Russian
| English
"Куда идет мир? Каково будущее науки? Как "объять необъятное", получая образование - высшее, среднее, начальное? Как преодолеть "пропасть двух культур" - естественнонаучной и гуманитарной? Как создать и вырастить научную школу? Какова структура нашего познания? Как управлять риском? Можно ли с единой точки зрения взглянуть на проблемы математики и экономики, физики и психологии, компьютерных наук и географии, техники и философии?"

«УСТОЙЧИВОСТЬ СОЦИАЛЬНЫХ СТРУКТУР И ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ ОСОБЕННОСТИ РОССИИ» 
С.Ю. Малков

Итак, анализ показывает, что Западное и Восточное общества — это реализация двух структур устойчивых состояний (аттракторов) в системе социальных отношений «свой — свой» и «свой — чужой». Для Западного общества характерно соотношение с i / b ji > 1, для Восточного — с i / b ji < 1. Отсюда вытекает, что кардинальное цивилизационное различие Запада и Востока — не парадокс, а логичное следствие различия условий существования этих структур аттракторов.

Возникает вопрос: насколько устойчивы эти структуры к изменению параметров с i и b ji , то есть к изменению социально-психологических установок в обществе? Обратимся к обществу Восточного типа (см. рис.6 ). Анализ на основе модели (2) показывает, что оптимальной стратегией для конкурирующих субъектов в этом случае является уменьшение с i - внутренней конфликтности среди «своих» — при одновременном увеличении b ji - агрессивности к «чужакам». На рис.7 изображена математическая интерпретация реализации такой стратегии субъектом №1 в ходе его конкурентной борьбы с субъектом №2.

(А)
(Б)

Рис.7. Изменение фазовых траекторий в обществе Восточного типа при уменьшении отношения с 1 / b 21 : (а) — начальное состояние, (б) — конечное состояние.

Видно, что при уменьшении отношения с 1 / b 21 область притяжения I увеличивается, субъект №1 получает преимущество в конкурентной борьбе и достигает доминирования, даже не обладая большими ресурсными возможностями и «силой» u 1 . В свете этого понятно, что Восточное общество постоянно воспроизводит в общественном сознании данную стратегию, обеспечивая устойчивость социально-психологических установок и моделей поведения.

В Западном обществе ситуация иная. Устойчивое сосуществование конкурирующих субъектов возможно лишь в случае, когда все они придерживаются стратегии увеличения отношенияс i / b ji , то есть исповедуют западные ценности, изложенные в начале статьи. Стоит кому-либо из субъектов пойти по пути уменьшения отношения с i / b ji и использовать толерантность партнеров в своих корыстных целях, как ситуация начнет развиваться в его пользу. Математический образ реализации такой стратегии субъектом №1 изображен на рис.8.

(А)
(Б)

Рис.8. Изменение фазовых траекторий в обществе Западного типа при уменьшении отношения с 1 / b 21 : (а) — начальное состояние, (б) — конечное состояние.

Ситуация, изображенная на рисунке, является иллюстрацией того, что в Западном обществе переход какого-либо субъекта к стратегии уменьшении отношения с i / b ji дает ему значительные преимущества и резко дестабилизирует обстановку, разрушая равновесное состояние. Исторической иллюстрацией этому является приход Гитлера к власти в Германии в 1933 году. «Национал-социалистическая германская рабочая партия» завоевала большинство в Рейхстаге легитимно, в результате выборов. Однако сразу после этого по ее инициативе Рейхстаг принял закон о чрезвычайном положении, все остальные партии были запрещены, а профсоюзы распущены. Начался период нацистской диктатуры (высокое b ji ), закончившийся национальной катастрофой. Таким образом, ситуация равновесия в Западном обществе — состояние относительно неустойчивое (неустойчивое относительно используемых субъектами стратегий). Во имя обеспечения устойчивости нельзя допускать в Западное общество субъектов, использующих стратегию уменьшения с i / b ji . Именно поэтому так много усилий тратится на пропаганду и распространение западных ценностей («права человека», «демократия», «неприкосновенная частная собственность» и т.п.) и на их защиту экономическими, политическими и военными средствами.

Аналогичная ситуация имеет место в отношении устойчивости систем социального управления (ССУ). Можно математически строго показать [9], что директивная система управления (см. рис.3), характерная для Восточного общества, локально устойчива по отношению к изменению структуры, то есть при изменении количества и характера связей ? ij появляющиеся недостатки (прежде всего — увеличивающиеся затраты на управление) не компенсируются ожидаемым повышением эффективности ССУ. Не удивительно поэтому, что попытки государственного реформирования в странах Востока, как правило, заканчивались возвращением к жесткой директивной системе управления (к диктатуре, авторитарному режиму и т.п.). Более того, когда быстрое реагирование и согласованность действий являются главными критериями эффективности, жесткая директивная ССУ является единственно целесообразной и оправданной. Поэтому управление армий всего мира основывается на принципах директивной ССУ: на единоначалии, жесткой дисциплине и безусловном выполнении приказов. В отношении адаптивной системы социального управления (см. рис.4) ситуация иная. Эта ССУ обладает высокой эффективностью и низкой затратностью только в том случае, если задействованы все связи ? ij . Если в силу каких-либо обстоятельств (преднамеренных или непреднамеренных) часть связей перестает функционировать, то эффективность управления резко падает [9]. В условиях подобного кризиса выправить ситуацию зачастую становится возможным, лишь вводя в стране режим чрезвычайного положения (то есть переходя к жесткой директивной системе управления). Совершить обратный переход (вернуться к начальному состоянию) существенно сложнее, осуществимость обратного перехода зависит от ряда условий. Основным из этих условий является способность и желание членов общества отстаивать свою экономическую независимость и суверенность по отношению к центральной власти, что характерно для Западного общества и не характерно для Восточного.

Проведенный анализ показывает, что и Восточное и Западное общество обладают устойчивостью, но это устойчивость разного типа. Устойчивость Восточного общества можно назвать «статической», а Западного — «динамической». Устойчивость Восточного общества обеспечивается тем, что стратегия уменьшения отношения с i / b ji является выигрышной для каждого субъекта и поэтому постоянно воспроизводится в процессе социальных взаимодействий. Устойчивость Западного общества возможна лишь до тех пор, пока все субъекты придерживается стратегии увеличения отношения с i / b ji , хотя для каждого отдельно взятого субъекта эта стратегия не является оптимальной. То есть устойчивое существование Западной модели социума — это реализация коллективного эффекта в обществе «чужих» , возможная лишь при достаточно высокой ресурсной обеспеченности (необходимой для экономической независимости субъектов) и при господстве строго определенных социально-психологических и этических установок (приверженности западным ценностям).

Таким образом, проведенный анализ свидетельствует о том, что отличие Востока и Запада закономерно: это два устойчивых социальные состояния-аттрактора, в которых экономические, организационные и социально-психологические параметры соответствуют друг другу вполне определенным образом. Для Запада характерно сочетание «рыночная экономика либерального типа — адаптивная система управления — первая этическая система», для Востока — сочетание «распределительная экономика — директивная система управления — вторая этическая система». Следуя С.Г.Кирдиной [18], можно Западное общество назвать Y -структурой, а Восточное Х-структурой. Основные отличительные черты этих социальных структур отражены на схеме 1. Важно, что Западное и Восточное общества отличны не только структурно, но и механизмами самоорганизации и обеспечения устойчивости (выживаемости). Именно это не дает им сойтись, делает неустойчивыми симбиозные социальные образования .

Как же произошло формирование столь непохожих социальных структур и этических систем в ходе исторического развития? Для этого нужно проанализировать материальные условия жизни людей в разные эпохи. Наиболее распространенными типами обществ в исторический период развития человечества являются аграрное и индустриальное общества. Рассмотрим их по отдельности.

а) Экономической основой аграрных обществ является сельское хозяйство; главным, жизнеобеспечивающим ресурсом является плодородная земля. Этот ресурс по своей природе ограничен, вследствие чего за обладание им идет постоянная борьба. Население сообща охраняет свои земли от соседей, подозревая последних в агрессивных намерениях. Фактором усиления противопоставления «свой — чужой» является преобладание натурального хозяйства в аграрных обществах: сельское население живет замкнутым миром, «чужаки» вызывают настороженность и неприятие. В среде «своих» приветствуется взаимопомощь; социальная синхронизация общества достигается воспитанием коллективизма, путем «декларации добра».

В этих условиях закономерным образом формируется вторая (по В.А.Лефевру) этическая система. Ее укреплению способствуют внеэкономические методы социального управления, авторитаризм власти земледельческой и государственной элиты, жесткость социальных перегородок. Предпосылкой формирования первой этической системы в недрах аграрного общества является ослабление жесткости позиционирования «свой — чужой», развитие индивидуализма, усиление экономической и политической самостоятельности различных социальных субъектов. Однако развитие этих процессов постоянно прерывается в ходе политико-демографических циклов [19], присущих аграрным обществам. Логика циклических изменений коротко может быть изложена следующим образом.

Цикл часто начинается с внешнего завоевания, в результате которого устанавливается жесткое авторитарное правление победителей, противопоставляющих себя завоеванному населению. Усилия победителей направлены на подчинение своей власти как местного населения, так и представителей бывших элит. Главой государства становится предводитель победителей, который формирует новую элиту из своих сподвижников и единомышленников. Лояльность новой элиты поддерживается раздачей завоеванных земель. В среде элиты сильны клановые традиции, обеспечивающие устойчивость отдельных семей и родов. Наследование имущества и земель проводится по пропорциональному принципу — всем сыновьям (или всем детям, включая дочерей): так обеспечивается принцип справедливости на уровне отдельной семьи. Однако уже через несколько поколений земельные наделы дробятся, центральная власть слабеет, поскольку уже не имеет свободного ресурса земель для раздачи приближенным. Усиливаются центробежные тенденции у элиты, растет индивидуализм. Государство постепенно распадается на слабосвязанные области, соперничающие друг с другом. Одновременно происходит неуклонное уменьшение крестьянских наделов (в силу все того же пропорционального принципа наследования). Из-за относительной перенаселенности начинается демографический кризис и сопутствующие ему волнения, бунты, восстания. Ослабевшая центральная власть уже не в состоянии справиться с ситуацией. Начинаются распри внутри элиты. Дело заканчивается либо кровопролитной гражданской войной, в результате которой к власти приходит диктатор, либо вторжением в ослабевшее государство соседей, стремящихся воспользоваться ситуацией и расширить свои земельные владения. В любом случае вновь устанавливается жесткая центральная власть, авторитаризм, направленный на слом сопротивления старой элиты. И цикл начинается снова.

Таким образом, аграрное общество в ходе своей циклической эволюции постоянно воспроизводит условия для реализации второй этической системы.

б) Экономической основой индустриальных обществ является производство промышленной продукции и ее рыночное перераспределение среди членов общества на основе товарно-денежных отношений. В отличие от аграрных обществ, ресурсная база которых единообразна (в основном, земельный фонд) и с неизбежностью ограничена, ресурсная база индустриальных обществ многообразна (в нее входят полезные ископаемые, источники энергии, технологии, знания и т.д.) и — главное — изменчива (как правило, увеличивается в силу непрерывных технических инноваций). Другим важным отличием является переход от самодостаточности натурального хозяйства (способствовавшей замкнутости аграрных обществ) к производственной специализации и активному рыночному обмену продукцией между различными экономическими субъектами. Вследствие этого позиционирование «свой — чужой» перестает быть актуальным. Наоборот, полезной становится способность к установлению контактов с разными партнерами, к поддержанию бесконфликтных деловых отношений с ними. Активная экономическая деятельность подразумевает свободу действий и, с другой стороны, установление четко определенных правил игры. Нарушение этих правил есть «зло», дестабилизирующее общество. В соответствии с этим целью законодательной системы индустриального общества является «запрет зла».

В этих условиях закономерным образом формируется первая этическая система. Ее укреплению способствуют отсутствие жестких социальных перегородок, социальная мобильность, размывающая противопоставление «свой — чужой», развитый индивидуализм членов общества, адаптивная (демократическая) модель управления с постоянной корректировкой статус-кво во властных структурах посредством периодических выборов.

Как уже отмечалось ранее, социальные и этические системы аграрного и индустриального обществ (и соответствующие им X — и Y — институциональные структуры) кардинально отличаются друг от друга. Как же оказался возможным переход от одной системы к другой? Для этого нужны были особые условия. В силу рядя обстоятельств такие условия сложились в эпоху Средневековья в Западной Европе. Она к концу династии Каролингов представляла собой лоскутное одеяло частных владений, центральная королевская власть была чрезвычайно слаба. По логике развития аграрных обществ соседи должны были бы воспользоваться слабостью местных элит, напасть, и в результате их нашествия должен был бы начаться новый политико-демографический цикл. Но Западной Европе повезло: на протяжении всего Средневековья она не подвергалась серьезным внешним нашествиям (это связано с ее лесистостью, пересеченностью рельефа и периферийным положением на континенте). Грозные кочевники, гроза стран Востока – арабы и монголы – вглубь ее лесных массивов не стремились. Норманны и венгры, терроризировавшие Европу в IX-X веках, были заурядными разбойниками, которые только способствовали укреплению власти местной знати над крестьянами: чем дожидаться помощи от далекого короля, лучше спастись в замке местного графа (правда, затем будешь этому графу многим обязан, но тут уж ничего не поделаешь). Относительная слабость внешнего врага привела к уникальному результату: к XI веку Западной Европе сформировалась и закрепилась примогенитура (майорат) – принцип наследования, когда после смерти владельца земельный надел не дробится, а целиком наследуется лишь одним (как правило, старшим) из сыновей. Это нелогичный для аграрного общества принцип, он противоречит коллективистской морали, понятию справедливости в рамках второй этической системы (можно сказать, что это была своеобразная этическая флуктуация). Однако этот принцип оказался «полезным» в условиях средневековой Европы: благодаря ему окрепли экономические и политические позиции местной знати, что позволило ей самостоятельно противостоять набегам разбойников. С другой стороны, примогенитура в крестьянских хозяйствах повысила их устойчивость, поставила преграду обезземеливанию, стабилизировала демографическую ситуацию. В итоге в Западной Европе на длительный срок была законсервирована раздробленность , которая сформировала новую политическую культуру — культуру договорных отношений на разных уровнях социальной иерархии (европейский феодализм, а затем и парламентаризм), культуру сдержек и противовесов, политических коалиций, препятствующих усилению какой-либо одного политического субъекта.

Примогенитура в крестьянских хозяйствах, остановив перманентный процесс уменьшения размеров земельных наделов, стабилизировало сельскохозяйственное производство, экономически усилило крестьянство. Одновременно, значительная часть населения (младшие братья, которым не достался в наследство земельный надел) стали работать по найму, что способствовало внедрению рыночных отношений на селе. Они же (младшие братья) стали демографической подпиткой растущих городов, фактором роста класса бюргеров. Необходимость самостоятельно добиваться устойчивого состояния в жизни без надежды на наследство способствовало развитию предприимчивости, индивидуализма в сознании, формированию первой этической системы.

Таким образом, эти и ряд других уникальных обстоятельств, сложившихся в Западной Европе к XI веку, прервали циклическую эволюцию аграрного общества и ввели его в бифуркационное состояние, закончившееся переходом на принципиально новую траекторию развития . Отличие Запада от Востока стало не только формальным, но и сущностным: отныне они стали принадлежать разным этическим системам и перестали понимать друг друга.

3. Дилемма «Запад — Восток» и путь России

Итак, различие Западного и Восточного типов общества во многом определяется тем, что в них реализованы две диаметрально противоположные стратегии обеспечения устойчивости функционирования социума, соответствующие двум базовым состояниям-аттракторам [16] . В Западных обществах базовыми ценностями, следование которым поддерживает социальную устойчивость, являются:

  • экономическая и политическая свобода, обеспечение «прав человека»;
  • священная и неприкосновенная частная собственность;
  • демократия;
  • правовой характер общества, равенство всех перед законом;
  • разделение законодательной, исполнительной и судебной власти.

Реально, эта система ценностей направлена против чрезмерного усиления центральной власти, монополизма в любых его проявлениях; ее суть можно определить как «объединение слабых против сильного» .

Соответственно, для Восточных обществ характерны:

  • ограничение личных свобод в пользу прав центральной власти;
  • примат общественной и государственной собственности над частной;
  • авторитаризм в политике;
  • неправовой характер общественных отношений, жизнь по традициям и «по понятиям», а не по формальным законам;
  • концентрация различных видов власти в одних руках.

Эта система отношений формируется, как правило, в условиях серьезной внешней угрозы и объективно способствует усилению центральной власти; ее сутью является«объединение слабых вокруг сильного» .

К какому же из этих двух основных типов обществ относится (или должна относиться) Россия? Какой логике поведения ей надо придерживаться, чтобы обеспечить социальную устойчивость? К какому состоянию — аттрактору надо стремиться? Об этом уже много столетий спорят историки, образованная часть общества (западники и славянофилы, рыночники и «почвенники» и т.п.), но безрезультатно. На поверхности — характерная для России внешняя противоречивость социального поведения (воспринимаемая как шараханье из крайности в крайность), его несоответствие ни западным, ни восточным моделям, например:

  • почвенный российский коллективизм уживается с периодически происходящими жесточайшими внутренними социальными «разборками», а идущая на протяжении всей российской истории вооруженная борьба с геополитическими соседями сочетается с удивительной терпимостью к ним же в мирное время и с всепрощенчеством;
  • потрясающая управленческая бездарность в спокойные исторические периоды соседствует с поразительными свершениями в кризисные эпохи, когда казалось бы нет никаких шансов на успех и ситуация безвыходная

Все это стало причиной повторяющихся рассуждений о «загадочной русской душе», о «русской непредсказуемости» и т.д. Но так ли уж все загадочно и непредсказуемо? Может быть, здесь есть своя логика?

Если действовать в рамках научной методологии, то поиск причин возникновения тех или иных особенностей в развитии общества нужно начинать с анализа условий его существования. Поэтому проанализируем условия, в которых протекали (и до сих пор протекают) процессы социальной самоорганизации в России.

В таблице 1 приведено обобщенное сравнение условий, оказавших важное влияние на формирование социальных институтов в странах Востока, Запада и в России в доиндустриальную эпоху (соответствующие количественные данные приведены в Приложении ).

Таблица 1

Фактор

Восток

Запад

Россия

1. Естественное плодородие почв, обеспеченность агроресурсами (в зависимости от существующих природно-климатических условий)

*

**

***

2. Внешние военные угрозы

***

*

***

3. Наличие людских ресурсов

*

**

***

4. Развитость коммуникаций

*

**

***

Примечания:

а) в отношении таблицы в целом:

  • под Востоком понимаются средневековые страны Ближнего, Среднего и Дальнего Востока; под Западом — средневековая Западная Европа (до XV века), в которой постепенно складывались предпосылки для формирования капитализма;
  • благоприятное состояние рассматриваемого фактора отражено в таблице одной звездочкой, неблагоприятное — тремя, среднее — двумя. Сравнение проводится синхронистически — для одинаковых исторических периодов;

б) в отношении первого фактора: уровень естественной обеспеченности агроресурсами зависит от природно-климатических условий в регионе;

в) в отношении второго фактора: в доиндустриальную эпоху наибольшую опасность для земледельческих народов представляли кочевники. Всего больше доставалось районам, прилегающим к степям и пустыням. Западную Европу в силу ее лесистого характера и периферийности положения в Евразии кочевники практически не тревожили. Средневековые европейские войны имели характер внутренних «разборок» христианских государей друг с другом и, как правило, не слишком сильно влияли на жизнь простого народа;

г) в отношении третьего фактора: в качестве показателя наличия людских ресурсов используется средняя плотность населения;

д) в отношении четвертого фактора: развитость транспортных коммуникаций (прежде всего, сухопутных) зависит от лесистости территории и природно-климатических условий в регионе.

Рассмотрим влияние первых двух факторов из таблицы 1 на процессы социальной самоорганизации в разных регионах.

В странах Востока в силу сравнительно благоприятных климатических условий обеспеченность агроресурсами была достаточно хорошей; но с другой стороны, был высок уровень военных угроз. Это объективно способствовало тому, что имеющиеся свободные ресурсы аккумулировались элитой в своих руках и тратились на военные и другие нужды. Обратной стороной такой ситуации было то, что органы центральной власти становились гипертрофированно сильными, переставали считаться с народом; устанавливались авторитарные режимы, формировавшие общество «под себя» сверху вниз. Нарастающее давление центральной власти периодически приводило к социальным кризисам и народным восстаниям, но после них все возвращалось «на круги своя» и вновь воспроизводилась социальная система X -типа.

В странах Западной Европы в силу менее благоприятного климата агроресурсов было существенно меньше ( см. Приложение 1 ), и центральной власти их доставалось немного. С другой стороны, потребность в центральной власти была не велика, поскольку был существенно меньшим уровень внешних угроз, от которых власть должна была защищать население. В этих условиях центральная власть не пользуется поддержкой снизу и слабеет в борьбе с центробежными тенденциями в среде элиты; ее возможности ограничиваются, возникают процессы социальной самоорганизации снизу вверх на основе принципа субсидиарности, постепенно формируется социальная система западного типа. В этом — одна из причин длительной феодальной раздробленности в Западной Европе, закончившейся в конечном счете победой буржуазного строя, то есть победой индивидуализма, частных интересов граждан над претензиями центральной власти.

На северо-восток от Западной Европы природно-климатические условия становятся еще более суровыми [20] . Основной проблемой этносов становится обеспечение физического выживания . При низких ресурсных возможностях социальным надстройкам (в том числе, специализированным органам центральной власти) не на что существовать. В этом регионе логично было бы наблюдать неразвитость государственности или ее полное отсутствие (именно это и наблюдалось у финно-угорских, самодийских народов; наблюдалось это и у славян до Х века нашей эры). Однако на территории Восточно-Европейской равнины в Средневековье в суровых природно-климатических условиях возникла социальная аномалия : сильное централизованное аграрное государство «Московское царство», ставшее затем «Российской империей», потом «СССР» и сейчас «Российской Федерацией».

В чем причина такой аномалии? Откуда взялись ресурсы на создание в XV — XVI веках сильного государства, в то время как их катастрофически не хватало для сколь-нибудь сносного существования основной части этноса [20] ? Чудес не бывает — такое возможно только за счет дополнительного урезания и без того чрезвычайно скудного потребления крестьян в пользу создания и поддержания государственных структур. Какова естественная реакция крестьянства на такое урезание, случись такое хоть на Востоке, хоть на Западе? Ответ предсказуем: неизбежен рост недовольства крестьян, частые народные восстания. И таким восстаниям в истории стран Востока и Запада несть числа. Что же в России? — Здесь типична обратная реакция: добровольное затягивание поясов, смирение, непротивление и упование на «царя-батюшку». Чем такую реакцию объяснить?

Распространенный (и очень популярный в среде либеральных публицистов) ответ таков: причина подобного поведения — в рабском характере и природной пассивности русского народа, в страхе перед властью, воспитанном в народе самодержавием — тяжелым наследием монголо-татарского ига. То есть — сами виноваты. Что же делать? — Выдавливать из себя раба, отстаивать свои права, бороться за них, не давать власти помыкать собой. То есть — быть такими, как все «нормальные» народы.

Но мы уже знаем, что «нормальный» народ в таких условиях государство образовать не смог бы — на это попросту не хватает ресурсов. Тут либо «натягивание одеяла на себя» ценой ослабления центральной власти, либо жесткое самоограничение ради укрепления централизованного государства — третьего не дано. Киевская Русь пошла по первому пути, типичному для феодальной Европы. Кончилось это раздробленностью, княжескими междоусобицами и татаро-монгольским завоеванием. Московская Русь выбрала второй путь, позволивший ей консолидировать силы, избавиться от завоевателей и стать Российской империей.

Здесь мы сознательно избегаем этических оценок: кому-то нравится Российская империя («великое евразийское государство»), кому-то не нравится («тюрьма народов»). Мы лишь констатируем объективный факт: в условиях Русской равнины устойчивая государственность возможна только при добровольном самоограничении народа в пользу центральной власти (это можно называть хоть «самоотверженностью», хоть «рабской психологией», суть не меняется). Чем обусловлено возникновение этого социально-психологического феномена, характерного по существу только для русских и больше ни для какого народа ни на Востоке, ни на Западе? Почему русские такие «ненормальные»? Чтобы ответить на этот вопрос, сравним роль государства на Востоке, на Западе и в России (рассмотрение будем вести крупными мазками, чтобы ярче высветить главное).

Сказанное справедливо для макроструктурной организации общества. Реально внутри X -обществ всегда существуют подсистемы, организованные по Y -принципу (например, рыночно-торговый сегмент в аграрных обществах), а в Y -обществах — подсистемы, организованные по X -принципу (например, армия и силовые структуры, системы государственного социального обеспечения в современных Западных странах). При этом в конкретном обществе соотношение X — и Y -элементов непостоянно во времени; сильнее всего оно зависит от изменения внешней ситуации: от увеличения или снижения ресурсной базы, от изменения опасности угроз существованию социума.

Следует отметить, что в отдельные исторические периоды накопление Y -свойств в обществах X -типа наблюдалось и за пределами Западной Европы (например, в Китае во время династии Сун, в раджпутском Раджастхане на северо-западе Индии в VIII — XII веках). Однако этот процесс, как правило, прерывался внешним завоеванием с последующим возвратом к жесткой X -структуре. Древнейшие государства возникли на Востоке в так называемых «речных цивилизациях» (долины Нила, Инда, Хуанхэ, междуречье Тигра и Ефрата). Важнейшей функцией этих государств была хозяйственная - организация населения на проведение коллективных ирригационных работ. В условиях «речных цивилизаций» ирригационные работы позволяли резко повысить урожайность, поэтому в их эффективности было заинтересовано все общество. Если по каким-либо причинам государство ослабевало, то ирригационные системы приходили в упадок, урожайность падала, возникал голод, вспыхивали гражданские войны, наступала гуманитарная катастрофа. Поэтому к центральной власти относились терпимо (особенно, в конфунцианских странах), считали, что власть должна быть сильной и мудрой. С поборами в пользу государства мирились, тем более что ресурсов хватало на всех. Однако если положение народных масс ухудшалось и виновным в этом оказывалось государство, народ поднимался на восстания.

В средневековой Западной Европе государство не выполняло хозяйственных функций и работало лишь на себя. Общество от центральной власти ничего (кроме необходимости платить налоги) не имело. Поэтому происходили постоянные внутренние конфликты. Размеры и сила государств по существу определялись размером средств, которые государству удавалось изъять у своих подданных, но их было немного. Реальным источником доходов была война с соседями, но только если эта война успешная, а это было далеко не всегда. Так что государство на Западе воспринималось обществом в основном как обуза: народ жил своей жизнью, государство — своей. (Ситуация стала меняться в эпоху буржуазных революций, но это было уже в XIX веке.) Естественно, общество не было заинтересовано в усилении центральной власти, всячески ей противилось, стремилось как-то ее ограничить (в Англии — парламентом, во Франции — Генеральными штатами и т.п.), стать независимым от нее. Противостояние общества и государства, постоянные внутренние конфликты были причиной длительной феодальной раздробленности в Западной Европе. Слабость Европы, к счастью для нее, не закончилось катастрофой. Ее спасло то, что она не представляла особого интереса для сильных геополитических соседей: ни арабы в VIII веке, ни монголы в XIII веке в лесные районы Западной Европы не пошли, вернулись в свои степи и полупустыни; турки-османы серьезно тревожили только юг Европы.

В России ситуация была другая. Россия в силу своего географического положения постоянно подвергалась нападениям и со стороны Великой Степи, и со стороны Запада. Причем нападали иноверцы, и борьба была беспощадная, на уничтожение. В этих условиях существование народа возможно было только при наличии сильного государства , способного организовать отпор врагу. Есть государство — есть народ, нет государства — нет народа. То есть сильное государство становится гарантом выживания этноса. Жалко ли пожертвовать личным достатком в пользу сильного государства ради обеспечения безопасности? — Не жалко! И это был осознанный выбор русского этноса.

Если у других народов взаимоотношения с властью строились в основном по поводу материальных проблем и при ухудшении материального состояния народных масс естественной их реакцией был бунт против власти, стремление заставить считаться с собой путем неповиновения, то у русских выработалась стратегия, противоположная по своей сути: основные угрозы воспринимались как исходящие не от власти, а извне, поэтому с данной Богом властью смирялись и при ухудшении ситуации шли на сокращение потребления с тем, чтобы высвободившиеся ресурсы объединить под началом власти для отпора внешнему врагу. Западный наблюдатель трактовал такое поведение как проявление «рабской психологии» русского народа и был не прав: самоограничение и подчинение власти в условиях России в действительности создавало необходимые условия для этнического выживания, для объединения скудных ресурсов в борьбе с внешними угрозами. Выживание этноса в условиях хронической нехватки ресурсов и при постоянных военных угрозах возможно лишь за счет:

  • мобилизационных мер концентрации ресурсов в руках центральной власти в форс-мажорных обстоятельствах (а такие обстоятельства возникали постоянно);
  • перераспределения сконцентрированных ресурсов из центра на приоритетные направления без упования на рыночные механизмы саморегуляции (частная собственность в этом случае является помехой, тормозящей процессы концентрации и централизованного перераспределения ресурсов в форс-мажорных обстоятельствах);
  • обеспечения психологической поддержки или, по крайней мере, непротивления со стороны населения действиям центральной власти (в противном случае мобилизация ресурсов не может быть центральной властью осуществлена);
  • снижения конфликтного давления со стороны периферии страны на ее центр (это необходимо для снижения затрат на управление страной в условиях ограниченных ресурсов).

Действительно, логичность перечисленных мер укрепления устойчивости социума становится очевидной, если обратиться к модели (2) . Если в качестве социальных субъектов в модели рассматривать этносы (состоящие из народа и элиты), в качестве u i — ресурсы, которые могут быть использованы ими для противостояния другим этносам, то тогда выражение (2) означает, что для повышения своей живучести этносы должны увеличивать u i и, следовательно, стремиться к тому, чтобы правая часть выражения (2) была больше нуля. Для этого нужно увеличивать член a i u i и уменьшать значения a j ? i b ij u i u j и с i u 2 i . Член a i u i связан с воспроизводством ресурсов и в условиях их естественной (связанной с суровыми природными условиями) ограниченности может достигать больших значений только при концентрации ресурсов центральной властью для целенаправленного использования против внешних угроз. Рыночные механизмы обеспечить высокий уровень a i u i в этих условиях не могут: ресурсов слишком мало и производители не заинтересованы отрывать от себя необходимое в пользу государства. Увеличить a i u i можно только мобилизационными мерами в ущерб рыночным отношениям. Как следствие, в этих условиях социальная система трансформируется в систему Восточного типа с с i / b ji < 1. Члены a j ? i b ij u i u j характеризуют издержки в результате конфликтов с соседними этносами. Эти издержки могут быть уменьшены либо за счет подавления (уничтожения) этих этносов (такая тактика, как было показано выше, характерна для Восточных обществ), либо путем снижения конфликтности с ними. Россия пошла по второму пути, поскольку в условиях низкого ресурса и многочисленности соседей повышение конфликтности было бы недопустимо «дорогим удовольствием» и закончилось бы гибелью государства. Снижение b ji достигалась кооптированием в российскую элиту элит национальных окраин, культурной и религиозной терпимостью по отношению к народам, входящим в Российскую империю, распространенностью смешанных браков, «крестьянской» (а не просто военно-административной) колонизацией включаемых в состав империи территорий и т.п. Но как мы уже знаем, уменьшение b ji увеличивает отношение с i / b ji , снижая социальную устойчивость общества в целом. Как противодействовать этому? — Только снижая значение с i в системе «свой — свой», то есть повышая однородность общества и уменьшая внутреннюю конфликтность. К этому призывает православие с его смирением и непротивлением власти. Это культивируют и патриархальный русский коллективизм, и общинность, и государственность на почвенном уровне. Это было целью «чисток» в советское время, направленных на избавление общества от инакомыслящих, повышающих своим инакомыслием внутреннюю конфликтность с i . Только при очень низком значении с i возможно устойчивое существование общества с низким уровнем ресурсной обеспеченности и высоким уровнем внешних угроз. Лишь при очень низком с i государство получает возможность аккумулировать необходимые ресурсы для обеспечения безопасности и живучести социума. Но как добиться низкого уровня конфликтности в условиях неизбывной нужды основной части населения? Для Западного и Восточного обществ эта задача не решаема. Эту задачу удалось решить только в российском обществе, и определяющим оказался психологический фактор. Только самоограничение и добровольное подчинение власти, утвердившееся в качестве императива народной жизни, обеспечило устойчивое существование государства российского. Власть, конечно, этим пользовалась, на этом паразитировала (и при царях, и при СССР), не понимая, что пилит сук, на котором сидит. Но, тем не менее, запаса прочности хватило надолго. Сейчас происходит целенаправленная попытка смены социально-психологических императивов в обществе под лозунгом: «не надо выдумывать особых путей развития; надо жить, как во всех цивилизованных странах». Объективно это приводит (и уже привело) к резкому повышению внутренней конфликтности и снижению социальной устойчивости. Достаточно ли этого для распада государства — скоро увидим.

Обратимся теперь к третьему фактору, отмеченному в таблице 1 , к наличию людских ресурсов ( см. Приложение 1 ). Для стран Востока характерна относительная перенаселенность, людских ресурсов много, поскольку высок уровень ресурсной обеспеченности. В странах Запада относительная плотность населения в эпоху средневековья была ниже, что связано с менее благоприятными природно-климатическими условиями, с меньшей обеспеченностью ресурсами. Но и на Востоке и на Западе в периоды, когда в силу каких-либо причин ощущался недостаток рабочей силы, последняя повышалась в цене, и эти периоды характеризовались хотя бы временным, но улучшением положения народных масс [19 ]. В России в условиях низкой ресурсной обеспеченности сформировалась иная логика развития событий. Увеличить количество рабочей силы за счет увеличения зарплаты было невозможно — не было свободных финансовых ресурсов. Каков же выход в случае возникновения форс-мажорных обстоятельств? — Переход к принудительной трудовой мобилизации, фактически являющейся средством резкого удешевления рабочей силы.

Есть ли в этом логика? — Есть. Действительно, если рабочей силы не хватает, но есть финансовые возможности, естественным способом привлечения дополнительных рабочих рук является повышение заработной платы. Причем, на Востоке эта мера была, как правило, кратковременной в силу быстрого воспроизводства населения до избыточного уровня. На рис.9 в качестве иллюстрации приведена динамика изменения уровня зарплат в средневековом Египте на протяжении семи столетий. Видно, что после кровопролитных войн, народных восстаний, периодов мора, сопровождавшихся резким уменьшением населения, уровень зарплат на некоторое время повышался, однако затем снова падал, и все возвращалось «на круги своя».

Рис.9. Средняя заработная плата неквалифицированных рабочих в Египте в литрах зерна в день в VIII — XIV веках. Данные из [21]

В Западной Европе возможности для быстрого воспроизводства населения были хуже, плотность населения — ниже. Это естественным образом обусловило относительную дороговизну рабочей силы и стимулировало стремление заменить ее машинами, что в конечном итоге привело к расцвету изобретательства и к промышленной революции.

Когда же рабочая сила и финансовые ресурсы находятся в еще большем дефиците (что является типичным для России) и рыночные механизмы перестают работать, привлечение дополнительной рабочей силы возможно только за счет трудовой мобилизации, когда люди трудятся за мизерную плату или вообще бесплатно. Наблюдается своеобразная бифуркация: при уменьшении ресурсной обеспеченности в определенный момент вместо удорожания рабочей силы происходит ее резкое удешевление, и только это позволяет обеспечивать необходимую для выживания социума концентрацию трудовых ресурсов. (Так было и в эпоху реформ Петра I , и в эпоху СССР. В резком снижении реальной стоимости рабочей силы заключается экономический смысл крепостного права .) При этом мобилизация не воспринимается как нечто из ряда вон выходящее. Психологически она воспринимается как вынужденная необходимость; и это верно, поскольку именно благодаря ей социуму удается выжить в форс-мажорных обстоятельствах (терпимость русского народа к мобилизационным мерам нередко трактуется как проявление «рабской психологии», но в действительности это лишь один из механизмов социального выживания. Конечно, власть всегда стремилась использовать мобилизационный режим для упрочения своих позиций, злоупотребляя терпимостью народа, но это отрицательно характеризует ее, а не народ).

Итак, в кризисных ситуациях в условиях дефицита рабочей силы и материальных возможностей логичен переход общества в мобилизационный режим [22] , заключающийся:

  • нерыночной, добровольно-принудительной концентрации имеющихся в обществе ресурсов;
  • направлении этих ресурсов на решение ограниченного числа приоритетных задач (остальные задачи считаются второстепенными и решаются по остаточному принципу, если вообще решаются);
  • объединении усилий, в идейной и организационной консолидации общества (для чего нужно снизить внутреннюю конфликтность с i и достичь высокой степени гомогенности общества, в частности, путем выявления «внутренних врагов» и избавления от них).