Дмитрий Евстафьев – профессор факультета коммуникаций, медиа и дизайна Высшей школы экономики
Развитие глобальной экономической и политической ситуации не создает никаких иллюзий в отношении перспектив возникновения в мировой экономике значимого системного кризиса, что неизбежно повлияет и на политические процессы. Россия не имела ни в 1990-е годы, ни в «нулевые» потенциала встраивания в глобальные процессы с правом решающего голоса. Новая ситуация дает для этого большие возможности, хотя процессы постглобализации сложны и неопределенны. Не существует единой модели встраивания в новейшие экономические процессы: на среднесрочную перспективу заведомо неизбежна многовекторность и многоформатность экономической политики, отражающие разноплановость российских интересов по отношению к ключевым регионам потенциального экономического роста. Но возникает целый ряд рисков, связанных с оборотной стороной процессов переконфигурирования экономического и политического пространства. Для России ключевой риск заключается в выдавливании ее за пределы пространства активных геоэкономических процессов и утраты за счет этого существенной доли политического влияния.
«Стратегия примыкания», озвучиваемая представителями либеральных кругов в российской элите, основывается на мнении о неизменяемости архитектуры глобальной экономики. Подразумевается, что единственной политически разумной ставкой будет присоединение к западноцентричной экономической системе, что возможно только на основании значимых политических уступок и делегирования части как минимум экономического суверенитета внешним силам.
У России есть заметные достижения в формировании инструментов влияния на глобальную экономическую конъюнктуру по минимум четырем группам товаров: углеводороды, включая СПГ; продовольствие; продукция химической промышленности; вооружение и военная техника; а также по одной глобальной значимой услуге: содействие в обеспечении безопасности и стабилизации военно-политической ситуации. Этого набора инструментов при условии сохранения политического суверенитета уже достаточно для реализации стратегии экономического выживания в качестве региональной державы – геополитического игрока третьего и даже второго ряда.
Страна – геополитический игрок второго уровня является крупнейшей, а чаще доминирующей силой в пределах нескольких сопряженных глобально значимых регионов, оказывая определенное влияние на глобальные процессы. Геополитический игрок третьего уровня – страна, влияние которой не выходит за пределы макрорегиона, где она конкурирует с другими, зачастую внерегиональными игроками.
Обозначим пять приоритетных задач России для достижения статуса ключевого игрока в мировой экономической системе, которая, вероятно, будет формироваться в результате глобальной экономической турбулентности.
Первое. Расширение влияния в формировании новых стандартов виртуализированных финансовых коммуникаций.
Неизбежным элементом глобального кризиса будет, как неоднократно подчеркивалось, перестройка архитектуры мировых финансов, связанная с кризисом долларовой инвестиционной системы, и ее регионализация под воздействием экономических и военно-политических факторов. Эти процессы неизбежно вызовут к жизни новые проекты по обеспечению безналичного денежного обращения и обеспечения межрегиональных и трансрегиональных расчетов в условиях утраты доверия к долларовым системам взаиморасчетов и связанным с долларом инструментам и/или ограничение доступа к ним в результате развития санкционной политики. Россия должна принимать в развитии альтернативных технологий самое активное участие. Наша страна, оставаясь по ряду секторов промышленности значимым игроком в предыдущей версии глобализации, практически не имела влияния на глобальные финансы, являясь лишь пассивным пользователем предлагаемых ей финансово-инвестиционных форматов.
Этим Россия отличалась от Китая – активного пользователя подобных форматов: он стремился получить решающее влияние на развитие глобальной, в основе своей долларовой, финансовой системы через расширение влияния в глобальных институтах, в частности в МВФ и Всемирном банке. Китай, не претендуя до самого последнего времени на разрушение долларовой системы, стремился, образно говоря, получить «блокирующий пакет» в ней для обеспечения своих интересов в глобальной торговле.
Современная глобальная экономическая ситуация дает шанс изменить такое положение вещей с точки зрения продвижения в глобальное инвестиционное пространство новых форматов безналичных или частично наличных расчетов, устраивающих Россию. Такое не давало бы доминирующим в них государствам и структурам использовать их в целях политического давления.
Важнейшим направлением становится борьба за определяющее влияние в формировании региональных и субглобальных платежных систем. В условиях активизации американской санкционной политики в финансовой сфере формирование субглобальных и региональных систем становится насущной потребностью уже сейчас. По мере развития кризисных процессов в глобальной экономике данная потребность будет только усиливаться, особенно с учетом деструктивной синергии ограничений в финансово-инвестиционной сфере и торговых войн. Идеальной была бы глобализация существующих платежных инструментов и институционализированных норм и правил, существующих сейчас в относительно устойчиво работающих региональных торговых системах (АСЕАН, ЕАЭС), но это будет сопряжено с большими политическими трудностями. Новые расчетные и платежные системы обречены на то, чтобы быть первоначально региональными и формироваться на наднациональной основе. Это требуется для создания гарантий от их дестабилизации и манипуляций ими по политическим мотивам и в рамках экономической конкуренции.
Участие России в разработке европейской расчетной системы для торговли с Ираном, даже если проект по политическим причинам не дойдет до стадии практического воплощения, является важным признаком востребованности России в сфере постдолларовых финансовых коммуникаций. Несмотря на нацеленность на решение локальных по охвату и отраслевой составляющей задач, проект демонстрирует принципиальную возможность создания подобных систем, не доходя до прямой экономической конфронтации, и изменение характера экономической политики промышленно развитых стран.
Не стоит изначально отвергать участие в процессах, связанных с разработкой и первичной апробацией новой версии криптовалют, пространство для развития которых почти неизбежно создаст глобальный кризис. Россия не имеет потребности в национальной криптовалюте, она более заинтересована в формировании некоего близкого к универсальному, нового формата виртуализированных финансовых коммуникаций.
Второе. Надстройка реализуемых логистических проектов индустриальной составляющей.
Само по себе участие в реализации проектов глобальных логистических коридоров для России важно, в том числе с точки зрения формирования «точек входа» в сопредельные экономические пространства. Получение Россией своей, вероятно, увеличенной доли логистической ренты будет важным элементом развития экономики, но рассматривать его как долгосрочной драйвер социально-экономического развития было бы ошибкой.
Россия в силу особенностей своего экономического пространства, в отличие от ряда других стран постсоветской Евразии, вряд ли может рассчитывать на какие-то решающие экономические «бонусы» в рамках стратегии превращения в «транзитное государство». На фоне новых тенденций развития глобальной политики и экономики логистические проекты дадут весьма специфический эффект, создавая потенциал серьезных рисков.
Ключевым фактором развития глобальных логистических коридоров становится сохранение национального контроля над экономическими процессами внутри коридоров, не только формального, но и фактического, особенно внутри коридоров специфических социальных институтов и систем управления. России не нужно подобие «КВЖД» на собственной территории.
России в качестве минимум среднесрочного драйвера экономики необходимо участие в процессах «новой индустриализации», совершенно необязательных в процессе формирования новых логистических коридоров. Необходимо формирование собственного видения таких проектов, в особенности проекта глобального логистического коридора «Север – Юг», имеющего потенциал важнейшего инструмента интеграции России в промышленную составляющую посткризисной глобальной экономики. Это можно сделать только в условиях наличия полноценной среднесрочной программы не просто поддержки экспорта, но расширения влияния России в мировой экономике.
Третье. Институционализация российского присутствия на наиболее приоритетных рынках, а также на ключевых логистических коридорах.
Для России принципиальным моментом будущего, в случае если она собирается играть значимую геоэкономическую роль даже в рамках одной из более широких геоэкономических коалиций, является институционализация присутствия на ключевых внешних рынках и формирование экономически осмысленных и защищенных с точки зрения операционных рисков механизмов долгосрочного экономического присутствия. Целесообразно первоначально нацелиться на создание 2 «вынесенных» инвестиционно-индустриальных анклавов на территории иностранных государств, а затем дополнительно еще 2-3. В них обеспечивалось бы комплексное – промышленное и финансово-инвестиционное – присутствие России как на уровне государства, так и на уровне крупнейших российских компаний.
Пилотным проектом для отработки механизмов функционирования такого анклава могла бы стать Калининградская область при снижении остроты военно-силовых рисков в регионе и обеспечении устойчивой логистической связи эксклава с основной территорией России при сохранении открытости по отношению к Балтийскому экономическому макрорегиону. В дальнейшем модель, отработанная в Калининграде, могла бы быть применена к промышленно-инвестиционным факториям в зоне Суэцкого канала и Персидском заливе, а в перспективе в Карибском бассейне и Юго-Восточной Азии.
Дополняла бы такое присутствие система приграничного сотрудничества в Евразии и не только по периферии региона, но и в ряде глубинных регионов, в особенности в регионах на стыке ключевых перспективных экономических центров силы.
Перспективной для таких проектов становится Волгоградская область, находящаяся внутри ареала геоэкономических процессов по вектору как «Север – Юг», так и «Запад – Восток». При условии, естественно, ее геоэкономического форматирования с учетом сложностей в развитии региона в последние десятилетия такой проект мог бы стать вполне приемлемым пилотным регионом для реализации подобных программ.
Это создавало бы возможности для развития не только приграничной торговли, но и инвестиционных процессов с использованием широкого спектра различных инвестинструментов.
Четвертое. Формирование при активном участии и влиянии России концептуальных основ для региональных систем комплексной коллективной безопасности.
Начавшиеся процессы геополитической трансформации не могут не активизировать использование военной силы не только в политических, но и в экономических целях, что создает риски масштабной дестабилизации ситуации в ключевых регионах мира и создает угрозу для быстрого восстановления экономического роста в ключевых регионах мира. Ситуация, когда ключевые глобальные институты оказываются недееспособными, является крайне опасной, поскольку все участники глобальных политических процессов, сталкивающиеся с политическим тупиком на институциональном уровне, получают дополнительные стимулы для военно-силовых вариантов решения возникающих проблем. Перед ответственными глобальными силами встает вопрос о выработке новых рамок ведения военно-силовой деятельности в мире с учетом необходимости поддержания, в том числе по экономическим соображениям, региональной и стратегической стабильности.
Принципиальным для обеспечения устойчивости глобальных процессов становится управляемость военно-силовых рисков в Восточной Азии, Восточной части АТР, на Среднем Востоке. Объективно Россия обладает ограниченными возможностями для участия в регулировании военно-силовых отношений за пределами Евразии, где пока обеспечивается устойчивость военно-силовых отношений в рамках ранее созданных институтов (хотя в последнее время и появились призывы к созданию «альтернативных» площадок). Необходимо осмысленно выбирать приоритеты.
Россия сейчас обладает хорошим ресурсом для инициирования процессов первоначального диалога по вопросам региональной военно-силовой стабильности на Ближнем Востоке. Это позволит институционализировать новую роль Москвы в региональных процессах. Такой диалог позволит быстро и ресурсно экономно улучшить инвестиционную привлекательность ряда дружественных России стран, а также создать политическую базу для получения Москвой «ренты безопасности» в дальнейшем.
Диалог по вопросам безопасности с его частичной институционализацией позволит России более эффективно бороться за обеспечение устойчивого присутствия в пространстве проекта логистическо-индустриального коридора «Север – Юг», а также для продвижения интересов в Африке.
Пятое. Получение влияния на глобальные экономические коммуникации.
Реальным достижением последних 10 лет для России стало получение инструментов влияния на глобальную информационную повестку дня, в отсутствие которых давление на Россию было бы существенно более эффективным и жестким. Размывание монополии условного «коллективного Запада» на формирование глобального информационного потока стало свидетельством кризиса глобальной политической монополярности. Сейчас глобальное информационное присутствие России может и должно быть качественно углублено: необходимо получить возможности влияния на информационные процессы, касающиеся не только политики и военно-силовой составляющей глобального мира, но и экономики, особенно в плане формирования экономических ожиданий.
Ключевая задача не столько в создании национально контролируемых каналов коммуникаций. Это вполне решаемый вопрос с учетом накопленного в последние годы позитивного и негативного опыта. Ключевым вопросом становится выработка собственного реалистичного, но одновременно оригинального видения глобального экономического будущего. Продолжая тиражировать западные подходы к оценке экономических тенденций, Россия не получит никакого дополнительного влияния.
Подобный проект при условии полноценной реализации может дать шанс, продвигая нестандартные экономические идеи на широкой информационной площадке, не просто частично нейтрализовать негативные вбросы, но и содействовать повышению среднесрочной инвестпривлекательности России, используя востребованность широкими экономическими кругами и особенно новым поколением инвесторов постклассических информационных и аналитических форматов.
Движение по рассмотренным направлениям будет иметь смысл только при сохранении единства экономического пространства России при наделении его большей операционной гибкостью, соответствующей ключевым региональным приоритетам развития, особенно в том, что касается юго-восточного вектора развития страны. Это возможно только при окончательном переходе от региональной к корпоративно-отраслевой модели экономического роста с активизацией инвестиционной политики. В ключевых проектах государство будет играть не роль соинвестора, а главного инвестора и организатора. Условно «частный» бизнес, даже включая частично огосударствленные его сегменты, за редким исключением, вполне справляясь со среднесрочными задачами, пока не продемонстрировал высокой эффективности в развитии стратегических направлений; и надежд на то, что он в новых условиях проявит некие новые свойства, – немного. Новые в организационном и содержательном плане проекты, направленные на встраивание в новейшие глобальные тенденции, и должны стать теми «инкубаторами», где будет выращен новые российский бизнес, обладающий существенно более глубоким и комплексным пониманием глобальных экономических процессов. В дальнейшем созданная «новая экономика» может быть корпоратизирована и частично приватизирована, создав новый слой собственников, но не раньше, чем стабилизируется новая глобальная экономическая архитектура.
Источник: Инвест-Форсайт