Синергетика:человек,общество.Сборник статей под редакцией В.С.Егорова и В.И.Корниенко

Цель этих заметок — обсудить проблемы, которые беспокоят и волнуют многих специалистов по синергетике, однако редко становятся темами докладов и научных статей. Междисциплинарный подход, называемый синергетикой или шире — нелинейной наукой, столкнулся с принципиальными трудностями. Это заставляет искать новую парадигму и размышлять с постсинергетической научной картине мира.

«Как далеко до завтрашнего дня» — назвал одну из своих книг Никита Николаевич Моисеев. Размышления о будущем, попытка увидеть, опираясь на потенциал науки, грядущие опасности и угрозы, острое ощущение времени, когда ни исследователю, ни институту, ни России, ни миру нельзя отложить сложные проблемы «на потом» — главные черты творчества этого выдающегося ученого. Он смотрел в будущее и создавал его.

Сейчас трудно представить, что уже можно издавать полное собрание его сочинений. Не хочется верить, что новых книг, выступлений, статей не будет, что все уже сказано. Никита Николаевич был вдохновителем многих научных школ, направлений, в том числе и этого междисциплинарного семинара в Российской академии государственной службы.

Его основополагающие идеи в теории управления, математическом моделировании, экологии, социологии, мировой динамике ждут своих исследователей. Он был очень щедрым человеком, дарящим блестящие идеи, парадоксальные суждения, оригинальные подходы самым разным людям. «Неважно, чья фамилия будет стоять на обложке — важно, чтобы что состоялось», — часто говорил он мне. Цель этих заметок обратить внимание на несколько его идей, которые особенно важны сейчас в России. Здесь и теперь.

Восхождение от естественнонаучных дисциплин к гуманитарным

Никита Николаевич был классиком. В одной области, в другой, в третьей. «Он приходит в какую-то область исследований, поднимает флаг, вдохновляет и организует. Добивается первого решительного успеха, а потом уходит. Продолжают, развивают, пожинают лавры обычно другие.» Так было с теорией космического полета и асимптотическими методами нелинейной механики, с математической экологией и теорией принятия решений, с моделированием климата и мировой динамикой. Почему? Почему не остановиться на каком-то круге задач и сосредоточиться на нем?

Когда я задавал этот вопрос, Никита Николаевич отшучивался, перефразируя слова из фильма «Праздник святого Иоргена»: «В профессии ученого, так же, как в профессии вора, главное — вовремя смыться». Однако однажды рассказал, как он сам видит логику своего научного пути. Начиная с технических систем, с управления космическими объектами, ему вновь и вновь приходилось иметь дело с оптимальным управлением. Цели заданы, задача определена и надо найти такое решение, которое потребует минимального времени, расхода топлива или чего-нибудь еще.

Однако, чем сложнее становилась система, тем менее ясными и определенными оказывались цели, более сложными управляющие воздействия. Особенно ясно это стало, когда исследователи из Вычислительного центра АН СССР начали анализировать экономические системы, взаимодействие государств. Наконец, на следующем уровне — уровне национальной стратегии или императивов развития всего мирового сообщества -корректировка или изменение целей становится важнейшим, если не главным, ресурсом развития. Возникает режим самосбывающегося прогноза. «И каждому будет дано по вере его.» Только не каждому, а всем вместе. Мы все оказались в одной лодке, как бы мы не стремились убедить себя в обратном.

А ценности, смыслы, желаемое будущее, надежды, культура — это епархия гуманитарных дисциплин.

Н.Н.Моисеев видел проблему в том, что естествознание не научилось по настоящему анализировать необратимо развивающиеся системы (Вселенную, биосферу, экономику, культуру, психику). В таких объектах каждая «попытка» может кардинально изменить объект. Поэтому естественникам, математикам, аналитикам предстоит еще пройти большой путь, чтобы гуманитарии могли в полной мере опираться на их результаты. Говоря об обществе, речь надо вести не об управляемом, а о направляемом развитии. Теорию последнего и предстоит построить.

Уникальность мира России

Весь ушедший век философы, ученые, политики на разные лады повторяли тютчевское: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…» Одни с издевкой — все пашут и пашут целые институты, а никак измерить не могут. Другие с пренебрежением: «Экие недотепы в этой стране. Ни рынка не понимают, ни вхождения в цивилизацию. Не повезло с народом». Третьи со скрытой гордостью. Есть что-то приятное в уникальности.

Никита Николаевич относился к этому прозрению поэта как к серьезному, конкретному факту, который надо осмыслить и учитывать, строя планы на будущее, В восьмидесятых годах он неоднократно писал о Рынке, как о замечательном системном механизме, универсальном способе сворачивания гигантской информации, методе организации распределенного управления. И он же в начале девяностых годов одним из первых забил тревогу, видя, какой «рынок» уготовили стране реформаторы первой волны. К сожалению, он оказался совершенно прав. Жизнь подтвердила самые пессимистические сценарии.

Географическое положение страны и сложившаяся за полтора века структура народнохозяйственного комплекса таковы, что мы не можем жить по мировым ценам на все и быть полностью открытыми для мира. Объективно и добыча, и переработка почти всего у нас гораздо дороже, чем в мире. Поэтому не надо обманываться и надеяться, что нас возьмут в «сырьевые придатки». При нынешних тенденциях «экономика трубы», построенная в России, не просуществует долго. В “придатках” мы не удержимся.

Поэтому мы не можем играть «по общим правилам». Из-за этого самые лучшие рекомендации зарубежных экспертов сплошь и рядом оказываются неприменимы. Никита Николаевич с глубоким уважением относился к экономической системе социализма, к ее создателям, как к серьезным талантливым профессионалам. По-видимому, математические модели плановой экономики, построенные в его научной школе под руководством академика А.А. Петрова ждет долгая жизнь.

Создаваемый на наших глазах новый мир со свободным движением гигантских капиталов, которые могут в течение считанных часов разрушить практически любую экономику, Н.Н.Моисеев называл миром транснациональных корпораций. В этом мире при полностью открытой экономике включается механизм, который он называл «дьявольским насосом», отсасывающим из страны ресурсы, деньги, таланты, идеи технологии. «Получается все как в свое время в Гонконге, бабки делать здесь, а семью содержать в безопасной и благоустроенной Америке. При этом деньги в нормальном режиме лучше вкладывать в их, а не в свою экономику, потому что там эффективность производства выше», — говорил он. Поэтому любые попытки выйти из кризиса без предотвращения форсированного вывоза капитала из России он считал чушью. Прекращение ограбления страны на международном уровне он рассматривал как необходимое условие выживания страны. Но, конечно, не достаточное.

По существу, сейчас в новой исторической ситуации мы сталкиваемся с теми же проблемами, что и в советские времена. Страна должна быть в определенной степени закрыта но многим финансовым, ресурсным, информационным потокам. В то же время сотрудничество в других сферах является для страны жизненно необходимым. Мы должны давать миру то, что является уникальным, чего у других нет. Эти области деятельности и новые возможности Никита Николаевич мучительно искал в последние годы.

В исторической ретроспективе Русь формировалась вокруг великого пути «из варяг в греки». Отсюда и особенности национального характера, стремление объединять, а не покорять, «всечеловечность», по выражению Ф.М. Достоевского. Н.Н.Моисеев считал, что геополитическое положение России позволяет построить эффективную, востребованную мировым сообществом, транспортную инфраструктуру вокруг пути «из англичан в японцы».

Н.Н.Моисеев рассматривал на основе концептуальных и математических моделей, серьезных экономических расчетов возможности создания большой сети волоконно — оптической связи, дающей новые возможности стране и миру, широкое освоение Северного морского пути. Он надеялся, что будущее России состоится и намечал его контуры.

Научное творчество и нравственная позиция

Научное сообщество прошло нелегкий горький путь в последнее десятилетие. Никита Николаевич часто с горечью говорил, что когда Советский Союз создавал ядерное оружие, организовывал космическую программу, то наука в целом, и академия в частности, были востребованы, выслушаны и поняты. В то же время, когда в стране изменялась социально-экономическая система, то есть встали задачи гораздо большего масштаба, ученых и не спрашивали, и не слушали. На крутом историческом повороте не доверяли исследователям и экспертам.

Н.Н.Моисеев делал очень много, чтобы изменить эту ситуацию. Он ездил, выступал, убеждал, председательствовал в президентском научном совете. Это часто вызывало непонимание даже у ближайших коллег. Никита Николаевич считал, что в трудные времена дельные люди полезнее добродетельных, что он должен беседовать со всеми, кто может сделать что-то полезнее для России, будь это проворовавшиеся министры, одиозные олигархи или продажные политики. Он разочаровывался, терпел поражение и начинал снова и снова.

При этом он был очень сдержан и в разговорах, и в своих книгах. Однако он прекрасно знал всем им цену, трезво смотрел на происходящее и откровенно отвечал на прямые вопросы. Он часто говорил о том, какими непоправимыми бедами обернутся для России годы прошедшего десятилетия. Очень жестко оценивал историческую роль Горбачева. Считал, что только “выдающемуся” человеку было под силу развалить за пять лет великую державу. Конечно, многие приложили к этому руку. Но в этой школе были и первые ученики.

Будущее придет с Востока

Никита Николаевич очень ответственно и серьезно относился к прогнозам. В отличие от многих, желающих увидеть далекую перспективу, дать глобальные предсказания, он видел цель науки в том, чтобы осмыслить прошлое, нынешние тенденции, экстраполировать их в будущее. И только после этого понять, что можно сделать сегодня, чтобы грядущее оказалось более благоприятным. Поэтому один из главных результатов синергетики — установление конечного горизонта прогноза, даже для не очень сложных физических или химических систем, он высоко ценил. Он считал, что этот результат имеет большое мировоззренческое значение, что он позволяет науке смотреть на мир не с точки зрения Бога, а с точки зрения человека. Сила состоит не в том, чтобы пребывать в иллюзии всемогущества, а в том, чтобы реально представлять, что ты можешь сделать сегодня и чего ты хочешь добиться завтра.

В соответствии с его прогнозом человечество будет вынуждено очень жестко планировать свое развитие и управлять планетой Земля. Ресурсов для благополучного будущего при нынешних технологиях на всех не хватит. Значит, появятся новые богатые и новые бедные, которым уготована роль обслуживающего персонала на планете. Для того, чтобы держать их в повиновении, потребуются мировые полицейские силы, тотальный электронный контроль, устранение инакомыслящих.

Этот прогноз кажется очень горьким и безнадежным. Хочется как ребенку отвернуться от беды и бежать за защитой к отцу, в мир иллюзий или куда-нибудь еще. Даже после расстрела парламента, после распада Союза. Однако, к сожалению, этот прогноз и в мире в целом, и в особенности в России все чаще приходится принимать всерьез. Югославская трагедия расставила точки над i.

Тем не менее есть место и для оптимизма. После болезни бывает выздоровление. Черно-белая плоская схема Фрэнсиса Фукуямы, предрекающая конец истории и торжество либеральных ценностей вполне может не сработать. За горизонтом прогноза могут оказаться новые возможности, новые точки бифуркации, новые смыслы и ценности. Новая парадигма, как полагал Н.Н. Моисеев, новый тип социальной самоорганизации может придти с Востока. Начнется новая игра по крупным ставкам. Важно только, чтобы Россия в этот момент «не вышла из игры». А это не в последнюю очередь зависит от нас с Вами.

Наука как школа рационального мышления

Оскар Уайльд полагал, что единственным достойным произведением искусства является прожитая художником жизнь. Никита Николаевич прожил замечательную научную жизнь. Он был счастлив в учениках, гордился ими и с удовольствием рассказывал об их идеях, достижениях, не упуская из виду забавные бытовые подробности. Он умел слушать и слышать не только то, что ему хотелось. Он готов был признать неправоту, независимо от того, приводились ли аргументы любимым учеником или вечным оппонентом, маститым ученым или зеленым аспирантом. Он был по настоящему демократичен и спорить с ним было большим удовольствием. Свою философскую концепцию он называл универсальным эволюционизмом. Он полагал, что наступает эра синтеза, что прошло время узких специалистов, “академиков по котам, академиков по китам”.

“Нужны не люди со справками, что они умные, а специалисты по решению проблем. А если кто-то полагает, что это не наука, то это уже его личная проблема”, — сказал он как-то на семинаре.

Нелегко ему было с такими взглядами плыть против течения. Да и вообще тем, кто играет “не по правилам” всегда трудно в нашем Отечестве. Не раз «в высоких кабинетах» ему впрямую объясняли, что проекты, которые он выдвигает, — это дело целых министерств, компетенция вице-премьеров, деликатные проблемы, о которых вообще не следует упоминать всуе. Никита Николаевич обезоруживал аргументом, что он готов помочь всем этим людям и инстанциям, что можно и нужно сделать так, что-бы в Отечестве было хорошо. Он упорно “не понимал”, что состояния делаются на том. чтобы Отечеству было плохо, что о многих вещах просто опасно сейчас говорить. Нужно иметь огромный оптимизм, энергию и внутреннюю силу, чтобы так “не понимать”.

Рационализм подразумевает существование объективных законов, а также простоту и ясность в той области, где мы эти законы знаем. Прекрасно, что есть вещи, которые можно доказывать и в которые не нужно верить. Особенно наглядно эта простота в его творчестве проявилась в последнее десятилетие, которое он работал в Эколого-политологическом университете. Обсуждая одну из его книг гуманитарного плана, я говорил ему, что изложенные истины просты и очевидны до тривиальности. “Если все будут думать так же, как Вы, если это войдет в плоть и кровь, то моя задача будет выполнена. Наука, вообще, — путь от гениальных прозрений, труда и пота к тривиальности, к прописным истинам”,- возражал он мне. Для того, чтобы это стало очевидным, он готов был повторять главное из статьи в статью, из книги в книгу. Перечитывая последние работы, видишь, что они написаны подчеркнуто ясно и просто, что огромная предварительнаяработа, десятилетия труда по анализу конкретных моделей, решению самых разных задач вынесены за скобки.

Он считал особенно важными свои последние книги, самые простые, на первый взгляд. Отдавал им предпочтение перед своими блестящими монографиями по оптимизации и нелинейной механике. Однажды мне довелось беседовать со специалистом, всю жизнь изучавшим творчество Льва Толстого. На вопрос, что ему сейчас больше нравится у классика, он ответил, что то же самое, что самому Толстому — букварь. Никита Николаевич успел написать свой букварь.

Нерешенные задачи. Взгляд в будущее

Никита Николаевич в молодости, как он говорил, несколько раз задавал общие глубокие вопросы выдающимся исследователям, мнением которых он дорожил. Ответы на них, как он полагал, во многом предопределили его научную судьбу. Всерьез он относился и к таким вопросам своих учеников и молодых коллег.

Одна из его идей, часто возникавшая в беседах, была связана с представлением о том, что случайный выбор на одном уровне организации материи предопределяет законы, действующие на другом. Странное сочетание физических констант привело к возникновению нашей Галактики. Последовательность случайностей — к нашей “земной” химии, к гигантскому конструктору из органических молекул. То, что Земля не покрыта слоем никогда не тающих льдов, тоже счастливая для нас случайность. Прекрасно, что нам так везет. И на правах мудрого человека, вытянувшего счастливый билетик, нам полезно было бы подумать об альтернативах, о других, виртуальных мирах, с другими физикой, химией, биологией, социологией, о возможности иной психической организации. Именно это может позволить лучше понять наш уникальный и неповторимый мир.

Особенно важной представлялась ему задача о возникновении несимметрии живого, появлении правовращающих Сахаров и левовращающих белков. Традиционные объяснения его не удовлетворяли. Он чувствовал здесь загадку, был готов читать все на эту тему, от институтских учебников до последних научных статей, обсуждать проблему с самыми разными специалистами.

Другую волнующую задачу он видел в поиске того этапа эволюции, того уровня организации, на котором уже невозможно обойтись без представлений об информации. Ему казалось, что эволюция идет по пути, время от времени открывающему принципиально новые возможности, добавляющему новые измерения в наш мир. Появление возможности информационного взаимодействия, информационного управления казалось ему важнейшей бифуркацией в истории универсума.

“Если бы я начинал сейчас работать в точных науках, то, наверное, занялся бы проблемой турбулентности” — заметил он как-то. Его не удовлетворяло нынешнее положение вещей, когда есть “понимающая” наука, толкующая о сценариях перехода от порядка к хаосу, вычислительная гидродинамика, позволяющая много считать, но не дающая понимания, и, стоящая особняком, инженерная деятельность. Наведение мостов между разными подходами, привлечение сюда новых идей он считал одной из ключевых проблем естествознания.

Много размышлял он над математической экономикой. Здесь также есть противоречие между микромоделями, стратегией индивидуальных экономических агентов и общими макроэкономическими моделями. Вторые сплошь и рядом не удается вывести из первых. Много бед, по его мнению, принесла преждевременная формализация в экономике и других социальных науках. Строгость не принесла понимания и на смену обычной экономической алхимии пришла алхимия экономико-математическая. По тому же пути идет во многих разделах и биология. При этом в эпоху тотальной компьютеризации очень важно не только считать, но и понимать. “Понимание” в XXI веке, он полагал, будет существенно отличаться от понимания в XX. “На пальцах” будут объяснять, пользуясь совсем другими понятиями.

В последнее время мне часто вспоминается один эпизод. Произошел oн в давние-давние времена под Ижевском, где школу по математическому моделированию вел Никита Николаевич. Во время одной из лекций в самом начале внезапно погас свет. Поднялись шум, суета, послышались предложения перенести выступление. И тут встал Никита Николаевич и громко сказал: “Думаю, коллеги, что тьма не должна нас смущать. Мы многое можем понять и многому научиться даже в темноте, а когда будет свет, постараемся этим воспользоваться”. На этом я хотел бы кончить свои заметки.

Когда будет свет, мы постараемся воспользоваться тем, что поняли и чему научились в потемках.