Данная статья не претендует на сколько-нибудь исчерпывающий анализ понятия идентичности, ее цель состоит прежде всего в том, чтобы обосновать актуальность и значимость проблемы поиска новой национально-цивилизационной идентичности в современном российском обществе. Тем не менее, прежде чем приступить к этой главной задаче, необходимо, хотя бы в самой краткой форме, остановиться на наиболее важных аспектах концепта идентичности как такового. Сделать это необходимо в том числе и потому, что в научном и практически-политическом дискурсе в понятие идентичности часто вкладывается самое различное содержание либо же оно используется как “само собой разумеющееся”. И в том, и в другом случае часто остается не вполне ясным, какие именно аспекты, измерения и составляющие идентичности конкретно имеет в виду тот или иной автор. Поэтому необходимо сказать несколько слов о некоторых, наиболее важных аспектах понятия идентичности
Некоторые аспекты концепта идентичности
Данная статья не претендует на сколько-нибудь исчерпывающий анализ понятия идентичности, ее цель состоит прежде всего в том, чтобы обосновать актуальность и значимость проблемы поиска новой национально-цивилизационной идентичности в современном российском обществе. Тем не менее, прежде чем приступить к этой главной задаче, необходимо, хотя бы в самой краткой форме, остановиться на наиболее важных аспектах концепта идентичности как такового. Сделать это необходимо в том числе и потому, что в научном и практически-политическом дискурсе в понятие идентичности часто вкладывается самое различное содержание либо же оно используется как “само собой разумеющееся”. И в том, и в другом случае часто остается не вполне ясным, какие именно аспекты, измерения и составляющие идентичности конкретно имеет в виду тот или иной автор. Поэтому необходимо сказать несколько слов о некоторых, наиболее важных аспектах понятия идентичности.
Если говорить в самом общем виде, то с позиций социологии и социальной психологии, формирование идентичности предполагает такую степень субъективной интериоризации традиций, обычаев и норм, когда действующий индивид в некотором отношении не отделяет себя от той или иной социальной группы или общности, воспринимая что-либо происходящее как имеющее отношение не только к нему лично, но прежде всего к определенной социальной группе или общности, к определенному “мы”. Соответственно, основные усилия социологов направлены на то, чтобы установить и описать структуру ценностных представлений и установок, образующих это “мы”, определить интенсивность подобных связей между индивидом и группой, ситуации возникновения или распада “мы”, формы и механизмы институционализации и воспроизводства “мы” и т.п.
Современное понимание идентичности как особого социально-культурного феномена связано в первую очередь с работами Э.Эриксона и М.Кастельса . Эриксон выделил по крайней мере три основные аспекта рассмотрения концепта идентичности: 1) чувство идентичности; 2) процесс формирования идентичности и 3) идентичность как конфигурация, результат этого процесса. При этом, согласно Эриксону, речь должна идти как о личностной, так и о коллективной идентичности (но также имеющей индивидуальный характер — социальное “Я”).
М.Кастельс под идентичностью понимает “процесс конструирования индивидуального значения (meaning) на основе какого-либо культурного признака или связанного набора культурных признаков, которым отдается предпочтение над другими источниками индивидуального значения” . Таким образом Кастельс утверждает примат культурных факторов идентичности и соответственно доминирование в современном “сетевом” обществе культурной идентичности над другими видами и составляющими идентичности (другими идентичностями).. Идентичность, по Кастельсу, следует отличать от социальных ролей. Социальные роли определяются нормами, структурированными социальными институтами и организациями. Идентичности же являются сами по себе источниками значения для социальных акторов, и сами конструируются через процессы индивидуализации. Иными словами, идентичности организуют индивидуальное значение, в то время как роли организуют социальные функции индивида. Кастельс предлагает различать три формы построения идентичности, существующие в контексте властных отношений в обществе: легитимизирующую идентичность , связанную с непосредственной рационализацией социальным актором принадлежности к доминирующим социальным институтам;идентичность сопротивления , возникающую у тех социальных акторов, которые формируют механизмы сопротивления и выживания на основе принципов, отличающихся от распространенных в данном обществе или противостоящих им; наконец,проектирующую идентичность , когда социальные акторы создают (конструируют) новую идентичность, заново определяющую их положение в обществе, и пытаются изменить всю структуру социальных отношений. Примером этой последней формы идентичности, по Кастельсу, является феминизм.
Как известно, различают позитивную и негативную идентичность или, соответственно, позитивную и негативную идентификацию. Позитивная идентификация предполагает отождествление индивидом себя с какой-либо группой или общностью на основе приписываемых ей определенных позитивных качеств и характеристик (таких, как успех, статус, функция, достоинство). В основе позитивной идентичности лежит ощущение гордости и самоуважения от причастности к группе или общности, с которой ассоциирует себя индивид. В отличие от этого негативная идентификация предполагает самоутверждение “от противного”, в противоположность другому субъекту (индивиду, социальной группе или общности) и выражается в виде отрицания каких-либо характеристик этого субъекта, выступающего в виде “чужого” или “чужих”.
Следует также отметить, что идентификация индивида может быть как “восходящей”, так и “нисходящей”. При “восходящей” идентификации наблюдается повышающий вариант отождествления индивида, т.е. его ориентация на референтную или статусно более высокую группу. “Нисходящей” же идентификации соответствует понижающий вариант отождествления индивида, его ориентация на статусно более низкую группу или на нежелательное, невозможное (с точки зрения его же собственных представлений) поведение.
Существуют и многие другие аспекты понятия идентичности, которые соотносятся с различными сторонами самосознания и поведения индивида. Некоторые важные измерения и составляющие идентичности рассматриваются ниже.
Диалектика идентичности
В самом понятии идентичности заложена смысловая многомерность. Оно означает и тождественность (как соотнесение и отождествление с определенным кругом понятий), и подлинность (в смысле характеристики подлинного, а не мнимого содержания), и индивидуальность (в применении к характеристике ярко выраженных личностных качеств). В таком множественном толковании заложены и возможности для многомерной интерпретации содержательных характеристик идентичности. Во-первых, как совокупности индивидуальных личностных качеств. Во-вторых, как общих для индивида и референтной группы, с которой он себя соотносит, системы ориентиров, предпочтений, ценностей и мотиваций. В-третьих, как результата такого соотнесения (идентификации), выявляющей индивидуальные (личностные) характеристики и общие (групповые) качества. Совокупность этих составляющих (качественных характеристик и процесса их выявления) можно определить как “социокультурную идентичность” - представление человека о себе и своем месте в обществе, тех ценностей и поведенческих моделей, которые формируются на основании отождествления себя с определенным культурным выбором и ролевыми функциями, с социальными институтами и отношениями.
Идентичность не существует вне механизмов социальных связей и, следовательно, “социальна” по своей природе. Как система координат личности она выстраивается по отношению к “другому” (“другим”), формируясь в процессе отождествления с рядом качеств либо их отторжения (“негативная идентичность”, “идентичность отрицания”). Но имманентной составляющей идентичности является ориентация на “готовые” образцы (на то, что “уже было”, что утвердилось как социально значимое). В этом смысле можно говорить о традиционалистском (как обращенном к готовым, устойчивым формам) векторе становления идентичности. В процессе такого обращения происходит корректировка готовых форм (обычаев, обрядов. ритуалов, стилей поведения и т.п.) в соответствии с индивидуальным опытом, а также модернизация идентификационных характеристик. В основе этого процесса — положительное восприятие традиции и обычая — качество, которое можно назвать “позитивным традиционализмом”. Следует заметить, однако, что эти групповые ориентации далеко не всегда коррелируют с приоритетами большого сообщества и с гражданской ответственностью.
Наступление “информационного общества” меняет не только и не столько привычные ориентиры, сколько культурные механизмы поддержания идентичности. В частности, падает значимость такого ключевого ресурса идентичности, как художественная культура. В самом художественном творчестве на смену вербальному приходит виртуальный образ, а на место индивидуальным предпочтениям — “пакет” культурных услуг. Смена “картинок” порождает видимость роста возможностей выбора: для “включенных” в информационное пространство он не ограничен привязкой к месту и ко времени. Подтверждение собственной идентичности превращается в императив выживания как личности в мире разнообразных, но готовых надындивидуальных решений. Идентичность связывает воедино триаду “личность — общество — культура”. Поэтому проблематика идентичности становится ключевым объектом исследовательского внимания, а сама идентичность — главной “единицей” социокультурного” анализа.
Хотя в исследованиях по проблемам идентичности речь зачастую идет о разных идентичностях (национально-цивилизационной, государственной и гражданской, локальной, социальной, профессиональной, этнической, конфессиональной, культурной и т.д.), правомерно в рамках данного выше толкования говорить о различных “составляющих” идентичности. Такой подход дает возможность выстроить исследовательскую иерархию идентичности, хотя сама идентичность по своей природе не иерархична. Однако оценка значимости ее конкретных составляющих для личности, группы, большой социальной общности — один из ключевых инструментов анализа ментальности и национальной картины мира.
В этом смысле исследование такого компонента идентичности, как национально-цивилизационный, позволяет дать анализ уровня социальной сплоченности и жизнеспособности национального сообщества и культурных ресурсов его воспроизводства. В современном поликультурном обществе это единство все чаще оказывается разорванным: национальное подменяется этническим или этноконфессиональным разнообразием, а цивилизационная составляющая сводится к экономическому и политическому универсализму (рынку и демократии, ориентированным на западные образцы). Анализ проблем российской идентичности дает основание выделять именно ее национально-цивилизационную составляющую как понятийное единство. Это связано с характером российской модернизации и разнонаправленными векторами трансформации социокультурной идентичности российского общества в условиях глобализации.
Национально-цивилизационной идентичность: специфика России
В условиях современной России национально-цивилизационная составляющая идентичности приобретает особое значение по сравнению с другими ее составляющими. Очевидно, что без отчетливой национальной или национально-цивилизационной идентичности институциональная структура общества не может быть стабильной, а развитие общества — устойчивым. Между тем в отличие от западных стран ни в Российской империи, ни в Советском Союзе процессы формирования нации-государства не получили достаточного развития и были замещены развитием имперской по своей сути политической структуры. В результате формирование российской нации оказалось чрезвычайно замедленным, и после распада СССР обнаружилось, что национальная идентичность в России далеко не сложилась. По словам Э.Паина, этому способствовали два фактора: “Во-первых, жители Российской Федерации, еще в тот период, когда она была одной из 15 республик СССР, редко ассоциировали себя именно с Россией, считая своей родиной весь Советский Союз. Поэтому его распад болезненно переживался большинством россиян, привыкшим жить в большой стране. Во-вторых, общероссийская идентичность не рождалась в ходе национальных движений, как в других новых независимых государствах; напротив, националисты различных направлений препятствовали, в различной мере и в разных формах, развитию единой гражданской идентичности жителей России” .
В силу этого особое значение приобрело цивилизационное измерение идентичности, которое традиционно играло значительную роль в России и выражалось в ее особом позиционировании как по отношению к западной цивилизации, так и по отношению к восточным цивилизациям (Китаю, Индии, исламскому миру). Учитывая, что религия играет важную роль в формировании цивилизационной идентичности, следует вспомнить, что православие в России до 1917 г. было основой российской идентичности как таковой; при этом православие по своим политическим и социокультурным принципам существенно отличалось как от западного католичества и протестантизма, так и от восточных религий — ислама, буддизма, индуизма, конфуцианства. После 1917 г. функции религии, хотя и в своеобразной, превращенной форме, во многом выполняла официальная коммунистическая идеология, которая претендовала на создание принципиально новой советской цивилизационной общности, отличающейся от всех известных истории цивилизаций. Наконец, не следует забывать, что сама система базовых ценностей, которые традиционно разделяло большинство населения России, существенно отличалась как от западноевропейской системы ценностей, так и от систем ценностей восточных цивилизаций .
Вслед за распадом СССР неизбежно последовал и крах советской идентичности, которая на протяжении семи десятилетий определяла психологию и массовое сознание подавляющего большинства жителей России. В условиях постсоветской России с ее незавершенной модернизацией и несформированностью нации-государства проблема поиска новой — не чисто национальной и не чисто цивилизационной, а национально-цивилизационной идентичности вышла на первый план. Россия после распада СССР фактически оказалась вынужденной самоопределяться одновременно и как национально-государственное образование (Россия как новое государственное образование, как одно из государств СНГ), и как цивилизационно-культурное образование (Россия как ядро постсоветского экономического и культурно-цивилизационного пространства). Оба эти процесса протекают достаточно сложно, противоречиво и сопровождаются многочисленными политическими, социальными, этническими, культурными конфликтами как внутри самой России, так и за ее пределами.
Чрезвычайно важное воздействие на процессы формирования новой российской национально-цивилизационной идентичности оказывает современная глобализация. Это воздействие является неоднозначным. С одной стороны, глобализация делает относительно прозрачными границы между нациями и государствами, ставит под вопрос прежнюю роль нации-государства и связанную с ним национальную составляющую идентичности. С другой стороны, та же самая глобализация, способствуя сближению и интеграции различных социальных и этнических общностей, усиливает потребность в определении своей культурной и цивилизационной идентичности. На это обстоятельство, в частности, указывал С.Хантингтон: “Взаимодействие между народами разных цивилизаций усиливается. Это ведет к росту цивилизационного самосознания, к углублению понимания различий между цивилизациями и общности в рамках цивилизации” . Очевидно, что в условиях современной России процессы глобализации существенно модифицируют формирование национально-цивилизационной идентичности, во многом направляя его в новое русло, сталкивая идентичности разных уровней и создавая своеобразную “мозаичную” идентичность.
Немалое воздействие на процессы складывания российской национально-цивилизационной идентичности оказывает также развитие и использование информационных технологий, создающее основу так называемого “информацонного общества”. Это воздействие также является сложным и неоднозначным по своим последствиям. С одной стороны, разрушение информационных барьеров, существовавших на протяжении всего советского периода, привело к расширению информационного кругозора российских граждан, к освоению ими принципиально новых способов поведения и коммуникации, которые способствовали формированию новых элементов и составляющих идентичности. С другой стороны, средства массовой информации и в самой России, и за ее пределами, включая развитые западные страны, весьма далеки от объективности и часто используются в целях манипулирования общественным мнением. В результате у многих россиян (равно как и у граждан других стран) нередко формируются искаженные образы и самих себя, и людей других национальностей; это ведет к усилению негативной идентификации по отношению к “чужим”, которые якобы принципиально отличаются от “своих” (от “нас”). В то же время встречные потоки информации и дезинформации (“частичной”, односторонней информации), двойные стандарты, доминирование на телевизионных экранах худших образцов “массовой культуры” и т.п. часто дезориентируют человека, разрушают его внутренний мир и те основы необходимой солидарности с другими людьми, без которых невозможно ни формирование гражданского общества, ни складывание устойчивой национально-цивилизационной идентичности.
Наконец, на поиски и формирование национально-цивилизационной в России заметное влияние оказывают объединение Европы и расширение Европейского союза на восток. Несмотря на всю сложность и противоречивость представлений о “европейской идентичности”, они постепенно утверждаются, что ставит перед россиянами вопрос о том, принадлежит ли Россия к “большой Европе” и являются ли граждане России европейцами. В настоящее время в российском обществе по этому вопросу нет консенсуса, хотя в целом доминирует стремление развивать с объединенной Европой тесные экономические, политические и культурные отношения. В то же время следует учитывать, что Европейский союз пока что не только не стремится включить в свой состав Россию, но и весьма опасается этого. Такая ситуация существенно ограничивает возможность укоренения европейской идентичности в России, хотя отнюдь не исключает ее полностью.
Наиболее существенные препятствия на пути сближения России с Европой, как представляется, лежат не в области географии (как известно, Россия располагается и в Европе, и в Азии) и даже не собственно в сфере экономики и политики (хотя экономические и политические нормы жизни постсоветской России весьма отличаются от европейских стандартов), а прежде всего в области культуры, в доминирующей системе ценностных ориентаций. В этом плане весьма показательна следующая констатация Е.Водичева: “Однако может ли укрепление европейской идентичности произойти за счет растворения в ней культурной идентичности России? Думается, что нет. Во-первых, потому, что при наличии многих общих исторических корней и традиций, культурная идентичность России системно отличается от культурной идентичности большинства европейских стран… Во-вторых, с точки зрения культурных традиций и культурного потенциала российское общество по-прежнему очень сильно. Это исключает ассимиляционный вариант — т.е. возможность “растворения” России в Европе. Более того, попытки подобной ассимиляции были бы опасны и для самой Европы, поскольку они несут в себе потенциальную угрозу уменьшения степени интегрированности европейской культурной идентичности. Однако и отказ от сближения с Европой был бы чреват для России усилением “евразийского” начала в ее культуре и политической традиции, что для Европы могло бы стать катастрофой”. Разумеется, можно полемизировать с автором по поводу силы культурных традиций и культурного потенциала современного российского общества, но сам факт их существенного отличия от европейских культурных традиций и ценностей неоспорим.
Все это делает процессы сближения России с объединенной Европой, детерминированные целым рядом политических, экономических и социокультурных факторов, весьма сложными и противоречивыми. Тем не менее формирование новой российской национально-цивилизационной идентичности безусловно идет в направлении сближения с европейской культурной идентичностью и более тесного взаимодействия с ней.
Модернизация, идентичность и представления об “особом пути”
Модернизация предполагает существенное изменение идентичности (идентичностей) и сама основана на этом изменении. Более того, одна из основных проблем модернизации — это проблема изменения прежней и формирования новой идентичности. По словам В.Г.Федотовой, “процесс модернизации можно рассматривать как процесс создания новых институтов и отношений, ценностей и норм, который требует определенного изменения идентичности людей модернизирующегося общества и завершается сменой их идентичности” . В то же время процессы формирования новой, современной идентичности (современных идентичностей) сопровождаются поисками путей и методов органичного совмещения императивов модернизации с императивами сохранения основы культурной идентичности, определенной преемственности в культуре. В противном случае, при наличии значительных разрывов в культуре и формировании слабо связанных между собой идентичностей “из разных эпох” разрушается культурная ткань модернизирующегося общества, и все кажущиеся успехи модернизации рано или поздно оборачиваются ее поражениями. Так произошло, например, в результате гигантского культурного слома в советский период.
В то же время в условиях переходного, модернизирующегося общества, особенно в критические периоды модернизации очень часто возникают и распространяются представления о необходимости или желательности своего “особого” пути развития, который бы в полной мере учитывал специфику исторического, культурного, политического развития данного общества, а также уникальность ситуации, в которую попадает это общество в критические периоды модернизации. В значительной мере распространение подобных представлений связано с тем, что в ситуации модернизирующегося общества прежние традиционные ценности, нормы, ориентации уже во многом не работают, а новые, современные ценности, нормы и традиции еще не сформированы. Кроме того важно подчеркнуть, что подобные представления часто являются симптомом поисков новой национально-цивилизационной идентичности и в определенном смысле ее заменителем, хотя и паллиативным. Вместе с тем представления о необходимости и желательности “особого пути” развития являются и реакцией на неудачи и провалы модернизации, и в этом смысле могут вести к усилению в массовом сознании традиционализма или даже архаики. Такая амбивалентность представлений об “особом пути” (наличие одновременно модернизационных и традиционалистских импульсов) определяет имманентно присущую им неоднозначность и противоречивость. Результирующая роль этих представлений в процессе модернизации, по-видимому, определяется прежде всего тем, сумеет ли данное общество миновать критическую фазу модернизации и решить основные свои проблемы без скатывания в изоляционизм и агрессию по отношению к другим обществам и государствам. Если общество способно эволюционно и без существенных провалов пройти критический этап модернизации, то представления об “особом пути” ему не помешают, а напротив, могут стимулировать поиск новых оригинальных решений, способствующих его дальнейшему ускоренному развитию (случай Японии после второй мировой войны). Если же общество по каким-то причинам оказывается не способным сделать решающий шаг по пути модернизации, представления об “особом пути” могут превратиться в дополнительное серьезное препятствие для модернизации и даже стать основой агрессивной идеологии национальной исключительности со всеми вытекающими отсюда последствиями.
В этом отношении современное российское общество находится на перепутье. В настоящее время, согласно социологическим опросам, большинство россиян (около двух третей) так или иначе поддерживают идею “особого пути” развития России в современном мире. В то же время понимание этого “особого пути” у различных людей различно, а у многих российских граждан оно является весьма аморфным и неопределенным. Нередко в этих представлениях трезвое понимание необходимости развития отношений с развитыми странами Запада сочетается с ярко выраженным недоверием в отношении применения западного опыта экономического, политического и культурного развития к условиям России. В каком направлении пойдет дальше эволюция идеологемы “особого пути” в российском массовом сознании, зависит от многих обстоятельств и факторов. В частности, важную роль скорее всего будут играть такие факторы, как международная политическая ситуация и экономическое положение внутри России.
Так или иначе, с широким распространением представлений о необходимости “особого пути” развития России придется считаться любому политику, реально претендующему на власть. Представляется также, что игнорирование распространенности подобных представлений в современном российском обществе и причин, их порождающих, явилось одним из факторов (пусть не самым важным) поражения российских либеральных политических партий и их лидеров на выборах 2003 — 2004 гг. Если российские либералы будут и дальше высокомерно игнорировать представления об “особом пути” как нелепые и утопические, они рискуют полностью отдать идеи своеобразия и самобытности культурного развития России на откуп националистическим и имперско-реваншистским силам. Последствия подобного развития идейно-политической ситуации в России, как нетрудно догадаться, могут оказаться весьма печальными.
Итак, устойчивое широкое распространение в современном российском обществе представлений об “особом пути” развития России, по нашему мнению, не является случайным. Оно служит важным симптомом поисков российским обществом новой национально-цивилизационной идентичности, а также неудовлетворенности многих россиян ходом политического, экономического, социального и культурного развития страны. Несмотря на то, что подобные представления в целом не решают проблемы обретения новой национально-цивилизационной идентичности и часто носят противоречивый и аморфный характер, они являются фактом массового сознания, с которым следует считаться и который необходимо исследовать. Важно понять истоки этих представлений и возможные пути их трансформации в ходе модернизационного развития России.
Разумеется, постановка этих и других затронутых в данной статье вопросов носит довольно общий и предварительный характер. Более детальный анализ проблем, связанных с поисками национально-цивилизационной идентичности, с факторами и содержанием представлений об “особом пути” в современном российском обществе, содержится в других статьях настоящего сборника.
*Впервые опубликовано в сб. «Поиск национально-цивилизационной идентичности и концепт «особого пути» в российском массовом сознании» в контексте модернизации (отв. ред. Лапкин В.В., Пантин В.И.) М., ИМЭМО РАН, 2004. В оспроизводится в авторской редакции.
Гудков Л. К проблеме негативной идентификации // Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ). Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены, 2000, № 5, с.35–44.
Эриксон Э. Детство и общество. СПб., 2000.
Кастельс М. Информационная эпоха. Личность, общество, культура. М ., 2000; Castells M. The Power of Identity. — 2nd ed. // The Information Age: Economy, Society and Culture. V.2. Malden — Oxford — Carlton, 2004.
Castells M. The Power of Identity. — 2nd ed. // The Information Age: Economy, Society and Culture. V.2. Malden — Oxford — Carlton, 2004, p.6.
Паин Э. Проблемы самоидентификации россиян: со страной, с регионом, с этнической общностью. // Проблемы идентичности: человек и общество на пороге третьего тысячелетия. М., 2003, с. 5.
Кульпин Э.С. Путь России. М., 1995, с.137–162.
Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? // Политические исследования, 1994, № 1, с.35.
Водичев Е. Россия и объединенная Европа: социокультурные вызовы европейской интеграции. // Проблемы идентичности: человек и общество на пороге третьего тысячелетия. М., 2003, с.106–107.
Федотова В.Г. Модернизация и глобализация // Мегатренды мирового развития. М., 2001, с.91.