Часть первая – историко-эмоциональная

В момент, когда Генри Форд-старший запустил конвейер, мир безвозвратно изменился. Генри, считавший, что дело, достойное человека – это производство, а спекуляции с уже произведенным товаром – не имеют ничего общего с делами и являются более пристойным видом воровства, не поддающимся искоренению законодательными методами, не подозревал, какого джинна он выпустил из бутылки. Последствия от реализации его идеи — упростить и тем ускорить создание сложных продуктов, позволили сделать их производство массовым. Автоматизация и механизация процессов, роботизированные линии и пр. – это всего лишь «улучшизмы» того, что запустил Генри Форд: конвейера потребления всего и вся.

Конвейер Генри Форда

В момент, когда Генри Форд-старший запустил конвейер, мир безвозвратно изменился. Генри, считавший, что дело, достойное человека – это производство, а спекуляции с уже произведенным товаром – не имеют ничего общего с делами и являются более пристойным видом воровства, не поддающимся искоренению законодательными методами, не подозревал, какого джинна он выпустил из бутылки. Последствия от реализации его идеи — упростить и тем ускорить создание сложных продуктов, позволили сделать их производство массовым. Автоматизация и механизация процессов, роботизированные линии и пр. – это всего лишь «улучшизмы» того, что запустил Генри Форд: конвейера потребления всего и вся.

Перерождение финансовой системы в этих обстоятельствах было естественным: обслуживать потребление стало выгоднее, чем производство. Так финансовая сфера быстро упростила формулу Маркса деньги-товар-деньги до деньги-«воздух»-деньги, сосредоточившись на производстве денег – спекуляциях, для которых изобретено множество средств — финансовых инструментов.

И уже, например, электростанция не рассматривалась как средство производства энергии, а как экономический объект, предназначенный исключительно для воспроизводства денег.

Простота, с которой финансовая система стала работать на себя, стала миной, на которой можно было бы стоять очень долго, если бы не пришлось с нее сойти. Не оттого, что у капитализма затекли ноги или стало скучно стоять на месте: как оказалось, в необходимом для воспроизводства денег воздухе слишком мало кислорода – реального обеспечения, которое так нужно для дыхания экономики. И финансовая система, а с ней и экономика стали задыхаться, поскольку перекормленные ипотечными кредитами ненадежные заемщики вдруг (!), начиная с 2006 г., начали расплачиваться трудностями вместо денег, спровоцировав ипотечный кризис в США (пик – 2007 г.). Но, как известно, беда не приходит одна, и вздрогнувший от начинающихся конвульсий мир вдруг обнаружил, что его многие годы надували в прямом и переносном смысле.

Всем известная аксиома, что никогда и ничего не хватит на всех, вдруг приобрела зловещий смысл, потому что, задыхаясь от избытка тухлых активов, начали гибнуть те, кто, казалось, будет жить вечно. Когда братский банк* почил в бозе, стало ясно, что надо делать выбор, точнее – надо опять делать воздух. Естественно, воздух зеленоватого такого цвета. Однако то, что можно было поделить, на всех делить не стали, не оглядываясь на всякую там демократию и эффективный менеджмент. Потому, как известно – всего да на всех…

Европа сообразила, что кислорода ей тоже скоро не хватит и, зажимая во вспотевших ладошках мятые евро, стала судорожно искать выход. Но экономики ряда европейских стран, десятилетиями поглощавшие займы, не особенно заботясь о последствиях, захлопнули дверь с надписью «Выход». И первой это сделал Греция. Ну и что, сказала Европа, и попыталась воспользоваться ломом — убедила частных инвесторов забыть про 100 млрд. евро и списать их, как долги, не возможные к возврату. Но дверь, увы, не открылась – напротив, Греция на время погасила даже аварийную надпись «Выход».

Во тьме стало особенно ясно: как и в начале первой волны мирового кризиса, остатки колбасы будут честно съедены самыми жирными бизнес-котами втихаря под кроватью, но никакая чахлая мышка не увидит даже крошки – сдохнуть должны самые худые. В этом и есть смысл современного управления экономикой – «конкуренция».

И тут стало интересно окончательно: те, кто самозабвенно потреблял, пока все было хорошо и искренне полагал, что это и есть смысл жизни – поменять пепси на айфон, а новый айфон на еще более новый айфон, вдруг обнаружили, что по справедливости только долги не вернут …

Вот вопрос раздачи «всего на всех» как-то «неожиданно» и перешел из области управленческо-экономической в область нравственно-экономическую и нравственно-политическую – люди вдруг задумались о справедливости распределения. С чего, казалось бы, появился такой интерес? И впервые ли? Чтобы узнать истину, надо встать на цыпочки и заглянуть в далекую послевоенную Японию.

Вид с Фудзиямы

На справедливость как экономическую категорию первыми обратили внимание именно японцы еще в 1947 г. В опубликованном группой «Дойкай» документе «Одна из точек зрения на демократизацию бизнеса» говорилось, что

компания должна контролироваться акционерами, управляющими и рабочими. В руководство компании, являющееся высшим органом, определяющим и контролирующим политику компании, должны входить представители всех трех групп. Кроме того, документ рекомендовал гарантировать минимальный доход как управляющим, так и рабочим и делить прибыли поровну между тремя указанными выше группами. Профсоюзы были признаны необходимым элементом в структуре.

Т.е., фактически, высказывалась мысль, что эффективная экономика требует справедливости как составной части экономических отношений. А синтетичный подход в управлении (вовлечение представителей всех участников бизнес-процессов) давал бы возможность установления надежной обратной связи во всех звеньях управления. Сейчас эта задача может решаться современными средствами в реальном режиме времени.

Необычно, правда? Особенно для 1947 года, когда Япония, разгромленная в войне, только начинала восстанавливать экономику. На что хотелось бы обратить внимание. Японцы – народ покладистый и трудолюбивый, умеющий заимствовать лучшее, очень быстро разобрались, что скопированная ими поначалу американская модель управления (управление одиночек, управление, где ставка делается на лидерство) почему-то не работает. В американской идее управления выплаты – фактически часть издержек… В идее «Дойкай» – возврат долга, что должна вернуть заработавшая компания каждому участнику бизнеса, внесшему в него свой вклад …

Идея предложенного распределения не была поддержана и не нашла воплощения, но заставила задуматься над социальной ответственностью бизнеса. Пожизненный найм, что было в традициях японцев, кружки качества, преданность компании и другое — то, что сделало Японию такой, какой мы знаем ее сейчас .

И надо отдать японцам должное – они не стали «скакать на дохлой лошади», видимо, следуя рекомендациям американских же индейцев Дакота: «если ты заметил, что лошадь, на которой ты скачешь, сдохла – слезь».

А вот мы — мы другое дело: будем учиться скакать на дохлых лошадях у коучей с заморскими дипломами, которые на живых лошадях уже давно не скакали.

И ведь это было второе, что изменило мир – осознание справедливости распределения как одной из движущих сил экономического развития. И принципиальность второго, как и первого, осталась управленцами недооцененной. И как-то этого никто не замечал до того момента, пока худые мышки не вышли на любимую улицу жирных котов и не заявили: « Occupy Wall street !» А ведь суть протеста не в том, чтобы богатые стали бедными. Просто мышки устали быть худыми, глядя, как даже в кризис продолжают жиреть коты.

Ах, эти странные качели

Рис. 1. Качели справедливости

Необходимость социализации бизнеса стала настолько очевидной, что уже даже слепой, казалось бы, должен это заметить. Почему же этого не происходит? Да потому, что нет сегодня такой модели управления, которая бы сделала социальную справедливость в бизнесе просто и понятно реализуемой.

Некоторое схематическое отражение идеи «справедливого» распределения можно представить в виде качелей (Рис.1). Чтобы система могла колебаться около точки равновесия достаточно, чтобы количество, богатого населения « R »( rich ) могло распоряжаться благами, стоимостью $ R , а количество населения « P »( poor ) могло распоряжаться благами, стоимостью $ Р .

Система выйдет из равновесия, если:

• Увеличивается количество бедного населения при сохранении того же количества причитающегося им благ.
• Уменьшится количество принадлежащих бедным «богатств».
• Уменьшится количество благ, которыми распоряжаются богатые.
• Увеличится количество богатых, при том же количестве принадлежащих им благ.

При существенном отклонении от точки равновесия каждая из сторон может начать терять мотивации, считая, что нарушается баланс интересов, называемый справедливостью, которая у каждого из ричизхолдеров ( richesholders )***, как известно, своя.

Меня не удивляют соображения господина М. Прохорова, считающего, что люди не хотят работать. Он убежден, что только лишь «социальная политика воспроизводит бедность», забывая, что не кто иной, как люди, способные зарабатывать, просто обязаны создавать механизмы, позволяющие эффективно работать наемным служащим. Другими словами, требовать от людей, работающих киркой, производительности экскаватора — бессмысленно. И простая механизация труда здесь ничего не решит, потому что производственная культура формируется, прежде всего, во внутренней управленческой среде, частью которой является так называемая корпоративная культура, что в свою очередь, строится на признанных нормах морали и общечеловеческих ценностях того социума, в котором они сформированы.

Создание среды, в которой люди не только могут, но и хотят работать производительно – вот задача каждого управленца, и в первую очередь – высшего управленческого персонала. Мой опыт консультанта однозначно говорит: подавляющее большинство современных отечественных управленцев лишь поверхностно представляют важность мотиваций в труде. Но никто из них не только не создал условий, способствующих реализации этих мотиваций, но даже не удосужился в них разобраться, оставляя свое понимание на уровне деклараций.

Итак, второе из того, что сегодня самым решающим образом меняет парадигму управления: пряники, в виде соцпакетов и размера зарплат, работают неэффективно. Прежде всего потому, что не адекватны пониманию социальной справедливости распределения созданных благ (выражаемых в доле от доходов компании). И эта самая несправедливость превращается в кнут. А в таких обстоятельствах, когда на тебе кнут, уже не столь важно, сладкий ли пряник, упавший с барского стола.

Если вы подумали, что это все, что влияет на эффективность и саму суть управления, то не торопитесь.

Карты на стол

Давайте вспомним: еще десять-двадцать лет назад утечка какой-либо важной информации становилась достоянием единиц, ну, может, сотен или тысяч человек. При этом только единицы располагали фактами, т.е. хотя бы копиями документов. Средства массовой информации могли себе позволить опубликовать такие материалы только «случайно», поскольку ничего на самом деле случайного в этом мире нет. В условиях функционирования сети наличие высочайшего дозволения утратило актуальность – это раз, и материал становится в считанные часы, т.е. практически мгновенно, достоянием миллионов – это два, при этом он может быть многократно скопирован и растиражирован – это три. Современные технические средства позволяют украсть практически любую информацию. И, поскольку, самым слабым звеном в любой системе безопасности является человек, то, будучи мотивированным украсть и снабженный необходимым техническим инструментарием, он сделает это, и ничто его не остановит.

Проще говоря, мир стал прозрачным, что-либо утаить в нем стало практически невозможно. Развитие биологии, нано-индустрии и прочих новшеств может сделать сокрытие информации безумно дорогим и все так же ненадежным делом.

Таким образом, столетиями практикуемая система управления по принципу игры в покер (когда обладаешь только тебе известным ресурсом и можешь блефовать, вводить в заблуждение и, таким образом, управлять, обеспечивая себе преимущество) утрачивает актуальность и действенность в современном мире. Сейчас необходимо учиться играть в шахматы, когда все ресурсы – на доске. И если ты и намерен замаскировать свои намерения, то только самими своими действиями. В шахматы выиграет тот, кто умнее, терпеливее и расторопнее. И, что немаловажно, кто умеет просчитывать ходы, ясно понимая их возможные последствия.

А вот теперь еще одно, думаю, не последнее и не менее важное, хоть и стоит не на первом месте.

На первый взгляд может показаться надуманным утверждение, что возраст цивилизации «ускоряет» время, как и возраст человека. Но это только на первый взгляд. Потому что сопутствующими товарами к старению цивилизации являются: а) скорость распространения информации и б) количество происходящих на единицу времени и душу населения кардинальных перемен. Не случайно в пункт «б» входят две величины. Если с количеством перемен за единицу времени, полагаю, понятно, то вот почему на душу населения – думаю, требуется пояснить. Чем обширнее «пятно контакта», т.е. чем большая масса людей вовлекается в перемены, тем быстрее распространяется информация и тем скорее возникает реакция: либо «со»-действие, либо «противо»-действие. При этом усиление эффекта за счет сложения усилий отдельных индивидов, синергии ** их знаний и возникающей, как следствие сложения их возможностей, помноженных на технологические достижения, эмерджентности *** , приводит к усилению или затуханию возмущающих воздействий (изменений), породивших реакцию – все определяется знаком обратной связи.

Учитывая нелинейность процессов, возможное прохождение их через точки бифуркаций, предсказание их в современных условиях на сколько-нибудь значительном отрезке будущего времени с высокой достоверностью – практически нереальная задача.

«Традиционно» инертные экономика и социум увеличили свою «лабильность».

Думаю, было бы интересно взять отрезок около сотни лет, скажем, с конца 19-го по настоящее время. И проанализировать не только количество значимых событий, но и количество людей, на чьи судьбы оно непосредственно повлияло. Жаль, но такая статистика автору не известна.

Расторопность – скорость принятия адекватных и рациональных решений, а также, что не менее важно, их реализация — вот то, что сегодня становится вполне материализуемым преимуществом. Меня всегда удивляли руководители, которые считали, что размер их больших компаний извиняет и оправдывает долгое решение вопросов, пропущенных их через неэффективную (в критериях «адекватность» — «затраты ресурсов») систему выработки и согласования.

И еще один небольшой штрих к общей картине. Сформировались новые культуры – сетевые сообщества. То, что их формирование происходило стихийно и как бы латентно, и факт их существования масштабно материализовался в период буйного цветения революций, явилось для управленческой мысли фактом практически неучтенным. Основная масса управленцев склонна рассматривать сети как транспортные магистрали информации и ее хранилище, уделяя мало внимания, на мой взгляд, самой существенной детали — феномену, который некоторые называют сетевым сознанием. Сознанием, которым можно (и нужно) управлять.

В этой связи стоит обратить внимание на все возрастающую роль образовательного уровня населения.

Вот в чем, казалось бы, сокрыт парадокс: отупление граждан и снижение образовательного уровня, с одной стороны, позволяет управлять толпой легко и просто, но «упрощение» сознания дает и другой результат – сокращение количества и снижение силы мотиваций как факторов управления.

Пример – те же движения «Захвати…». Ведь хорошо зарекомендовавшие себя формы управления, построенные на поощрении и наказании (т.е. стимулах) перестают работать: ни внешние враги, ни полицейские акции, ни пропагандируемые свободы и демократии не действуют. А почему? Да потому что у общества потребления «потреблялка», которая была эффективна при низком духовно-образовательном уровне, сломалась. А мотивациями, не основанными на сумме банковского счета или величине долгов, мало кто из управленцев всерьез занимался.

Получается, снижение образовательного и духовного уровня развития сужает базу управления… Чем теперь воодушевить нации? Ну не хотят люди гордиться полетами на Марс – отвыкли…

Рис. 2 Опрос годичной давности (взято из Интернета)

Кто когда-либо занимался педагогикой или дрессировкой (судя по тому, куда и какими темпом движется наше образование, смею предположить, что наш Мин. Обр. в скором времени сотрет разницу), знает, что самая эффективная форма вовлечения в процесс – это игра. И нас заставляют играть – флеш- и смарт-мобы, «стрелялки» с «бродилками», которые в конце концов могут вывести людей через виртуальную дверь на вполне реальную улицу и с вполне реальными стволами в руках. Да, некоторые даже стали понимать это, мы даже стали пугаться, но играем – теряя позиции, теряя лицо, теряя контроль: на любую нашу карту уже давно заготовлен джокер в чьем-то рукаве.

Насколько дохлая наша лошадь?

Итак, подытожим факты, диктующие необходимость изменения парадигмы * управления:

• Формирование и мощная культивация «общества потребления» вызвало перерождение финансовой системы, которая если и инвестирует в материальное, то только для того, чтобы создать основу для трансформации денег в большие деньги, игнорируя само понятие справедливого распределения производимых благ.
• Человечество стало приложением к большому бизнесу, а политика – инструментом решения бизнес-задач (монополизация власти и устранение какой-либо конкуренции, в т.ч. в глобальном масштабе: США, Китай – тому прямое доказательство).
• Мир стал «прозрачным» и скрыть что-то стало крайне сложно.
• Наличие высокотехнологических методов воздействия на психику (фармакологических средств, электронного и/или акустического, психического и психологического воздействия) в сочетании с предельно миниатюризированными приборами видео- и звукозаписи, хранения информации и передачи данных сделало человека, обладающего тайной, как никогда уязвимым, потому что если есть тайна, всегда найдется тот, кто ее захочет узнать. А у каждого есть «кнопочки», на которые можно жать безотказно.
• Прозрачность мира создает еще одну угрозу – возможность изящно искажать мир по обе стороны сети (виртуальной и реальной), делая его «очень похожим на правду». А быстрота, с которой возможны манипуляции, такова, что даже если обман и вскроется – поставленная задача уже может быть решена.
• Сеть позволяет информации циркулировать в ней сколь угодно долго, не требуя затрат на поддержание, копирование и распространение, избавляя информационные потоки от самого понятия «пересечение границ». Таким образом, сеть – эффективнейшее и дешевое средство борьбы.
• Скорость кардинальных изменений, происходящих в мире, делает долгосрочный прогноз необъективным. А затраты времени на анализ ситуации и разработку выводов традиционными методами и средствами для краткосрочного прогноза сопоставим со временем протекания перемен.
• Коммуникативные возможности сетей, в которых «постоянно кто-то есть», сделали виртуальное сознание или, если хотите, сетевой разум, вполне материальным фактором, который не спит и действенно влияет на реальность.

*** — автор не знал, как назвать часть социума, владеющего теми или иным богатствами, поэтому позволил себе придумать такое слово. Русское «богатстводержатели» показалось ему слишком вычурным и сложным, да простят его русофилы.