И вновь о вечном коане «поиск смысла» одном из неразрешимых, как «поиск истины» мерцающей чеширской улыбкой, да с детства ошеломляющем «пойди туда не знаю куда, принеси то не знаю что». А ведь приносили! Сегодня не так в кругах искушенных: коли знаешь, то обречен принести не то —»мысль изреченная есть ложь», о чем не приминут напомнить товарищи по охоте на Снарка-Смысла. Вот так и философствуем, гоняясь в рефлексивном угаре за собственной тенью сознания, иногда увлекаемся и чужой, но быстро надоедает; да и как-то обидно—своей что-ли нет. Петли сжимаются до патовых точек паркинсонизмов, либо срываются на штрафной круг длиной в несколько поколений. Быть может этот круг и порочен, и истощает творческую потенцию, но в его сжигающей бессмысленности кому-то приходит тихое понимание, что мы никогда не «здесь и теперь», но «всегда и везде». Быть может этот процесс только и нужен для создания технологий делокализации смысла, той атемпоральной реальности у границы разума, где нет ни пред-, ни после-смысла, и нельзя его обрести не потеряв, утопив, растворив его в семантическом вакууме,— живой дышащей плоти абсолюта. СМЫСЛ И ЦЕЛОЕ
Самоорганизация: само ничего не бывает, сам и все прочее, часть и целое. Но части нет, всегда было только целое, а часть— наша идеализация, фрагментация реальности, способ, технология презентации, познания, коммуникации. Мы конечны, и рацио информацию вытягивает в ниточку вдоль пульса времени, нарезая кусочками и последовательно пережовывая, а нелинейно-целостно не может— это уже интуиция, превращенное знание, расширенное сознание, или что-то там еще пока не придуманное. Именно для этих целей вводились понятия изорлированной системы, иерархических уровней, элементарных сущностей-кирпичиков (от алфавитов, античных атомов и эпициклов, до элементарных частиц, нормальных мод, вполне интегрируемых систем, и генетического кода), а в конечном счете инструментальный язык информационного, энергетического и пространственно-временного масшаба-окна, сквозь которое мы «видим»-фильтруем реальность.
На наш взгляд задача целостного описания в том и состоитт, чтобы научиться скользить по этим масштабам, шкалам, создавая единый метаконтект, эволюционирующий уже в пятом измерении эвереттовски расслоенного мира, мира параллельных, виртуальных миров-сценариев, где наблюдатель не просто размножен во все точки пространства, как в теории относительности, но продолжает размножаться каждое мгновение в каждой точке, разбегаясь в будущее континуумом альтернатив. В конечном счете это задача описания безвременья, парменидовой Вечности, казалось бы негодными средствами— опираясь на временные категории, но в своей максимальной полноте, исчерпанности время становится тождественным его отсутствию! Здесь обитают смыслы, эйдосы, ноумены, феномены и …. Это инобытие максимально широко мыслимое, но остается загадка действия, выбора, воли и в это мире, где коммуникация двух параллельных миров-сценариев происходит в точке бифуркации, точке склейки нескольких пластов реальности. Этот язык топосов и категорий на перый взгляд снимает остроту проблемы становления, но переносит ее в новую плоскость— как рождается сам топос, сама категория. Все можно свести к пармениду, но с ним нельзя коммуницировать извне, должны быть технологии самоописания, самореференции, а следовательно саморазвития (или его иммитации).
Быть может процесс самооописания просто связан с законами самоподобия разнах фрагменов и масштабов реальноти, и процесс коммуникации есть всего лишь своего рода фиксация этого факта.
Как спастись рацио от тупиков и рамок в которые оно себя загоняет, сделать его всемогущим? Способ давно найден, по крайней мере со времен платонова мифа о пещере («Тимей»)—- вводить новые сущьности, расширять размерность реальности, точнее объявить часть виртуальных измерений реальными, вот по ним мы и преодолеваем стену непонимания. По этому рецепту человечество исправно выписывало и выписывает себе галлюциногены от мифа, науки, религии, политики. Однако и здесь есть предел — так можно работать с относительно простыми ситуациями, но с ростом вычислительной сложности комплексных задач в нашем мире возникает граница недостижимости иного рода, граница связанная с проблемой обработки информации, алгоритмической сложностью. Это системная граница рацио, и компьютеры здесь не помогут, нужен иной целостный не дискриптивный канал связанный с интуицией. Я полагаю, как это ни парадоксально звучит, он присутствует в языке невербально. И задача рождения смысла из области тех же запредельно сложных задач.
Попробуем решать ее метафорическим переносом, а другой пока не придуман, методологии современной математики, квантовой релятивистской физики и синергетики, которая рождалась интеллектуальной элитой нашего века, и хорошо знакома автору как физику теоретику. Мы постараемся показать продуктивность такого междисциплинарного подхода, создающего поле перевода между хорошо формализованным языком науки и менее четкими когнитивными языками исследования семантической реальности. Согласно Ю. Лотману, условием развития любого языка является «диалог» его с иным языком, здесь же возникает и диалог культур естественнонаучной и гуманиарной. ОДЕВАНИЕ КАК УЗНАВАНИЕ
Идти от целого к частному хорошо научились в квантовой теории поля, когда исходя из самосогласванных уравнений поля, которые обычно не умеют решать, производят фрагментацию, онтологизацию первого приближения: n-частичные сектора, ассимптотические состояния, конденсаты, струны и т.п. Здесь онтология подправляется по мере «одевания» затравочных величин (аналог рефлексии—теория возмущений, испытывающая и перенормирующая физические величины), но важно, что идя от целого к частному, мы сознаем степень корректности этого перехода, чего невозможно ожидать при процессах построения от частного к целому!. Онтологическая граница нащупывается, как сингулярность— отказывает теория возмущений, система неустойчива, неопределена; и для ее преодоления необходима смена онтологии рождение новых смыслов, вполне в духе Ж. Делеза: «нонсенс дарует смысл». Однако, терия возмущений есть лишь пошаговое достраивание реальности, хотя претензии исходной онтологии на ее описание безмерны. Но вот, шаги становятся все короче, и мы уже неуверенно топчемся у запретной черты (главный флаг-предвестник любой катастрофы— «замедление характерных ритмов системы») , в плену патовых протранств Ф. Гиренка. Этот взгляд внутреннего наблюдателя , введенного В. Аршиновым и В.Будановым, всего лишь технология диагностики пата, и регулярный метод иссследования границы, которая как водится имеет фрактальную природу, но ни в коем случае не позволяет ее преодолеть, заглянуть в зазеркалье.
Здесь следует подробнее остановиться на аналогии между рекурсивными дескриптивными процессами рефлексии и процедурами теории возмущений. Последние встречаются трех типов:
а) начальное возмушение не выходит за рамки области сходимости (мы неявно предполагаем метризуемость, или хотя бы топологическую природу психосемантического пространства), или горизонта предсказуемости в случае динамического хаоса; рефлексивный процес регулярно сходится к некоторому понятию, корректирующему исходное представление и шаг за шагом утверждается в нем, создавая иллюзию обретения незыблимой истины. Сама же область сходимости являет образ пространства прозрачного для понимания. Таковы все сходящиеся итерационные процедуры решения нелинейных уравнений (метод сжимающих отображений), таковы и мотивы- идеалы ранней герменевтики. К такого типа процессам естественно отнести и припоминание— очищение атомарного образа — контеста, его всплытие на поверхность сознания.
б) начальное возмущение велико и не сходится ни к какому результату, рефлексивные петли не стягиваются, но порождают «порочные» круги, либо хаос. Здесь говорят о расходящихся рядах, полной неопределенности результата. Почему-то именно с этим типом дурной бесконечности принято связывать рефлексивный процесс. Этот процесс, тем не менее, продуктивен и может использоваться как режим поиска, генерации новых контекстов.
в) но существует и третья, мало известная, но видимо наиболее реалистичная, смешанная альтернатива: так называемый ассимптотический ряд теории возмущений. Его поведение необычно— на нескольких первых шагах (иногда довольно многочисленных) мы наблюдаем процесс сходящийся к определеному результату, но последующие члены ряда приводят не к уточнению, а ухудшению результата, ряд расходится, рассеивая возникший мираж понимания. Это не мешает пользоваться такими рядами на практике— все ряды теории возмущений для квантовых полей являеются ассиптотическими, и используются до тех пор пока они сходятся, что хотя и создает границы точности предсказания, но удивительным образом согласуется с экспериментом. Мы позволим себе высказать утверждение, что рацио присущь скорее именно ассимптотический тип герменевтических рядов: наша психика видимо защищает себя от излишней стабильности мнения, устает от монотонности бесконечных подтверждений, оставляя за собой право на хаос сомнений, который врывается в сознание и разрушает квазиусточивое неокрепшее еще понятие или смысл, если его продолжать уточнять; здесь допустим лишь деликатный взгляд бокового зрения. В этом экспликация боровского принципа дополнительности в процессах познания, на котором настаивал Г. Юнг и сам Н. Бор, в этом и внутренняя креативность смысла, оплодотворенного герменевтическими прикосновениями, в какой-то миг взрывающего свою оболочку мириадами контекстов, взлетая в конце концов к символическому. Это источник его самодвижения—- любая банальная мысль рано или поздно рождает при ее обсуждении первозданый хаос —канал доступа к любым понятиям, действительно:»из какого сора родятся стихи». Видимо поэтому так болезненно-непредсказуемы герои Ф. Достоевскго ( для некоторых актуализованны до десятка уровней рефлексии), а глубокая интроспекция может стать пагубна не только для слабой психики. Вместе с тем, психоаналитик или мастер НЛП используют рефлексию для разрушения устойчивых патологических комплексов. Ученик дзен создает и преодолевает ментальный кризис иступлено решая коан, а практика многократного повторения молитвы в исихазме или мантры в восточной традиции открывает каналы измененных состояний сознания. Во всех случаях мы наблюдаем процесс делокализации, расширения смысла за пределы его стабильной оболочки, при попытке его поэтапного уточнения. Создание расширяющегося ассоциативного поля его манифетаций, соединяющего его и отождествляющего его в конечном счете с любым объектом языка прихотливым контекстом. Делокализация это дополнительность, но не содержания и объема , а содержания и контекста. Смысл же есть процесс: зерно пред-смысла проростающее в контекстуальных пластах, о нем можно говорить но нельзя указать, как нельзя подсмотреть траекторию электрона: смысл-символ есть волновя функция, а знак-значение есть результат измерения-наблюдения-фисации смысла в данной точке контекстуального постранства.
Вместе с тем может возникнуть иллюзия полной независимости самой поцедуры построения ряда теории возмущений от первоначально целостной самосогласованной системы. В этом и отличие целостного подхода от индуктивного (онтология и метод описания последнего вообще говоря независимы), что и онтология и способ работы с ней, инструментарий взаимнообусловлены; но это же можно сказать и о грамматике языка.
Итак смысл неизбежно порождается у границ и сингулярностей в семантических пространствах, у которой любая рефлексивная процедура расходится, генерируя ассоциативное поле, некий семантический хаос, зерна предсмыслов здесь проростают, это области активации сознания, та поверхность Ж. Делеза на которой танцует Эон- Время фиксирующий моменты вскрытия предсмыслов, тут же отступающих от поверхности путешествовать в объем. В нашем понимание поверхность не место становления смысла, а место самозачатия процесса смыслопорождения, сам же он упокоится в каком-нибудь значении-знаке предсмысле вдали от нее.
Деперь два слова о метанаблюдателе. Ну а что за границей ? Только метанаблюдатель может работать в терминах целостного метаконтекста, ему дано видеть по обе стороны границы, он может двигать ее меняя управляющие параметры суперсистемы, и он претендует на роль абсолюта. Мы всегда, сознательно или бессознательно достраиваем этого наблюдателя, когда растождествляем часть и целое, когда говорим об открытости системы, когда говорим о конечности наблюдателя и бесконечности мира. Этот наблюдатель «знает» тип связности семантического просранства, т.е. можно ли создать контекст отождествления двух понятий, ситуаций, «знает» число альтернатив в точках бифуркаций и т.д.. Возникает ситуация коммуникации мета- и внутреннего наблюдателя. В частности меняя грамматику, метаконтекст мы меняем и границы, которые теперь актуализируют иные зерна смыслов, порождают другой тип ментальности. КОНТЕКСТ ИНТЕРПРЕТАЦИЙ И ВРЕМЯ
Сегодня наука испытывает глубокие парадигмальные изменения, вступая в фазу междисциплинарного диалога, объединяя в перспективе точное естествознание, науки о жизни, человеке и обществе. Это фаза нового постдисциплинарного синтеза, фаза постнеклассической науки, науки в которую возвращается наблюдатель со всеми антропными атрибутами и относительностью культурноисторического контекста. В этом подходе основное звучание будет принадлежать эволюционным мотивам, проблемам освоения времени и феноменов становления. Периоды столь мощного синтеза мы могли бы найти разве в учении пифагорейцев, неоплатоников или натурфилософов эпохи возрождения; когда происходила смена культурных цивилизационных архетипов. И сегодня, если быть оптимистом, очередная полоса цивилизационного кризиса, предваряющая (по Николаю Бердяеву) Новое Средневековье или информационное общество, должна принести воссоединение культуры. И это возможно провести на языке новой нарождающейся сейчас научной парадигмы — эволюционно-синергетической, парадигмы становления. Т.е. метаязыка , на котором можно объяснить процессы возникновения Нового, вне зависимости от природы явления, будь то природа, человек или общество.
Такой креативный взгляд на становление существовал в культуре всегда . Он представлялся, говоря современным системным языком креативной триадой: Способ действия + Предмет действия = Результат действия, и закреплен в самих глагольных структурах языка; в корнях двуполой ассиметрии человека как биологического вида; в образах божественного семейства древних религий : Озирис — Изида — Гор (Египет); » Тот, кто создает безостановочно миры — троичен. Он есть Брама- Отец; он есть Майя- Мать ; он есть Вишу- Сын; Сущность, Субстанция и Жизнь. Каждый заключает в себе двух остальных и все три составляют одно в Неизреченном.» (Упанишады). В космогонических мифах и философиях — ТЕОС ( ЛОГОС) + ХАОС = КОСМОС ( Платон, Аристотель, Плотин), Пуруша(дух) + Пракрити(материя) = Браман (проявленная Вселенная) (Веды). Возникновение реальности как одухотворение материи, отсюда и творчество как вдохновение, и душа в христианстве как сплетение и борьба духовных и телесных (материальных) начал в человеке. А помните ветхозаветное начало творения? …»Земля была безвидна и Дух летал над Водами» …- и здесь из вод первозданного Хаоса родится определенность земной тверди нашего Мира. И это не случайно, только так естественным образом можно описать процесс возникновения чего либо вообще, когда следствие порождено причиной, в свою очередь состоящей из двух начал -активного и пассивного, имманентного любому действию. И конечно дело не в религиозной терминологии, свойственной человечеству большую часть его сознательной эволюции, но в самом процессе освоения человеком Времени — способе передачи социального опыта: миф, летопись, история, инструкция, в конце концов, предьявлены чередой событий-действий ,образующих временную ткань доступную пониманию современников и потомков. Здесь без креативной триады не обойтись, и следуя неоплатонической традиции, а в ХХ веке Бердяеву, далее предпочтем ее называть Теос + Хаос = Космос. Поразительно, что и само ощущение времени, длящегося бытия настоящего, есть порождение, интерференция в нашем сознании прошедшего, которого никогда уже нет, и будущего, которого никогда еще нет, а интерпретация Теоса и Хаоса в данном случае зависит от точки зрения: то ли прошлое детерминирует , то ли будующее притягивает — временит, то ли настоящее формирует — все они в разной степени представлены в истории культуры, важна лишь непременность их креативной связи.
Итак., креативная триада имеет принципиально временную причинноследственную природу. Причем причина здесь понимается двуединой Теос + Хаос, она и рождает проявленый феномен, событие,структуру т.е. Космос (по древнегречески — строй боевых кораблей, и лишь позднее вселенский порядок). Отметим, что если Содержание и Форма предъявляют способ бытия вещи, то Теос и Хаос способ ее происхождения — генезис. В наиболее общем случае для естественника эта триада: закон природы + материальная субстанция = феноменальный мир, на языке гуманитария — творческий акт в ноуменальном мире: замысел + потенция (материал) = произведение, форма.
Попробуем теперь дать полустрогое определение компонентов триады (окнчательно это сделать все равно не удастся в силу большой символической, философской общности этих понятий)
ХАОС — неоформленная инертная материя, материал, простейшие элементы конструирования, сокрытые потенциальные возможности и формы, страдательное пассивное начало ( в мифологии женское начало — Инь), предмет действия, означаемое.
ТЕОС (ЛОГОС) — закон, эйдос, стабильные архетипы, принципы, замыслы, намерения, неизменные в процессе рождения Космоса, способ действия, глагол (в мифологии активное мужское начало — Ян), означающее.
КОСМОС — результат соединения-взаимодействия в акте становления Хаоса и Теоса — проявленная структура в феноменальном или ноуменальном мире, существующая по известным принципам временного развития ( в мифологии принцип гармонии — Дао ), результат действия.
В культуре, в конкретных научных дисциплинах трехчастные динамические законы всегда можно интерпретировать в терминах креативной триады, например:
II закон Ньютона — Сила (Теос) будучи приложенной к Телу (масса тела -инертное начало, Хаос) порождает проявленное пространственно-временное изменение состояния движения тела — Ускорение (результат действия, Космос) . F / M = A
А вот как звучал основной закон динамики в античной физике Аристотеля: Сила (Теос) будучи приложенной к Телу (сопротивление Среды движущемуся телу — инертное начало,Хаос) порождает проявленное пространственно-временное изменение состояния движения тела — Скорость (реультат действия, Космос). F / g = V
Мы видим, что законы просто идентичны структурно, но не содержательно. В обоих случаях сила выступает причиной изменения абсолютного состояния движения тел, но у Аристотеля это состояние — покой, а у Ньютона— движение по инерции. Как мы сказали бы сегодня: Аристотель писал свой закон для незамкнутой диссипативной системы (не все силы отнесены к порождающей причине F, за кадром остались силы сопротивления среды), поэтому и абсолютное состояние движения у него — покой ( в среде это так), и его закон, конечно приближенный, ассимптотический, он есть первое воплощение синергетической идеи аттракторов — целей развития системы; вспомним мощный телеологический мотив всей философии Аристотеля.
Еще один пример из области квантовой физики. Фундаментальным постулатом квантовой теории является постулат наблюдаемости или измерения любой физической величины, это целый ритуал с очень жесткими правилами перевода не имеющих наглядной интерпретации свойств микромира на привычный язык макроявлений, при этом переводе многие экзотические черты микромира безвозвратно утрачиваются, да и сам изучаемый микрообъект настолько возмущен грубостью средств наблюдения, что может просто перестать существовать, дело в том, что средства наблюдения обязательно макроскопические, а объект то микроскопический. Представте себе отбойный молоток вместо бор-машины в руках дантиста!
Итак, воздействие акта набдюдения на систему принципиально неустранимо, причем уточнить результат наблюдения можно до определенных границ задаваемых знаменитым принципом неопределенности Гейзенберга, и сам результат носит вероятностную интерпретацию, т.е. в другой раз получился бы другой результат и каждому исходу измерения приписывают свою вероятность, которая зависит от свойств микрообъекта или, как принято говорить, от Состояния микросистемы (ее волновой функции), имплицитно содержащего все потенциальные результаты наблюдения над ней. Ну и наконец сам прибор измеряет не что угодно, а свойства некоторой физической величины, как говорят — наблюдаемой , причем каждой наблюдаемой отвечает свой тип наблюдения, свой прибор.И все же, какое это имеет отношение к процессам становления? — самое прямое . Дело в том,что, как правило, система не имеет определенного значения наблюдаемой физической величины до процесса ее измерения (наблюдения), в момент акта измерения система выбирает (проектируется на) одну из своих компонент-возможностей, отвечающих точному значению измеряемой величины, имеющему вполне макроскопическое числовое значение ( например показания стрелки прибора), этот процесс называется процессом редукции волновой функции, и по сей день не подлежит детализации, вызывая у многих физиков полумистическое чувство недоумения. Пожалуй это повсеместное явление и есть самый яркий пример становления, в котором и состояния и наблюдаемые (операторы) «живут» в абстрактном бесконечномерном гильбертовом пространстве и никак не проявлены, манифестируя свои свойства в макромире в процессах измерения через свои средние числовые характеристики.
(p,A) = наблюдаемая (Теос) + состояние (Хаос) = среднее (Космос) оператор волновая функция числовое значение
В живой природе эволюционная дарвинавская триада «наследственность» + «изменчивость» = «отбор» легко переинтерпретируется на таком языке, на чем мы не будем сейчас останавливаться. Но сформулируем ее обобщение для произвольных эволюционирующих систем: «принцип сборки дерева катастроф» + «банк катастроф и сценариев их прохождения» = » отбор траектории эволюции на дереве возможностей».
Интересно, что и сами структуры динамического хаоса — фракталы задаются именно так: «прождающая пошаговая процедура» + » начальные состояния-субстанция» = «развернутая фрактальная структура».
Может возникнуть естественный вопрос, а какова связь этого подхода с диалектической философией Гегеля.Гегелевская триада так же ведет свое происхождение от работ последнего крупного неоплатоника Прокла, и может быть интерпретирована во временном модусе как аспекты креативной триада, однако с той разницей, что тезис и антитезис по своей активности и онтологической принадлежности входят симметричной причиной синтеза, хотя во времени антитезис и позже тезиса.Эта симметрия ближе физическим представлениям о симметрии во взаимодействии двух материальных объектов (сила действия равна силе противодействия), и подчеркивает рядоположенность всех элементов триады, в то время, как элементы триады хаос-теос-космос существуют в разных онтологических пространствах, что и позволяет включить в рассмотрение на равных правах как субстанциональные, так и аксиологические компоненты акта становления. Особое преимущество такой подход демонстрирует при изучении иерархических , открытых, самоорганизующихся систем.
Действительно, в кратком варианте можно предложить 5 основных синергетических принципов становления (полная версия предложена в (4)) : 1)- нелинейность, 2)- неустойчивость, 3)-незамкнутость, (те три «НЕ», которых всячески избегала классическая методология), 4)-динамическая иерархичность (обобщение принципа подчинения), 5)- наблюдаемость. Именно последние два принципа включают принципы дополнительности и соответствия, кольцевой коммуникативности и относительности к средствам наблюдения, запуская процесс диалога внутреннего наблюдателя и метанаблюдателя. При этом в частном случае креативная триада представлена как процесс рождения параметров порядка:
«управляющие параметры верхнего мега-уровня» +
» короткоживущие переменные низшего микро- уровня» =
» параметры порядка, структурообразующие переменные мезо-уровня»
Столь универсальный системный подход, позволяющий вычленять сущностный вид законов и связей не только триадного типа развит сегодня в трудах научной школы Ю.И. Кулакова — так называемая «теория физических структур». Эти структуры впервые интерпретированы в физике, но имеют значительно более общий статус, как универсалии нашего мышления при рассмотрении отношений атомарных объектов, фактически предлагается типология допустимых формулировок законов, инвариантов языка, что вероятно и объясняет «непостижимую эффективность математики» не только при описании природы. Отметим, что подобная попытка была предпринята Рене Томом в начале 70-х в структурной лингвистике при выявлении морфогенетических прото-языковых корней индо-европейского семейства языков, с помощью другой универсальной техники— теории катастроф. Сегодня, например, сами категории пространства и времени, различные типы геометрий и единые модели теории поля, так называемая «реляционная теория пространства-времени» Ю.С. Владимирова, изящно следуют из простейших принципов теории физических структур.
Фактически, закономерный вопрос о существования контекста в котором возможна интерпретация трехчастных отношений как некоего креативного процесса, отчасти снимается «теоремой» существования такой структура по Ю. И. Кулакову. В этом смысле возможны контексты, где меняются местами любые компоненты триады, и возникает диалог контекстов, в которых время становится многомерным. Поясним это примером ,так называемых обратных задач: если мы хотим, зная структуру-Космос реконструировать ее генезис, то существует бесконечное число пар-способов Хаос+Теос, которыми она может быть получена; фиксируя далее одну из составляющих мы получим задачу нахождения одной из компонентов причины, при этом искомое можно интерпретировать, как новый Космос— элементы триады меняются местами. Именно так решаются конструкторские задачи, или задачи реконструкции истории. Итак, время теперь не единственно, существуют по-крайней мере три потока времени, порождающих целостный контекст обсуждения события (по числу известных пар в треиаде). Если же мы не знаем двух компонент, то контекст имеет бесконечную емкость и времен вообще говоря бесконечно много — смысл максимально делокализован. Возможно так мы и создаем символы. ЕЩЕ О МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОЙ МЕТОДОЛОГИИ
Грядущий век- век междисциплинарных исследований. Методология междисциплинарных исследований это горизонтальная, как говорил Э. Ласло, трансдисциплинарная связь реальности—- ассоциативная с метафорическими переносами, зачастую символьными мотивом, несущим коллосальный эвристический заряд, в отличие от вертикальной причинно-следственной связи дисциплинарной методологии. Дисциплинарный подход решает конкретную задачу возникшую в историческом контексте развития предмета, подбирая методы из устоявшегося инструментария. Прямо противоположен междисциплинарный подход, когда под данный универсальный метод ищутся задачи, эффективно решаемые им в самых разнообразных областях человеческой деятельности. Это принципиально иной холистический способ ее структурирования, где скорее господствует полиморфизм языков и аналогия, нежели каузальное начало. Тем не менее, так на этапе моделирования внедряется в жизнь математика— язык междисциплинарного общения, но об этом давно забыли, и обычно говорят о естественнонаучных подходах, становящихся междисциплинарными.
Напомним лишь некоторые из них в ХХ веке: принцип дополнительности Н.Бора— перенос квантового принципа на сферу творчества, психики, языка и т.д., что удалось лишь благодаря авторитету создателя квантовой механики; гелиотараксия А.Б. Чижевского— поиск ритмических Космо-Земных корелляций в самых различных проявлениях жизни на планете; теория катастроф Р.Тома, очень быстро взятая на вооружение гуманитариями; и конечно-же кибернетика и системный анализ, сегодня передающие эстафету синергетике, которая пытается ассоциировать методологию всех предшествующих течений.
В чем особенность трансляции междисциплинарной методологии в культуру или науку? Автор, будучи физиком, многие годы пропагандирует наиболее универсальные методы естествознания и синергетики в среде гуманитарно ориентированных специалистов и студенчества и хорошо знает подводные камни такого рода контактов.
Здесь мы встречаемся с двумя основными проблемами: проблемой двух культур, по Чарльзу Сноу, хотя, кое-кто и пытается ее похоронить ссылаясь на давность постановки вопроса; и проблемой преодоления дисциплинарного типа мышления, для которого междисциплинарная методология не просто маргинальна, но и зачастую противоречит цеховой этике, отвлекая внимание от насущных задач дисциплины, так как решает «случайный» задачи, из которых большинство либо уже не интересны, либо еще не интересны, , либо никогда не возникнут. Всякий раз это вызывает бурную реакцию отторжения дисциплинарно организованного мышления, ведь отсутствует даже предметная постановка задачи— метод сам «ищет» задачу! Осознанно или бессознательно но охранительный корпоративный рефлекс работает и носителя междисциплинарной методологии вполне обосновано обвиняют в дилетантизме, излишних претензиях, подозрение к его словам много больше нежели к словам просто чужака, который пытается стать «своим». Но в том-то и дело что намерения пришельца не внедриться, потеснив цеховую иерархию, но сбросив информацию, пойти дальше, в соседний цех, а , в случае возникшего взаимопонимания, сотрудничать и консультировать по применению предлагаемой методологии и языка. Все это напоминает технологии маркетинга в сфере научной методологии, возникает новый тип мобильной коммуникации посредством странствующих среди оседлого населения»коробейников от универсалий», к которой не привыкли, но которая в наш век обвальных потоков информации единственная позволит справляться с ними. И здесь возникает разделение труда между синтетиками и аналитиками, т.к. методологии находятся в отношении дополнительности друг к другу. В математической и теоретической физики это т.н. эффек дуальности, здесь дуальны предмет и метод, вертикаль и горизонталь.
Но всему приходит конец, и когда метод тиражирован, освоен дисциплинарным мышлением, ажиотаж умирает и мода проходит, чтобы возродиться с новой силой в период очередной раздробленности и лингвистического хаоса в описании реальности, а красивая упаковка и яркая реклама холистического архетипа будет не менее интригующа и многозначительна. Новая волна когерентности научного понимания распространится неустанными адептами междисциплинарности возможно шире, резонируя и искажаясь самым прихотливым и неожиданным образом в научной культуре и обыденом сознании, чтобы потом диссипировать в усилиях множества аналитиков, создающих многообразие и сложность интерпретаций этого мира.