Происходящие изменения в науках о природе и в науках о человеке позволяют понять их отношения в новом свете и выявить их сущностное единство. Они дают возможность также по-новому понять цели научного мышления в целом. Это не только предсказание и контроль. В тех случаях, когда исследование не ведет к осуществлению этих целей, оно не обязательно перестает быть научным, ибо может иметь ценность уникального способа реализации человеческой потребности в объяснении и понимании реальности. Ведь жить в неосмысленном мире человек просто не может
Отношения между естественными науками и науками о человеке понимались по-разному на различных этапах истории научного познания. Время от времени по этому вопросу разгорались острые дискуссии. Мне представляется, что сегодня предмет этих дискуссий может быть понят существенно по-новому. Это связано в первую очередь с теми изменениями, которые ныне происходят как в естественных науках, так и в науках о человеке. Самое интересное состоит в том, что эти изменения позволяют по-новому понять характер научного знания в целом. Мне кажется, что сегодня можно говорить о новом типе интеграции естественных науки наук о человеке. Речь не идет о возникновении некоей единой науки, о которой мечтали логические позитивисты. Всегда будут существовать серьезные различия не только между естественными науками и науками о человеке, но также и внутри первых (например, между физикой и геологией), и внутри вторых (например, между психологией и историей).
Процесс дифференциации научного знания будет продолжаться, будут возникать новые научные дисциплины. Когда я говорю об интеграции, я имею в виду только одно: принципиальное единство исследовательских методов. Но как раз по этому вопросу и сегодня существуют большие разногласия.
Первые попытки научного исследования человека и социальных отношений были связаны с имитацией методов и идей естествознания. Созданная В.Вундтом в конце XIX в. экспериментальная психология была задумана как распространение экспериментальных методов, успешно применявшихся в физике и биологии, на исследование психических явлений. Основатель социологии О.Конт ввел понятия «социальная статика» и «социальная динамика», используя идеи и образы механики. Другой великий социолог — Э.Дюркгейм черпал метафоры из биологии.
К концу XX в. ситуация изменилась. Все более популярной в настоящее время становится понимание, согласно которому исследование человека — это изучение деятельности, предполагающей нормы, правила и другие семиотические средства. Науки о человеке имеют дело с проблемой интерпретации. Теперь уже ясно, что не существует принципиальной разницы между науками о человеке (или гуманитарными дисциплинами) и социальными науками. В недавнем прошлом считалось, что первые имеют дело с интерпретацией текстов, а вторые изучают механизмы функционирования и развития социальных структур и институтов. Сегодня все более популярным становится другое понимание: социальные институты — это констелляции и производители смыслов человеческих действий («фабрики смыслов»). Возникли интерпретативная социология и антропология, культурная психология, герменевтика используется в исторических исследованиях. Но именно эти факты как раз и являются с точки зрения ряда теоретиков свидетельством того, что между науками о природе и науками о человеке существует непреодолимая пропасть. Есть даже мнение о том, что последние не являются науками в строгом смысле слова. Я попробую сначала суммировать главные тезисы сторонников этой точки зрения, а затем привести свои возражения.
* * *
Вот главные утверждения сторонников точки зрения о существовании принципиальных различий между науками о природе и науками о человеке.
- Естественные науки пытаются обнаружить общие зависимости, науки о человеке исследуют уникальные индивидуальные явления. Эта идея была сформулирована Г.Риккертом еще в начале ХХ столетия, однако она продолжает быть популярной до сих пор, особенно среди историков.
- В науках о природе предлагаются объяснения фактов, науки о человеке могут дать только интерпретацию человеческих действий и их продуктов, включая тексты и социальные институты. Использование методов герменевтики — это специфическая особенность наук второго типа.
- Естественные науки могут предсказывать будущие события. Поэтому их используют для создания разного рода технических устройств, с помощью которых можно контролировать естественную среду и утилизировать природные ресурсы. Науки о человеке не предсказывают. Их единственная задача — обеспечить понимание.
- Объяснения, формулируемые в естествознании — это не только и не обязательно эмпирические обобщения. Лучшие из них получаются с помощью теории. Однако в науках о человеке довольно трудно делать обобщения. Еще труднее строить в них теории, так как науки этого типа изучают отдельные события, локализованные в определенном участке пространства и происходящие в определенное время. Существует даже мнение, что в науках о человеке теория невозможна.
- Естествознание может дать объективное представление о исследуемой области реальности. Науки о природе могут контролировать объективность своих результатов с помощью эксперимента. Между тем, эксперименты, которые практикуются в науках о человеке (например, в психологии), не являются настоящими, так как в процессе их осуществления между экспериментатором и изучаемыми субъектами возникают коммуникативные отношения.
В результате получаемые факты в значительной степени порождены вмешательством исследователя и несут отпечаток принимаемой последним системы ценностей, его социальных интересов, политических взглядов и места, которое он занимает в системе отношений власти. К тому же исследуемые субъекты могут принять выводы исследователя относительно них, и это обстоятельство изменит этих субъектов, т.е. изменит изучаемую человеческую и социальную реальность. Поэтому невозможно говорить об объективном знании (и, может быть, о знании вообще) в науках о человеке, так как в этом случае исследуемая реальность порождается самим процессом исследования.
Изложенные идеи широко распространены и имеют много сторонников среди философов и других теоретиков. Я попытаюсь оспорить эти идеи по всем пунктам.
1. Нельзя противопоставлять исследование уникальных событий и формулировку обобщений. Об отдельном событии вообще ничего нельзя сказать, если не использовать общие понятия и не учитывать систему общих отношений. Во времена Г.Рикерта историки главным образом изучали деяния отдельных («исторических») личностей. Сегодня большинство из них исследует исторические ситуации, в которые включено множество анонимных персонажей. Многие историки изучают проблемы социальной стратификации, экономические отношения в определенном регионе в определенное время. Они опираются на результаты социологии и экономической науки, используют математическую статистику и другие общие методы. Они пытаются выявить общие черты изучаемых объектов. Сегодня ясно, что анализ исторических фактов — это не что иное, как рациональная реконструкция, опирающаяся на общие методы.
С другой стороны, сегодня многие естествоиспытатели все больше изучают механизмы функционирования и эволюции таких уникальных систем, как Вселенная, Солнечная система, Земля, всемирная экологическая система. Этот интерес связан с появление идеи об историческом характере самих природных законов (идея глобального эволюционизма) и с обострением экологической ситуации и необходимостью сохранения уникальной природной среды обитания человечества.
2. Верно, что в обычных ситуациях, когда человек имеет дело с людьми, принадлежащими к его собственной культуре, к его социальному окружению, к его «жизненному миру», процедуры объяснения и понимания представляются существенно различными. Не так уж сложно понять другого человека, но не просто объяснить необычное явление. Это видимое различие было использовано В.Дильтеем для формулирования концепции, согласно которой науки о человеке имеют дело с пониманием, а науки о природе с объяснением. Согласно Дильтею достаточно осуществить «эмпатию», чтобы понять другого человека, текст или иную культуру. Однако для того, чтобы осмыслить природное явление, следует предложить гипотетическое объяснение и проверить его.
Однако в действительности различие между науками о природе и науками о человеке в этом отношении не является столь уж резким. Процедура понимания человеческих действий и их продуктов включает знание правил действий и коммуникации, мотивов действующих агентов и их представлений о конкретной ситуации. Обычно это знание получить нетрудно, так как правила действий являются одинаковыми для всех принадлежащих к данному «жизненному миру», мотивы действующих агентов обычно известны, а их представления о ситуации весьма похожи. Но если социолог, антрополог или историк пытается понять другое общество, иную культуру или более ранние стадии собственной культуры, процедура понимания может оказаться непростой. Так как в этом случае правила действий, мотивы агентов и их репрезентации ситуации заранее не известны исследователю — он должен их реконструировать. В этом случае он вынужден предлагать различные гипотезы относительно смысла исследуемых им действий и их продуктов. Проверка этих гипотез может подтвердить их или отвергнуть. Понимание оказывается, таким образом, не мистической процедурой «вчувствования», а рациональной реконструкцией. При подобном подходе понимание можно рассматривать как разновидность объяснения.
В естественных науках в свою очередь исследователь имеет дело с различными типами интерпретации, так как факты для проверки его гипотез не «даны», но всегда истолкованы, интерпретированы. Объяснения в естествознании — это попытки обнаружения причин и причинных механизмов. В науках о человеке ученый пытается не только найти причины событий, но и обнаружить мотивы действий. Однако мотивы можно рассматривать как особый тип причин.
3. Кажется, что если мы имеем объяснение какого-то факта, мы легко можем предсказать будущие факты (известный тезис о симметрии между объяснением и предсказанием). Это мнение соответствует популярной модели объяснения как подведении фактов под общий закон. При этом предполагается, что формулирование предсказаний будущих событий — это отличительная черта естественных наук. Однако в действительности предсказание природных явлений — непростая задача.
В некоторых случаях оно просто невозможно. Легко делать предсказания (с помощью знания законов), если мы имеем дело с закрытыми системами и с ограниченным количеством факторов, влияющих на протекающие процессы. Но такого рода ситуации существуют только в лабораторных условиях и в некоторых природных процессах, как, например, в движении планет Солнечной системы. Классическая механика изучала процессы именно этого типа. Но если иметь дело с открытыми, сложно организованными системами в точке их бифуркации, точное предсказание становится невозможным. В этом случае можно лишь разработать несколько сценариев возможного будущего, не зная, какой именно их них будет реализован. Тем не менее нередко можно объяснить те события, которые уже произошли. Ибо в этих случаях исследователь знает не только общие законы, но и те факты, которые он принципиально не мог знать раньше, и именно из за этого не мог делать предсказаний. Например, если сложно организованная система выбрала один из возможных сценариев, это могло быть обусловлено неким случайным событием, который нельзя было предвидеть заранее. Но когда это событие произошло и стало известным исследователю, поведение системы в прошлом может быть объяснено.
Но ведь ситуация в науках о человеке в принципе очень похожа. Невозможно делать точные предсказания больших социальных трансформаций (об этом в свое время писал Поппер). Зато можно разрабатывать сценарии возможного будущего и объяснять события, когда они уже произошли: последним в частности специально занимаются историки. Трудно предсказать поведение отдельного человека в необычных условиях, особенно в ситуациях, когда индивид должен сделать выбор между разными линиями поведения (иногда в таких условиях человек не может предсказать даже свое собственное поведение). Возможность выбора между разными действиями часто рассматривается как специфическая черта человека, ответственная за принципиальное различие между естественными науками и науками о человеке. Однако объяснить действия отдельного человека, если они уже осуществлены, можно, если мы знаем правила, которых придерживается данный агент, если мы можем реконструировать мотивы, повлиявшие на сделанный им выбор, и ту репрезентацию ситуации, которую он имел. В то же время в обычных условиях повседневной жизни можно предсказать поведение большой группы людей в той мере, в какой эти люди придерживаются правил взаимодействия, воплощенных в социальных институтах. Поэтому с помощью наук о человеке можно делать прогнозы при некоторых условиях. Эти науки могут быть использованы для разработки социальных и гуманитарных технологий (в частности, в области экономики, политики, образования, в психологическом тренинге, в психотерапии и т.д.).
4. Человеческие действия не только производят и воспроизводят социальные структуры, но в свою очередь сами обусловлены последними. Исследователь, работающий в науках о человеке, не только описывает действия, но также пытается анализировать социальные и культурные структуры, включая социальные институты и их взаимоотношения. Участники социальных взаимодействий придерживаются определенных правил. Но вовсе не обязательно, чтобы они знали эти правила и тем более знали структуру социальных институтов и взаимосвязи между ними. Одна из задач специалиста в области наук о человеке — анализ этих структур. Решить эту задачу можно, только построив теорию. Верно, что регулярности в человеческих действиях не являются постоянными, что они имеют локальные черты и культурно и исторически обусловлены. Если и возможно говорить об открытии законов в науках о человеке, то приходится признать, что эти законы не универсальны, а локальны. Тем не менее понимание и объяснение этих законов (регулярностей) возможно только с помощью теории.
В то же время, как я уже говорил, сегодня многие специалисты в области естествознания начинают рассматривать естественные законы как исторические и изменяющиеся, иными словами, тоже как локальные.
Таким образом, и в этом отношении нет принципиальной разницы между науками о природе и науками о человеке.
5. Естествоиспытатели изучают реальность, которая не зависима от процесса исследования. Но они могут делать это только конструируя различные концептуальные системы и используя разные искусственные приспособления: инструменты, приборы и т.д., и нередко создавая искусственные условия в виде эксперимента. Сторонники разных концепций (теорий, парадигм, исследовательских программ, познавательных традиций и т.д.) вступают в коммуникативные отношения и в борьбу друг с другом. Эта борьба, как хорошо показано сегодня в работах о социальных условиях производства знаний, включает защиту не только какой-то системы идей, но и определенных интересов, в частности, места в науке как в социальном институте. Важно подчеркнуть однако, что эти социальные отношения не препятствуют получению объективного знания о природных феноменах. Можно даже сказать, что только в таком человеческом контексте и возможно развитие естествознания, так как эти условия позволяют формулировать разные подходы, выдвигать разные гипотезы, только некоторых из которых оказываются плодотворными.
Но ситуация в науках о человеке во многом похожа. Разные системы ценностей позволяют исследователю выявлять разные аспекты социальной реальности, как бы видеть эту реальность в разных перспективах. В то же самое время ученые, принадлежащие к одной социальной и культурной группе, разделяют основные способы интерпретации человеческой реальности и поэтому могут понимать друг друга, сравнивать и проверять свои гипотезы. Верно, что социальная реальность (в отличие от природной) не существует вне человеческой деятельности: она производится и воспроизводится последней (можно даже сказать, конструируется человеческой деятельностью). Но существует объективная социальная структура, которая обуславливает саму деятельность. Исследователь и в этом случае (как во всех случаях, где действительно имеет место познание) не может творить изучаемую реальность. Другое дело, что возникают такие ситуации, когда ученый в результате исследования рекомендует изменение социальных отношений (в социологии, в экономической науке), или меж- личных отношений (в социальной психологии), или же личных способов осмысления жизни и самого себя (например, в психотерапии, основанной на теории психоанализа). В этом случае полученное знание в самом деле может изменить исследуемую реальность. Но это может случиться только тогда, когда такие своеобразные объекты исследования, как люди, принимают результаты исследования и используют их для осуществления изменений. Сам по себе процесс исследования никогда не может изменить изучаемую реальность. Раб, который знает о своем рабстве, не может перестать быть рабом с помощью одного лишь знания.
Верно, что трудно, а во многих случаях невозможно ставить эксперименты в науках о человеке. Потому что исследователь может (часто неосознанно) влиять на поведение экспериментируемых. Коммуникация между исследователем и изучаемыми им субъектами может изменить интерпретацию ситуации последними. Сторонники коммуникационного подхода в психологии подчеркивают, что исследователь (в частности, экспериментатор) не открывает что-то, что существует до исследования, а в процессе коммуникации вместе с изучаемыми им субъектами конструирует новую социальную реальность. Однако важно подчеркнуть, что, как правило, исследователь не может изменить правила и нормы действий изучаемых субъектов. В то же время существуют определенные техники, предотвращающие влияние исследователя на получаемые результаты.
Но ведь во многих случаях эксперименты нельзя проводить и с сложно организованными природными системами. Эксперимент имеет дело с закрытыми системами. Но сейчас ясно, что в своем большинстве природные системы открыты и нестабильны.
Таким образом, хотя в этом пункте существуют различия между естественными науками и науками о человеке, они все же не дают основания для формулирования тезиса о том, что эти две группы наук принципиально различны.
Я хочу сделать некоторые выводы из сказанного.
Наука как особый способ получения знания не возникла в Новое Время. Имеются основания говорить об античной и средневековой науке, которые отличаются от современной в ряде существенных отношений, так как они развивались в рамках иных когнитивных установок и систем ценностей.
Современная наука — продукт определенной культурно-исторической ситуации. Так, например, в античной науке теория понималась как выражение определенного содержания, которое изначально дано и может созерцаться, интуитивно схватываться (дедуктивное развертывание теории есть лишь выявление этого содержания). Экспериментальное естествознание Нового времени могло возникнуть лишь в условиях определенного понимания природы и отношения к ней человека. Это понимание связано с возникновением особого типа цивилизации, которую можно называть технологической. Природа истолковывается как простой ресурс человеческой деятельности, как пластический материал, допускающий безграничное человеческое вмешательство, переделку и преобразование с точки зрения интересов человека. Эксперимент есть способ такого вмешательства в естественные процессы для того, чтобы лучше понять их внутренние механизмы. Человек может в принципе точно предсказывать природные процессы, а поэтому контролировать и регулировать их, стать господином природы. Но при таком понимании научного мышления изучение человеческих осмысленных действий выглядело как нечто чуждое самому духу науки. В результате мнение о существовании принципиальной разницы между исследованием природы и изучением человека и человеческих отношений приобрело популярность.
Я пытался показать, что происходящие изменения в науках о природе и в науках о человеке позволяют понять их отношения в новом свете и выявить их сущностное единство. Они дают возможность также по-новому понять цели научного мышления в целом. Это не только предсказание и контроль. В тех случаях, когда исследование не ведет к осуществлению этих целей, оно не обязательно перестает быть научным, ибо может иметь ценность уникального способа реализации человеческой потребности в объяснении и понимании реальности. Ведь жить в неосмысленном мире человек просто не может.