Системный кризис, постигший Россию на исходе XX века, проявился катастрофической дезорганизацией жизнеустройства общества и бессилием социального управления в этой чрезвычайно опасной для страны ситуации. Истоки проблемы очевидны: произведенный первореформаторами революционный слом централизованной системы государственного управления и жесткого контроля социально-экономических процессов, не сопровождавшийся конкретной программой строительства новых, более совершенных для жизни человека общественных отношений, закономерно не мог не откликнуться хаотизацией российского социума.

1. Проблемный контекст социального порядка в современном обществе

Базисным источником проблем, угрожающих сущностным основаниям современных обществ, независимо от уровня их развития и государственного устройства, все более отчетливо проявляется фактор динамичного возрастания сложности происходящих изменений во всех сферах жизни человека. В потоке этих изменений, характеризующихся неизбежностью, необычностью, нелинейностью развития, непредсказуемостью последствий, становятся обвальным явлением травмирование и разрушение социальных скреп национальных и местных сообществ, деформации и разрывы групповых связей, обречение индивидов на одиночество и беззащитность в квазисоциумах и неравновесной людской массе.

В высшей степени разрушительных свойств такие изменения обрушиваются на общества в процессах радикальных (революционного типа) перемен и переворотов в их жизнеустройстве. Развал СССР, «цветные революции», военные агрессии с навязыванием этносам «нового порядка», сепаратистские движения — далеко не полный перечень катастрофических форм организованных изменений в жизни народов. Наряду с такими, целенаправленно создаваемыми организованно-дезорганизационными социальными изменениями локального (странового) масштаба, ускоряющимися темпами надвигается на мировое сообщество в целом эпоха сложных изменений, сливающихся в глобальный поток проблемных социальных перемен. Попытки их разрешения традиционными организационно-управленческими методами порождают новые проблемы с еще более опасными для жизни человечества и каждого человека социальными расстройствами. И опять – в особенно тяжелой форме проявляется влияние этого потока в странах, которые в таких условиях переживают последствия революционно производимых радикальных изменений жизнеустройства. Показательной в этом отношении является картина перемен в современном российском обществе.

Системный кризис, постигший Россию на исходе XX века, проявился катастрофической дезорганизацией жизнеустройства общества и бессилием социального управления в этой чрезвычайно опасной для страны ситуации. Истоки проблемы очевидны: произведенный первореформаторами революционный слом централизованной системы государственного управления и жесткого контроля социально-экономических процессов, не сопровождавшийся конкретной программой строительства новых, более совершенных для жизни человека общественных отношений, закономерно не мог не откликнуться хаотизацией российского социума.

Расчет авторов реформы на способность свободного от государственного диктата рынка обеспечить подъем общества из разрухи, а в дальнейшем – его прогрессивное развитие оказался несостоятельным. Теоретически, казалось бы, такой расчет имел достаточные основания: свободно функционирующий рынок вполне может рассматриваться как самоорганизующаяся система, а где самоорганизация, там – динамично упорядоченное развитие («порядок из хаоса»). Однако в реальности проявился парадокс: свободы самоорганизации рынка было в российском обществе 90-х годов с избытком, но возникавший при этом «порядок» не только не способствовал человекомерному развитию страны, но даже поставил ее перед угрозой развала.

Проводившаяся в этих условиях, начиная с 2000 года, политика укрепления российской государственности остановила скатывание страны в социальное небытие. Но и здесь не обошлось без существенных для жизнеустройства общества проблем. Ни осуществление административной реформы и реформы государственной службы, ни попытки повышения качества государственного кадрового корпуса не привели систему государственного управления в состояние способности контролировать «дикий рынок» в интересах общественно продуктивной самоорганизации. Более того, чем активнее насаждался административный контроль рыночной патологии, тем неуспешнее становилось государство в реализации этой функции:аномальные рыночные отношения не только не поддались этому контролю, но эпидемически инфицировали систему государственного управления, распространяясь одновременно на все социальные институты страны (системная коррупция!). В поиске решения этих проблем политический маятник, как ни странно, вновь качнулся в сторону либерализации отношений государства к рынку. При этом очевидна их ориентация на образцы в странах Запада.

Можно ли ожидать позитивный для российского общества результат реализации этой потенции? Можно, но при условии обоснованной уверенности, что расширение свободы отношений государства, бизнеса и всех структур общества хотя бы остановит и минимизирует обмен между ними патологически извращенными параметрами социального порядка с их уже отчетливым фиксированием в значении норм. Кроме того, возможно ли ожидать позитивные перемены от переноса в переживающее кризис российское общество форм общественных отношений в странах Запада, которые в процессе глобально происходящих в мире сложных социальных изменений сами уверенно погружаются в кризис? Можно, но при условии, что западная социальная наука и практика уже вооружены и готовы поделиться с нами достижениями в сфере управления социально-патологическими изменениями. Таковых достижений не усматривается и пока российской науке приходится рассчитывать на собственные силы, а государственному управлению действовать методом проб и ошибок.

Настоящее исследование нацелено на познание генезиса, развития и преодоления общественно-негативной социальной самоорганизации в условиях сложных изменений жизнеустройства современных социумов. Методологической основой исследования выбран системно-синергетический подход в контексте особенностей его применения в общественной науке и социальной практике.

2. Вызов и противоречия синергетического подхода в обществоведении

Методология познания действительности исторически формировалась в рамках классической детерминистской парадигмы, базирующейся на представлении о мире как уравновешенной системе систем. Линейное измерение природных и социальных процессов создавало иллюзию возможности целенаправленного проектирования будущего «объектов управления» и получения необходимых «субъекту управления» результатов. На этой основе складывалась и практика жесткого социального управления – «управление обществом».

Обвальные кризисы, постигшие ведущие страны мира еще в начале ХХ века и ставшие во второй его половине перманентными, стимулировали научные исследования универсальных организационных процессов. Первым фундаментальным достижением в этом направлении можно считать труд российского ученого А.А. Богданова « Всеобщая организационная наука (тектология)» 1 . В дальнейшем идеи и доказательства тектологии в поле процессов организации и дезорганизации, самоформирования и саморегулирования получили развитие в общей теории систем, кибернетике, ряде других областей науки. В качестве мощного прорыва в научном представлении мира и происходящих в нем процессов заявила о себе синергетика, известная на современном этапе развития науки как общая теория самоорганизации.

Ключевые принципы общей теории самоорганизации (открытость, неравновесность, нелинейность, необратимость) и их универсальность определили формирование новой парадигмы, которая существенно изменяет классическое представление о мироздании, об организации и управлении (Г. Хакен, С.П. Курдюмов, Е.Н. Князева, В.И. Аршинов, Г.Г. Малинецкий, В.Г. Буданов, и др.). Дезорганизации, кризисы, даже хаос, которые в рамках классической парадигмы признавались однозначно как антиподы порядка, подлежащие предупреждению и купированию, стали рассматриваться как необходимые условия перехода систем на новый уровень развития. Явление спонтанного образования в процессе самоорганизации параметров порядка выводит научную мысль на новое представление о возникновении, формировании систем различной природы и механизмах их функционирования.

Успешно проявив себя в фундаментальных исследованиях физических, химических, биологических и – особенно показательно – технико-технологических систем (А.А. Колесников, Б.Л. Кузнецов) с продуктивным выходом на прикладной уровень теории и в практику, синергетика, получившая статус междисциплинарного направления в науке, не могла не заинтересовать обществоведов (О.Н. Астафьева, В.В. Василькова, К.Х. Делокаров, В.С. Егоров, В.С. Капустин и др.). В поиске методов, которые могли бы стать научным основанием преодоления критического отставания классического обществознания в познании сложно изменяющегося социального мира, синергетика стала занимать едва ли не доминирующие позиции в исследовании и решении проблем человека и обществ. Однако, как это часто бывает при увлечении новизной, вхождение синергетики в общественные науки столкнулось с рядом субъективно и объективно обусловленных противоречий. Во-первых, подчинение некоторых исследователей моде или желанию получить бренд прогрессивно мыслящего ученого без достаточной для этого компетентности приводило к профанации синергетики и вызвало в определенных научных кругах обществоведов оппозиционное к ней отношение. Во-вторых, нередко применяемый «механический» перенос понятийного аппарата и принципов синергетики из естествознания в общественные науки не только не способствовал становлению социосинергетики как теории социальной самоорганизации, но существенно затруднял восприятие уже сформировавшихся ее положений. В-третьих, синергетика, как и ее язык, – детище физико-математических наук, исследовательский инструментарий которых формализован и обеспечивает верификацию научных результатов. Процессы самоорганизации в обществе, в отличие от таковых в химических, физических, биологических и технико-технологических объектах, далеко не всегда поддаются формализованному описанию, что и определяет противоречивость процесса становления теории социальной самоорганизации как социосинергетики.

Однако главное противоречие проявилось в том, что спонтанно образующийся социальный порядок далеко не всегда имеет конструктивное значение для человекомерного функционирования и развития общества. На первый взгляд, это утверждение парадоксально. Самоорганизация конструктивна по определению. Самоорганизующийся порядок, с синергетической точки зрения, является результатом собственного выбора системы: пройдя точку бифуркации, она становится тем, чем может стать в данных условиях. Как может сформировавшийся таким образом порядок в системе быть деструктивным для нее и составляющих ее элементов? Ответ на этот вопрос, с позиции принципов синергетики природного мира, должен быть, как правило, отрицательным. Но общество – сложнейшая мегасистема, порядок в которой образуется не только путем самоорганизации, но и сознательно создается в процессе управления.

Повторим в этой связи, что самоорганизация – это спонтанное ( естественное) , то есть без специфического внешнего воздействия, возникновение систем и их трансформация. Под специфическим воздействием здесь понимается целенаправленное ( искусственное ) создание систем, подчинение их функционирования заданному извне порядку, перевод в новое состояние по выбору внешнего актора (субъекта). Такое воздействие определяется как управление, специфика которого в том, что оно подчинено сознанию человека – homo sapiens . Теперь представим себе, что в обществе порядок формируется и поддерживается неосознанно, то есть без участия управления. Признание такого положения невозможно, поскольку оно противоречило бы самой сущности человека, наделенного уникальной способностью познавать мир и управлять в нем, реализуя собственные интересы. Но, если признать управление как непременный и основной механизм процесса упорядочения общества, то следует отрицать саму идею применения синергетического подхода в обществоведении.

Как компромисс, в преодолении этих противоречий, в научных публикациях предлагается положение о «направляемой самоорганизации» (Н. Моисеев, В.С. Карпичев). Однако, «направлять» — это значит активно ориентировать самоорганизующуюся систему на выбор вектора упорядоченного движения, следовательно, речь идет опять-таки об управлении, хотя и «мягкого» типа. Но можно ли быть уверенным в том, что такого рода управление не будет расстраивать программу самоорганизации с вызовом в итоге результатов, незапланированных субъектами управления? Ответ на этот вопрос всегда будет затруднен и даже невозможен, пока субъект управления не проникнет в смысл и логику самоорганизующегося порядка в социальных системах и не научится различать – какой результат социальной самоорганизации может развивать жизнеспособность человека и общества, а какой – действовать на нее разрушительно. Другими словами, речь идет о том, какой вектор развития самоорганизации следует субъекту управления поддерживать, а какой предупредить или нейтрализовать, учитывая его общественно-негативный потенциал.

3. Ведение в нормальную физиологию социума и социальной самоорганизации

В теме этого раздела исследования использовано начальное (с организмических позиций) положение О. Конта о базовых разделах социологии как науки об обществе на социальную анатомию (статическое представление) и социальную физиологию (происходящие в обществе процессы). Физиология социальной самоорганизации – процесс возникновения, становления и развития порядков в обществе, ключевым основанием которых определяется понятие нормы (в синергетических терминах – управляющие параметры). Приложение здесь к понятийному конструкту «физиология социальной самоорганизации» дефиниции «нормальность» предполагает самоорганизующееся производство и обновление социальных норм, которые формируют и регулируют в обществе позитивные для жизни людей отношения, поведение и деятельность. Соответственно этой посылке системно-синергетический подход в социологии дополняется качественными категориями «жизнь» и «жизнедеятельность». Такой подход к определению нормальности социальной самоорганизации ( жизненно ориентированная социосинергетика ) связан с обоснованием концепции представления общества с позиции его жизнеобеспечивающего предназначения. Рассмотрим базисные составляющие этой концепции.

Концепт первый . Человек и общество – автопоэзисные творения природы (Матурана Умберто и Варела Франциско 2 ) в значении высшей – на современном уровне знания – формы бытия и эволюции мира живых существ. Представление общества как совокупности возникающих, формирующихся, самовоспроизводящихся, размножающихся и взаимодействующих информационных социальных коммуникаций (Н. Луман 3 ).

Концепт второй. Жизнь рассматривается в контексте информационного единства природы, общества и человека.Информационное антропо-социо-природное единство – категориальное понятие универсального эволюционизма 4 . Введение этого понятия-принципа в социальную науку базируется на представлении о том, что человек, являясь производным природного информационного процесса, органически включен в содержание природы. Природная информация фиксирована в его органике, воспроизводится в физических, гуморальных и нервно-психических процессах, генерируется в новых формах и циркулирует, обеспечивая жизнь организма и функционирование личности в социоприродной среде. Жизнеобеспечивающий информационный процесс рекуррентно-динамического единства «человек – природа» осуществляется в социально-коммуникационном пространстве общества.

Концепт третий. От состояния информационной социально-коммуникационной среды жизнедеятельности человека зависит качество воспринимаемой и реализуемой им природной информации. Соответственно определяется качество его жизни а, в порядке обратной связи, и его способности конструирования социальной реальности, от состояния которой, в свою очередь, зависит качество природной информации, рекурсивно направленной к человеку по социально-коммуникационным каналам. Таким образом, общество представляется как информационно-коммуникативный орган природы, ответственный своим организационным состоянием за качество жизни не только человека, но и природы, то есть жизни в целом.

Концепт четвертый. Жизнь как процесс становления нового содержания мира – «становящееся бытие», которое обеспечивается универсальной способностью жизни организмов и их видов к самовоспроизводству и креативному самообновлению. Жизненные силы – совокупность управляющих параметров в процессе универсальной жизнедеятельности. Различаются два базовые типа жизненных сил – генотип и фенотип. Генотип – управляющие параметры, производимые геномом жизни. Геном жизни – устойчиво наследуемая и воспроизводимая в процессе универсальной эволюции организмами и в поколениях популяций структурная информация, определяющая инвариантные условия сохранения жизни в глобальной и/или локальной ее реальности. Фенотип – производное процесса жизни. Формирование фенотипа жизни – сущностное свойство изменчивости самоорганизующихся и организуемых отношений в триаде «человек-общество-природа», в которой, как следует из предыдущего концепта, центральную роль играют состояния и процессы человеческого социума.

Концепт пятый. Интегральным критерием качества процесса и результатов жизнеобеспечения определяется качество жизни. Качество жизни – совокупность свойств живого образования, проявляемая его здоровьем, которое характеризуется состоянием жизнеспособности и жизневоспроизводства конкретных живых образований и их единств. Таким образом, здоровье определяется итоговым критерием нормальности всех форм и процессов порядкообразования в животворящем и жизнеобеспечивающем мире, в котором качество социальной самоорганизации представляется в ответственном за состояние жизни значении.

4. Патогенез социальной самоорганизации

Стремительно возрастающая сложность изменений и проблем обеспечения жизненно необходимого для жизни и деятельности людей социального порядка вызывает уже предельную тревогу человечества, будущее которого становится почти непредсказуемым или предсказывается в пессимистических и даже катастрофных картинах. Оригинально в этом контексте высказывание на Гайдаровских чтениях (Москва, 13.10.2010) российского государственного деятеля Германа Грефа: «Что-то новое надвигается, в мире не хватает мозгов, чтобы осознать, что это такое». Своеобразную версию причины этой «нехватки мозгов» предпринял американский исследователь Насим Николас Талеб в своем бестселлере «Черный лебедь». По его мнению, «причины нашей неспособности понять происходящее, как говорится, лежит на поверхности. Вот они: а) эпистемологическая самонадеянность и связанная с ней футурологическая слепота; б) платоновское стремление все втиснуть в категории – иными словами, люди охотно верят упрощенным моделям, особенно если у этих людей имеется ученая степень в дисциплине, ? … ? и, наконец, негодные методики для конструирования выводов …» 5 . Цитированное высказывание Грефа о надвигающемся новом, не поддающемся осознанию, и суждения Талеба относительно причин «нехватки мозгов» для его опознания образно фиксируют отмечаемое многими зарубежными и российскими исследователями критическое (на грани утраты) снижение способности субъектов социального управления распознавать происходящие в обществе сложные изменения и конструктивно для жизни отвечать на их вызовы. Так что же представляет собой это «надвигающееся неосознаваемое новое»?

Начнем с метафоры: неспособность организма продуктивно для здоровья и жизни реагировать на внешние возмущающие воздействия и внутренние болезненные сигналы – смертельно опасная патология. В медицине это состояние исследуется в научной дисциплине «патологическая физиология», предметом которой является патогенез – процессы возникновения и развития болезней и компенсаторно-восстановительных реакций организма. В обществознании понятие «социальная патология» введено в классическую социологию на этапе развития в ней ( конец XIX — начало XX века) органического направления, основанного на представлении общества как живого образования (Г. Спенсер, Э. Дюркгейм и др).

Понятие «социальная патология» — продукт формировавшегося в начале XX века организмического направления зарубежной и отечественной социологии. Развитие этого направления происходило противоречиво, вплоть до его отрицания как социологической науки. Прежде всего, это было связано с увлечением ряда ученых буквальным отождествлением общества с организмом живого существа. Актуализации организмического подхода способствовало обращение в середине XX века исследователей сложных динамических систем и механизмов к биологическим моделям саморегулирования (истоки кибернетики).

Традиционно к социальной патологии относились преступность, деликты (гражданские правонарушения), асоциальное поведение, наркотизмы (наркомания и алкоголизм), общественно опасные психические расстройства, суициды. Существенным недостатком формирования такого понимания социальной патологии следует признать отрыв ее генезиса от целостного представления о человеке как субъекте и объекте жизнедеятельности социума с фокусированием внимания преимущественно на психологических параметрах поведения индивидов 6 . При этом проблема социума рассматривалась, как правило, с позиции повреждающего действия девиантного поведения индивидов на социальные процессы, оставляя на втором плане или вообще не имея в виду значение состояния общества в процессе формирования такого поведения.

В последние годы поле предметной области социальной патологии заметно расширяется. В этом отношении обратим внимание на посылку американского социолога Н. Смелзера, который, говоря о генезисе социальной патологии, отмечает что происходит своего рода известкование, «склероз сосудов» организации, при котором самостоятельность людей ограничивается сужением задач правилами и постановлениями 7 . В контексте этой метафоры усматривается базисный источник патологизации процессов порядкообразования в социуме – разлад между социальной самоорганизацией и управлением , следствием которого является дезорганизация жизнедеятельности и жизнеустройства как людей, так и общества в целом.

Крайне проблемными для современного социального управления являются такие повреждающие жизнь обществ и людей явления, как нелегальная экономика, организованная преступность, наркотизмы, коррупция, мошенничество, терроризм. Несмотря на многовековый исторический опыт попыток человечества обуздать эти патологии, до настоящего времени они не только не поддались искоренению, но, наоборот, приобрели уникальные свойства выходить из столкновения с социальным контролем более устойчивыми и изощренными в своей антиобщественной деятельности 8 . Более того, используемые ими корпоративные нормы, правила, формы и содержание отношений, деятельности и поведения проникают в структуры и процессы систем социального управления и, по сути, берут их под свой контроль.

Главным источником бессилия фактически всех современных форм социального, в том числе государственного и муниципального, управления является самоорганизующаяся и в то же время организационная природа и функционирование названных и им подобных социально-патологических образований. Уникальное свойство такой формы действия принципа единства самоорганизации и управления – двойственность социального значения результатов организации и деятельности этих образований. С одной стороны, эффективно формируется их внутренний социальный порядок, обеспечивающий активный приток ресурсов в организацию. С другой стороны, этот порядок, самоорганизующийся в условиях свободы от общих норм и правил порядкообразования в социуме и мощно поддерживаемый системой внутреннего управления, не только успешно защищает организацию от внешних возмущений, но и обеспечивает ее антиобщественное функционирование.

В чем же источники генезиса, динамического развития и устойчивости такой формы патологии общественного организма? Во-первых, мощным движетелем в механизме формирования и функционирования социально-патологических образований выступает их ценностная ориентация на ключевые ресурсы быстрого («здесь и теперь») достижения устойчивого положения в социальной среде – деньги и власть. Во-вторых, экономичная тактика и методика обретения этих ресурсов: не нужно что-либо производить, поскольку все, что необходимо для собственного процветания имеется в среде в готовом виде и достаточно только его отобрать, захватить и присвоить. В-третьих, активно следуя этим установкам, социально-патологические образования дезорганизуют социум и тем самым создают условия для более успешной деятельности в собственных интересах. Что же представляют собой эти условия и насколько они характерны для современного социального мира?

Анализируя многочисленные в настоящее время крайне тревожные научные и публицистические материалы о настоящем и будущем не только российского, но и фактически всего человеческого сообщества, невозможно не придти к выводу:современное общество утрачивает свое жизнеобеспечивающее предназначение и, соответственно, признается больным. Назовем тезисно основные характеристики этой болезни.

• Корень всех социальных угроз ХХ I века – нарастание страха перед будущим на всех уровнях бытия человечества, независимо от уровня и качества жизни общества и индивидов (те, которые имеют, опасаются потерять; неимущие теряют перспективу иметь).
• Причина неопределенности – стремительное ускорение процессов изменений в социальной жизни (социальная дезадаптация).
• Следствие – утрачивается интерес к инвестициям в будущее, актуализируется стремление к достижению устойчивости за счет власти и «быстрых» денег (корни политических и экономических кризисов, террора, организованной преступности, коррупции, экологического паразитизма, наркобизнеса и т.д.).
• Глобальная опасность – назревающий кризис международных отношений в связи с нарастающей поляризацией уровня и качества жизни стран потребления и стран-доноров. Прогноз: истощение внешних источников ресурсов для стран-потребителей и крах «развитого» мира, вероятность объединенного бунта отчаяния стран-доноров (мировая революция?).
• Надежда на стабилизирующий эффект созидания (в традиционном понимании) в условиях «дикой» самоорганизации призрачна, т.к. «созидание» направляется и будет направляться в такой социальной жизни на победу в истребительной конкурентной борьбе.
• Кризис науки и образования – интеллект далеко не всегда социально конструктивен (социальная травматогенность инновационного прогресса, «беловоротничковая преступность»).

Видимо, этот предельно краткий перечень, по сути, симптомов системной болезни современного общества и может послужить основанием ответа на вопрос о чем-то новом, грозно надвигающемся на жизнь не только нынешнего, но и будущих поколений.

Вместо заключения: где выход?

В статье представлены данные концептуального поиска методологических оснований исследования драматизма состояния современного общества, переживающего сложнейший этап своей эволюции. Процесс фазового перехода в новое состояние не бесконечный процесс. Рано или поздно социальная самоорганизация, по определению, приведет к определенному порядку. Но вопрос в том, каким будет этот этот порядок и какую цену должно будет заплатить человечество за этот выход, если не помочь социальной самоорганизации продуцировать параметры человекомерного порядка. Без этой помощи цена будет устанавливаться социально-патологической самоорганизацией и может оказаться непозволительно высокой для Жизни. Разработка этой проблемы – задача следующей части представленного здесь исследования. Пока обозначим только три, предположительно ключевых ориентира:

1. Созидание отношений. Вспомним в этой связи базисное положение тектологии (всеобщей организационной науки) российского исследователя А.А.Богданова, работавшего над проблемой драматического перехода на рубеже XXI – XX российского общества в новое состояние: «организация вещей, организация людей, организация идей».

2. Социальное управление, но на новой парадигмальной основе. Редукционный подход должен смениться системно-процессным. Нужно научиться управлять «на марше», управлять сложными социальными изменениями, управлять рисками. Для этого управление должно вернуться в органику социальной самоорганизации, стать социально-конструктивным ее параметром. То есть, речь идет об органическом единстве самоорганизации и управления в обществе.

3. Императив приоритета в модернизации общественных дел науки, образования и(!) воспитания – инновационная политика взращивания управленческих кадров новой генерации. Интеллект плюс разум, освобождаемый от корыстной (индивидуальной и корпоративной) пристрастности – «одухотворенный разум».

Сведения об авторе :

Романов Вячеслав Леонидович, доктор социологических наук, доктор медицинских наук, профессор кафедры управления и организации социальных систем РАНХиГС при Президенте РФ.

Контакты: Москва, 8-903-210-75-69; e-mail : vlromanov@mail/ru

? ? Работа выполнена при финансовой поддержке Российским фондом фундаментальных исследований (проект № 10-06-00171-а «Общественно-негативное значение социальной самоорганизации: генезис и преодоление»).

1 Богданов А.А. Тектология: Всеобщая организационная наука: в 2-х кн. М.: Экономика, 1989 (переиздание по: Богданов А.А. Всеобщая организационная наука (тектология): В 2-х кн. Л; М., 1925.

2 Матурана Умберто, Варела Франциско. Древо познания. Перевод с англ. Ю.А. Данилова. – М.: Прогресс-Традиция, 2001.

3 Луман Н. Социальные системы: очерк общей теории. Пер. с нем. – СПб, 2007.

4 Романов В. Л. Поиск новых методологических оснований государственной службы / Ученые записки РАГС. Выпуск 1. – М.: Изд-во РАГС, 2004. С. 188.

5 Талеб Нассим Николас. Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости. / Пер. с англ. В. Синькина и др. под редакцией М. Тюнькиной. – М.: Издательство КоЛибри, 2010. Стр. 341-342.

6 Выготский Л.С., Лурия А.П. Этюды по истории поведения. – М., 1995; Берн Э. Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных. – СПб., 1991; Дубинин Н.П., Карпец И.И., Кудрявцев В.Н. Генетика, поведение, ответственность. – М., 1982; Фромм Э. Душа человека. –М., 1992.

7 Смелзер Н. Социология. – М., 1994.

8 Крупнейшие аферы и аферисты мирового масштаба. – М.: Коммерсантъ – Эксмо, 2011; С. Альбрехт, Дж. Венц, Т. Уильямс. Мошенничество. Луч света на темные стороны бизнеса / Перев. с англ.. – СПб: Питер, 1995; Щербатых Ю. Искусство обмана. – СПб: Азбука – Терра, 1997.