, смысл которого — в его незавершенном еще, становящемся синергетическом измерении, а будет ли он событием-это, конечно, еще вопрос.
Но есть так же и в о — в т о р ы х. Слова Пикока заставляют вспомнить о тезисе Н. Бора о двух видах истин: истинах глубоких и просто истинах. Различие между ними состоит, согласно Бору, в том, что отрицание глубоких истин порождает не менее глубокую истину, тогда как отрицание просто истины есть просто ложь. Неясно, однако, какой истиной является ( и является ли ) отрицание лжи, но мы не будем забираться слишком глубоко в лабиринты эпистемических логических построений. Для нас достаточно диалогично полагать, что текст, внешне выглядящий как ясный и поверхностный в качестве отрицания темноты и глубины, будет, тем не менее, ассоциироваться с неким многомерным гипертекстом, а потому в некотором постнеклассическом синергетическом смысле корреспондировать с глубокой истиной становления.
И после такого эпиграфического комментария-предисловия-введения, я теперь займусь рассмотрением того, что выше было названо «Смыслом в Синергетическом Измерении» с надеждой, что дополнительность по Бору меня не подведет и что событие (как и полагается Со-бытию) актуализируется под занавес…. О плюрализме синергетики как постнеклассическом междисциплинарном исследовательском процессе.
Я уже неоднократно подчеркивал, что синергетика в качестве междисциплинарного направления исследований плюралистична, что она существует в разных формах, системах представлений , с о г л а ш е н и й, конвенций, в разных языках и образах. И эта плюралистичость существенна для синергетики, есть внутренне присущее ей качество как по ее генезису (см. классическую статью Ю.А.Данилова и Б.Б. Кадомцева »Что такое синергетика?»), так и по контексту ее функционирования в системе современного постнеклассического (постмодернистского) познания.
Но, конечно, плюрализм сам по себе не существует, а потому как таковой и не нуждается в оправдании, а, тем более, в защите от обвинений в релятивизме и т.д. Есть, к примеру, плюрализм квантовой механики, выражающийся в многообразии ее математических формализмов — матричный, волновой, интегралы по путям и т.д. Кроме того, имеется великое множество разнообразных интерпретаций квантовой механики, начиная от стандартной — копенгагенской и кончая «многомировой», эвереттовской. В этом перечне находится так же квантово-логическая интерпретация, а так же Брюссельская, связанная с именем Пригожина и его школы.
Плюралистичность синергетики имеет свои корни и в квантовой механике. Но, в отличие от последней, синергетический плюрализм уже гораздо многомернее, более «размыт», более того: он вообще выводит нас за границы традиционных различий, в том числе и в самореферентном смысле различия между единством и многообразием, случайным и необходимым, духовным и телесным и т.д.
Но об этом — чуть позже, а здесь заметим, что нелинейность, неоднозначность, метафоричность, случайность смыслов синергетических образов и гештальтов, их незавршенность , их д и а л о г и ч н о с т ь, а потому и гипертекстуальность, и интертекстуальность ныне, кажется, осознаются уже в такой степени, что вопрос: «а о чем же все-таки и н а с а м о м д е л е говорит синергетика?» звучит сейчас уже не так часто.
Однако сам вопрос «Что такое синергетика?» остается открытым и само понимание его именно в этом качестве имманентой неравновесной открытости, делает восприятие синергетики занятием достаточно сложным , поскольку требует владения навыками «перенастройки» мышления, навыками осознаваемого переключения концептуальных образов-гештальтов, разными стратегиями переключения мышления с одной перспективы на другую.
Синергетическое мышление-это мультипарадигмальное мышление, или даже, лучше сказать, межпарадигмальное, это коммуникативное мышление-язык-восприятие ,актуализируемое в Пути-Дао , прокладываемого через традиционные дисциплинарные границы.
Эту же мысль можно выразить так же и словами И.Пригожина, указавшего на необходимость отказа от одной единственной модели понимания как урока развития физики наших дней .
Разумеется, помимо «внутреннего» плюрализма синергетики как открытой неравновесной самореферентной системы, имеется и чисто внешняя его сторона. Я имею ввиду спекулятивные декларации о причастности синергетике разного рода околонаучных или псевдонаучных направлений, вносящих дополнительный информационный шум в коммуникативные каналы междисциплинарных контактов синергетики.
Это вносит дополнительные, по-видимому, неизбежные трудности в диалоги синергетики с различными дисциплинами, по своему «узнающими» синергетику и занятых поиском собственных, но когерентных синергетике языков. Пространственно-временная компактификация языков синергетики
Итак, плюрализм синергетики как постнеклассической трансдисциплинарной коммуникативной деятельности необходим, а потому всякого рода попытки его устранения следует рассматривать как усилие скорее деструктивное, чем конструктивное. Более того, она не была бы синергетикой, если бы она ориентировалась (пусть даже в идеале ) на одну единственную модель языкового общения или сообщения (или диалога с природой или между людьми, пытающимися добиться согласия по поводу своей собственной познавательной активности). Тем не менее, более компактное, обозримое представление синергетики вполне возможно, да и необходимо. Далее я представлю один из его вариантов. Это по сути дела некая схема, рамка, контур замысла, проекта или-некая карта пути к представлению синергетики. А потому, я буду говорить о пространственном представлении синергетики, но не в классическом и даже не в неклассическом, а в «постнеклассическом понимании» этой пространственности. Что это за понимание, я надеюсь, будет видно по ходу текста, несмотря на все его ассоциативные гипертекстовые ответвления и тематические переходы….
Вот одно из таких ответвлений в метадискурс онтологии и методологии синергетики. Мне уже приходилось отмечать, что когнитивные стратегии синергетики во многом близки к современной, «постмодернистской» версии прагматизма, олицетворяемого сегодня именем Ричарда Рорти. Мне важно в данном случае подчеркнуть четко артикулированую самим Рорти его антиплатонистскую позицию. Или, быть может, точнее и в духе самого же Рорти, позицию «ухода» от платонизма как той метаформы, в которой так или иначе находила свое языковое воплощение Европейская мысль Нового (и не только Нового ) Времени.
Рорти ссылается на две философские традиции, связанные с попытками преодоления ( или ухода от) платонизма в культуре Запада. Это европейская-постницшеанская и американская-постдарвиновская. Среди «великих имен первой традиции» Рорти приводит имена Хайдеггера, Сартра, Гадамера, Деррида, Фуко. Среди «великих имен второй традиции» -имена Джеймса, Дьюи, Куна, Патнэма, Куайна, Дэвидсона . Обе традиции, согласно Рорти, объединяет, помимо прочего, то, что они пытались оставить под сомнение кантовско-гегелевское различение субъекта и объекта точнее те картезианские различения , исходя из которых Кант и Гегель сформулировали свои проблемы и те, еще греческие различения, которые легли в основу философии Декарта. Самое важное, что объединяет великие имена обеих традиций и сами эти традиции-это подозрительное отношение к одним и тем же греческим различениям (оппозициям), к тем различиям, которые делают возможными, естественными и почти неизбежными вопросы, вроде: «Это найдено или сделано?»; «Это абсолютно или относительно?»; «Это реальное или кажущееся?».
Когерентность постмодернистской философской позиции Рорти и синергетики для меня вполне естественна и не вытекает лишь из общей временной приставки п о с т . (Я имею ввиду , что синергетика для меня — это образ всей постнеклассической науки в целом). Дело еще и в том, что синергетика как междисциплинарное направление интерсубъективна, диалогична, личностна и в этом своем качестве принадлежит той же самой коммуникативной парадигме, с которой Рорти связывает свое понимание философии как «голоса в разговоре человечества», усматривая основную функцию современного философствования в поддержании непрерывности этого разговора. Философия в междисциплинарном синергетическом контексте именно таковой и призвана становиться. И для меня в данном случае очевидно, что философия в этом качестве становится не только (и не только) философией прагматизма, но и, одновременно, прагматической философией коммуникативной деятельности-общения, в самом широком смысле этого слова. Поэтому она становится ориентированной на компромисс, поиск согласия, выявление предпосылок сотрудничества прежде всего, а не на противостояние и конфликт . Но этой же целью как своим «параметром порядка» характеризуется (самоопределяется и узнается) синергетика.
Прагматическая философия синергетики артикулируется в ее орудийно-операциональном понимании языка , которое выражается , помимо прочего, в осознавании его (языка) незавершенности, незаконченности, открытости метафоричности, т.е. его процессуально-гештальтного характера. И в этом прагматико- гештальтистском контексте я вполне солидарен с Рорти, когда он говорит, что «уйти от вышеперечисленных дихотомических вопросов можно лишь постепенно, внедряя новые способы говорить, а не в прямых спорах со старыми способами говорения.»
Такая стратегия «ухода от прямых споров» и контрпродуктивных конфронтаций подразумевается, хотя еще и не повсеместно осознается в качестве таковой, синергетической парадигмой сетевого мышления, парадигмой интерсубъективной коммуникации, диалоговости и креативности.
И здесь, в рамках этой стратегии избегания, стратегии ухода от языковых дихотомий и, в частности, ухода от прямого ответа на вопрос: » Это сделано или найдено?» мне представляется уместным использование выражения: «Это заново переоткрыто», выражения, в котором сливаются сделанное и найденное, сконструированное и открытое естественое и искусственное в синергетически осмысленном конструктивно-познавательном процессе.
А потому, возвращаясь к теме нашей статьи, мы можем теперь переназвать ее теперь, например, как «переоткрытие пространственности языка синергетики».
Стоит ли однако специально говорить о том, что уходя от одних базовых различий мы с необходимостью должны принять другие. Сама проблема старых и новых различий в синергетике и той парадигмы междициплинарного философствования, к которой она принадлежит-эта составная часть общей проблемы становления ее языка , которую здесь мы как таковую рассматривать не предполагаем. Мы сделаем здесь только одно различение-личностное.
Синергетику часто связывают с именами Г.Хакена и И.Пригожина, называя их основоположниками синергетики, что вполне справедливо. При этом реже упоминается об их соперничестве, о том, что синергетика в глазах Пригожина — это лишь одна из частных формулировок феноменологической теории лазера, которая была в свое время предложена Г.Хакеном, в то время как с точки зрения Хакена теория диссипативных структур И Пригожина — не более чем раздел нелинейной неравновесной термодинамики.
Конечно, эти различия восприятий могут быть отнесены целиком и полностью к чисто субъективным и полностью случайным аспектам аспектам развития науки вообще и становления синергетики в частности. Но я исхожу как раз из противоположной точки зрения. Я исхожу из того, что именно в контексте синергетики, синергетического подхода такое отнесение, такая элиминация личностного начала, были бы равнозначными утрате его специфичности именно как синергетического дискурса, который становится именно как топос «личностных встреч».
Подчеркну еще раз: «личностность» в синергетическом контексте- характеристика от этого контекста неотделимая, более того-его, этот контекст порождающая и определяющая .И здесь возникает одно из тех новых синергетических различений, о которых я уже упоминал, а именно- различение между личностным знанием и знанием индивида как такового или тем , что называют еще, следуя декартовой парадигме философствования — знанием субъективным. Для меня это различение состоит в типе коммуникативной компетентности индивида, его, если угодно, коммуникативной образованности,в специфике типа культуры коммуникативной самоорганизации. Субъект Декарта самоопределяется посредством его знаменитой формулы: «Я мыслю, следовательно, я существую». Но мыслю, согласно Декарту — значит сомневаюсь, рефлексирую и, в конечном счете, получаю доступ к самому себе посредством критического интеллектуального автодиалога . Но для меня этот тип автокоммуникации далеко не самый надежный и безупречный именно потому, что в его основе лежит скептицизм, сомнение . Во всяком случае он не единственный личностно-формирующий тип автокоммуникации. Более интересен и существенен диалоговый тип личности, открытой, креативной и ориентированной на доверие к другому, а тем самым предрасположенный к достижению устойчивого интерсубъективного согласия.
Однако в переходе к личностному измерению синергетики мне хотелось бы быть менее декларативным и более последовательным. Этот переход можно осуществить разными путями. С методологической точки зрения здесь удобно воспользоваться как коммуникативным посредником концепцией исследовательских программ Лакатоша-Поппера, введенное ими для представления (реконструкции) динамики роста знания, как процесса, реализующегося в ходе деятельности, ориентированной на решение научных проблем. Весьма упрощенно, но для моих целей этого вполне достаточно, исследовательскую программу можно представить как своего рода «топологическое произведение» двух концептуальных пространств- жесткого метафизического ядра и пространства непосредственно контактирующих с экспериментом гипотез, моделей, теоретических образов и представлений. Я назвал концепцию исследовательских программ концепцией Поппера-Лакатоша , хотя она в глазах многих связывается только с именем последнего. Дело однако в том, что сама идея исследовательской программы как структурной единицы представления знания в динамике его роста была впервые предложена Поппером еще в 30-х годах и впоследствии была развита одним из его наиболее известных учеников И.Лакатошем. Но я упоминаю об этом обстоятельстве не только ради исторической точности, но и потому, что в понимании Поппера исследовательская программа выступает в качестве «среды», в которую погружен исследователь и посредством которой он вступает в контакт с открываемой и создаваемой им естественной и искусственной реальностью.
Исследовательская программа у Поппера 30-х годов, когда он неявно формулировал ее в своей знаменитой «Логике научного открытия», была близка концепции личностного знания Майкла Поляни, но позднее пути этих двух выдающихся философов науки разошлись. Для Поппера однако основным инструментом коммуникативной самоорганизации субъекта познания стал критический диалог и скептический автодиалог в духе Декарта, что же касается Поляни, то здесь дело обстоит сложнее. Поляни сделал смелую и далеко идущую попытку ограничить традицию скептицизма в научном познании в пользу некоторой формы веры ( вообще говоря , не обязательно веры религиозной) . Не случайно основной труд его жизни — книга «Личностное знание» имеет подзаголовок «На пути к посткритической философии» .
Естественно, что попытка Поляни оправдать веру (фидуциарность) в научном познании как один из существенных факторов динамики роста знания у Поппера сочувствия не встретила. Имея ввиду Поляни, хотя и не называя его по имени, Поппер в предисловии к английскому переводу своей «Логики научного открытия» специально отметил тревожную тенденцию оправдания обскурантизма и иррационализма в научном познании.
Но и у Поляни, и у Поппера речь идет о саморганизующейся коммуникативной активности субъекта познавательной деятельности, находящей свое выражение в его самотрансценденции. Разница однако в том (и на мой взгляд разница существенная), что у Поппера самотрансценденция реализуется по преимуществу в процессе критики, критического диалога и самокритики, в то время как у Поляни самотрансценденция осуществляется в особого рода акте у в е р о в а н и я, самоотдачи, самоангажированности системе научного познания, в с т р а с т н о м самоотреченном стремлении к истине. В принципе, с точки зрения результата, а именно: прироста обезличенного, надындивидуального, «объективно-истинного» знания конкретные формы самотрансценденции субъекта н а у ч н о г о п о з н а н и я не имеют значения . Вполне возможно, что так оно и есть, хотя, насколько я знаю, никто соответствующих (мета-) теорем на этот счет не доказывал. Но все дело в том, что прирост обезличенного знания вовсе не единственный результат познания. Другим его результатом я бы считал самоактуализацию личности ученого в это процессе. И здесь формы, средства и способы самотрансценденции, их различения с синергетической точки зрения могут оказаться существенными, поскольку в синергетическом контексте самотрансценденция, самоактуализация и самоорганизация субъектов познания становящегося бытия внутренне (телесно) связаны между собой.
Именно эти различения самотрансценденции собственно и имеются ввиду, когда я говорю о пространственном измерении синергетики. Точнее, имеется ввиду «топология путей» (само)-трансценденции синергетики, среди которых , при всем ее плюрализме, не все эквивалентны между собой.
Я уже говорил о различии самотрансценденций у Поппера и Поляни и к уже сказанному добавлю лишь, что у Поппера самотрансценденция понимается как выход за рамки, границы, представлений диктуемых доминирующим в конкретной научной программе языком. Для Поппера основная задача в том, что бы «разотождествиться», освободиться из плена языковой тюрьмы, в которую неизбежно заключает себя ученый некритически верующий в метафизические установки той или иной исследовательской программы. Освобождение от приверженности прежним, некритически принятым и догматически применяемым жестким правилам, методологическим предписаниям, нормам и т.д. — вот пафос доктрины критического рационализма Поппера. Но после того как долгожданная свобода обретена, естественно возникает вопрос-а что дальше? Дальше с необходимостью следует новое отождествление, обретение новой языковой онтологии . И здесь в принципе возможны два пути самотрансцендирования-бессознательный и осознаваемый, личностный по Поляни и Маслоу. В своей книге «Дальние пределы человеческой психики» (Спб.,1997) Маслоу выделяет и обсуждает 35 различных значений трансценденции, среди которых, пожалуй, наиболее близко к концепции личностного знания Поляни и его принципу фидуциарности находится понимание трансценденции под номером 32. Мне кажется, — пишет Маслоу — что нужно отдельно выделить трансценденцию особого рода-трансценденцию как интроекцию человеком высших ценностей и идентификацию с ними, подчинение собственных желаний и поступков именно этим высшим ценностям». Для Поляни такой ценностью является научная истина, ее поиск. Ученый, который пошел этой тропой самотрансценденции в научном познании способен и к отождествлению и к разотождествлению себя с той или иной научной программой и\или доктриной или учением. Иначе говоря, он более открыт к восприятию, открытию, к становлению нового, чем его коллега, избравший изначально тропу критической рефлексии.
Но если мы вернемся к первоначальному попперовскому пониманию исследователькой программы как коммуникативной среды, в которую личностно включен и в которой развертывает свою активность ученый, то мы можем в границах так определенного контекста отождествить идею жесткого метафизического ядра программы с видом характерной именно для него специфической (само-)трансценденцией . Или , говоря теперь уже языком синергетики, еще раз отождествляя самотрансценденцию с самоорганизацией, а последнюю с концепцией становления параметров порядка в версии синергетики по Хакену,
Иначе говоря, я исхожу из предположения, согласно которому личностная сопричастность укоренена в метафизическом ядре программы, где и «располагается» тот ведущий параметр «трансцендентного порядка», который не просто ориентирует и направляет поиск ученого, но есть средоточие его веры в этом поиске, того, что дает силы противостоять сомнениям в правильности избранного им пути. И здесь я выдвигаю гипотезу, что метафизическим ядром программы Пригожина является идея переоткрытия времени, идея возвращения Времени в естествознание, когда то потерянное им на путях «объективного познания истины». Имеется ввиду, конечно, время в контексте его собственных креативных качеств, таких как необратимость,множественность, направленность. Пользуясь другим языком, можно сказать, что в основе программы Пригожина лежит (само-)трансценденция времени.
Сам Пригожин неоднократно предпринимал попытки конкретно реализовать эту идею средствами формализма аппарата теоретической физики, вводя в рассмотрение оператор времени, идею нарушения временной симметрии на уровне фундаментальных законов природы. Я эти попытки здесь обсуждать не буду, мне важно лишь обратить внимание на личностно-биографический момент вопроса. Именно-метафизики времени, установка на «переоткрытие» времени укоренена в особенностях его личностного опыта, в его специфической ориентации на трансцендирование времени, на его переживание как чистой темпоральности, длительности….. И в этом Пригожин внутренне близок Бергсону. Именно отсюда проистекает его страстное стремление к преодолению разрыва между личностным «внутренним» переживанием времени его внешним «объективным» представлением, сведенным классической наукой Нового времени к пространственному образу еще одной добавочной пространственной координаты.
Бергсон здесь фигура, конечно, во всех отношениях ключевая. И не только потому что он философ темпоральности. Но и потому что он, как философ междисциплинарности в науке, долгое время противостоял в качестве авторитетного оппонента экспансии физики, претендовавшей в первой половине нашего века на монопольное право выступать носителем парадигмы наиболее развитой научной дисциплины, носителем идеалов и норм всего научного познания в целом.
Само «переоткрытие Бергсона» , с моей точки зрения есть необходимый момент становления синергетики как кросс-культурного, меж-, и трансдисциплинарного её диалога в качестве научного направления с другими сферами воплощенного бытия человеческого творчества. Здесь уместно дать слово самому А.Бергсону , комментирущего одну из своих первых работ «Опыт непосредственных данных сознанию» (1889). Этот комментарий содержится в его интервью Шарлю Дю Бо, записавшему его в феврале 1922 года. «Мне потребовались годы, что бы осознать, а затем признать, что не все способны с той же лёгкостью что и я жить, вновь и вновь погружаясь в чистую длительность. Когда эта идея длительности осенила меня в первый раз, я был убежден , что достаточно сообщить о ней , что бы пелена спала, и я полагал, что человек нуждается лишь в том, что бы его об этом уведомили. С той поры я убедился в том, что все происходит иначе….».
Итак: восстановить связанность ( в некотором топологическом смысле) темпорального опыта, представленного в его фундаментальных разделённостях и противопоставлениях внешнего и внутреннего, субъективного и объективного , сконструированного и открытого и т.д. , переоткрыть время, осмыслить заново стрелу времени как паттерн различения событий , «которые были», которые «имеют место здесь и теперь» , в настоящем, и которые могут быть в будущем, «если…. «. , осознать этот паттерн как единство , как гештальт-таков метафизический контекст исследовательской программы Пригожина, в моем истолковании естественно.
Но, повторяю, в фокусе Пригожина -Время, его трансценденция или точнее-самотрансценденция. Но возможна ли чистая трансценденция времени в контексте постнеклассической парадигмы научного познания конца 20-ого века? Научного познания постквантоворелятивистской эпохи- с одной стороны и эпохи бифуркаций-с другой. Мотив пространственности, пространственной самотрансцендентности у Пригожина в явном виде не присутствует. Переоткрытия пространства у него нет, Бергсон не дополняется синергетически переоткрытыми Брентано и Гуссерлем. Пространственно-временной синергетической трансценденции как метафизичекого ядра исследовательской программы пока что в явном виде нет. Тем не менее, некий зародыш, катализатор самоорганизации такой программы в последних работах Хакена, как мне представляется, уже присутствует. Во всяком случае, пафос моих последующих рассуждений будет питаться преимущественно предположением, согласно которому именно, пространственности синергетики составляет ядро программы Хакена. Более того, я полагаю, что именно в достраивании синергетикой представлений о пространственности в их становлении , т.е., по существу в единстве с переоткрытым временем и лежит тот путь, на котором синергетика обретает столь необходимый ей сейчас собственный язык. Здесь уместна аналогия с программой унификации физики на геометрической основе, программой , идущей от ОТО Эйнштейна и нашедшей свое дальнейшее развитие в концепциях калибровочных пространств , расслоенных пространств, суперсимметрий и т.д. Дао и логос синергетики
Но вернемся к Хакену, который с самых своих первых «синергетических» публикаций всячески подчеркивал её междисциплинарность и системную историческую преемственность, указывая в этой связи в качестве одного из своих предшественников Л. фон Берталанфи. Это, что называется, об «отцах основателях» или — о «продолжателях дела». Других я здесь называть не буду. Сейчас речь не о том. Как любил говорить в свое время Л.Витгенштейн, единственное знание, которое нам здесь и теперь действительно нужно — это знание о том, как двигаться дальше.
Так что далее речь пойдет о «Дао» синергетики, об образах ее пути, о представлениях этих образов. Но обращение в данном случае к традиции я бы хотел окрасить в постмодернистские тона. «Источником света» для синергетики, ее ориентиром, если угодно «Логосом» для «Дао» синергетики, ее «маяком», как любит повторять Хакен, является лазер. К этому сравнению или ,точнее, метафоре стоит отнестись со всем вниманием, коль скоро мы стремимся явно учесть в своих рассуждениях личностный контекст синергетики. Апелляция Хакена к лазеру более чем не случайна-он бы одним из тех ученых, которые сделали основополагающий вклад в создание теории работы лазера-символа успехов прикладной физики и высоких технологий науки и техники второй половины 20 века.
Лазер -это прибор, в работе которого сочетаются естественное и искусственное, упорядоченное и неупорядоченное, квантовое и классическое…..
Синергетика в образе лазера естественно осмысливается в духе инструментализма и неопрагматизма, включая и уже упоминавшегося выше Рорти. Но вот метафизикой в явном виде здесь вроде бы и не пахнет . Инструментализм всем этим материям вроде бы всецело чужд, более того, он и самоопределялся в начальных стадиях своего возникновения именно как средство искоренения этой самой метафизики в научном познании.
Но постнеклассический инструментализм синергетики междисциплинарен по своим интенциям, а потому с необходимостью коммуникативен, конвенционален и открыт для диалога. А диалог требует структурной стыковки ,структурного сопряжения, как своей предпосылки.
Междисциплинарный инструментализм синергетики предполагает адекватную ему, динамически устойчивую, самовозобновляющуюся и в то же время эволюционирующую коммуникативную онтологию, такую, например, как онтология автопоэйзиса Вареллы и Матураны. Замечу в скобках, что это структурное сопряжение (structural coupling) важно не только для диалога программ Пригожина и Хакена и их неизбежного симбиоза, но и для использования образов идей и представлений синергетики в социогуманитарном познании, психологии , политических теориях и т.д. Интересные попытки в этим направлении делает Н.Луман…..
В этом месте моих рассуждений метафизический вопрос переоткрытия пространственности в синергетике трансформируется в вопрос: может ли это быть сделано самой синергетикой, ее методами и средствами?
Или, быть может, нужен импорт идей со стороны?
И если так, то каких? Мой ответ на этот и подобные вопросы, безусловно положительный, коль скоро осознается, что такие характеристики как «циркулярность» , самореферентность , автопоэтичность, коммуникативность, диалогичность являются для синергетического мышления ключевыми.
При это сам синергетический контекст в принципе предполагает множественность и неоднозначность путей переоткрытия пространства и времени . В этом тоже одна из особенностей синергетического дискурса как дискурса науки эпохи постмодерна или постнеклассической науки.
Вообще говоря эти пути существуют лишь потенциально в возможности, подобно тому как существует еще не задуманное слово в игре «Да-нет», на примере которой Дж. Уилер показывает различие пониманий измерения в классической механике и механике квантовой .
Эти пути можно условно разметить посредством указания тех исходных «топосов», мест, с которых мы начинаем разговор. Первое — это место математического, определяемого математическим инструментарием синергетики. Прежде всего это аппарат нелинейных дифференциальных уравнений, фазовые портреты , аттракторы, бифуркации, теория катастроф Тома-Арнольда и прочие интригующие вещи. Подчеркну, что это именно аппарат, инструментарий синергетики, сформировавшийся первоначально в работах А.Пуанкаре в связи с задачами механического движения и, в первую очередь, задачами устойчивости ( и неустойчивости) движения небесных тел.
И хотя это аппарат, ориентированный на геометрическое, а следовательно , на пространственное представление, его не нужно смешивать (или во всяком случае отождествлять) с тем пространственным измерением синергетики о переоткрытии которого идет здесь речь. Между тем искушение для такого отождествления есть. Но, повторяю, это всего лишь аппарат , инструментарий, дающий некоторые намеки на возможную онтологию синергетики, но еще эту самую онтологию непосредственно не представляющий. В то же время, отправной точкой для ее воссоздания он вполне мог бы служить. Примером такого пути на наш взгляд являются работы , в которых делаются попытки и моделирования динамики лингвистических, языкоподобных, символьных систем с помощью математического аппарата синергетики.
Таким образом, намечается круговой путь: математическое описание с помощью дифференциальных уравнений прилагается к описанию динамики языка , в принципе того же самого языка на основе и с помощью которого в свое время формировалась математика в образах Евклидовой геометрии , Декартовой системы координат , анализа бесконечно малых Ньютона-Лейбница и подобные им системы представления знания. Сегодня уже не обязательно быть искушенным философом -гносеологом, что бы видеть, что вся эта математика есть лишь одна из возможных машинерий познания и что вся она не является репрезентацией внешней по отношению к нам реальности самой по себе, а есть лишь репрезентация нашего специфического отношения к миру в контексте диалога с ним, задаваемого спецификой способа его вопрошания.
Из этого, однако, не следует априорная несостоятельность попыток использования специализированного математического языка в качестве средства познания естественного языка повседневного обшения. В конце концов, синергетический смысл появляется как результат замыкания коммуникаций, в создании и\или воссоздании коммуникативных циклов (гиперциклов, по Эйгену)в которых и посредством которых реализуются исследовательские процедуры. Добавим так же, что и здесь, применительно к языку, само деление на естественный язык и язык специально изобретенный, искусственный, каковым является язык математики не носит характера их противопоставления .
Но я этим кольцом «от грамматики аттракторов до грамматики предложения» здесь заниматься не буду. Замечу только, что это кольцо имеет гораздо больших онтологический радиус, чем это возможно представляется энтузиастам этого пути освоения языка синергетики , а потому и времени на его прохождение потребуется гораздо больше, чем это предполагается при самых осторожных его оценках.
Синергетика здесь вносит ноту оптимизма, поскольку она утверждает , что это кольцо (герменевтический круг, если пользоваться языком философской традиции) потенциально существует , хотя радиус его может быть близок к бесконечности.Я сознаю, что выражаюсь в данном случае не вполне адекватно, но как мне представляется, вполне в духе тех онтологических обязательств, которые «встроены» в используемый здесь геометрический язык «гладких» линий и поверхностей с целочисленными топологическими размерностями.
Еще один путь может быть инициирован посредством введения представления о постнеклассическом эпистемологическом пространстве, как таком пространстве, в котором находит себя синергетический субъект. Необходимость его введения обусловлена, помимо прочего, и тем обстоятельством , что синергетика в качестве междисциплинарного направления включает в себя и философское измерение, коммуникацию философской традиции, сопрягая ее некоторым образом с современной постмодернистской парадигмой, в которой субъект не задан изначально, но становится, не утверждает, а утверждается в разнообразии самотрансценденций , разнообразии коммуникативных практик в широком смысле этого слова.
Существенно, что постнеклассическое эпистемологическое пространство порождается ситуацией междисциплинарности, в которой самоопределяется «синергетический» субъект. А потому -это коммуникативное пространство воспроизводимых (повторяющихся ) различимых диалогов-событий-встреч организуется изначально скорее по хаотически выстроенному сетевому, фрактальному принципу, не в соответствии с изначально заданной жесткой логической иерархией. «Метрика» в таком пространстве задается не степенью «близости к истине», которая в свою очередь контролируется логикой дедуктивно развертываемых высказываний и утверждений. Эта логика может быть ослаблена, стать эмпирической, вероятностной, индуктивной, байесовской, а само движение к истине мыслится в разных парадигмах-образах или символах-»восхождения к небесам» или углубления в суть вещей. Такого рода пространство так же является коммуникативным по своей природе пространством, но надо отдавать отчет в том, что это специализированное коммуникативное пространство ориентированное на управление и контроль, а потому-это пространство монологично , пространство , в котором нет места для «другого» . Но синергетика видит своей целью не просто констатировать различия форм организации эпистемологических пространств классики, неклассики и,наконец, постнеклассики. Он видит своей задачей приведение их в топологическое соответсвие друг с другом в контексте всего человеческого опыта во всем разнообразии внутренних в внешних (интерсубъективных) форм его представления в языке, символах, вербальных и невербальных коммуникациях.
В постнеклассическом эпистемологическом пространстве, на которое ориентируется синергетика и которое ею же порождается и поддерживается, топология, мера близости и удаленности задается мерой близости и удаленности «Я» и «Другого».В разных случаях для этой пары используются разные имена. Например-»субъект-субъект», «Я-Ты», «Я-Он», «Я-Мы», «Я-Она»….
Соответственно будут иметься ввиду разные типы коммуникативности, пространственности, символичности , телесности.
Эти и другие различия важны и существенны для переоткрытия пространства как конкретной коммуникативной формы существования культуры , художественного произведения , музыки, философии и т.д. Но нас здесь и теперь интересует постнеклассический междисциплинарный субъект, который самоопределяется «внутри науки» , находится в ней, «погружен в нее», говорит и пишет ее языком, изменяя в этом процессе и себя самого. И это не наука вообще, а наука, претерпевшая в нашем столетии несколько радикальных парадигмальных сдвигов — прежде всего релятивистскую и квантовую революции, а затем-открытие таких феноменов как динамический хаос, фрактальный рост, переоткрытие принципа самоподобия в природе, большой взрыв и коэволюцию… «Неизбежность странного мира» квантовых феноменов, а потом мира нелинейности в целом поставили проблему единства науки не как отвлеченно теоретическую, а как проблему прежде всего личностную, как проблему самоактуализации личности ученого в ситуации ценностного кризиса и глубоких смысловых расколов в научном знании , ученого интеллектуальная и нравственная позиция которого все более делокализуется и переопределяется заново динамикой нелинейного междисциплинарного взаимодействия.
Связность внутреннего опыта , «путь к себе», переоткрытие себя в новом диалоге-встрече— такого рода ситуация плохо осмысливается символом-метафорой трансценденции пространства в образе ступеней лестницы, ведущей все выше и выше. Здесь ближе образ пути, Дао, срединности…. Эпистемологическое пространство, в котором находит себя наш субъект видится ( естественно, как некий желаемый идеализированный образ, как проект) как пространство возможных путей , обретения новых смыслов, открытий и диалогов. Это так же, если угодно и пространство культуры психосоматического самоисцеления, обретения нового чувства свободы, освобождения; пространства, в котором выражение: культура- это терапия души обретает свой непосредственно переживаемый смысл . ….
…. Но здесь я хотел бы вернуться к теме «лазерная парадигма» Хакена, рассматривая ее как новую коммуникативную среду, в которой заново открывается синергетическая связь психического, чувственного, ментального и телесного, материального как подсистем, вовлекаемых в процессы самоорганизации , в совокупности которых собственно и реализуется наше присутствие в этом меняющемся мире, наше становящееся бытие в нем, наше взаимодействие с собой и другими, взаимодействие частью которого является и наша познавательная деятельность.
Как уже отмечалось выше, место Хакена в системе междисциплинарных коммуникаций, его хронотоп, задается для меня тем, что я называю лазерной парадигмой, как некоего нового проблемного поля, возникающего в контексте осмысления лазера в качестве инструмента познания, представления и инициирования процессов самоорганизации в средах самых разных по своему «субстратному» составу, но сходных в их поведении «вблизи точек нестабильности».