Russian
| English
"Куда идет мир? Каково будущее науки? Как "объять необъятное", получая образование - высшее, среднее, начальное? Как преодолеть "пропасть двух культур" - естественнонаучной и гуманитарной? Как создать и вырастить научную школу? Какова структура нашего познания? Как управлять риском? Можно ли с единой точки зрения взглянуть на проблемы математики и экономики, физики и психологии, компьютерных наук и географии, техники и философии?"

«Сделать рынок более человеческим. Другие варианты ведут в тупик» 
Д.И. Пунда

Имеется в виду формирование рынка, наиболее соответствующее социуму. Но только данное формирование осуществлять не принятым улучшением социальных программ, которые, в общем случае, являются не всегда достаточно определенными и убедительными, как передовые «двигатели экономики». В современной сложности более актуально добиваться прогрессивного развития экономики, делая свободный рынок в меньшей, чем существующая его парадигма, степени соответствующим конкурентной среде клеток и животных — более разумным. И делать это — на основе наиболее глубокого и всестороннего анализа знаний практики о конкурентной среде, самоорганизации, регулировании, управлении, и т.п. о рынке.

Свободный рынок (особенно, в части его конкурентной среды), в той или иной степени, присутствует, практически, во всей мировой экономике. На Западе он 300 лет обеспечивал передовое его развитие. Но у конкурентной среды есть не только положительные для экономики качества (как эффективное управление ресурсами, обеспечиваемое наиболее предприимчивыми операторами рынка; стимулирование ими же передового развития остальных операторов, и рынка в целом, и т.п.), но и качества отрицательные (выкачивание ресурса в критичных объемах из реального сектора экономики; создание сильными операторами барьеров развития для всего рынка). Если же раньше отрицательные качества конкурентной среды можно было как-то приемлемо регулировать институтами и нормами, и эпизодическими вмешательствами управления со стороны государства в отдельных критичных ситуациях, то в современной сложности уже само регулирование качественно падает в своей эффективности. Особенно это проявилось с 1970-х гг., и «окончательно ударило» – за последние 5-6 лет. Резкий рост (в несколько раз) цен на нефть в 1970-е годы спровоцировал увеличение и так слабо регулируемого перераспределения ресурса, в основном, в крупный капитал, и реализовывался, в большей степени, финансовыми и монопольными инструментами.

Далее, появились иные инструменты, которые поддержали тенденцию укрепления и роста слабого регулирования технологий перераспределения ресурса, как, например, вариант стимулирования кредитного спроса монетарным смягчением, т.е., спроса в счет будущих доходов. Другой вариант, уже «глобальных» технологий перераспределения, как выкачивание ресурса из слабой экономики (или через неё), имел место даже на межгосударственном уровне. Так произошло на примере слабых экономик Европы (Греции, Испании, Португалии), при появлении единой валюты евро, единого экономического пространства. Вход в еврозону этих слабых экономик обеспечил выкачивание из них внутреннего ресурса, плюс, через них же, на базе субсидий и кредитов, выкачивание ресурса бюджетов богатых стран еврозоны; в основном, в пользу крупного капитала северных стран ЕС и США; оставив, при этом, непомерные долги упомянутых южных стран с их слабой экономикой.

С развитием, в целом, разнообразия технологий деятельности общества, в том числе, и экономики, которое (разнообразие) резко увеличилось в последние несколько столетий, особенно, в прошлые десятилетия, и при природном инертном развитии человеческих возможностей оперирования системами, падали возможности адекватного прогнозирования экономики и оперирования рыночными механизмами. Это и усложнило эффективность регулирования рынка нормами и институтами. А такие «дефекты» конкурентной среды, как выкачивание ресурсов из реального сектора рынка и создание барьеров развития бизнеса сильными операторами рынка, перераспределяли ресурс в крупный капитал и уменьшали возможности конкурентного производства ресурса (продуктов и услуг) широкого спроса. Даже благосостояние западной экономики сегодня во многом поддерживается не столько за счет оплаты ей за её передовые технологии производства и внедрение прогрессивного рынка в остальные страны, сколько за счет выкачивания ресурса из этих «менее развитых экономик», и в основном технологиями перераспределения ресурса. Всё это осуществлялось (и осуществляется сегодня), по сути, не рыночными механизмами, поскольку в данном случае падали и падают в своей эффективности сами регуляторы рынка.

Кроме того, такое снижение прогнозируемости и управляемости экономических процессов, развитие технологий перераспределения ресурса и негативного качества сильных операторов, то есть, такое падение эффективности регулирования рынка, во многом способствовало и «комплексному» накоплению множества проблем экономики (долговых, коррупционных, криминальных, «бесхозяйственных» и т.д.). То есть, способствовало формированию текущего, так называемого, системного кризиса.

Вывод: Нерегулируемые «негативы» конкурентной среды (выкачивание ресурса из реального сектора экономики, создание барьеров развития сильными операторами рынка, непрогнозируемость) необходимо снижать, например, новыми институтами управления нерегулируемой частью рынка. Причем, такими новыми институтами (технологиями управления), которые необходимо строить, скорее всего, на основе более эффективных подходов к адекватному прогнозированию и управлению, чем существующие на сегодня. А ресурс, перекаченный в крупный капитал, по сути, нерыночным образом, — направить в реальную экономику, в малый и средний бизнес, например, на уровне создания соответствующих законов.

Так или иначе, сам факт нерыночного накопления существенного ресурса у крупного капитала не будет оставлен без внимания. И не только потому, что растет расслоение общества, которое и так уже большое. И не только потому, что о падении легитимности крупного капитала, даже о спаде легитимности существующей парадигмы свободного рынка в целом, говорят сегодня и ведущие западные экономисты «социалисты», как Стиглиц или Валлерстайн, и, более того, либеральные эксперты и практики, как Кругман, Рубини, Сорос. Но и потому, что для реальной экономики просто не хватает ресурса, и он из неё выкачивается, причем, фундаментально. И чем дальше, тем сама нехватка ресурса будет ощутимей, несмотря на периодические «восстановления после спадов», которые и сегодня идут то у развивающихся рынков, то у развитых…. Хуже, если выходом из такой ситуации будет «война», или убогая процедура «отобрать у богатых и поделить», или полумеры в виде благотворительности, как предлагают немногие американские миллиардеры.

Прецедент компенсации высоких доходов, заработанных нерыночным путем, но в рамках закона, уже имел место – английский возврат «принесенного ветром» актива. Только сегодня потребность посложнее – необходимо увеличить ресурсное состояние бизнеса реальной экономики. В том числе, направить крупный капитал в долгосрочные инфраструктурные проекты, в науку, образование, а не только в короткие прибыльные инновации. При этом, поддерживая положительные качества конкурентной среды рынка, и обеспечивая легитимность частной собственности…. Инструменты т.н. «справедливого распределения», — прогрессивный налог, налог на роскошь, и даже просто «возврат по-английски принесенного ветром» в бюджет государств, – это тоже полумеры, которые тоже не могут лечь в основу «устойчивой институциональной государственной системы, как альтернативной предыдущим системам, более совершенной». Нужно, видимо, оставить возможность управления «заработанным» ресурсом эффективным операторам (в той части рынка, где конкурентная среда эффективна), а ресурс «для внутреннего, личного потребления», скорее, вынести в отдельные налоговые рамки. И как-то разделять рынок….

Для России это наиболее актуально – за последние 20 с лишним лет добыто сырьевого ресурса на сумму в 10 триллионов долларов, если не больше. И существенная часть актива, полученного в рамках данной сырьевой природы происхождения, лежит в крупном капитале (и в коррупции-криминале). Дальнейшее наращивание сырьевой экономики уже опасно — при нем падает реальное производство. И цены на сырье неустойчивые. В свете этого, экономика, больше чем на половину зависящая от сырьевых продаж, достаточно уязвима, подвержена нестабильности.

Российский крупный капитал, — сырьевого, по сути, происхождения, — получил свои активы уже с самого начала не в рынке; и уже «опережающими темпами» стал «сильными операторами рынка». Вместо ожидаемого, так или иначе, обществом и властью, от него развития «передового рынка и возможностей для всех остальных россиян, для их труда и предприимчивости», он породил барьеры развития бизнесу реального сектора, малому и среднему. Кроме того, спровоцировал неимоверных размеров коррупцию (дополнительно к той, «традиционной» коррупции, которая есть во всем мире, как условный процент «плохих» в любом обществе, зависящий от институциональной системы и от экономического и политического состояния), которая практически не зависит от качества институтов. А созданная с «участием» этой «нетрадиционно-революционной» коррупции институциональная система ещё больше увеличила «процент плохих» и барьеры развития. Он же способствовал (и способствует) «совершенствованию» технологий перераспределения ресурса, по сути, выкачивания его из экономики, бизнеса, бюджетов государства и хозяйств.

Поэтому и направление крупного российского капитала, с его ресурсами, предприимчивостью и иными возможностями в реальный сектор на уровне обязанности в законном порядке, будет даже более логично, чем на созревшем для этого Западе.

На фоне последних политических «достижений» российской власти (имеется в виду разумность и мотивации её поведения в текущих проблемах на Украине) этот акт «первопроходцев» реализации «разумного рынка» (акт направления крупного капитала в бизнес продуктов и услуг широкого спроса; и акт снижения негативного влияния нерегулируемой части рынка), который рано или поздно может произойти во всей, в том числе западной, экономике, даже, скорее, укрепит эти политические «победы». А с другой стороны, саму эту процедуру «повышения доли разумного рынка в экономике» данный политический фон может сделать более реализуемой. Возможно, крупный капитал (возможно, и крупный коррупционный) будет проще направляться в реальный сектор экономики; и даже снизится вероятность «войны».

Устранение элементов системного кризиса российской экономики (как большая коррупция, плохая институциональная система, практическое отсутствие востребованных сегодня адаптивных поэтапных реформ, т.н., «институциональных экспериментов», и даже высокие налоги или дорогие кредиты…) без решения указанных фундаментальных причин будет либо очень дорогостоящим, либо невозможным.

Справки и термины:

Ситуация «принципиальной непознаваемости». Познание, как «поиск и снятие неопределенностей этого мира», реально – «мир, хоть и бесконечно, но в его сути познаваем» (Кант). Но сложная система, у которой количество её взаимосвязанных и не полностью определенных частей больше того их максимального количества, которым человек способен эффективно оперировать в рамках его ментальных возможностей «оперирования взаимосвязанными сущностями», в этом смысле познания является непознаваемой, как единый объект, системой (до тех пор, пока это количественное соотношение остается).

Междисциплинарные представления сложных систем. Если наше обычное желание «учесть, когда есть потребность, как можно больше сторон и факторов изучаемой системы и её окружения» сталкивается с ментальным ограничением возможностей «оперирования взаимосвязанными сущностями», то построение междисциплинарного представления системы, если мы хотим его адекватности, не есть просто принятое суммирование-состыковка «всех наук этой системы», а создание новой конкретной «науки». В общем случае, из-за ментальных ограничений оперирования системами, суммирование всех её сторон деятельности (как и суммирование многих систем в одну) не аддитивно, в адекватных представлениях.

О «новых подходах к прогнозированию и управлению». Чтобы уменьшить влияние ментальных ограничений возможностей оперирования системами (принципиально допустить, например, объединение таких возможностей условного «коллектива управленцев или экспертов»), нужно обеспечить построение формальных представлений системы, устойчиво соответствующих пониманию. Построение как таких представлений, так и соответствующих им технологий (прогнозирования, управления) носит конкретный характер, как и в случае построения адекватных междисциплинарных представлений сложных систем.

О технологиях перераспределения ресурса. Найти такие технологии в клеточной и животной среде сложно (в отличие от варианта активности сильных операторов, поглощающих ресурс). Это «изобретение природы», правильнее считать, присуще именно человеку, социуму. Изначально, как получение прибыли от операций обмена и преобразования ресурса. Вопрос полезности такого перераспределения для экономики определятся тем, насколько оно способствует в целом развитию рынка, производства, и насколько, к примеру, может истощать рынок до уровня критической ресурсной (кредитной) недостаточности производства ресурсов широкого спроса. Если это технологии, например, финансовые, которые перераспределяют ресурс (обязательства по поводу ресурса, деньги), обычно, без реального производства продуктов, настолько, что это обедняет реальный сектор, малый и средний бизнес в их ресурсных возможностях, то активность таких технологий может просто вести к спаду реального производства и экономики в целом. В некоторых странах Европы есть налоги на сверхприбыли, призванные, в основном, ограничивать перекачку ресурса монопольными, инфраструктурными, сетевыми технологиями из бюджетов и бизнеса. Но это (как и налоги на транзакции, надзор над банковской системой ЕС, и разворачиваемая сегодня, явно направляющая крупный капитал в реальную экономику, деофшоризация) только полумеры в «построении эффективных для экономики институтов оперирования с технологиями перераспределения ресурсов». И бюджетное правило, которое в реальной экономике имеет негативные (затраты на «содержание» резерва, расходы на кредитование госбюджета, соблазн коррупционных финансовых схем) и позитивные (снижение долгосрочных рисков, не высокий рост бесхозяйственных и коррупционных затрат ресурса) качества, можно рассматривать как инструмент, ограничивающий развитие нерегулируемых технологий выкачивания ресурса (запуск, например, резервов в инфраструктурные проекты, в преференции местному производству, — что есть явно позитивные меры, — может развить и меры негативные, которые не факт, что при снижении цен и объемов продаж российской нефти и газа будут так же «умерять свои аппетиты», как и позитивные). Но и это полумера, которую и назвать нельзя самым эффективным инструментом управления экономикой, даже финансовой системой, и даже в случае «очень неравновесной» экономики России.

Реальный сектор рынка (экономики). Это бюджеты государства и домашних хозяйств, производство и движение ресурса (продуктов и услуг) широкого спроса, малый и средний бизнес…. Современная финансовая система не есть в полной мере реальный сектор экономики, по крайней мере, в той части её технологий выкачивания ресурса из экономики, которая явно содействует ресурсно-кредитному истощению малого и среднего бизнеса, какое наблюдают уже не только у нас, но и на Западе (Кругман, Стиглиц).

Сложность управления. (Современное качество сложности управления) В отличие от самоорганизации в клеточной или животной среде, реакция на возмущения в социуме (определяющая самоорганизацию), кроме оперирования поверхностными аналогиями, корреляциями, «моделями или теориями мира», может исходить из оперирования представлениями систем на основе фундаментальных знаний о «мире» (в том числе, моделями-теориями, в том числе, систем социальных). Обычно, в политике, а зачастую и в экономике, оперируют по первому варианту: «максимально приближенному к текущим реалиям. Но в современной сложности, в сложной экономике, оперирование формальными моделями, формальными инструментами и «лозунгами-программами» сталкивается с более существенным, длительным влиянием состояния «принципиальной непознаваемости», чем это имело место «раньше». Поэтому первый вариант управления-прогнозирования в экономике (как управления социальными системами и их «поверхностными корреляционными» моделями) сегодня стал неэффективным (не способным управлять тем разнообразием технологий, которое «искусственно» создал человек), и требует более глубокого и всестороннего анализа практических знаний для адекватных прогнозов и управления. В этом и состоит качество современной сложности.

В качестве маленького резюме: Сегодня решение проблем экономики выглядит везде приблизительно одинаково. Что на Западе, что в России и в остальных развивающихся рынках. Накопилось много негатива: так называемый, системный кризис. Это и коррупция с криминалом; и манипуляции монополий, банков, инвестиционных и страховых технологий и иных финансовых инструментов. Это высокая безработица; долговые проблемы; барьеры развития малого и среднего бизнеса, затратные и кредитные; рост расслоения, и многое другое. Базовой причиной такого негатива современной экономики является качественный спад эффективности регуляторов рынка, начавшийся около полувека назад, параллельно снижению, в среднем, прогнозируемости экономики, — такому усложнению рынка, — и «благодаря» росту влияния ограниченных возможностей человека (и общества) оперировать системами. Данная нерегулируемость рынка на сегодня «накопила» этот негатив в критических объемах; отчего и сама стала более существенной. При решении проблем текущего кризиса все, эксперты и во власти, пытаются в первую очередь устранять негатив, не делая почти ничего с этой самой базовой причиной накопления данного негатива, с качественным падением регулирования (прогнозирования, «познания», управления) рынка. Вводят налоговые или кредитные послабления; «безмерно» эмитируют валюты; борются с коррупцией и ведут другие институциональные улучшения; устанавливают надзор над банками; формируют преференции и дают инвестиции государства для «домашней» экономики…. Однако, эти, «лежащие на поверхности» меры, — хоть и явно необходимые, и исторически даже логичные, — сегодня уже не будут эффективны для снижения негатива, или будут стоить непомерно, если не устранить порождающую негатив причину. Мало того, что на эту первопричину, — неработающие регуляторы, — не «обращают внимания», почти никакого, так никто даже не пытается хоть что-нибудь делать с тем, что в результате падения эффективности регуляторов существенный ресурс перетек в крупный капитал, причем, по сути, нерыночным образом (так как регуляторы рынка не работали, и не работают). И перетек этот ресурс (и сейчас активно перетекает) из реальной экономики — из бюджетов государств и хозяйств, из бизнеса производства продуктов и услуг широкого спроса. Что и дальше усугубляет нерегулируемость рынка. И ещё больше способствует и так «успешно развивающемуся» системному кризису.

«Список литературы»:

Приводимые в этом материале ссылки более подробно приведены в следующих статьях:

  1. Д.И. Пунда. «Легкий» вариант ответа на вопрос «Что делать?». // В Трудах Всероссийской интернет-конференции «Инновационное развитие промышленности и его законодательное обеспечение». 13.10.2013 http://www.park.futurerussia.ru/extranet/conference/forum30/topic436/ и на сайте С.П. Курдюмова https://spkurdyumov.ru/economy/legkij-variant-otveta/
  2. Д.И. Пунда «Два качества сложности современного рынка, и создание новых технологий управления». 08.12.2013 https://spkurdyumov.ru/networks/dva-kachestva-slozhnosti-sovremennogo-rynka/
  3. В.Г. Буданов, В.С. Курдюмов, Д.И. Пунда. «Ограниченные возможности сетевых технологий в обеспечении управления современной сложностью». Экономические стратегии, №2, 2014.