Важным условием осуществления воздействия культуры на современную глобализацию является созидание все более общих форм, связывающих коллективную деятельность субъектов, что многократно повышает роль интерсубъективности в этом процессе, выступающем источником эффективности матрицы культуры. Вот почему следует согласиться с точкой зрения М.С.Кагана о том, что «именно в… совокупном социальном субъекте кроется тайна целостности созидаемой им культуры» . Но и становление целостности культуры порождает те ее субъектные основы, которые обеспечивают воздействие континуума культуры на направленность современной глобализации, процесс развития которой в самом общем виде можно представить как «формирование порядка из хаоса».

Глобализация, проявляющаяся сегодня в многообразии стихийных и слабоуправляемых процессов мировой социокультурной системы, предполагает наряду с очевидными достижениями и позитивно осмысливаемым потенциалом и ряд проблем, связанных с отсутствием механизма управления и регулирования темпов всех этих изменений. Сегодня глобализация напоминает проснувшийся вулкан, который в любой момент может осуществить непредсказуемый и опасный выброс своей лавы. В этом контексте очевидна актуализация изучения внутренней меры глобализации как общей тенденции развития современной социокультурной системы — меры, связывающей в органическое единство логику развития преобразующей деятельности субъектов разного уровня — от человека до человечества в целом, техносферы, овеществленных коммуникативных процессов, и общую координацию этого многообразия, которая может быть обеспечена регулированием, основанным на принципах синергетики.

Очевидно, что основанием, реализующим синтез этих сторон, должна стать реальность более высокого порядка, способная концентрировать в себе и своеобразно «распределять» все вышеуказанные направления. Таким основанием, как мне представляется, может быть только культура, которая обеспечивает историческое саморазвитие человека, и тем самым и саморазвертывание общества, поскольку в ней всегда сохраняется действие общего закона бытия: «преобладания информации над энтропией, структурности над аморфностью, космоса над хаосом, гармонии над какофонией, что и обеспечивает жизнеспособность, устойчивость, прочность каждой системы» .

Однако культура в этой функции требует дополнительного прояснения. Вспомним, что еще в 70-е годы Ю.М.Лотманом было доказано, что культура содержит в себе некоторое внутреннее «штампующее устройство», благодаря которому не только единство смысла в культуре порождает его конкретное символически выраженное в различных артефактах многообразие ее проявлений, но и само бытие, осваиваемое человеком, приобретает определенную историческую форму и относительную устойчивость. Функцию такого «устройства», с моей точки зрения, реализует в этом значении пространственно-временной континуум культуры, благодаря которому совмещается единство и многообразие явлений и процессов социокультурной реальности.

Континуум представляет собой такую форму бытия культуры, в которой на основе единства ее пространства и времени обеспечивается специфика содержания, относительная автономность и самодостаточность культуры, ее целостность, внутренняя органичность. Благодаря континууму культура способна выявлять, объективировать свое внутреннее, виртуально реальное содержание, свой потенциал и тем самым строить реальность исторического процесса. Традиционно реализуя именно эту функцию, культура на каждом этапе своего развития формировала свое особое пространство-время с характерным для него стилем, нормами и словарем символов.

Однако в действительности в основе этой функции пространственно-временного континуума до сих пор центральное место занимали субъекты, представленные обществом, нациями, этносами или регионами, поскольку именно они определяли границы задаваемого культурой пространства. Континуум культуры и получал свою устойчивую форму бытия через организацию жизнедеятельности этих субъектов, выраженную в единстве их языка и менталитета.

Но процесс глобализации, породивший качественно новую надтерриториальную и наднациональную реальность, сегодня не имеет своей отчетливо выраженной субъектной формы и границы, что актуализирует проблему самостоятельного, как бы до-субъектного формирования континуумом культуры необходимой меры. Процесс глобализации сегодня определяется преимущественно традиционно-синергетически, т. е. в нем выделяются некоторые центры развития, порождающие те или иные формы развития, режимы, включающие в себя определенные циклические, волновые процессы, периодичность их спадов и подъемов. В каждом из них по-своему осуществляется и регуляция протекающих в нем процессов.

Обратим внимание, что статус автономности в этих центрах обеспечивается не за счет смысловой стороны, а скорее благодаря их способности раскрывать новые, еще неосвоенные ресурсы (информационные, технологические, организационные), и логика глобализации, обеспеченная такими условиями развития, выходит из-под контроля человека, прежде всего, в силу сложности уже созданного и продолжающего формироваться еще более сложного плюралистически заданного порядка, в котором смысл каждой флуктуации и соответствующей системы связывается не с ее собственно человеческой направленностью, но всего лишь с условием совместимости заданной ритмики, времени изменений, преобразований с другими «ритмами колебаний» и с международным глобальным целым. В этом многообразии опасным, а потому и попадающим под международный контроль становятся лишь те системы порядка, которые выходят за рамки некоего современного общего режима (например, феномен лидерства), угрожая в различных формах его деформациям. Следовательно, современные тенденции глобализации, выраженные традиционно-синергетически, не обеспечивают основы безопасности и устойчивости бытия как всего международного сообщества, так и отдельных людей и регионов.

Культурная матрица, заданная пространственно-временным континуумом, должна встроиться в этот порядок и подчинить его не только нормам относительной устойчивости, но и нормам смысла, общечеловеческих ценностей, человечности и гуманизма. Но учитывая периферийный статус современной культуры (по сравнению, например, с политикой или экономикой), ослабление ее возможностей воздействовать на сознание и поведение людей, обеспечение определяющего, доминирующего статуса культурной матрицы в современном мире оказывается пока проблематичным. Тем не менее философско-культурологический анализ показывает, что культура и на этом уровне сохраняет способность быть виртуально «прежде» формирования порядка, заданного техносферой. Что же гарантирует реальность и перспективность этой культурной функции?

Прежде всего, символическая природа культуры, заданная континуально, постоянно порождает взаимодействие, взаимосогласование различных миров. Как справедливо отмечает В.А.Кутырев, «континуальное единство и есть единство разных сущностей, оно предполагает взаимопроникновение, взаимопронизанность и растворение двух полюсов одной сущности. Через понятие континуума преодолевается разрыв между субъективной и объективной… формами выражения реальности» .

Основой такого взаимопроникновения, порождающего целостность социокультурной реальности, является субъект как «центр» культуры, обеспечивающий самоидентичность культуры независимо от ее масштабов и исторических форм, а также ценностно-целевое «определение» действительности, выражающее природу субъектного отношения к миру как его преодоления, перехода к иному. Здесь, таким образом, открывается константа — сохраняемость той, по словам А.С.Ахиезера, конструктивной напряженности, благодаря которой инновационные процессы постоянно соотносятся с субъективностью, т. е. всегда существуют в контексте позиции «для чего».

Первую наиболее общую границу этой меры-матрицы, по-видимому, формирует связь безлично овеществленных процессов с субъектностью культуры. Она выражается в ограниченных возможностях людей осваивать непрерывно протекающие процессы изменений. Эту границу еще в 50-60-е годы четко уловил, в частности, А.Тоффлер, который ввел понятие «футурошок»: лавинообразный поток изменений, не осваиваемых современниками, формирует у них так называемую «болезнь перемен». Это означает, что внутри самих процессов изменений с необходимостью должно формироваться некоторое «пространство торможения», благодаря которому эти изменения будут восприниматься как комфортные или дискомфортные.

«Термина «шок будущего» не найти ни в медицинских энциклопедиях, ни в справочниках психологических отклонений. Тем не менее, пока не будут сделаны разумные шаги в борьбе с этой болезнью, среди миллионов людей будет усиливаться чувство потерянности и прогрессировать неспособность рационально воспринимать окружающую обстановку. Мы должны осмыслить эту болезнь и научиться ее лечить, иначе очевидные для современной жизни недомогания, массовые неврозы, облучение, безгранично распространившееся насилие окажутся лишь преддверием того, что нас ждет впереди» . Человеческая составляющая глобализации, таким образом, должна найти выражение в объективных нормах пространства-времени изменений, в которых собственно человеческое существование не подвергается деформации. Тогда как всякое нарушение этих норм превращает процесс глобализации в источник возможного мирового коллапса.

Однако пространственно-временной континуум культуры формирует такую матрицу глобализации и другими, более конкретными способами, координируя полиритмию реальности более общими, заданными пространством-временем порядками организации. Континуум культуры сегодня, возможно, единственный из всех разновидностей континуумов (физических, биологических и др.), раскрывающий основания совместимости субстанциальных и реляционных свойств пространства-времени. Философия, выявив эти противоположные характеристики пространства и времени, сохранила этот дуализм вплоть до современности, поскольку общее основание для их синтеза оставалось нераскрытым. Сохранение именно этой проблемы, по моему мнению, было одним из источников перехода структурализма в постструктурализм и постмодернизм, перенесших реляционный подход к пространству-времени на уровень социума и истории и тем самым вновь реанимировав старую проблему реализма и номинализма.

Так, известный классик постмодернизма Ж.-Ф.Лиотар писал: «Мы считаем постмодерном недоверие в отношении метарассказов. Оно является, конечно, результатом процесса науки; но и прогресс, в свою очередь, предполагает это недоверие… Нарративная функция теряет свои структуры: великого героя, великие опасности, великие кругосветные плавания и великую цель. Она распыляется в облака языковых нарративных… частиц, каждая из которых несет в себе прагматическую валентность. Каждый из нас живет на пересечении траекторий многих из этих частиц. Мы не формулируем без необходимости стабильных языковых комбинаций, а свойства, которые мы им придаем, не всегда поддаются коммуникации. Таким образом, грядущее общество соотносится не столько с ньютоновской антропологией… сколько с прагматикой языковых частиц» .

Бесспорно, представители постмодернизма правы в том, что фиксируют сегментацию, дробление современного коммуникативного культурного пространства, процесс утраты в нем общего смысла. Этот феномен действительно порождает номиналистское представление о реальности, поскольку блокируется и исчезает из рассмотрения все то, что связывает эти сегменты коммуникаций. Однако вряд ли они правы, выделяя сам нарратив в рубрику чисто объектных фрактальных образований; нарратив — это одна из возможных смысловых проекций языковой реальности, моделирующей субъектную основу культуры и социума. Именно поэтому нарратив сохраняет свой интерсубъективный контекст, несмотря на очевидность личностно локализованной позиции его формирования: любой индивид способен выбрать свою позицию в коммуникативном пространстве, но это вовсе не означает, что тем самым он создает и смысл из некоторой исходной хаотичности и бессмыслицы. Личностное авторство нарратива лишь конкретизирует те универсальные, символически выраженные свойства текста, который пишется культурой как целостностью, выражающей свою эпоху. Эта универсальность текста в значительной степени была раскрыта еще представителями структурализма. Так, Р.Барт отмечал, что текст «понимается как пространство, где идет процесс образования значений, т. е. процесс означивания. Текст подлежит наблюдению не как законченный замкнутый продукт, а как идущее на наших глазах производство, «подключенное» к другим текстам, другим кодам (сфера интертекстуальности), связанное тем самым с обществом, с Историей, но связанное не отношениями детерминации, а отношениями цитации» .

Текст способен стать универсальным посредником в процессах социокультурной коммуникации индивидов именно потому, что он моделирует и репрезентирует субъектную основу культуры. Субъектная основа выражает субстанциальные свойства пространственно-временного континуума и, прежде всего, его функцию сохранения целостности культуры и тем самым ее самоидентичности. Именно субстанциальность континуума выступает тем общим субъектно-смысловым началом, которое опосредует и даже порождает все многообразие текстовых трактовок, выраженных в стилях, символических формах артефактов художественной культуры, в самих статусах документов и текстов той или иной эпохи. Это обстоятельство позволяет реконструировать целостность эпохи по анализу текстов — занятие, которое открывает для себя еще раннехристианская практика герменевтики.

Таким образом, кроме субъектно-человеческого ограничения изменений, раскрытого выше, обнаруживается особая «текстовая матрица», связывающая целостность культурного смысла, выраженного в субстанциальности пространства-времени культуры и многообразие кодов социокультурного поведения и позиций индивидов, основанных на реляционных свойствах пространства-времени культуры. Соединение этих двух начал порождает некие предельные нормы допустимого и недопустимого в данной культуре и социокультурной системе в целом. Эти нормы имеют не только нравственный, но и регулятивный характер: они и интегрируют процессы, «схватываемые» синергетикой и более фундаментальные, внутренние, протекающие в пространстве-времени культуры, выстраивая одновременно и механизмы культурной детерминации границ тех флуктуаций, которые существуют и возможны в процессе глобализации.

Возможность культурной матрицы или континуума культуры воздействовать на бесконечно многообразные и неосознаваемые порядки и ритмику развертывания глобализации обеспечена, таким образом, не столько фактором сознания, сколько особенностями культурного бытия человека, в которых определена внутренняя мера сохранения (или разрушения) самого человеческого начала в мире. Тем самым ставится проблема собственно субъектно-культурного регулирования современной глобализации. Речь не идет о подмене культурой разнообразных уровней глобализации, ее направлений, которые приобрели международный статус как центры развития. Именно здесь господствуют законы и тенденции синергетики: из бесконечного многообразия отдельных флуктуаций и подсистем выстраивается некоторое равновесие, удерживающее процесс глобализации от коллапса. Но хрупкость этого равновесия, слабая возможность воздействовать на него со стороны отдельных государств и даже их союзов со всей неотложностью ставит вопрос о расширении возможностей регулирования глобализации.

Именно здесь и выступает значимость культурной матрицы, которая способна регулировать глобализацию, уменьшать ее негативные тенденции благодаря тому, что ставит этот планетарный международный процесс в зависимость от важнейших компонентов экзистенциального бытия человека. И это сегодня, по нашему убеждению, одно из самых ключевых направлений сохранения и развития традиций гуманизма, в которых нуждается современное сообщество.

Структура культурной матрицы представлена особой органической целостностью, выраженной в совокупности различных колебаний и циклических процессов, охваченных общими целями и смыслами. Это, с одной стороны, обеспечивает формы особенного в культурном контексте глобализации, а с другой — связывает субъектные позиции с системно выраженными порядками. Здесь можно отметить определенную иерархию, которая сегодня выстраивается, скорее всего, на основе масштаба и значимости культурно осмысливаемых проблем.

Проблема глобализации пока еще не получила своего должного континуально-культурного определения и оформления. Они развернуты в пространстве, представленном синергетическими процессами, понимаемыми скорее как природно-планетарные, чем социокультурные (что соответствует общим принципам синергетики сближать системообразующие процессы самых разных уровней). Представляется, что рассмотренные на основе функционирования культурной матрицы как внутренней формы глобализации эти проблемы могли бы открыть ряд новых пластов, связанных с их саморегулированием, и более глубоким освоением коммуникативной, нормативной и других функций.

Важным условием осуществления воздействия культуры на современную глобализацию является созидание все более общих форм, связывающих коллективную деятельность субъектов, что многократно повышает роль интерсубъективности в этом процессе, выступающем источником эффективности матрицы культуры. Вот почему следует согласиться с точкой зрения М.С.Кагана о том, что «именно в… совокупном социальном субъекте кроется тайна целостности созидаемой им культуры» . Но и становление целостности культуры порождает те ее субъектные основы, которые обеспечивают воздействие континуума культуры на направленность современной глобализации, процесс развития которой в самом общем виде можно представить как «формирование порядка из хаоса».