Russian
| English
"Куда идет мир? Каково будущее науки? Как "объять необъятное", получая образование - высшее, среднее, начальное? Как преодолеть "пропасть двух культур" - естественнонаучной и гуманитарной? Как создать и вырастить научную школу? Какова структура нашего познания? Как управлять риском? Можно ли с единой точки зрения взглянуть на проблемы математики и экономики, физики и психологии, компьютерных наук и географии, техники и философии?"

«РОССИЙСКАЯ ИДЕОЛОГИЯ XXI ВЕКА В ОБЕСПЕЧЕНИИ ЭФФЕКТИВНОСТИ И БЕЗОПАСНОСТИ ДИНАМИЧНО-УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ РОССИИ» 
В.Н. Кузнецов

В.Н. Кузнецов — член-корр. РАН

О современном этапе роли и места российской идеологии в XXI веке весьма поучительны размышления Гегеля о трудностях желательных перемен в обществе людей. «Развитие, таким образом, есть не бесхитростное и безмятежное проистечение, каким оно бывает в органической жизни, — утверждает он в «Лекциях о всемирной истории» за много, много лет до 2004 года, — а жесткая, яростная работа духа… Оно не сводится к часто формальным моментам развития вообще, а является достижением определенной содержательной цели»

Важной научной проблемой для середины 2004 года может быть названо социологическое осмысление динамики реального противоречия, существенно влияющее на характер современного этапа развития нашей страны. Суть самого противоречия обстоятельно раскрыта Президентом России Владимиром Путиным 26 мая 2004 года в его Послании Федеральному Собранию Российской Федерации. «Наши цели абсолютно ясны. — Констатировал прежде всего Президент России. — Это высокий уровень жизни в стране, жизни — безопасной, свободной и комфортной. Это — зрелая демократия и развитое гражданское общество. Это — укрепление позиций России в мире» . Впервые в государственной практике в таком обязывающем документе понимание смысла общенациональной цели было уточнено. «Для того, чтобы страна стала сильной и богатой, — добавил Владимир Путин, — необходимо сделать все для нормальной жизни каждого человека» .

Этому представлению цели противостоит реальный низкий и некачественный уровень жизни десятков миллионов россиян, миллионов людей. Противоречие проявляется в низком уровне доверия власти, в утрате миллионами людей надежды на достижение такой цели в приемлемое для них время.

Осмысление структуры, содержания и динамики противоречия развития России имеет существенно социологический характер. Поэтому в рамках представленной статьи целесообразно рассмотреть три ключевые линии в анализе состояния и динамики противоречий в важнейших переменах, «затрагивающих практически каждого гражданина, каждую российскую семью» .

Речь идет об идеологии, эффективности продвижения к заявленной цели, о безопасности человека.

Становление российской идеологии

Реальность и острота противоречия в развитии России внятно обозначила такую особенность: субъектами разрешения противоречия являются сами граждане страны, а время для достижения значительных результатов ограничено внятными временными рамками.

Именно поэтому стремительно определилась исключительная роль в деле объединения всех граждан России для участия в достижении цели — объединяющей российской идеологии.

«Но ведь у нас нет идеологии в смысле целей, направлений развития, национальных интересов. — Так размышляет Светлана Глинкина, зам. ди-ректора Института международных экономических и политических исследований РАН, над задачами, которые предстоит решать нашей стране. — А пока нет идеологии, нельзя говорить о легитимности власти» .

Моя позиция ближе к точке зрения Михаила Делягина, известного российского экономиста, который считает, что «основы объединяющей и мотивирующей идеологии уже стихийно выработаны обществом… Сегодня эта идеология выработана на уровне ощущений и понимания и нуждается лишь в артикуляции…» .

Самый предварительный социологический анализ процесса становления идеологии консолидации российского общества в 21 веке позволяет выделить как минимум четыре стадии.

Первая стадия — это движение к необходимому и достаточному идеологическому компромиссу. Именно на первой стадии просматривается возможность хотя бы слабо выраженного синтеза с созданием объединяющей идеологии через осуществление минимального компромисса между различными идеологическими конструкциями.

Особенность — впервые в практике анализа идеологических процессов проясняется важная роль фактора времени, актуального для складывания и функционирования компромисса.

Вторая стадия может быть определена как этап синтеза: в условиях осуществленности идеологического компромисса при наличии стимулирующих факторов весьма вероятно осуществление эклектического гумани-тарного синтеза. Его итогом может стать симбиоз различных, несовпадающих до противоположности идеологических конструкций, гибридных образований, экзотических конгломератов. И опять важное и своеобразное участие фактора времени: некоторые из таких новообразований (это, по существу, феномен «предыдеологии») могут относительно устойчиво существовать и функционировать существенно продолжительное время.

Третья стадия является продолжением второй стадии — это этап гуманитарного синтеза. Его суть: из идеологических гибридных, конгломеративных образований под действием интегрирующих факторов может быть сформирована достаточно устойчивая синкретическая идеологическая конструкция. Здесь многое определяет фактор времени. Если роль и значение, необходимость новой идеологии достаточно четко выявлены, то реально может быть обозначен и минимальный необходимый период времени, за который ее предназначение реализуется. Сопоставление этого периода времени с предположительным периодом устойчивого существования сложившейся идеологии и позволит вынести вердикт о результате гуманитарного синтеза.

Четвертая стадия присутствует во всех трех предыдущих: речь идет о параллельном создании, сохранении и развитии внешней среды, которая взаимодействует с идеологическими конструкциями на этапе оформления компромисса, гуманитарного синтеза и собственно консолидации, когда российская объединяющая идеология 21 оформляется и функционирует необходимое и достаточное время.

Таким образом, можно определенно констатировать:

  • во-первых, в отечественной гуманитарной науке действительно осуществлены фундаментальные исследования, способствующие гуманитарному прорыву к достойной и безопасной жизни россиян;
  • во-вторых, инициатива и динамика в разработке и проведении интеллектуального подъема может быть соотнесена с формирующейся объединяющей российской идеологией. Методология, теория и технология ее создания уже имеет, хотя и слабые, основания в итогах оригинальных и фундаментальных исследований российских социологов, философов, экономистов, политологов, культурологов, историков и правоведов.

Теперь можно конституировать основную категорию моего исследования. Прежде всего, я имею в виду ее ядро, ее смысл. Российская идеология 21 (россиянизм) — это формирующаяся, относительно устойчивая артикулированная совокупность понятых и принятых людьми личных, общественных, государственных и цивилизационных целей, идеалов, ценностей, интересов, которые содействуют каждому человеку: в формировании и конструктивном функционировании исторической памяти, российской мечты и смысла жизни на основе уважительного диалога, культуры мира и культуры патриотизма; в достижении им достойного качества и уровня благополучия, надежной безопасности; в интерпретации прошлого, осмыслении настоящего и в понимании будущего.

Суть моего подхода: динамика и мотивы острого интереса в российском обществе к идеологическому процессу обусловлены началом тотального интеллектуального сражения российских и международных миллиардеров с народами России за овладение результатами начавшегося подъема российской экономики. Суть: в активах, фондах организаций, банков нематериальные активы (их удельный вес) преобладают.

Именно антироссийские идеологии становятся наиболее эффективным средством овладения инфраструктурой, интеллектуальным капиталом, энергоресурсами, российскими землями.

Тревожной мощной тенденцией мировой динамики с 20 марта 2003 го-да стали новые идеологические войны США, их союзников против суверенной страны (Ирак) с целью интеллектуального устрашения стран Евразии.
Основной вывод моего исследования — в XXI веке необходимо осуществить многосторонний процесс становления объединяющей российской идеологии.

Я позитивно оцениваю перспективы и эффективность формирующейся идеологии. Ее функционирование обусловлено состоявшимся идеологическим компромиссом с участием всего спектра идеологий российского общества (кроме идеологий международного терроризма и организованной преступности).

И что особенно важно: для строго оговоренного периода времени (5-15 лет) новый идеологический институт как итог компромисса и гуманитарного синтеза реально может функционировать при сохранении полноценной деятельности всех российских идеологий.

Новая российская идеология реально востребована народами России. Она нужна, так как только идеология консолидации обогащает и наполняет достойным смыслом цели, идеалы и ценности человека. Только идеология соединяет их со смыслом жизни, российской мечтой на основе сохранения и упрочения исторической памяти и культуры патриотизма.

Важнейшей и оригинальной особенностью моего подхода к становлению социологии новой российской идеологии 21 стало понимание ее «ядра». В его структуре — изучение и ориентированность на безусловное формирование позитивного и динамичного отношения к труду; к преодолению бедности и несправедливого социального, экономического, информационного неравенства; к содействию в борьбе против международного терроризма и организованной преступности.

В смысловом «ядре» идеологии я особо выделяю духовность. В ее основе могут быть выделены: общенациональная цель, социальный идеал, основные ценности, смысл жизни, российская мечта, надежда, вера (дове-рие), историческая память, патриотизм, культура патриотизма. Отсюда — сохранение и развитие образа жизни, гармоничное соотношение прав и свобод человека и его ответственности. И отсюда — солидарность, терпимость, ориентированность на согласие и сотрудничество.

Именно здесь ключ к нравственному возрождению человека в России, к позитивной самоидентификации, к нравственному самоопределению народов Российской Федерации. Здесь единство прошлого (исторического сознания — традиций, образа жизни), настоящего (культуры патриотизма, конструктивного доверия, солидарности, ответственности) и будущего (моя безопасность через нашу безопасность, через безопасность Другого; российская мечта; ориентир на консолидацию, сотрудничество и согласие).

Социологичность в таком подходе связана, на мой взгляд, с геокультурным подходом, который ориентирован на человека, семью, народ; на их статусы, роли, на их связи и отношения.

Эффективность и безопасность

Реальной научной, социологической проблемой становится соотношение динамики изменений российского общества и социальных вызовов. Безусловно, прежде всего, мы озабочены вызовами, опасностями, рисками, угрозами жизни людей, их благополучию.

Решающей, актуальнейшей альтернативой вызову, опасности становится безопасность.

Приведу только один аргумент, который обострил важность научной, социологической разработки проблем безопасности.

Большинство читателей, как я полагаю, много лет 1 сентября участвовали в школах, в других учебных заведениях, в проведении первого урока — Урока Мира.

Давайте задумаемся: как и почему в 2003 году, всего год назад, в большинстве школ России 1 сентября вместо урока Мира были проведены Уроки Безопасности.

Таким образом, социология и безопасность России становится точным обозначением востребованности со стороны российского общества к гуманитарной науке.

С другой стороны, здесь четко и безальтернативно обозначается реальная ответственность нас самих за уровень и качество исследований проблем безопасности и, прежде всего, гуманитарной безопасности.

Реальным ответом на социальный вызов (по поводу обеспечения жизни, благосостояния, человеческого достоинства), на мой взгляд, может стать, уже становится новая социологическая дисциплина — социология безопасности.

Сначала предложим наше понимание основных категорий.

Понятие «безопасность» в Законе Российской Федерации «О безопасности» 1992 года определено как «состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внешних и внут-ренних угроз». Отметим, что определение безопасности через угрозы интересам существенно снижает «социологичность» ключевой категории: жизненно важные интересы вторичны — первичны потребности, которые очень подвижны.

Их детерминанты меняются во времени. Существенно еще одно об-стоятельство: в содержание ключевой категории социологии безопасности не включено обеспечение функционирования национальной цели, социального идеала и основополагающих ценностей.

Поэтому мы для придания большей «социологичности» анализа про-блем безопасности в методологический каркас формирующейся теории со-циологии безопасности в качестве смыслового ядра включили «дуальную оппозицию» безопасность — небезопасность.

Автор особо выделяет в формирующейся методологии социологии безопасности «включенность» неопределенности в ее содержание. Именно такой свойство методологии социологии безопасности позволило освоить сетевую методологию, а также ее развитие (институционализацию) как институционально-сетевую методологию.

БЕЗОПАСНОСТЬ — совокупность актуальных факторов, обеспечивающих благоприятные условия для развития России, жизнеспособности государства и достижения Национальной Цели, Социального Идеала — благополучия всех граждан и семей; целесообразного развития и сохранения фундаментальных ценностей и традиций народов Российской Федерации; нормальных отношений Личности и Государства; способности эффективно преодолевать любые внешние угрозы; руководствоваться своими национальными интересами.

Возникновение феномена безопасность можно связать именно с фак-том возникновения и оформления (осмысления) опасностей, угроз, рисков и вызовов для жизни человека, функционирования семьи, общества, госу-дарства, самой цивилизации.

Автор статьи считает принципиально важным на первое место поставить наличие конкретных опасностей, угроз, рисков и вызовов для целей, идеалов и ценностей человека, его интересов.

Структура общей теории безопасности может быть представлена в таких аспектах:

  • единство теорий гуманитарной, природной и техногенной безопасности;
  • взаимосвязь личной, общественной, государственной, нацио-нальной, региональной и глобальной безопасности;
  • взаимодействие видов безопасности: духовной, социальной, экономической, социально-политической,информационной, экологической, этносоциальной, международной, военной.

Понятие «гуманитарная безопасность» — это состояние общественных отношений, внутри страны и на международной арене, гарантирующее защищенность целей, идеалов, ценностей и традиций, образа жизни и культуры человека, семьи, народа и обеспечивающее их нормальную жизнедеятельность, устойчивое функционирование и развитие прав и обязанностей, основных свобод для всех, без различия расы, пола, этниче-ской принадлежности, языка и религии.

При таком подходе становление общей теории безопасности, на наш взгляд, изначально определяет ее глубоко социологический характер. Ведь в такой теории формируется новое социологическое знание о реальной динамике статусов и ролей, связей и отношений, мотивации и социальной структуры. В реальной жизни под воздействием опасностей, угроз, вызовов и рисков они трансформируются и деформируются прежде всего на уровне содержания.

Анализ отечественной и зарубежной литературы показал, что проблема социологии безопасности в прямой постановке и достаточно целостно до настоящего времени не исследовалась и не рассматривалась как самостоятельное направление научного анализа и приоритетная задача социальной практики.

Само понятие «социология безопасности» может быть определено как самостоятельная социологическая теория среднего уровня, ориенти-рованная на теоретические и эмпирические исследования состояния и динамики обеспечения безопасности человека, народов России, общества и государства, современной цивилизации.

Область исследований социологии безопасности, по нашему мнению, включает изучение отношений между людьми, между людьми и общественными институтами по поводу проблем жизнеобеспечения. Речь идет о сохранении жизни, достижении благополучия, сбережении своей ментальности, национальной культуры и языка.

Предметное поле социологии безопасности включает анализ изменений основных институтов и процессов, обеспечивающих безопасность в разных сферах общественной жизнедеятельности.

Структура предмета социологии безопасности ориентирована на анализ таких вопросов: отношений между людьми в процессе деятельности по обеспечению безопасности; выявление тенденций и определение адекватности реагирования на формирующиеся и состоявшиеся риски, вызовы, угрозы и опасности; выявление особенностей в динамике функцио-нирования институтов безопасности как государственных, так и негосударственных, характера их взаимодействия и вероятных перспектив их трансформации с учетом изменений внутренней и внешней среды.

Основные принципы социологии безопасности: всеохватность, которая обеспечивает согласование деятельности самих граждан, общественных и государственных институтов безопасности; равноправие партнеров, что обусловлено единством и неделимостью пространства безопасности. Этот социологический, по существу, принцип так толкует безопасность человека, которая была сформулирована впервые в документах ООН (1994 г.):
«Безопасность человека:

  • это не просто безопасность страны, это безопасность народа;
  • это не просто безопасность, достигнутая в результате обладания оружием, это безопасность, достигнутая в результате развития;
  • это не просто безопасность государств, это безопасность каждого человека в своем доме и на своем рабочем месте;
  • это не просто защита от конфликтов между государствами, это защита от конфликтов между народами.

Безопасность человека — это когда ребенок не умирает, болезнь не распространяется, этнические распри не выходят из-под контроля, женщину не насилуют, бедняк не голодает, диссидента не заставляют молчать, человеческий дух не подавляют».

Третий принцип — солидарность. Речь идет о практическом выраже-нии конкретной гуманности, сострадания к обиженным и униженным, ли-шенным возможности обеспечить достойный уровень благосостояния.

Транспарентность — открытость и прозрачность — является, по мне-нию автора, четвертым принципом социологии безопасности.

Функции социологии национальной безопасности могут быть определены в такой последовательности:

  • теоретическая, которая ориентирована на стимулирование и сбор эмпирической и теоретической информации о возможных угрозах, вызовах, рисках и опасностях: хорошая теория становится ключевым звеном в повышении эффективности всех систем жизнеобеспечения;
  • прогностическая функция тесно связана с теоретической и прямо работает на формирование «культуры предотвращения»;
  • эвристическая функция ориентирована на обработку результатов мониторингов безопасности с целью подготовкинаселения к действиям в условиях неблагоприятной, небезопасной ситуации.

В системе социологических категорий понятие «безопасность» соотносится прежде всего с категориями: «культура мира», «социология национальной безопасности», «согласие», «солидарность», «сотворчество», «социокультурная динамика», «социальные перемены», «диалог», «терпимость», «социально-ценностные ориентиры деятельности».

Субъекты социологии безопасности: человек, социальная группа (семья), общество, государство, организации и институты. Особо выделе-ны неправительственные организации и новые, сетевые субъекты. Отдельно необходимо выделить субъекты антиобщественного действия — органи-зованную преступность и международный терроризм.

Объекты социологии безопасности: различные способы и формы деятельности субъектов безопасности, их образ жизни, среда жизнеобеспечения, основные институты, организующие деятельность субъектов безопасности.

Реальность, повсеместность угроз международного терроризма в начале XXI века обозначили востребованность общества в социологическом знании новой динамики феноменов небезопасности, безопасности и культуры безопасности.

Феномены «неопределенности» и «небезопасности» позволяют приблизиться к пониманию нового класса научных исследований — исследования нелинейных явлений. События, определяемые взаимодействием безопасности и среды безопасности, могут быть отнесены к нелинейной науке или к теории хаоса.

Перед социологией, как и перед другими науками, именно переход к осмыслению «культуры предотвращения» поставил интересные и слож-ные проблемы создания социологической теории хаоса.

Особенности функционирования социологии безопасности зависят от характера и вектора направленности происходящих в обществе изменений, стремительного роста нематериальных компонент, формирования экономики знаний, влияния человеческого капитала, сетевых реальностей (информация); скорости взаимодействий и обратных связей, роли предотвращения; уровня анализа состояния опасностей, их динамики и трансформаций среды (как внутренней, так и внешней).

Утверждение социологии безопасности прямо зависит от отношения населения (в том числе и в региональном аспекте) к общенациональным целям, идеалам, ценностям в ситуации восприятия (поддержки) или от-торжения.

Социология безопасности в процессе своего функционирования (в т. ч. и на стадии становления) формирует готовность к определенному типу деятельности, измеряемой с помощью системы показателей (индикаторов). Деятельность субъекта осуществляется изначально при осмыслении и восприятии цели (идеала, ценности) — тогда проявление феномена «социология безопасности» становится способом защиты цели (идеала, ценностей) в процессе ее достижения.

Для обоснования совокупности индикаторов (семи) с учетом уже имеющихся в социологии, автор полагает возможным выделить определенную последовательность категорий: мир — безопасность — культура мира — культура безопасности — диалог между цивилизациями — устойчивость — развитие — удовлетворенность жизнью — законность — доверие — сотрудничество — развитие человеческого потенциала — среда.

Первым, ключевым индикатором, определяющим взаимодействие и остальных индикаторов, считаем возможным обозначить удовлетворенность жизнью. Этот показатель на личностном уровне четко показывает, насколько конкретный человек доволен своей жизнью, а на уровне конкретного региона, страны в целом такой индикатор раскрывает динамику соотношения удовлетворенных и неудовлетворенных в конкретное время условиями жизни людей.

Вторым индикатором, тесно связанным с первым, по мнению авто-ра, является законность. Именно этот показатель является интегрирующим в российской индивидуальной и общественной ментальности, по-скольку он соотносится во мнении многих со справедливостью, соборностью, стабильностью и служит основой для доверия, сотрудничества и диалога.

Третьим индикатором может быть определено доверие. Такой под-ход оправдан и в контексте Хартии европейской безопасности (1999 г.).

По существу речь идет об индексе, так как автор полагает необходимым отдельным индикатором считать межличностное доверие и отдельным индикатором доверие людей к институтам власти, а также к таким общественным институтам как парламент, профсоюзы, пресса.

Четвертым индикатором (также в контексте Хартии европейской безопасности 1999) можно назвать сотрудничество. Это тоже по существу интегральный индекс, так как его могут составлять такие индикаторы как участие, согласие, солидарность.

Пятым индикатором автор считает возможным определить ориентацию на диалог между людьми, народами, культурами и цивилизациями. По структуре и содержанию — это агрегированный показатель, который включает: терпимость, социальное настроение, эмпатию, доброту, состра-дание, сочувствие, плюрализм, соработничество.

Шестым индикатором автор полагает возможным обозначить показатель развития человеческого потенциала (ИРЧП): индекс развития человеческого потенциала. Новые возможности, позволяющие рассматривать его в качестве важного фактора анализа состояния культуры безопасности открылись с утверждением практики подготовки докладов о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации, которые готовятся по инициативе Правительства России совместно с ПРООН с 1995 года.

Седьмым индикатором может быть определен фактор среды. По существу это тоже интегральный показатель, объединяющий такие инди-каторы, как:

  • состояние природной среды;
  • состояние социокультурной среды;
  • состояние макроэкономической среды;
  • состояние политической среды.

В мировой социологической науке основы социологической теории опасностей, рисков, страхов и собственно феномена безопасности связано с работами Г. Лумана, М. Дуглас, Э. Гидденса, М. Кастельса.

Концептуальное понимание безопасности в российской социологии основывается на работах Г. Осипова, В. Хлопьева, В. Шубкина, Н. Лапина, Р. Яновского, Г. Силласте, В. Серебрянникова, Н. Ефимова, Г. Сергеева.
На рубеже ХХ и XXI веков в российской социологической науке сложились такие научные школы:

  • академическая школа исследования (и мониторинга) феномена «национальная безопасность России» в Институте социально-политических исследований РАН под руководством Г. Осипова, Р. Яновского, В. Иванова, В. Хлопьева, В. Левашова (1990 — по настоящее время);
  • Научный издательский Проект «Безопасность Евразии». В центре внимания коллектива ученых, практиков и специалистов — содейст-вие созданию новой безопасности России в XXI веке на основе новой гео-культурной парадигмы, в центре которой обеспечение безопасности и бла-гополучия человека, семьи, народа, общества и государства.

Осуществляется социологическая разработка таких феноменов: социология безопасности, культура безопасности (социология культуры безопасности); геокультура; институционально-сетевая методология; высокие гуманитарные технологии; формирование объединяющей российской идеологии XXI века.

Исследования представлены: в журнале «Безопасность Евразии» (выходит с 2000 года четыре раза в год, объем — 100 п. л.); научном альма-нахе высоких гуманитарных технологий «НАВИГУТ» (выходит с 1999 го-да 6 раз в год); в ежегоднике «Безопасность Евразии — 2003″ (энциклопедическом словаре); в серии научной и учебной литературы «За Нашу и Вашу безопасность» (с 1998 года вышло 10 научных монографий и учебников). Руководитель научной школы — В.Н. Кузнецов.

В ходе анализа методологических проблем социологического анализа безопасности России важно исследовать сами категории: цель, благо на-рода, мир, безопасность, культура, интеллектуальный синтез, высокие гуманитарные технологии, диалог цивилизаций, культура мира, культура безопасности, законность.

Важно также осмыслить их место в мировой гуманитарной науке, что и позволит исследовать предметную область формирующейся социологии безопасности, а также исследовать основы становления социологии культуры безопасности в контексте мировой гуманитарной науки XXI века.

Исходным звеном в становлении концептуализации социологии безопасности правомерно, на наш взгляд, выделить «дуальную позицию» — единство, взаимообусловленность, а также самостоятельность категорий «безопасность» и «мир». Они определяют, по нашему мнению, также ло-гику, взаимосвязь основных категорий для всего предметного поля социо-логии безопасности.

Принятие 19 ноября 1999 г. Хартии европейской безопасности в Стамбуле и новой редакции Концепции национальной безопасности Рос-сийской Федерации 10 января 2000 г. в России в определенной степени стало ответом на новые угрозы и вызовы.

Общим в этих документах стала формулировка новой философии, социологии и политологии безопасности: выделено достаточно четко, что главную угрозу миру оформили для XXI века, в основном, невоенные факторы.

Впервые ключевые понятия глобальной европейской безопасности «мир и безопасность» в актуальном для XXI века контексте охарактеризо-ваны через сугубо социологические, ценностные и нормативные категории — сотрудничество и доверие. В Хартии мы читаем: «Безопасность и мир должны быть упрочены с помощью подходов, сочетающих два основных элемента: нам необходимо укреплять доверие между людьми внутри государств и развивать сотрудничество между государствами» .

Методологическая и практическая значимость Хартии, ее системы категорий оказалась для России, по мнению депутатов, такой значительной, что уже 30 ноября 1999 г. последовало Заявление Государственной Думы, в котором особо выделен гуманитарный аспект: «Государственная Дума в полном соответствии с положениями Хартии считает, что усилия государств — участников ОБСЕ должны быть направлены на обеспечение безопасности людей, защиту их прав, на борьбу с терроризмом» .

Роль и место категорий «безопасность» и «мир» в формирующейся системе категорий социологии безопасности четко обозначены в итоге ря-да общероссийских исследований, проведенных в 2000-2003 годах.

Например, в ходе ноябрьского (2001 г.) всероссийского социологического опроса городского и сельского населения России, который провел Фонд «Общественное мнение» (ФОМ опрошено 1500 респондентов), его участникам было предложено 25 понятий, обозначающих основные общечеловеческие ценности. Респондентам предложили выбрать три самых важных понятия. Убедительное преимущество было соотнесено с тремя категориями: безопасность (33% от числа опрошенных), мир (32%), семья (31%).

Агрессии США в Евразии 1999-2003 годов (Югославия — Ирак) против ее народов и суверенных стран четко обозначили новую реальность XXI века. Для гуманитарных наук обострилась проблема осмысления взаимосвязи свободы человека и его безопасности. Еще более актуальной обозначилась проблема смысла жизни; целей, идеалов и ценностей, проблема мечты и надежды.

20 марта 2003 года можно назвать датой начала строительства «при-емлемых для всех государств мира структуры и архитектуры междуна-родной безопасности в XХI веке» (тезис Владимира Путина, Президента России, 11 апреля 2003 года). А в теоретическом плане исходным звеном содержания, на мой взгляд, может стать теория развития по линии:

Почему культура безопасности?

Категория «культура безопасности» может быть определена нами как процесс сохранения и развития целей, идеалов, ценностей, норм и тра-диций человека, семьи и общества, социальных институтов и сетей, обеспечения устойчивого и конструктивного взаимодействия людей, их защищенности от неприемлемых рисков, угроз, опасностей и вызовов. Анализ основных категорий формирующейся социологии культуры безопасности показывает наличие устойчивых связей объекта исследования с предметной определенностью социологической науки в целом, и социологией национальной безопасности в частности.

Почему геокультура?

Теоретичность и методологичность геополитики и геоэкономики не требуют изначального оформления национальных целей, идеалов и ценностей человека, семьи и общества. В теоретических построениях геополитики и геоэкономики практически отсутствует безусловный приоритет Человека.

А для геокультурного анализа инноваций в российском обществе XXI века прежде всего предстоит сформулировать Цель, Идеалы и Ценно-сти Человека.

***

Как вывод из итогов исследований автора, представленных в статье, можно предложить такие соображения.

  • Во-первых, эффективное содействие позитивному разрешению ключевого противоречия современного этапа развития России может оказать объединяющая российская идеология. Я понимаю ее в таком контексте как средство, как интеллектуальный ресурс для каждого гражданина России, воспринявшего заявленную Президентом Российской Федерации Владимиром Путиным цель как свою, как цель желательных перемен для своей семьи.
  • Во-вторых, необходим широкий спектр социологических, философских, экономических и т. д. исследований феномена «объединяющая российская идеология XXI века».
  • В-третьих, для исследования содержания, структуры, динамики изменений, полезности для человека и общества формирующейся объединяющей российской идеологии важно использовать опыт исследований гуманитарной безопасности, культуры безопасности, геокультуры.

О современном этапе роли и места российской идеологии в XXI веке весьма поучительны размышления Гегеля о трудностях желательных перемен в обществе людей. «Развитие, таким образом, есть не бесхитростное и безмятежное проистечение, каким оно бывает в органической жизни, — утверждает он в «Лекциях о всемирной истории» за много, много лет до 2004 года, — а жесткая, яростная работа духа… Оно не сводится к часто формальным моментам развития вообще, а является достижением определенной содержательной цели».