Развитие науки для России – это ни много ни мало вопрос выживания страны. Эти слова президента, сказанные на встрече с учеными, прозвучали тревожно, но глава государства ничуть не драматизировал. В современном мире наука и высокие технологии стали самой ценной валютой. И Россия нуждается в ней так же сильно, как другие страны. «Нам нужны прорывные открытия и разработки, которые позволят создать отечественную продукцию мирового уровня, сформировать мощную технологическую и производственную базу, модернизировать транспортную инфраструктуру, внедрить новые строительные технологии, улучшить состояние окружающей среды и здравоохранения, включая независимость в ключевых сегментах фарминдустрии, укрепить нашу продовольственную безопасность, в том числе за счет собственных посевных и племенных материалов», – сказал Владимир Путин.
В июне 2019 года я провёл лекции и семинары для учёных Тольятти и Самары, где представил своё видение проблемы на свете опубликованной в этом году нашей книги «Инновационные системы: перспективы и прогнозы» Она является продолжением рассмотрения теории и практики работы ИС, изложенных в книге «Инновационные системы: достижения и проблемы», изданной в 2018 году. Помимо дальнейшего раскрытия особенностей работы ИС и применения инноваций в тех областях научного познания и инженерной мысли, которые не вошли в первую книгу, здесь акцент сделан на прогнозирование развития науки и технологий.
Что нас ждёт за горизонтом? В каком направлении двигаться? Куда идти, чтобы не заплутаться в лабиринте открывающихся возможностей? К тому надо иметь понимание про внутренние механизмы работы инновационных систем, которые задают темп движения общества на пути в светлое будущее, где достижения науки становятся достоянием человечества, а не канут в Лету. Достоянием всего человечества, а не только тех, кто бога за бороду ухватил. Достижений хватит всем, только их надо грамотно и аккуратно довести до всех. Что сделано, что делается и что предстоит сделать? Зачем и для чего это нужно? Как повысить эффективность? Надеюсь, что читатель найдёт для себя ответы на эти вопросы по прочтении книги. Книга предназначена для научных работников, инженеров и студентов, чья деятельность, практика и обучение связаны с инновациями. Книга включает в себя четыре основных блока.
В главе «Инновационные системы – составляющие успеха» доводится до сведения читателей, что говорит наука о том, кто именно становится изобретателем и каким должно быть взаимодействие изобретателей и общества, чтобы инновации органично входили в жизнь людей, реально влияли на повышение производительности труда, сокращая общественно необходимые затраты на изготовление различных продуктов, предназначенных для личного или общественного потребления. Другими словами, что и как делать, чтобы инновации быстрее входили в нашу жизнь, улучшая её и обогащая нас. Попутно рассматриваются вопросы организации индустриально-аграрного симбиоза и создания кластеров технологического бизнеса.
Глава «Перспективы» представляет собой подборку сообщений о ещё ведущихся или уже завершённых разработках в области высоких технологий. Невозможно объять необъятное – здесь приведены лишь фрагменты общей картины научных изысканий, открывающих перспективы движения нашей цивилизации по пути научно-технического прогресса. Невозможно в одной главе одной книги обозреть все перспективные направления современной науки – здесь представлены описания работ лишь по нескольким дисциплинам естественных наук. Они выделены в подглавы: искусственный интеллект и робототехника, военные технологии, космические технологии, медицинские технологии, обо всём понемногу, нанотехнологии. Цель обзора – не столько просвещать, сколько мозги включать. Не в плане, что надо, а что не надо исследовать, а в расчёте на использование уже сделанного в чьей-то работе для более быстрого выхода на конечную цель.
В главе «Прогнозы» рассказывается, как сориентироваться в многообразии передовых технологий и выбрать наиболее нужные – те технологии, которые нужны именно вашему предприятию, учреждению, организации. Здесь помимо соблюдения главного условия при выборе направления повышения эффективности работы – применимость тех или иных технологий должна быть обоснована и оправдана с точки зрения экономики и будущего компании – на помощь могут прийти прогнозы от известных футурологов, которые расставляют вехи на пути научно-технического прогресса. Прогнозирование – это наука, достичь вершин в которой дано не каждому. Трудолюбие, упорство и концентрация внимания требуются. Плюс специальные навыки и приёмы, про которые также говорится в этой главе.
Точность прогноза определяется временем. Необходимость прогноза обусловлена желанием знать события будущего. Сбудется он или нет – судить нашим потомкам, ну или нам самим по прошествии лет, если прогноз не долгосрочный. Предсказание тенденций развития науки и техники на основе имеющейся о них специфической информации и достигнутого уровня осуществляется двумя способами: на основе экстраполяции их поведения в прошлом и настоящем; на основе статистической обработки мнений экспертов по конкретным вопросам и областям знаний. При том прогнозист должен учитывать не только состояние науки и техники, но и общественно-политические условия, в которых прогнозу предстоит сбываться. Или не сбываться, что сильно зависит от «среды обитания» объекта прогноза. В этом плане прогнозист должен чётко представлять себе настоящее и будущее состояние общества, в котором предстоит осуществляться прогнозу. Этой теме посвящена глава «Так что же дальше?»
У всякой технологии есть два конца. Один для умных, другой для неадекватов. А посередине, как на доске для качелей – точка баланса. Кто перевесит, тем в нашу жизнь новые технологии и войдут. Или ракетами для уничтожения себе подобных, или ракетами для полёта к Марсу. Мы сейчас, по большей части, уподобляемся обезьяне, сидящей на бочке с порохом с горящим факелом в лапах. Можно этим факелом все вокруг осветить, чтобы хищников отпугнуть. А можно его себе в то место, про которое в приличном обществе вслух не говорят, засунуть. Рванёт так, что все разбегутся, если уцелеют. Только обезьяне с того ничего хорошего не светит.
За последние годы в области науки удалось сделать многое: создать современные лаборатории, запустить программы поддержки талантливых исследователей, но результаты все еще далеки от тех, какие хотелось бы видеть. И виной тому застарелые проблемы – в том числе связанные с финансированием российской науки. «Большая часть средств на науку по-прежнему распределяется в рамках привычного государственного задания. По сути, опять финансируются учреждения, точнее в значительной степени и подчас в абсолютно избыточной степени их административные издержки. Или другая ситуация. Вместо конкретной технологии, оборудования профильные ведомства заказывают различного рода аналитические отчеты и прогнозы. Они, конечно, тоже нужны. Вроде бы исследования ведутся, а результат – очередная подшивка презентаций и таблиц, с которыми можно подчас познакомиться в любом открытом журнале. Только зачем их тогда называть научными исследованиями, и стоят ли они таких денег. Знаете, сколько на это уходит? 40 миллиардов рублей», – отметил президент.
По сути, эти деньги тратятся впустую, но для научной сферы это не единственная проблема в области финансов. О другой стороне дела заговорили сами ученые – кадровый вопрос без денег не решить. В науку нужно привлекать молодежь. «Если он поступает в аспирантуру на экономику, то 4 200 рублей заработная плата его. А на инженерной специальности аж 6 700 рублей. Может чуть-чуть подняли, ошибаюсь. Надо, чтобы заработная плата, условно говоря, аспиранта, я ее не называю специально стипендией, чтобы она составляла хотя бы среднюю по регионам», – поделился ректор Санкт-Петербургского горного университета Владимир Литвиненко. В то же время расходы на науку в России не такие уж скромные. В ближайшие годы на нее выделят более 600 миллиардов рублей. И это только прямые затраты. Еще четыреста миллиардов выделяют на исследования различные госструктуры, но вот беда – научные институты и вузы к этим исследованиям не допускают.
«Каждый ли вуз или научная организация может принимать участие в конкурсах, которые проводятся министерствами и ведомствами? Нет, не каждая. Например, Санкт-Петербургский университет в конкурсах, которые проводятся многими министерствами, не может просто принимать участие, потому что он не подведомственный вуз», – отметил ректор СПБГУ Николай Кропачев. «Ведомства занимают очень четкую позицию по поводу того, что я отвоевал эти ассигнования у министерства финансов, и я исключительно буду их администрировать в рамках своих подведомств. Но мы сейчас этот подход меняем», – объяснила Голикова. «Ну, это странноватый подход, честно говоря. Там огромные деньги в ведомствах сосредоточены. Если они их отвоевали, то это не значит, что они должны их, грубо говоря, осваивать. Им эти деньги дали для достижения конкретного результата в интересах отрасли и всей экономики. А результата не будет, если они будут просто тупо осваивать, раздавая своим подведомственным учреждениям, не заботясь о конечном результате. А конечный результат, он, как правило, может возникнуть в результате достаточно жесткого конкурсного отбора наилучших предложений и кого-то отсекать здесь совершено бессмысленно и вредно. Поэтому я прошу вас ускорить этот процесс и изменить этот порядок», – подчеркнул Путин.
Президент еще раз напомнил – без прорывных научных исследований у России нет будущего. «Время спрессовывается, масштаб задач и вызовов очень большой, он огромен. Если мы и дальше будем распылять деньги, неспешно двигаться вперед, а то и просто пережевывать вчерашние проблемы, мы просто опоздаем. Причем опоздать можем навсегда, даже в последний вагон «технологической революции» не успеем прыгнуть», – пояснил он. Путин заверил – Россия не будет экономить на науке, но вложения должны приносить отдачу. Потому на следующем заседании совета президент предложил обсудить конкретные результаты научных исследований и поговорить о том, как и на что именно в этой сфере расходуются деньги.
Израильский политолог Яков Кедми прокомментировал заявление президента России Владимира Путина о необходимости выхода в мировые лидеры в сфере искусственного интеллекта. По его мнению, Россия сможет выжить только при интенсивном развитии научной отрасли. Выступая с речью на Петербургском международном экономическом форуме президент РФ Владимир Путин поставил стране задачу выйти в мировые лидеры в сфере искусственного интеллекта и конвертировать соответствующие технологии в прорыв. Также российский лидер призвал к созданию мирового банка данных, который будет аккумулировать удачные проекты развития всех государств. По словам эксперта, в действительности РФ сможет выжить в новом мире только развивая науку и ключевые технологии, поскольку сейчас мир движется к разделению на три группы.
Специалист объяснил, что первая такая группа будет включать в себя главные страны, которые окажутся способны развивать фундаментальные науки и технологии будущего. В нее должны попасть США, Китай, Россия и Европейский союз (я считаю, что в этой группе есть место и Израилю). Второе подразделение в модели Кедми займут государства, способные зарабатывать на сборе соответствующих технологий. «Россия может быть только в первой – или она прекратит свое существование как государство. Это то, о чем говорит Владимир Путин. Только находясь в первой группе, Россия имеет такое положение. Чем быстрее она развивается, тем более она дееспособна. Прекратит или замедлит бег – и это будет начало конца», — добавил израильский эксперт…. Вот только Яков Кедьми не учёл специфики управления Российской науки, где частные инвестиции, в отличие от Израиля отнюдь не приветствуются.
Михаил Фейгельман, Галина Цирлина и Ольга Гармаш провели интересное исследование фонда «Династия», который на протяжении 13 лет (с 2002 года и до вынужденного закрытия) осуществлял нестандартную программу по поддержке российской научной молодежи, работающей в области теоретической физики. Выбор такой специализации был, вероятно, связан с традиционно высокой концентрацией интеллекта в рядах ее представителей — в ключевом лозунге фонда это для наглядности именовалось «мозгами». Кроме того, фонд справедливо рассматривал теоретическую физику как одно из сильнейших направлений российской науки и полагал, что оставшиеся в России теоретики смогут обеспечить адекватную экспертизу заявок. Программа включала четыре ежегодных конкурса: для докторов наук (ДН), для кандидатов наук (КН), для аспирантов и молодых ученых без степени, для студентов старших курсов. Риск неточного выбора победителей, конечно же, возрастал в этом списке конкурсов сверху вниз, по мере уменьшения «задела» (прежде всего, публикационного). Под риском мы имеем в виду, прежде всего, уход стипендиата из интеллектуальной или творческой сферы деятельности на любом из жизненных этапов, а вовсе не уход из теоретической физики как таковой, тем более что границы этой специализации рассматривались в ходе конкурсов очень широко.
Мы давно собирали сведения о профессиональной деятельности бывших стипендиатов «Династии» в базе инициативного проекта «Корпус экспертов» (КЭ), по мере сил следили за их успехами. Сейчас, спустя четыре года после закрытия «Династии» (в июле 2015) и три года после завершения выплат последних стипендий, уместно подвести некий промежуточный итог. В выборке стипендиатов фактически представлены все ныне действующие «допенсионные» научные поколения. Нередки случаи, когда старшие представители выборки выступают в качестве научных руководителей младших ее представителей. Нам кажется, что это вполне представительный «срез» профильного научного сообщества. Ежегодно обновляя в базе КЭ данные Web of Science (WoS) о публикациях, мы узнаем (по указанию аффилиаций в статьях) о перемещениях в пространстве и смене мест работы бывших лауреатов. Эта информация часто дополняется сведениями с сайтов университетов, институтов и компаний, а также из социальных сетей разного уровня.
В первой части нашего инициативного исследования рассматривается группа ДН+КН, конкурсная оценка в которой могла реально основываться на уже неединичных публикациях. В этой группе 186 человек, возраст которых сейчас (по открытым данным, найденным для подавляющего большинства) составляет от ~57 до ~30 лет В обсуждаемой группе 32 человека получали гранты «Династии» сначала как аспиранты, 21 — сначала как студенты и затем как аспиранты, и уже после этого они стали обладателями кандидатских и докторских стипендий. Остальные — более 70% — получили поддержку «Династии» уже после того, как преодолели некоторые научно-квалификационные барьеры (54 человека из 186 поддерживались впервые как доктора наук). Типичный период поддержки ДН составлял 2−3 года, КН — 3−4 года. Шестеро докторов наук и 25 кандидатов наук получали стипендию всего один год, многие — потому что она была присуждена незадолго до вынужденного прекращения работы фонда.
143 человека (77%) бывших стипендиатов «Династии», ДН и КН, входят в списки цитирования — эта цифра представляется фантастически высокой. Для сравнения: самая высокая среди всех институтов РАН доля сотрудников, преодолевших такие же пороги по цитированию, известна нам для ИТФ им. Ландау — 62%, с большим отрывом от всех остальных российских институтов. Следует также учесть, что в указанные 62% входят маститые ученые самой старшей возрастной группы, и аналогичные примеры в анализируемой выборке отсутствуют. По нашим оценкам, для ряда физических институтов, вошедших по итогам проведенной ФАНО «оценки результативности» в 2018 году в так называемую первую категорию, обсуждаемый показатель заведомо ниже 20%. Вероятно, активно работающие бывшие стипендиаты «Династии» имели поддержку для исследований из других источников, в том числе в ряде случаев какие-то государственные гранты для «молодых ученых». Но в этом отношении они находились в равном положении с остальными научными работниками того же возраста.
При первичном разборе группы ДН+КН мы выделили три группы:
(I) занятые исследовательской, преподавательской работой или разработками, связанными с физикой или родственными областями (математика, высокотехнологичные инженерные задачи), регулярно публикующиеся в индексируемых WoS журналах — 175 человек (95%). Эту группу мы рассмотрим наиболее подробно;
(II) нерегулярно публикующиеся, но работающие в академической сфере по специальности — 5 человек, четверо заняты в основном преподавательской работой по специальности в alma mater, а один резко сменил тематику на «малопубликабельную» прикладную, продолжая трудиться в том же институте;
(III) занятые активной интеллектуальной деятельностью, не связанной напрямую с полученным образованием и тематикой, почти или совсем не публикующиеся — 4 человека, трое из которых трудятся в российских компаниях IT-профиля. Еще один занимается информационными ресурсами на государственной службе.
Удивительно низким представляется уровень «утечки мозгов» — постоянно проживают вне России всего 9 человек (5%), все они относятся к группе (I). 5 из этих 9 регулярно указывают в статьях одновременно российское и зарубежное место работы; как правило, российское неизменно, а зарубежное изменяется. Вернулись и устойчиво работают в России после 2−4-лет работы за рубежом 25 человек (может быть, и больше, но 25 видно по смене мест работы в статьях). Географическое распределение внутри России не слишком сильно отличается от аналогичного на момент присуждения стипендий и приводится здесь по текущим российским местам работы для всех, кто их указывает. Смена мест работы в основном не сопровождалась перемещениями в пространстве и существенными изменениями окружения (чаще всего это были перемещения между вузом и его базовым институтом). Более радикальные перемещения, в том числе с переездом в другой город, обнаружены лишь для восьми человек.
Подавляющее большинство совмещающих работу в РАН и вузах представляют регулярно существующую систему базовых кафедр (МФТИ, ННГУ, НГУ, ВШЭ). Работающие только в вузах в разной степени интегрированы в академическую систему, но, безусловно, есть люди, от нее изолированные (самый большой такой блок — в НИИЯФ МГУ). Довольно велико число людей, указывающих в статьях три или даже четыре места работы. Эти списки все чаще дополняют новые организации, претендующие на роль «точек развития» — Российский квантовый центр, НИИА им. Духова, Сколтех. Нам кажется, что приведенной информации совершенно достаточно для заключения о том, что фонд «Династия» умел выявлять людей, которых стоит поддерживать, чтобы они потом развивали российскую науку и образование — в разных тематических направлениях, в организациях разной ведомственной принадлежности, в разных регионах..
На VI Всемирной конференции по недобросовестным исследованиям (World Conference on Research Integrity), которая недавно прошла в Гонконге, собрались люди, неравнодушные к проблемам в науке: накручиванию цитирования, сокрытию неудобных результатов, подделке данных. На конференцию приехало около 700 участников из более чем 60 стран. Остановимся на выступлении учёного из России, доктор медицинских наук, Василия Власова, который рассказывая о «Диссернете», отметил, что около 20% ректоров российских вузов имеют списанные диссертации. Я и раньше знал эту цифру, но не задумывался о двух важных элементах контекста. По данным того же «Диссернета», на один документ, который является несомненным плагиатом, в среднем приходится четыре, которые были куплены. Понятно, что экстраполировать не совсем корректно, но если это сделать, то картина выглядит совсем печально.
Второй контекст: во всем мире борьба с плохой наукой идет преимущественно сверху вниз. Высокопоставленные ученые и ректоры университетов, стремясь улучшить качество науки и сохранить репутацию вверенного им учреждения, принимают к этому активные меры. Например, в Индии организация, которая дает научные гранты, собирается бороться с плохими и хищническими журналами, составляя списки хороших, ориентируясь на современные мировые тренды. Что делать в России, если в качестве активной меры следовало бы уволить существенную часть ректоров? Что делать в России, когда из экспертных советов ВАКа выводят тех немногих, кто страстно отстаивал научную честность и боролся с плагиатом и фальсификациями, вроде тех же членов «Диссернета»? А в списки ВАКа, напротив, вводят откровенно мусорные журналы, в том числе по теологии? Хорошая новость состоит в том, что недавно наряду с Комиссией по борьбе с лженаукой в Академии наук появилась Комиссия по фальсификациям научных исследований, с большим количеством замечательных и активных участников. Посмотрим, что им удастся сделать.
Небольшая надежда есть на международное сообщество. Например, я узнал, что существует Комитет по публикационной этике (Committee on Publication Ethics, COPE). Для западных издателей эти четыре буквы сегодня значат очень много. Есть процедура, по которой научные журналы принимают стандарты этого комитета. Это придает им некоторой легитимности, но тогда к ним предъявляются определенные требования — и в случае нарушений журнал может лишиться права быть членом COPE. Проверить, входит ли журнал в COPE, очень легко: просто вбить его название на сайте в разделе «Members». Кстати, в результате нашей борьбы с плохими статьями Олега Эпштейна про релиз-активные препараты несколько журналов его публикации отозвали. Но чаще мы сталкивались с равнодушием редакторов. На конференции я пообщался с представителями некоторых издательств этих журналов (Hindawi, Springer, Nature, Elsevier). Все они пообещали разобраться в ситуации. А еще я узнал, что жаловаться можно напрямую в COPE. Например, если какой-то журнал совсем «заврался» и публикует очень много ерунды.
Центральную тему конференции задал нейробиолог и инженер Алан Финкель (Alan Finkel), занимающий должность Australia’s Chief Scientist (научный консультант кабинета министров Австралии). В своем пленарном докладе он сравнил систему публикации научных знаний с мостом, перекинутым через реку. Раньше ученых было мало — и трафик по мосту был ограниченным, специалисты в одной области хорошо друг друга знали и понимали, кто чего стоит. Теперь же ежегодно публикуется более двух миллионов статей, мост стал высокоскоростной магистралью, но архитектурно практически не изменился, что оказалось чревато проблемами. Теперь по мосту незаметно возят контрабанду, опоры трещат, на пропускных пунктах образовались пробки. Это настолько раздражает некоторых ученых, что они и вовсе предпочитают с моста спрыгнуть (так Финкель пошутил про движение Open Science, агитирующее за свободный доступ ко всем научным публикациям и реформу практики издания научных статей).
На конференции говорили о преимуществах и недостатках открытой науки. С одной стороны, ученые чаще всего получают зарплату за счет налогоплательщиков и государства, и общество имеет право знать, на что уходят деньги. Есть много неплохих журналов, публикующих статьи в свободном доступе за деньги авторов, которые, в свою очередь, компенсируют затраты из научных грантов. Увы, на их фоне появилось очень много хищнических журналов, которые тоже предлагают платные услуги, но не предоставляют адекватного рецензирования, проверки качества статей и публикуют любой мусор. Учитывая, что ученые и финансово, и с точки зрения карьерного роста заинтересованы публиковать много статей, хищнические журналы без труда находят клиентов. Но некачественные статьи публикуют и журналы, работающие по старой издательской схеме — бесплатно для авторов, платная подписка. Мэтт Ходжкинсон (Matt Hodgkinson), отвечающий за борьбу с недобросовестными статьями в издательстве Hindawi, чьи журналы находятся в открытом доступе, привел в качестве примера публикацию Эндрю Уэйкфилда (Andrew Jeremy Wakefield) насчет того, что вакцины вызывают аутизм. Эта резонансная статья, на которую регулярно ссылаются антипрививочники, вышла в журнале Lancet. Правда, потом ее отозвали.
Другой пример — публикация в журнале Progress in Biophysics and Molecular Biology, авторы которой настолько прониклись интеллектуальными способностями осьминогов, что предположили их инопланетное происхождение. По мнению авторов, метеориты занесли либо их оплодотворенные яйца, либо вирусы, которые заразили моллюсков, изменяли их ДНК и так сделали из них осьминогов. Прекрасная научная фантастика, вот только геном осьминога давно опубликован, и никаких загадок его происхождение не таит — вполне типичный головоногий моллюск с Земли, что подтвердит любой зоолог. Увы, среди авторов (и, видимо, рецензентов) зоологов не было. Что не мешало им писать про грядущую «смену парадигмы». Со своей стороны я бы добавил, что многие журналы, публиковавшие статьи о скрытой гомеопатии, также работали по подписке, а не по принципу открытого доступа. А вот открытый журнал PLOS One быстрее всех отреагировал и отозвал одну из некачественных публикаций.
Горячие дебаты прошли вокруг темы препринтов. Сторонники отмечали, что препринты позволяют научной общественности реагировать на статьи до того, как те будут опубликованы, а авторам оперативно обновлять свой материал с учетом критики. Такие препринты ускоряют обмен знаниями, способствуют обнародованию отрицательных результатов и зарождению дискуссии вокруг противоречивых тем. Противники утверждали, что препринты являются источником фейковых научных новостей, цитируются журналистами без понимания, что статья не прошла рецензирование специалистами. При этом большинство препринтов вообще не получает никаких комментариев. Кроме того, журналы могут не хотеть публиковать то, что и так уже выложено, а наличие большого количества разных вариантов одной и той же статьи может создавать путаницу и приводить к цитированию устаревших версий. На конференции активно обсуждалась и проблема «публикуйся или умри». Ученые испытывают невероятное давление, заставляющее их публиковаться любой ценой, что приводит к изобилию некачественных или просто бессмысленных, неоригинальных и ненужных статей. Некоторые просто дублируют одни и те же статьи: один из докладчиков, биолог Гарольд Гарнер (Harold Garner), выступил с рассказом о большой базе данных таких дупликаций.
Существует также методика, которую на русский можно перевести словосочетанием «нарезка колбасы» — когда одна работа «нарезается» на части, после чего вместо одной статьи появляется множество очень на нее похожих. Это не самый страшный грех, но часто встречающийся. Знаменитый Джон Иоаннидис (John Ioannidis), знаменитый статьями о проблемах воспроизводимости научных результатов, опубликовал статью в Science, посвященную ученым, публикующим более 70 статей в год, — получается, что такие авторы публикуются каждые пять дней. Это, конечно, вызывает подозрения. Но иногда всё не так плохо. Например, дело одного из этих ученых расследовала специальная комиссия института, которая пришла к выводу, что человек не занимался плагиатом, ничего не подделывал, не дублировал, а просто хорошо адаптировался, имел много международных коллабораций и иногда «нарезал колбасу» — но без нарушений научной этики. Так что и такое бывает.
Очень интересно, что же на конференции обсуждали многочисленные представители гуманитарных наук. На основной секции было отмечено, что многие соображения о научной честности из биомедицинской литературы (где эта проблема обсуждается наиболее активно) можно пытаться адаптировать к гуманитарным исследованиям. Первым в тематической секции выступил профессор Сорен Холм (Søren Holm) из Манчестерского университета, занимающийся проблемами биоэтики. Его доклад назывался «Нарушения принципов исследований в неэмпирических работах — есть ли аналоги фальсификаций или фабрикаций данных?». Ответ автора был утвердительным. Например, если философ взялся рассуждать об этичности эвтаназии или легализации проституции, но для своего аргумента подгоняет эмпирические данные (игнорирует неудобные биологические или социологические факты), то это явное нарушение научных принципов. Другой пример нарушений, по мнению докладчика, — когда для обоснования вывода в тексте происходит подмена значений термина или термин намеренно трактуется то слишком широко, то узко. Третий — когда из работы напрямую следуют некие невероятные или абсурдные следствия, которые автор умышленно заметает под ковер, чтобы не вызвать скепсис у читателей.
Другой докладчик, Тецуя Исэдо (Tetsuya Isedo) из Университета Киото, говорил о проблеме вымышленных источников. Как Карлос Кастанеда предположительно выдавал за реального человека вымышленного Дона Хуана, так и некоторые авторы книг по истории использовали источники, которые на самом деле не существуют. Одно исследование, посвященное сравнению представлений гуманитариев и естественников о том, что является нарушением научных подходов, выявило, что сходств между первыми и вторыми больше, чем отличий. А главное отличие заключается в том, что гуманитарные исследователи особенно переживают, когда работа, на их взгляд, недостаточно оригинальна. Масштабы бедствия оказались устрашающими. Оказывается, ученые часто даже не знают, что плагиат и другие нарушения в науке — это плохо. На эту тему было много выступлений, и, кстати, одно из таких исследований проведено в России. В докладе о нем прозвучали ответы людей, участвовавших в анонимном опросе, о причинах нарушений научной этики. Многие отвечали в духе: «Я знал, что меня никто не поймает», «Все так делают, значит, и я могу», «Мне не хватало размера выборки для получения статистической значимости, поэтому я всё умножил в несколько раз».
Один из постеров был посвящен статистическим методам, которые авторы используют в научных статьях. Разработана масса приложений, статистических пакетов, которые позволяют просто ввести цифры и получить заветный P-value. Этими приложениями пользуются люди, которые часто не знают, как работает статистический тест, какие у него допущения, когда его можно или нельзя применять. Например, в работах, которые использовали статистический тест ANOVA, практически никогда не учитываются допущения, которые при этом необходимо принять. В качестве решения проблемы предлагалось консультироваться со специалистом по статистике до начала исследования.
Многие постеры и доклады на конференции касались того, как в разных университетах и институтах пытаются вводить программы по обучению студентов и аспирантов этике проведения научных исследований, а также основам честных подходов в науке. Оборотной стороной медали, по моим ощущениям, является генерация довольно большого количества бессмысленных текстов уже по теме «научной честности», которые попадались мне и на этой конференции, — видимо, это всё та же проблема с мостом, ставшим магистралью. Тема научной честности стала невероятно популярной, на такие исследования тоже выделяются гранты, экспоненциально растет количество публикаций. Наверное, скоро будут конференции по корректным исследованиям в области корректности исследований.
В этой статье, я не смог рассмотреть все аспекты проблемы Российской науки, однако всё ещё надеюсь на её возрождение. По опыту Китая следует глубокое внимания уделять международному сотрудничеству и, прежде всего, с учёными диаспоры. О значимости международного научного сотрудничества и ходе реализации национального проекта «Наука» в интервью рассказал президент РАН Александр Сергеев, который считает, что иностранные учёные не готовы сюда приезжать и работать. У нас контакты для академического сотрудничества, научного обмена в рамках краткосрочных командировок. Наука по определению международная, поэтому в изоляции ничего не сделаешь. Но если говорить про ПМЭФ, я хочу сказать, что РАН раньше не принимала участия в экономических форумах, но я считаю, что российскую экономику можно долгосрочно и устойчиво поднять только на рельсах научно-технического прогресса. За счет организационных мер что-то можно немножко улучшить, что-то за счет дисциплины. Но глобально — только с помощью науки. И конечно, с помощью приумножения человеческого капитала. Все вместе это позволит подтолкнуть вперед нашу экономику, я в этом уверен. Но меня высказывание президента РАН Александра Сергеева, увы, не вдохновило, ввиду отсутствия какой-либо конкретики.