23 сентября 2009 г. в Комитете по образованию Государственной Думы РФ состоялось выступление заместителя директора Института прикладной математики им. М.В.Келдыша РАН Г.Г.Малинецкого, посвященное неприемлемости единого государственного экзамена для отечественной системы образования. Было показано, ЕГЭ, не решив ни одной из ставившихся перед ним задач, уже нанес тяжелый ущерб средней и высшей школе России. ЕГЭ должен быть отменен и заменен едиными формами контроля

Г.Г. Малинецкий , А.В. Подлазов
Институт прикладной математики им. М.В. Келдыша РАН

Мы представляем Институт прикладной математики им. М.В. Келдыша РАН (ИПМ)

Он был создан в 1953 году для решения стратегических задач, стоявших перед страной, которые требовали применения методов прикладной математики и компьютерного моделирования. Среди важнейших результатов Института – работы, связанные с использованием ядерной энергии, математическим обеспечением всех советских и российских космических программ, созданием ряда систем управления. Многие результаты ученых ИПМ получили мировое признание.

Проблемы образования с первых лет находились в центре внимания руководства Института. Блестящим профессором был первый директор ИПМ – Трижды Герой Социалистического Труда академик М.В. Келдыш

Многие важнейшие результаты в космическом и ядерном проектах, в программировании и фундаментальных исследованиях были получены учеными ИПМ в годы их молодости. В этом большая заслуга научных школ, сложившихся в Институте. По инициативе второго директора ИПМ – академика А.Н. Тихонова в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова был организован факультет вычислительной математики и кибернетики . Далее аналогичные факультеты были созданы во множестве университетов страны. А.Н. Тихонов непосредственно связывал мощь и возможности страны с состоянием школьного математического образования. Чтобы исправить возникший перекос в школьном образовании, под его руководством был создан коллектив авторов, подготовивший серию учебников. По ним сейчас учатся миллионы российских школьников и многие студенты педагогических вузов (учебники по геометрии, написанные коллективом под руководством профессора В.Ф. Бутузова).

Многие эксперты связывают успехи советских ядерного и космического проектов с сильной подготовкой школьников в предвоенные годы, с олимпиадным движением, с поиском талантов. Огромную роль в этом сыграли сотрудники нашего института академик И.М. Гельфанд и профессор Н.Н. Ченцов. Проблемы образования нашему институту не чужды.

Мы слушали сегодня много рассуждений о перспективах негосударственных ВУЗов. Звучали слова о конкурентной среде, необходимости альтернативы государственным учебным заведениям. Но в какой же сфере должна идти конкуренция прежде всего?

Говорилось о конкуренции «за студентов», «за господдержку», за право называться «инновационным вузом». Ваше сообщество энергично и принципиально защищает свои корпоративные интересы. Это нормально.

Однако давайте поднимемся на другой уровень. Вспомним, что мы не только профессора, руководители, родственники школьников и студентов. Прежде всего – мы граждане России. И нашей стране сегодня, как воздух, нужны квалифицированные, надежные, достойные кадры, которым общество может доверять. Именно такие кадры в первую очередь должны быть востребованы экономикой, за соответствие требования которой и должны конкурировать вузы. И всяческая поддержка должна быть обеспечена именно тем вузам, которые хотят и могут готовить именно таких специалистов.

Но из кого их готовить? Какие люди должны переступать порог вузов? В этой аудитории звучали оценки единого государственного экзамена как «неизбежного зла», как того, что уже нельзя изменить и к чему следует приспосабливаться, или даже как второстепенного фактора.

Мы постараемся убедить собравшихся, что это не так, и донести три простые мысли.

ЕГЭ, открывая двери ряда вузов для случайных и неподготовленных людей, многие из которых не смогут освоить выбранные специальности, представляет собой угрозу для национальной безопасности.

Наш институт занимается среди других проблем системным анализом и теорией управления риском. Мы все стали свидетелями того, как вся техносфера России, её инфраструктура становится всё более опасными и менее надёжными.

Мировая и российская практика свидетельствует, что 80% чрезвычайных ситуаций в воздухе и 70% на воде – это вина человека, тех самых специалистов, которых мы готовим. На территории России находятся около 50 тысяч опасных и около 5 тысяч особо опасных объектов. По большей части их обслуживают специалисты старшего поколения. Молодёжи здесь очень не хватает. От квалификации, самоотверженности, интуиции кадров, работающих на этих объектах, зависят жизни граждан России.

Только что произошла уникальная в мировой практике катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС. В соответствии с выводами комиссии И.И. Сечина, расследовавшей эту аварию, речь идет о халатности, некомпетентности, безответственности, проявленных на разных уровнях. То есть о кадрах, играющих ключевую роль. Насколько можно судить по отчетности госкомиссии, саму плотину удалось сохранить благодаря самоотверженности нескольких человек…

Чтобы во многом представить, насколько велика «цена вопроса» и ответственность, которую возьмет на себя поколение специалистов, которое мы готовим, приведем несколько цифр, касающихся только гидротехники.

На территории России находится 65 тысяч гидротехнических сооружений, из которых 6 тысяч нуждаются в капитальном ремонте, а 400 находятся в аварийном состоянии. В зоне риска Саяно-Шушенской ГЭС проживает 300 тысяч человек, Чебоксарской ГЭС – 1,4 млн, Волжской – 1,1 млн, Красноярской – 1,1 млн, Жигулёвской – 1,6 млн, Саратовской – 1,2 млн.

Сегодня требуются квалифицированные кадры, чтобы удержать техносферу, созданную усилиями нескольких предшествующих поколений. Это сложная задача – износ оборудования в ключевых отраслях промышленности очень велик: горнодобывающая отрасль – 80 — 95%, электро- и теплоэнергетика – 48%, жильё – 40%, нефтепереработка – 80%, химическая промышленность – 60 -100%, атомная энергетика – 60 — 80%. Особое внимание обратим на то, что в последней отрасли сейчас в среднем происходит более 40 аварий в год

Цена квалификации специалиста, его профессиональных и морально-волевых качеств, а также цена его ошибки неизмеримо возросли.

Мы оказываемся в совершенно новой ситуации. Наполеон говорил, что для начала войны ему надо убедить в её необходимости всех маршалов, генералов и половину офицеров, а солдат и так погонят. Значимое на национальном уровне событие требовало согласия и действий довольно большого коллектива людей. Не то сейчас. Результаты действий нескольких человек, обслуживающих, контролирующих, руководящих опасными объектами, могут иметь глобальный характер.

Мы говорим о недостатке денег в сфере науки и образования. Однако на восстановление Саяно-Шушенской ГЭС потребуется, по оценкам экспертов, более 40 миллиардов рублей и 5 лет. Мировой опыт показывает, что каждый рубль, вложенный в прогноз и предупреждение бедствий и катастроф (включая подготовку кадров), позволяет сэкономить от 10 до 100 рублей, которые пришлось бы вложить в смягчение или ликвидацию последствий уже произошедших бед.

Казалось бы, выход понятен – выделить набор критически важных профессий. Самым тщательным образом отбирать поступающих на соответствующие специальности (учитывая и состояние здоровья, и психологические характеристики) и учить их всерьёз. А остальных, получающих «массовые профессии», примерно так же как сейчас.

Однако это – не выход. Во-первых, невозможно разделить систему образования на две части, живущие независимо друг от друга. Это как сообщающиеся сосуды: будет понижаться уровень в одном, неизбежно упадет и в другом. Ну, а во-вторых, ущерб, которым может обернуться падение уровня в критически важных профессиях, вполне соизмерим с тем ущербом, которым обернется падение квалификации представителей профессий менее экстремальных, но зато более многочисленных – учителей, врачей, инженеров транспорта. Именно людям массовых профессий мы повседневно доверяем свою жизнь и жизни своих близких. Да и просто деградация общего уровня общества – рядовых обывателей – сулит интегральные потери вполне соизмеримые с последствиями самых тяжелых катастроф. Вспомним, что максимального экономического успеха в XX веке добились те нации, которые в XIX веке имели наибольший процент грамотного населения.

Казалось бы, гуманитарии (экономисты, юристы, государственные служащие) не являются теми кадрами, от которых зависит жизнь. Однако это не так. Напомним катастрофу на Саяно-Шушенской ГЭС. Есть несколько рубежей обороны, на которых можно предотвратить беду, не допустить катастрофы. Негосударственные вузы в современной России работают в основном в сфере гуманитарного образования. И многие рубежи обороны проходят именно здесь. Прежде всего в сфере управления.

В течение ряда лет мы работаем вместе с коллегами из Московского государственного технического университета им. Н.Э. Баумана (руководитель работ профессор М.И. Киселёв) над высокотехнологичными системами мониторинга турбин, валов, ряда аппаратов. Внедрение такой техники (кстати сказать, очень дешевой) позволяет снимать «кардиограмму» каждого агрегата в режиме реального времени и, что ещё более важно, отключать его в предкатастрофическом режиме, чтобы не допустить беды.

После успешных испытаний на ряде электростанций России мы обратились к А.Б. Чубайсу в бытность его руководителем РАО ЕЭС с просьбой рассмотреть возможность внедрения этих методик, кардинально повышающих безопасность станций в масштабах страны. Один из его заместителей – господин Б.Ф. Вайнзихер ответил нам, что дела в отрасли с мониторингом обстоят отлично, и мы можем ни о чем не беспокоиться. И, вероятно, эти руководители не владели информацией и действительно так думали – из 4-х сейсмостанций вблизи Саяно-Шушенской ГЭС, на которых осуществлялось вибродиагностика этого сооружения, 3 были закрыты в целях экономии средств.

Не нашли мы понимания и в ведомстве В.Б. Христенко – начальник департамента, к которому он нас направил (юрист по профессии) посоветовал нам не возиться с турбинами и станциями, а читать лекции студентам и писать книги, но пообещал, что нас «не забудет». Наконец, нам удалось заинтересовать компанию Гидро ОГК. По мысли её менеджеров, новая диагностика позволит обслуживать и ремонтировать агрегаты (уже отработавшие по 30-40 лет) реже, что сулит экономию средств. А это, конечно, заинтересует и акционеров и «эффективных собственников». Но тут произошла смена руководства, и нас попросили «полгодика подождать», пока новые люди войдут в курс дела. И нам пришлось объяснять, что мы-то подождать можем, а электростанции – нет.

Вывод прост – развал, распад и некомпетентность в системе управления не менее опасны, чем в техносфере. И специалистов здесь тоже необходимо готовить всерьёз и надлежащим образом. Иначе нас ждут большие беды.

Саяно-Шушенскую ГЭС не надо вытеснять из сознания как трагическую случайность. Это тяжелый и важный урок и для страны в целом, и для нашей системы образования.

Подводя итог, можно сказать, что сейчас, чтобы удержать техносферу и не допустить сползания к катастрофе, следует учить по-настоящему специалистов очень многих профессий. А для этого надо тщательно отбирать тех, кто способен учиться.

Однако, говоря о сегодняшнем дне, нельзя упустить из виду и будущее. И, видимо, надо более серьёзно и ответственно относится к планам и проектам развития, которые выдвигает руководство страны. Например, так, как это делается в США, Китае (ставшем самой читающей страной в мире) или Японии.

Серьёзное отношение к судьбе страны заставляет заглядывать в будущее и не делать вид, что происходящий мировой экономический кризис (оказавшийся тяжелым ударом для России) является несущественным, проходным моментом.

В соответствии с теорией выдающегося отечественного экономиста Н.Д. Кондратьева, впоследствии развитой в работах Й. Шумпетера, локомотивом экономики является технологическое развитие . Наиболее тяжёлые кризисы, связанные с войнами, переделом сфер влияния и всей системы международных отношений, обусловлены переходом от одного технологического уклада к другому.

Освоение возможностей IV технологического уклада и развитие соответствующих отраслей (металлургия, тяжелое машиностроение, автомобиле и самолётостроение, большая химия) и подготовка соответствующих специалистов и составляли содержание советской индустриализации

Именно это позволило нашей стране выстоять во Второй мировой войне, стать сверхдержавой и добиться стратегического паритета с США. Возможности V технологического уклада (связанные с развитием электроники, малотоннажной химии, компьютерной индустрии, телекоммуникациями, Интернетом) были упущены Россией, втянувшейся в бесплодные разрушительные реформы.

В настоящее время мир готовится к скачку, связанному с развитием VI технологического уклада. Вероятно, локомотивными отраслями в рамках этого уклада станут биотехнология, нанотехнология, робототехника, новая медицина, высокие гуманитарные технологии, технологии виртуальной реальности, новое природопользование. Судя по результатам проекта Президиума РАН «Комплексный системный анализ и математическое моделирование мировой динамики» (руководитель В.А. Садовничий), выполняемого в ИПМ, этот скачок произойдет в 2015-2018 годах. Естественно, этот переход к следующему технологическому укладу должен быть подготовлен не только в научном и технологическом, но и в образовательном плане.

По оценкам американских экспертов, объём рынка нанотехнологической продукции к 2015 году превысит 1 трлн. долларов. Это потребует подготовки более 800 тысяч специалистов, основная часть которых будет работать в США. Давайте всерьёз отнесёмся к плану Президента РФ, в соответствии с которым 4% этого рынка в 2015 году должно принадлежать России. Из несложной пропорции следует, что в России только для этого сектора высоких технологий должно быть подготовлено более 30 тысяч специалистов. В России таких специалистов действительно готовят. Одним из лидеров в этом направлении является факультет наук о материалах МГУ им. М.В. Ломоносова, который возглавляет академик Ю.Д. Третьяков. Это факультет, работающий на мировом уровне, выпускает по 25 специалистов в год – 150 специалистов за 5 лет. «Роснанотех», на которого уповают руководители страны, подготовкой специалистов вообще не занимается. И здесь, казалось бы, открывается огромное поле деятельности – и для государственных, и для негосударственных вузов. Важно, чтобы экономика действительно потребовала таких специалистов.

В развитых странах кадровая поддержка стратегических национальных проектов считается делом государственной важности. В качестве примера обратим внимание на выступление президента США в Американской академии наук . Процитируем Барака Обаму: «…в области разработок новых технологий производства, использования и сбережения энергии инновации важны, как ни в какой другой. Вот почему моя администрация приняла беспрецедентное решение поддержать создание экономики XXI века – экономики чистой энергии, поставить ученого во главе министерства энергетики…

Мой бюджет включает 150 миллиардов долларов для инвестирования в течение 10 лет в возобновляемые источники энергии, а также в повышение эффективности использования энергии.

…поскольку мы знаем, что прогресс и процветание будущих поколений будет зависеть от того, как мы сейчас обучаем следующее поколение, я объявляю о новом решении о поддержке математического и естественнонаучного образования. Это то, что мне в особенности небезразлично. Благодаря этому решению американские школьники в течение следующего десятилетия поднимутся со средних на верхние позиции в математике и естественных науках. Ведь мы знаем, что страна, которая опередит нас в образовании сегодня, завтра обгонит нас и в других областях. И я не намерен мириться с тем, чтобы мы уступали другим по уровню образования».

Как видим, в США руководство мыслит в терминах результата, стратегического проекта (напомним, что реакцией на запуск советского спутника в 1957 году в США стала реформа в области образования.) В отличие от этого наше министерство образования сосредоточилось на процессе, забыв про цель, стратегию России и национальную безопасность.

Но, может быть, всё не так страшно, и цена отбора «не тех» не так уж велика? Нет, очень велика. И об этом говорят не только математические модели, но и «эксперименты», которые уже были поставлены в истории

Приведем один исторический пример. В начале ХХ века самым престижным высшим учебным заведением России был Санкт-Петербургский государственный университет. Фамилии пятерых лучших выпускников университета высекали золотом на мраморе под портретом императора. В университет брали евреев в количестве 3% от общего числа студентов университета. Для них был отдельный конкурс, и этот конкурс был огромный. Власти обратили внимание, что в течение нескольких лет из года в год под портретом императора появляются только еврейские фамилии. «Решить» эту проблему и увеличить число славян среди лучших поручили министру просвещения Льву Аристидовичу Кассо. Он поступил оригинально. Отдельный «еврейский конкурс» был ликвидирован, и все стали сдавать вместе (говоря современным языком, это было очень демократично и политкорректно). А затем из всех евреев, прошедших общий конкурс, наугад отбирались люди (в пределах тех же 3%) и зачислялись в студенты. После этого еврейские фамилии под портретом императора исчезли. Снижение планки, «угадайка», прием «кого-нибудь» вместо «лучших из лучших» сделали своё дело. Вероятно, нашему министру образования и науки А.А. Фурсенко не дают покоя лавры его предшественника Л.А. Кассо.

Поэтому там, где речь идет об элитном образовании, о профессиях, где «и один в поле воин» надо не опускать, а поднимать планку отбора. Да и в остальных опускать не следует. И здесь тоже есть исторический опыт. Более полувека назад был создан Московский физико-технический институт (МФТИ) для обеспечения оборонного комплекса страны высококвалифицированными физиками. Огромная нагрузка, очень высокие требования (немногие талантливые студенты сдавали текущие домашние задания со 2-го, 3-го захода, большинству приходилось ходить по 8-9 раз). И одного из отцов-основателей Физтеха нобелевского лауреата, академика П.Л. Капицу спросили, оправдано ли такое отношение к образованию, такие нагрузки. По мнению академика, если за 20 лет из окончивших удастся вырастить одного физика уровня Ньютона или Эйнштейна, то все сверхусилия и всех студентов, и всех преподавателей, и все затраты будут оправданы. Жизнь показала, что в этом максимализме был глубокий смысл и своя логика – более 50 выпускников этого вуза стали членами Академии. И свою задачу, связанную с обеспечением кадрами оборонного комплекса страны, вуз успешно выполнил.

Обратим внимание на процедуру приема на Физтех в его лучшие годы. Сдавалось 5 экзаменов: физика (устная и письменная), математика (устная и письменная), русский язык (на уровне зачет – незачет). Максимум можно получить 20 баллов. Одновременно для школьников работала заочная физико-техническая школа (ЗФТШ), в которой бесплатно учились тысячи школьников со всей страны, мыслившие физику как свою будущую профессию. Интересна процедура приема. После сдачи всех экзаменов все студенты, не получившие двоек, проходили собеседование с комиссией, состоящей из представителей всех базовых кафедр своего факультета. Вопросы задавались самые разные. И представители какой-либо базовой кафедры могли увидеть «своего студента», взять его, отказав абитуриенту с более высокими баллами. Жизнь показала, что этот «индивидуальный», «субъективный» подход оказался оправдан. Анализ, проведенный недавно, показал, что наибольших успехов обычно добивались выпускники, получившие при поступлении по 18 — 20 баллов («всё знают») и 14 — 15 баллов («мало знают»). Дело в том, что представители второй группы, не имевшие возможность получить в школе хорошее образование в ряде регионов, «брали» трудолюбием, энергией, целеустремленностью. При приеме по ЕГЭ они просто оказались бы за бортом.

Сейчас же Физтех принимает студентов по ЕГЭ. Ряд ведущих преподавателей кафедр математики и физики утверждают, что для подготовки студентов, хотя бы на уровне 10-летней давности, нужно было бы добавить ещё один год, чтобы в течение этого года учить поступающих элементарным математике и физики.

Другой классический пример – научная школа в области теоретической физики нобелевского лауреата Л.Д. Ландау. Чтобы стать членом этой школы нужно было сдать так называемый «теорминимум» (книгу за книгой 10-томного курса Л.Д. Ландау и Е.М. Лившица). Это была очень высокая планка и преодолеть её удалось немногим. Лично Ландау принял теорминимум у 43 человек, большинство из которых стало выдающимися физиками.

Вторая мысль, которую хотелось бы донести, состоит в том, что единый государственный экзамен неудовлетворителен.

Строго говоря, этот тест ничего не измеряет. Можно сказать, что ЕГЭ представляет собой гибрид телескопа с микроскопом и неудовлетворительно выполняет функции обеих инструментов

Часто при обсуждении ЕГЭ делается акцент на математическом аппарате, связанным с этим тестом. Главная цель всей этой «математической машинерии» – скомпенсировать разную сложность экзаменационных вариантов. Для этого набранныепервичные баллы по определенному алгоритму пересчитываются в тестовые балы. Для этого в ЕГЭ используется модель частичного оценивания ( Partial Credit Model ). Она относятся к методам параметризации педагогических тестов.

Любая модель имеет свою область применимости и свои ограничения. Модель частичного оценивания, при попытке применить её к ЕГЭ, используется далеко за пределами своей применимости. В основе модели лежит представление о том, что уровень подготовленности и сложность заданий можно характеризовать одним числом, что заведомо не так, для таких сложных экзаменов как итоговая аттестация или вступительный отбор (и тем более, для их объединения в одном экзамене). Кроме того, в случае заданий, оцениваемых из нескольких первичных баллов, важной предпосылкой модели является возможность получать каждый последующий балл только после и на основе получения предыдущих. Это условие также нарушается при проведении ЕГЭ.

Для каждого варианта в рамках этой модели надо иметь свою шкалу перевода первичных баллов в тестовые. Эти шкалы нельзя усреднять. Иначе вся процедура теряет смысл. Но именно это и делается при проведении ЕГЭ! Тут уместна следующая аналогия. Вы заказали в ресторане ужин. Каждое блюдо – салат, десерт, заливное хорошо само по себе. Но тут почему-то повар смешивает всё это – «усредняет» – и предлагает отведать.

Вторая беда состоит в том, что после пересчета результатов по нелинейной шкале нельзя складывать баллы, полученные за разные предметы. Тут годится иная аналогия. Представим себе, что у вас в кошельке есть доллары, евро и рубли. И когда вас спрашивают, сколько имеется денег, то вы переводите свою наличность в какую-то одну валюту и называете, что получилось. Но можно сделать иначе – просуммировать всё, и назвать полученную сумму. Вы уже учились в школе, и знаете, что не очень хорошо складывать яблоки с грушами.

Есть немало и других ограничений, которые авторы ЕГЭ решительно игнорируют. К счастью, этот вопрос активно и во многих случаях достаточно квалифицированно обсуждался в Сети и на страницах ряда изданий. Но «Васька слушает, да ест!».

Тут, пожалуй, стоит предупредить об одном важном « know — how », найденном организаторами и проводниками системы ЕГЭ. В ответ на критику профессионального сообщества они как бы предлагают работать вместе, исправлять найденные ошибки, улучшать систему. После этого наивные эксперты (к которым относились и авторы этого текста) пишут, рассказывают, объясняют… Но всё остаётся в точности так же, как и было. Цель, видимо, – взять общество измором, дождаться момента, когда у него не останется сил сопротивляться ЕГЭ.

Отметим, что правил пересчета баллов, конкретных методик, которыми пользовались авторы ЕГЭ, вы не найдете. Есть отсылки на научные статьи, есть даже грубые математические ошибки (такая ситуация была в 2007 году). Но тайное становится явным, в случае ЕГЭ тоже.

Но дело не в деталях, ошибках, квалификации исполнителей и руководителей, не ведающих что творят и пытающихся прикрыться математической наукой. Порочен сам замысел единого экзамена. Итоговая аттестация и вступительные испытания (телескоп и микроскоп) принципиально различны

Итоговая аттестация должна представлять собой тест достижений и позволять отсеивать худших. Вступительное испытание, напротив, должно выявлять способности и отбирать лучших.

Выполняет ли ЕГЭ первую задачу? Выполняет, но очень плохо

Определим владение предметом как долю тех простых заданий, с которыми испытуемый может справиться, и будем считать, что в остальных случаях он просто гадает. Это позволяет построить несложную математическую модель. Она дает возможность, в частности, оценить вероятность подтвердить освоение общеобразовательной программы по математике от степени владения предметом (будем считать, что за задания частей B и C ученик просто не берется). Видно, что крайне слабые знания обеспечивают довольно высокую вероятность успеха, достигающую 50% при владении предметом на уровне 14% (то есть достаточно проучиться половину одной четверти в 10 или 11 классе.)

В «угадайке» по русскому языку надо учитывать шанс на успех при выполнении заданий части  B . Но и тут получается, что 70% вероятность прохождения ЕГЭ обеспечивается владением предметом на уровне всего 25%. А уровень владения 33,3% (соответствующий пресловутому «попросим компьютер убрать два неверных ответа из четырех») поднимает вероятность успеха до 80-90%.

Каждый, кто имел дело с преобразованием или усилением сигналов, например, в аудиосистемах, знает, как важен вид вольт-амперной характеристики – чем он дальше от линейного, тем сильнее возникающие искажения сигнала. Как видим из рисунка,

шкала пересчета, используемая на ЕГЭ 2009 года, существенно нелинейна. Для большинства предметов первые и последние 10% набранных первичных баллов дают столько же тестовых, сколько средние 80%. Это неизбежно усиливает ошибки, возникшие при определении первичного балла, причем разные на разных участках его диапазона. Для самых слабых и самых сильных очень велика оказывается погрешность итоговой оценки, выраженная в тестовых баллах. Для середняков – погрешность позиционирования относительно конкурентов.

Как же сдали ЕГЭ российские школьники в 2009 году? Какая часть шкалы созданного измерительного прибора используется?

Видно, что по большинству предметов на средний, близкий к линейному участок графика, на который приходится 90% экзаменуемых, соответствует диапазон в 35-50 тестовых баллов из 100. В результате, в дополнение к нелинейным искажениям происходит двух-трех кратное ухудшение дифференцирующей способности экзамена.

Выходит, что сложный и дорогой прибор, которым велит в обязательном порядке пользоваться Министерство образования РФ, попросту негодный.

Третье утверждение состоит в том, что ЕГЭ уродует среднее образование в России.

Тестовая, более примитивная форма ответа, – это шаг вниз по сравнению с тем, что было прежде. Конечно, ЕГЭ – не только тесты, но именно тестовая часть ЕГЭ используется для оценки подготовленности основных масс экзаменуемых и именно на нее всё более ориентируется ныне процесс обучения.

На недостатки тестов и невозможность дать утвердительный и отрицательный ответ обращал внимание ещё Карлсон, который живет на крыше. Он поинтересовался у фрекен Бок – поклонницы ясных и четких ответов (и, вероятно, тестовой формы экзаменов): «Перестала ли ты пить коньяк по утрам?». И даме сразу стало ясно, что ни утвердительно, ни отрицательно она ответить на этот вопрос не может.

На нелепость подобных «простых ответов» в гуманитарных науках обращал внимание министра образования Президент РФ (к сожалению, действия это не возымело). Нелегко бывает «выбрать» нужный ответ.

В этой связи вспоминаются горькие слова учителя из советского фильма «Доживем до понедельника», обращенные к плохим учителям. Слова о том, что они насаждают в школе среди учеников «принцип двух У» – «угадать и угодить». ЕГЭ заставляет угадывать и угождать всех школьников нашего Отечества. А как хотелось бы избежать этого урока лицемерия в общенациональном масштабе.

Следующий тезис, с которым соглашаются даже авторы ЕГЭ, которых трудно заподозрить в беспристрастности и объективности: то, что не проверяется ЕГЭ, в школе быстро отмирает.

Что же это? Например:

• умение аргументировать свою позицию;
• умение ставить вопросы;
• способность выполнять лабораторные работы;
• практические навыки;
• умение работать со справочным материалом;
• способность вырабатывать свой взгляд на жизненные проблемы и художественные произведения, неразрывно связанную с творчеством, рефлексией, умением самостоятельно осмысливать ситуацию;
• все предметы, не укладывающиеся в прокрустово ложе ЕГЭ.

ЕГЭ уже «съел» все школьные экзамены, оставив «русский» и «математику» и то на уровне «зачёт» и «незачёт». И перегрузил школьников псевдознаниями. Вы помните, как звали лошадь Вронского? Или отчество Чичикова? Жаль. Для сдачи ЕГЭ по литературе пригодились бы именно такие познания.

ЕГЭ ставит школьника, его родителей и учителей перед чуждой и непонятной образовательно-государственной машиной. По сути, нет возможности апелляции. Мы сплошь и рядом сталкиваемся с ситуациями, когда правильно выполненные задания части С не засчитывались, потому что они были выполнены не так, как было велено создателями ЕГЭ. А проверить, верно ли были распознаны компьютером ответы на части A и B , вообще невозможно.

Об одном безобразии ЕГЭ стоит сказать особо. И в советские, и в недавние российские времена материалы вступительных экзаменов (условия задач и их решения) публиковались и служили инструментом для подготовки следующих поколений школьников. Можно вспомнить знаменитые физтеховские задачники, через которые прошло не одно поколение будущих физиков, математиков, инженеров. Сложные и парадоксальные задачи мехмата МГУ, многие из которых были маленькими математическими шедеврами.

Не то с ЕГЭ. Подготовленные за деньги налогоплательщиков, эти задачи оказываются… «интеллектуальной собственностью» конторы, которая их готовит. И попытки выложить их в Сети жестоко пресекались под угрозой уголовного наказания всех, покусившихся на эту священную «собственность».

Ну а что же авторы ЕГЭ, инициаторы его введения – Высшая школа экономики, господа Е.Г. Ясин и Я.И. Кузьминов! Среди преподавателей бытует невеселая поговорка: ВШЭ, ЕГЭ сидели на трубе. ВШЭ упало, Е пропало. Что осталось на трубе?

Поясним. Судя по всему, оглушительный провал ЕГЭ стал неожиданностью для самих авторов этой затеи. Насколько можно судить, Я.И. Кузьминов допускает проведение «отдельного» (от ЕГЭ) экзамена в школе по русскому языку и математике (Е пропало). Господин Кузьминов считает, что ЕГЭ надо проводить на федеральном уровне и «муниципалов» надо заменить на «федералов». «У нас ведь есть в регионах масса федеральных служащих, начиная с силовиков и заканчивая налоговой службой». Господин Е.Г. Ясин сетует, что чиновники всё извратили и испортили, и на свой лад толкует черномырдинское: «Хотели как лучше…». Наконец, в соответствии с принятым законом Московский и Санкт-Петербургский государственные университеты освобождены от обязательного приема по ЕГЭ и сами будут выбирать форму конкурсных испытаний (остальные вузы, видимо, не так жалко, поэтому пусть барахтаются так же, как в 2009 году).

Да это и разумно. Вспомним проблему «льготников». По словам ректора МГУ академика В.А. Садовничего на несколько факультетов не было принято ни одного студента по конкурсу. Все места были заняты льготниками. Желание государства поддержать эту категорию благородно. Но для этого должны быть выделены отдельные места и отдельные государственные деньги.

Недавно нам довелось узнать о счастливых родителях, сумевших пристроить дочку в престижный вуз как льготницу и сироту. Родители смогли достать справки, что они… умерли. Эта ситуация будет покруче коллизии, описанной в «Мертвых душах».

На наш взгляд, в творящейся со вступительными экзаменами неразберихе у негосударственных вузов появляется возможность для маневра. Им надо добиться права приема студентов по своему усмотрению, безо всякого ЕГЭ. И отбирать поступающих серьёзно, тщательно и ответственно, трезво оценивая подготовку поступающих и свои возможности выучить этих людей.

И вообще ситуация удивительная во многих отношениях. Неудовлетворительных оценок по математике в 2009 году 6,7% против 23,5% в 2008 году: «Я как и вы, ищу ответ на вопрос, как за год на такую величину могло улучшиться преподавание в школах», – изумляется председатель комитета по образованию Госдумы Григорий Балыхин. Его также удивляет, что в Адыгее русский язык сдали 118,43% выпускников, в Вологодской области 117,94%, в Туве 109,11%…

Но всё это не мешает делать очень хорошую мину при очень плохой игре. Тот же Г.А. Балыхин, несмотря на своё удивление, считает, что «экзамен выполнил те задачи, которые ставились в самом начале, в 2001 году, к которым относились повышение доступности высшего образования, снижение коррупционной составляющей и повышение объективности качества школьного образования». На наш взгляд, ЕГЭ не решил ни одну из этих проблем, создав множество новых. И речь идет не об «ошибках», «накладках» и «недоразумениях», а о принципе.

ЕГЭ разрушителен и опасен не только для высшей и средней школы, но и для всего российского общества, и поэтому должен быть отменен.

Неверна идея. Как можно говорить о «едином» для страны экзамене, если для школьников в различных регионах условия различны?! И как может быть иначе, если валовой региональный продукт на душу населения отличается в 25 раз?! Несправедливость нынешней схемы просто очевидна.

Можно ли сделать иначе, более разумно? Можно, разделив выпускной и вступительный экзамены. Если не хочется делать так, как раньше (а почему бы и нет, казалось бы, отбирать людей должны именно те, кому придется их учить), то можно использовать так называемый рейтинг-балл . То есть организовать экзамен в рамках данного региона и «выстраивать» абитуриентов согласно их достижениям. Их оценкой будет просто процент тех сверстников, которые показали результаты не лучше их (это и есть рейтинг-балл). Это позволит выделить лучших в той образовательной среде, в которой ученики оказались, избавиться от необходимости «уравновешивать» варианты разной трудности и обойтись без сложной и непрозрачной процедуры пересчета первичных баллов в тестовые.

Разумеется, ни о какой антикоррупционности ЕГЭ говорить не приходится. Родители, готовые «вкладывать деньги в поступление» будут делать это в том же, а то и большем объеме, чем раньше (ведь теперь нужно учить не только предмету и но и сдаче ЕГЭ по нему). Никакими «механическими» мерами, запретами, «привлечением федералов» коррупцию искоренить не удастся. Это социальная проблема, а не вопрос применяемой процедуры.