Russian
| English
"Куда идет мир? Каково будущее науки? Как "объять необъятное", получая образование - высшее, среднее, начальное? Как преодолеть "пропасть двух культур" - естественнонаучной и гуманитарной? Как создать и вырастить научную школу? Какова структура нашего познания? Как управлять риском? Можно ли с единой точки зрения взглянуть на проблемы математики и экономики, физики и психологии, компьютерных наук и географии, техники и философии?"

«ЭКСТРЕМИЗМ В КРИЗИСНОЙ РЕАЛЬНОСТИ» 
И.Ю. Сундиев

И.Ю. Сундиев — доктор философских наук, профессор,
вице-президент Российской криминологической ассоциации

В течение последних лет все происходящие в обществе процессы рассматриваются исключительно через призму кризиса, который сначала именовался банковским, потом – финансовым, потом – структурным, наконец — глобальным. Неоднократно политики заявляли, что «самая острая фаза – уже позади и хуже не будет». Оптимизм политиков сопровождается кадрами массовых беспорядков во всех крупных городах Европы, революционными переворотами «арабской весны» в странах Северной Африки, демонстрациями «израильского лета», «бунтом предместий» в Париже и «шопинг-бунтом» в Лондоне. Для характеристики этих, весьма разнородных событий, чаще всего используется термин экстремизм. Для англоязычных исследователей экстремизм наиболее широкое понятие, включающее и радикализм и терроризм и все остальные формы острых девиаций. В российской науке наиболее продуктивным оказался междисциплинарный подход к анализу экстремизма , разделивший экстремальные формы социального поведения на самостоятельные объекты исследования.

В течение последних лет все происходящие в обществе процессы рассматриваются исключительно через призму кризиса, который сначала именовался банковским, потом – финансовым, потом – структурным, наконец — глобальным. Неоднократно политики заявляли, что «самая острая фаза – уже позади и хуже не будет». Оптимизм политиков сопровождается кадрами массовых беспорядков во всех крупных городах Европы, революционными переворотами «арабской весны» в странах Северной Африки, демонстрациями «израильского лета», «бунтом предместий» в Париже и «шопинг-бунтом» в Лондоне. Для характеристики этих, весьма разнородных событий, чаще всего используется термин экстремизм. Для англоязычных исследователей экстремизм наиболее широкое понятие, включающее и радикализм и терроризм и все остальные формы острых девиаций. В российской науке наиболее продуктивным оказался междисциплинарный подход к анализу экстремизма , разделивший экстремальные формы социального поведения на самостоятельные объекты исследования. За последние годы образовался значительный массив исследований экстремизма в нашей стране и мире, позволяющий сделать несколько обобщающих выводов.

Итак, основными сущностными признаками современного экстремизма можно считать:

  • доминирование молодежи в составе лиц, разделяющих экстремистские взгляды, входящих в экстремистские организации и участвующих в экстремистских акциях;
  • прямое и непосредственное использование экстремистов и экстремистских организаций, экстремистских действий как инструмента в борьбе за власть политическими партиями и политическими субъектами;
  • поиск врага и генерирование ксенофобии, как основной инструмент экстремистского воздействия на общество;
  • обязательная политизация криминальных сторон деятельности экстремистских организаций;
  • постоянное и непосредственное использование экстремистскими организациями информационных каналов (СМИ, Интернет, социальные сети и информационные сервисы) для декларации своих обвинений другой социальной, этнической, религиозной группе; призывов к насилию, по отношению «виновников», освещения всех этапов своих публичных действий, координации совместных действий, личной рекламы т.п.;
  • низкая себестоимость и высокая эффективность экстремизма как политического орудия.

Характерными чертами современного экстремизма являются:

  • его взрывное количественное расширение и развитие в предкризисные и кризисные периоды развития общества;
  • исключительная общественная опасность, связанная с деятельным расколом общества по социальным, этническим, религиозным признакам; провоцирование противодействия органам власти, всевозможных социальных конфликтов, столкновений;
  • возрастающие масштабы и мобильность экстремистской деятельности, расширение ее географии, связанные с началом нового глобального раздела рынков, глобализацией экономики, развитием средств транспорта и связи;
  • активное применение экстремистскими организациями информационных и когнитивных технологий, внедрение в информационную среду.

При этом наиболее интересным, на наш взгляд, является не вопрос о связи кризиса и экстремизма, положительный ответ очевиден и доказан исследованиями, а вопрос о влиянии различных сторон кризиса на генерирование конкретных форм экстремистских действий и перспективы.

Глобальный кризис как матрешка имеет несколько оболочек , каждая из которых несет свое содержание и смысл, играет свою роль в генерировании экстремизма. Рассмотрим лишь некоторые из них.

1. Аксеологический (ценностный) кризис.

В основе побуждений членов любого развивающегося социума лежат, в первую очередь, сакральные ценности, обеспечивающие долгосрочную созидающую преемственность мотивационной сферы. Эти ценности задает либо религия, либо – идеология. Вторая половина ХХ века характеризуется повсеместным немотивированным ростом прагматизма и утилитаризма, начало которому положил последний оплот сакральной идеологии – СССР, в котором в 1961 году была принята новая программа КПСС. Именно в этой программе было дано экономическое определение «светлого будущего» (коммунизма), и именно в ней «провозглашена дата конца истории» — построения коммунизма (1980 год). На наш взгляд, именно этот ключевой момент послужил началом краха СССР, социалистической системы и системы мирового порядка. Необычайно быстро после этого сакральные ценности повсеместно были вытеснены ценностями экономическими («общество потребления» как идеал), что означало неизбежную деградацию всей ценностно-ориентировочной сферы социумов. К чести высших иерархов христианских церквей они первые выделили не экономическую, а сугубо нравственную природу нынешнего глобального кризиса.

Для молодого человека отсутствие идеалов (сакральных ценностей) равносильно отсутствию ответа на главный вопрос юности: для чего я живу и чего я стою в этой жизни? Идеалы потребления могут удовлетворить самых непритязательных, но и они в условиях либерализации быстро приходят к «насильственному консюмеризму» – выбиванию витрин, грабежам, «криминальным флеш-мобам». И в этом, и в других случаях, естественная протестная активность молодежи используется субъектами борьбы за власть, политически оформляясь, как экстремистские движения.

Для выхода из аксиологического кризиса нужно, либо предложить новые сакральные ценности в виде новой идеологии, религии, либо – глубоко модернизировать старые.

2. Исчерпание ресурсов дальнейшего развития капиталистической экономической модели .

Напомним, что капитализм, как экономическая система, базируется на постоянно расширяющихся рынках. В течении сотен лет рынки захватывали, их осваивали, делили, этот процесс казался бесконечным и оставался главным стимулом развития экономической системы. Экономика, в конечном счете, лишь отражает социум, механизм развития которого определялся и определяется одним словом – экспансия. К 70 годам ХХ века физические ресурсы развития этой модели на поверхности планеты Земля были исчерпаны, а сама ситуация – осознана специалистами как критическая .

Однако, вместо ожидаемого массами и пропагандируемого СМИ продвижения в Ближний Космос, началась практическая реализация концепции развития информационных технологий, позволившая перебросить вектор экспансии человечества за пределы реальности — в виртуальность (создание Интернета, виртуальной экономики и информационных технологий массового управления). Кстати, уместно напомнить, что и молодежные контркультуры того времени базировались в основном, на идеях Т.Лири и К.Костанеды о развитии через выход за пределы реальности путем «расширения сознания» с помощью наркотиков. Для любителей технического прогресса в качестве бонуса предлагалась виртуальная «космическая экспансия» в виде компьютерных игр.

Однако виртуальные изыски выполняли и выполняют роль не лекарства, а галлюциногенов для реальной экономики. Усиливает остроту проблемы оформившиеся глобальные сети, делающие практически бессмысленной и преступной любую крупную акцию по переделу рынков. Но снять все конфликты умирающего капитализма виртуальным путем можно только при переформатировании всего социума по модели «Матрицы». «Чтобы дать рыночно-ориентированным экономикам функционировать так, как они должны и могут, необходимо вернуться к правильному балансу между рынками и обеспечением общественных благ.

Это означает отход как от присущей англоязычным странам модели невмешательства государства в экономику и «рейганомики» (т.е. переноса акцентов с регулирования спроса на товары и услуги на стимулирование их производства), так и от присущей остальным «западным» странам модели государства всеобщего благосостояния на основе дефицита. Обе эти модели потерпели неудачу…Потребуется делать инвестиции в человеческий капитал, навыки и в системы социальной защиты для повышения производительности и для того, чтобы рабочие могли конкурировать, быть универсальными и могли процветать в глобализированной экономике.

В противном случае нас ждет (как в 1930-х гг.) бесконечный застой, спад деловой активности, валютные и торговые войны, жесткий контроль капитала, финансовый кризис, неплатежеспособность многих стран, а также масштабная социально-политическая нестабильность.» То есть, единственный не военный путь выхода состоит, по мнению ведущих экономических экспертов, в возвращении к социалистической модели хозяйствования в «скандинавском» варианте. Пока это не осознанно массами – глобальным субъектам дозволено использовать концепцию «Управляемого хаоса» , в которой экстремизм и терроризм играют роли главных инструментов.

3.Неизбежные опасности нового технологического уклада.

Идущий на смену пятому технологическому укладу шестой состоит из технологий, обращенных, в основном, не на изменение вещей (материалов), а на изменение самого человека: биологические, когнитивные, информационные, нанотехнологии. Уже сейчас эти технологии позволяют незаметно, но очень эффективно менять привычный образ жизни. Мы привыкли сводить процесс глобализации к упрощению коммуникаций, не замечая, как обеспечившие его технологии изменили характер всей человеческой деятельности: благодаря облачным вычислениям, робототехнике, беспроводной связи 3G, Skype, Facebook, Google, LinkedIn, Twitter, iPad и дешевым смартфонам с поддержкой выхода в Интернет мир стал не просто связанным, а гиперсвязанным и взаимозависимым.

В этих условиях наиболее рентабельным из общедоступных видов бизнеса стало прямое формирование сознания. А «наиболее рентабельный из общедоступных» видов бизнеса — значит наиболее применяемый вид деятельности. Формирование новых потребностей и предпочтений, скрытое управление процессом выбора не только продуктов и товаров, но и художественных, политических предпочтений. Особенностью данных технологий является то, что с одной стороны невозможен традиционный контроль за их использованием со стороны государства, с другой — свободный доступ к информационным ресурсам (возможность одним – манипулировать, другим – становиться объектом манипуляции) декларируется как основополагающее право каждого, которое наиболее активные члены мирового сообщества готовы защищать всеми способами (наиболее яркие примеры – Ливия, Сирия, Иран).

Государственные системы управления практически всех стран не приспособлены к массовому применению технологий формирования сознания, но вынуждены их применять как самый эффективный внутриполитический инструмент и делают все более серьезные ошибки в кризисных ситуациях. Их эффективность снижается, возникает перманентный кризис управления и неограниченная возможность и желание использовать экстремистские организации для решения текущих политических задач.

3. Кризис стабильности .

Изначально человеческие сообщества развиваются в четкой дихотомии «Мы-Они», которая заставляет искать и развивать внутри себя преимущества для конкуренции и, в то же время, стабилизирует баланс системы отношений. От конкурентной борьбы между государствами к конкурентной борьбе между межгосударственными образованиями (блоками) — долгий путь, который проделало человечество к середине ХХ века. Именно конкуренция между блоками после второй мировой войны дала миру большую часть научных и технологических изобретений, которыми мы пользуемся. Но всеобщая делигитимация сакральных ценностей лишила эту борьбу внутреннего содержания и один из блоков одержал победу.

Распад «Варшавского блока», а затем и Советского Союза лишили страны Запада мощного консолидирующего инструмента – «коммунистической угрозы свободному миру». Кратковременные попытки жестко формировать «однополярный» мир на базе «общечеловеческих ценностей» оказались малоэффективными. Для политической консолидации становящегося все более и более аморфным и слабо управляемым «мирового сообщества» – стран, идущих по «атлантическому» цивилизационному пути, вновь потребовался Враг, но не простой, а отвечающий ряду обязательных критериев.

В условия распространения оружия массового поражения, он (Враг) должен был представлять собой явную, безусловную и ужасную угрозу, но при этом не быть связанным с ведущими странами Запада. Его местоположение должно быть там, куда можно наносить безответные удары; его можно увидеть только на экране телевизора и в Интернете; борьба с ним должна продолжаться бесконечно долго, а мера ее успешности оставаться неопределенной; наконец, необходимость борьбы с Врагом должна убедительно оправдать любые ограничения демократических прав собственных граждан, а увеличение расходов на борьбу с ним не должно вызывать возражений у населения. Этим Врагом на целое десятилетие стал мировой терроризм – основной инструмент «варварских» цивилизаций, стремящихся уничтожить «прогрессивную» (западную) цивилизацию. С исчерпанием мобилизующего и консолидирующего потенциала данного образа состоялось ритуальное убийство Усамы бен-Ладена.

Попытки придумать новых объединяющих врагов: нас, Китай, Иран уже — провалились. На данный момент придумали проблему глобального изменения климата. И разоблачение множества фальсификаций на эту тему не снижает градус энтузиазма борцов, потому что реальность им не важна: нужно придумать общее дело, которое вновь скрепит Запад.

При таком подходе ни о какой конкуренции, сохранении баланса сил и прочих признаков глобальной дихотомии говорить не приходится. Мир стал крайне опасно зависим от субъективной воли отдельных лиц, способных провоцировать вооруженные конфликты (грузинская агрессия 08.08.08.), революционные выступления («арабская весна» и «израильское лето»), военные вторжения (операции «Буря в пустыне», «Несокрушимая сила» и им подобные). Экстремизм (как крайность) становится лейтмотивом принятия политических решений.

4. Кризис суверенизации.

При доминировании виртуальной экономики, государства и глобальные корпорации как субъекты глобальной политики все больше уступают свою ведущую роль разнообразным глобальным сетям — в высокой степени неформальным структурам, объединяющим элементы государственного управления, в том числе спецслужбы, гражданского общества и глобальные корпорации (или их элементы). Эти сети формируются «сращиванием» элементов государственного управления, бизнеса и криминала, а также науки и культуры, причем различные элементы указанных сетей базируются в различных странах.

Принципиальное отличие сетей как субъекта управления от государства (и даже от глобальных корпораций, которым категорически нужна стабильность в обширных районах производства и на широких рынках сбыта) заключается в имманентном отсутствии у них ответственности перед обществом. Любое государство поневоле, объективно заинтересовано в стабильности и гражданском мире в своей стране, а сетям, рассматривающим эту страну извне, «со стороны» глобального мироустройства и представляющих собой объединение «новых кочевников» (по классическому определению Ж.Аттали), это не важно. Им нужен рост совокупного влияния и прибыли своих участников, а этих целей гораздо проще достичь не в стабильной ситуации, а в хаосе, «ловя рыбку в мутной воде» .

За последние двадцать лет в мире сформировался качественно новый глобальный господствующий класс (интернациональная олигархия, или «новые кочевники»), не привязанный прочно ни к одной стране или социальной группе, не имеющий никаких внешних для себя обязательств и враждебно противостоящий не только экономически и политически слабым обществам, разрушительно осваиваемым им, но и любой национально или культурно (и тем более территориально) самоидентифицирующейся общности как таковой. Таким образом, создавая глобальные сети и затем упуская из своих в их руки важные полномочия в сфере общественного управления, государства, даже исключительно сильные и эффективные, сами создают для себя субъект «внешнего управления», пренебрегающий их интересами. Дополнительным свидетельством кризиса суверенизации является набирающая темпы приватизация насилия . Уже в настоящее время в развитых странах численность частных силовых структур (как правило имеющих статус частных охранных и детективных агентств) приближается к численности государственных армии, полиции и других официальных ведомств.

В нашей стране частные силовые структуры пока используются, в основном, при рейдерских захватах, взыскании кредиторской задолженности и т.п. В 2010 году в нашей стране существовало более 30000 ЧОПов, где работало более 750000 человек. Отдельный вид частных силовых структур – незаконные вооруженные формирования, характерные для Южного и Северо-Кавказского федеральных округов, смыкаются с «альтернативными субъектами насилия» — криминальными бандами, агрессивными молодежными субкультурами и экстремистскими организациями.

5. Социальные последствия развития информационных технологий .

Сверхпроизводительность информационных технологий, нуждающихся в значительной части населения исключительно как в ресурсе сбыта, но не производства, запустила процессы его десоциализации, то есть ликвидации «среднего класса» путем его люмпенизации и превращения в примитивные сообщества, функционирующие по биологическим, а не социальным законам. Применительно к нашей стране – этот процесс наиболее нагляден в форме криминализации обыденной культуры, информационного пространства, коррупционности всех сторон жизнедеятельности .

В рамках рыночной парадигмы развитые страны перешли на корпоративное понимание эффективности: не для всего общества в целом, а лишь для отдельно взятой, вырванной из страны корпорации. Как признает Томас Фридман: «…в кризисные времена работодатели считают, что проще, дешевле и гораздо более необходимо, чем когда-либо, заменить человеческий труд машинами, компьютерами, роботами и талантливыми иностранными рабочими. Раньше считалось, что только дешевая иностранная рабочая сила легкодоступна, но сейчас оказывается, что доступны и дешевые иностранные гении. Это объясняет, почему корпорации становятся богаче, а среднеквалифицированные рабочие – беднее».

Средний класс нужен лишь обществу в целом, но с точки зрения бухгалтерской логики обособленной корпорации он бесполезен и подлежит социальной утилизации — как основная часть населения России в парадигме «экономики трубы». В этом отношении мы находимся в одной лодке с зажиточными американцами и даже европейцами. Сейчас развитый мир в интеллектуальном отношении стоит перед сложнейшим нравственным выбором. Кажется очевидным, что средний класс должен жить, жить хорошо, потому что его представители — люди, являющиеся опорой государства, а значит, нужно их беречь даже без эквивалентной отдачи. Однако этот естественный путь требует отказа от мысли о том, что человек живёт ради прибыли, что для Запада идеологически невозможно. Выход – реально (не декларируя это) отказаться от идеи опоры государства на средний класс, сворачиванием прежней социальной политики стимулировать его на протестные действия, что позволит «обоснованно» задвинуть его вниз по социальной лестнице.

6. Бесконтрольное распространение технологий социальной манипуляции и трансформации сознания .

Информационные и когнитивные технологии не только поставили задачу утилизации среднего класса, но и дали инструмент, позволивший формировать «революционные» движения – социальные сети. Посредством этого сегмента общества, представляющего собой сеть – взаимосвязанных между собой участников, — происходит давление на действующую власть, которая принуждается к уходу с руководящих позиций. Взамен ее приходит другая, готовая максимально сокращать социальные программы, экономически утилизируя остатки среднего класса и подготавливая почву для нового революционного цикла.

Это давление снизу, со стороны социальных сетей, явление далеко не спонтанное, а спровоцированное, созданное технологически. В этом – особенность сетевых технологий и «бархатных революций», которые на них основаны: под предлогом якобы очевидных претензий к власти, спровоцировать волну самоиндуцирующегося протеста, развивающегося по нарастающей под воздействием «психоза соучастия».

То есть это чисто технологическая вещь, которая имеет свое происхождение в американской политтехнологии начиная с работ Джина Шарпа . О том, что подготовка кадров для организации, обеспечения и управления всех «бархатных», «цветных» революций последнего десятилетия ведется централизованно убедительно показала Тина Розенберг в своей работе «Университет революций».

Созданием центров подготовки «сетевых революционеров» дело не ограничивается. 28 октября 2008 года в Вашингтоне состоялся брифинг на тему «Публичная дипломатия США и война идей». Выступивший на нем заместитель госсекретаря Джеймс Глассман рассказал о работе «команды по цифровым внешним контактам», занимающейся улучшением имиджа США и борьбой с пропагандой экстремизма в интернете, и планах расширения ее деятельности на Рунет.

«В войне идей нашей главной задачей является не исправление представлений иностранцев о США, а изолирование и уменьшение угрозы насильственного экстремизма для США (выделено мною – И.С.). Не бомбами и пулями, а, конечно же, словами, образами и делами»,- заявил Джеймс Глассман. Примером такого дела стало участие «команды по цифровым внешним контактам» в «арабской весне», сравнительно легкой и быстрой смене режимов в Тунисе, Египте, Йемене, но вынужденной перейти к вооруженным действиям в Ливии и Сирии.

7. Кризис биологической идентичности.

За последние пятьдесят лет человек необратимо изменился. Банальная фраза, но, к огромному сожалению, именно она наиболее точно характеризует данный кризис. Производственные технологии качественно изменили среду обитания большинства жителей развитых стран, сформировав «бытовую токсикоманию» — включенность в метаболизм веществ и соединений, не встречающихся в живой природе. Информационные технологии – трансформировали процесс восприятия информации, принципиально увеличив его скорость и объем. Правда, взамен практически ампутировав эмоциональную компоненту восприятия. Эмпатия (сопереживание – основа любого человеческого взаимодействия) исключается из нормы жителя мегаполисов и воспринимается либо как слабость, либо как болезнь. Нормы здоровья полувековой давности не применимы к большинству населения (как нормы ГТО – к нынешним школьникам). Патологии, полученные при рождении, дополняются патологиями среды обитания и социальными патологиями (пьянство и наркомания) и усугубляются технологиями.

С начала 90-х годов в России сложились и развивались следующие демографические тенденции: низкая и не обеспечивающая простого замещения поколений рождаемость; сверхсмертность и не имеющая аналогов среди развитых стран низкая продолжительность жизни и структура патологии; быстрый рост внебрачной рождаемости, нелегитимной брачности и дестабилизации семьи; исчерпание не только потенциала роста, но и простой стабилизации состава населения страны по половозрастным группам .

«Из 16,3 млн детей школьного возраста две трети – имеют отклонения в состоянии здоровья. Среди 13,62 млн детей, обучающихся в школах, только 21,4% имеют первую группу здоровья, а 21% – хронические, в том числе инвалидизирующие, заболевания. Среди современных первоклассников вдвое меньше абсолютно здоровых детей, чем среди их сверстников конца прошлого века (4,3 против 8,7%). Учащиеся 1-х классов имеют худшие показатели готовности к обучению: ниже интегральный показатель умственной работоспособности (1,13 условных единиц против 1,48), а доля детей, имеющих недостаточный уровень развития школьно-обусловленных функций при поступлении в школу, почти удвоилась – с 21,2 до 41,4%. Среди них за период обучения в младших классах распространенность функциональных нарушений различных систем организма возросла на 60,9% против 26,6% у детей, поступивших в первый класс в 7 лет и старше…Растет детское и подростковое употребление алкоголя и табака…Более 50% детей подросткового возраста имеют заболевания, которые в дальнейшем могут повлиять на снижение репродуктивной функции. Более чем у 30% юношей выявляется задержка полового созревания».

Таким образом, основными чертами современной российской молодежи стали: ограниченная (постоянно убывающая) численность; изначально низкое состояние здоровья, что ограничивает переносимость физических и психологических нагрузок; склонность к аффективным реакциям, подверженность манипулятивным технологиям формирования оценок и стереотипов поведения.

Тенденции развития экстремизма в кризисной реальности . Речь идет именно о развитии экстремизма как системы реагирования на кризисные формы трансформации существующего общества. Эти тенденции достаточно четко оформились.

Раскручивание спирали насилия в ответ на снижение жизненного уровня большинства населения . Как было показано, современные технологии делают ненужными для производства большую часть трудоспособного населения. В политическом смысле идет активный поиск тех, кого можно выбросить за борт в первую, вторую, третью очередь. На первом (и втором) месте для политиков – незаконные мигранты. Происходит резкое поправение общественных настроений, во всех странах Европы отмечается взрывной рост экстремизма в форме национализма и фашизма. В Европе проживает свыше двадцати миллионов мусульман. Двадцать лет назад, на фоне экономического роста эти мигранты были нужны Западу чтобы делать неквалифицированную и низко оплачиваемую работу.

Сегодня в Европе множество своих граждан готовых к подобному труду. Большинство «натурализовавшихся» мигрантов во Франции, Германии, Великобритании могли позволить себе не работать, а существовать на социальные пособия, сейчас – это непосильное бремя для экономик большинства европейских стран. «Эти волнения (Лондон, август 2011) всего лишь начало сезона восстаний, который будет длиться годами и распространится на всю Европу», — говорит Ханиф Курейши. К его словам стоит прислушаться: он, сын пакистанца и англичанки, британский писатель и драматург. «Это районы, в которых живет множество молодых людей, которые ходят по улицам с оружием, употребляют наркотики. Эти 30-летние, у которых никогда не было работы и которые никогда не будут работать, являются британскими гражданами, не иммигрантами, но они парии экономической системы, частью которой им так и не удалось стать»…»Ситуация взорвалась, в том числе, и по причине сокращения пособий по безработице, субсидий на молодежные центры и социальные службы. Недовольство нарастает. Нужны деньги, которых у правительства Кэмерона нет. Как нет их у Италии, Греции и Испании. Поэтому я думаю, что мы всего лишь в начале периода высокой социальной нестабильности» — говорит Курейши.

Таким образом раскручивается спираль насилия: в ответ на сокращение социальных программ организуются «шопинг-бунты», которые подавляются полицией при достижении критического уровня общего социального недовольства; ответом на действия мигрантов (основных участников подобных бунтов) становятся националистические и фашистские акции в стиле А. Брейвика, ответом на которые становится террор исламистских организаций.

Доступность и проработанность инструментов хаотизации социумов. Хаос – наиболее благоприятная среда для глобальных сетей, в которой они максимально реализуют свои возможности. В свою очередь глобальные сети всячески способствуют росту хаотических тенденций в политике и экономике. Наглядный пример: «бархатные революции» прошлого десятилетия осуществлялись в рамках концепции «управляемого хаоса» и предполагали смену одних режимов другими. Современная «Арабская весна» была и есть реализацией концепции «Творческого разрушения», в которой смена не главное, главное – разрушить. Уместно вспомнить, что классические революции Нового времени характеризовались вполне конкретными признаками: «Во-первых, это насильственное изменение существующего политического режима, основ его легитимности и его символики. Во-вторых, замена неспособной политической элиты или правящего класса другим. В-третьих, далеко идущие изменения во всех важнейших институциональных сферах, в первую очередь в экономике и классовых отношениях, – изменения, которые направлены на модернизацию большинства аспектов социальной жизни…В-четвертых, радикальный разрыв с прошлым… В-пятых, революции… вносят изменения в нравственность и воспитание… создают или порождают нового человека»

В отличии от них – «бархатные», «цветные» революции есть наиболее технологичный способ консервации социального хаоса на пространствах государств, являющихся объектом «Большой игры». Если для организации классических революций нужны были представительные политические организации и «участие широких народных масс», то для хаотизации нужны лишь доступные технические средства и группа модерации. Например, антиглобалистские движения первые стали использовать самый широкий спектр доступных технологий, обеспечивающих контрсистемные (хаотизирующие) акции, мобильное информирование и безопасность среди членов организаций, что позволило создать устойчивые сети и привлекать новых членов извне. Так называемые телефонные цепи, используемые ранее для осведомления активистов, со временем были заменены на sms -информирование, электронную рассылку и постинги в Интернет-сообществах, а методика листовок, флаеров и агитплакатов перенеслась в виртуальное пространство, где сайты связаны системой перекрестных линков и баннеров. Учитывая глобализационные процессы в мировом сообществе, расстояния уже не имели принципиального значения. «Блошиная война», как характеризовали ранее подобные действия эксперты из RAND Corp., благодаря интернет-технологиям и сети неправительственных организаций, переходила в формат «войны пчелиного роя», где было невозможно выявить центральный орган управления процессом .

Необходимо отметить, что подобное делала редакции Радио «Свобода» и «Свободная Европа» в 1956 и 1968 годах, когда советские войска находились в Венгрии и Чехословакии. Тогда на волнах радио не было прямых призывов к борьбе с СССР, но давалась информация о том, как блокировать улицы и в домашних условиях изготовить зажигательную смесь для применения ее против советских танков. Виртуально-мобильные технологии используются не только во время самого процесса организации беспорядков. Оппозиционные структуры используют их для наработки базы данных, подготавливая площадку для координации возможных социальных взрывов. Одним из примеров может быть радиостанция либерального направления «Эхо Москвы». Например, чтобы задать вопрос на сайте радиостанции, нужно пройти процедуру регистрации. Кроме того, коллектив радиостанции приглашает к дискуссии в прямом эфире, создав систему поощрения для слушателей и выделив зарегистрированных пользователей в «синерамочников» (обычные зарегистрированные пользователи) и «краснорамочников» (привилегированные слушатели) .

Кроме того, им предлагается участие в социальной сети. Фактически, благодаря базе данных и мониторинга за действиями зарегистрированных слушателей, при подготовке очередного сюжета выявляются группы лиц, склонных к критике государственной власти, и в дальнейшем они используются для протестной мобилизации. Феномен использования средств мобильной связи с целями, не вписывающимися в конвенциональное социальное поведение, с недавних пор рассматривается как одна из актуальнейших глобальных угроз правопорядку и общественным нормам. В ходе нее идет виртуальная вербовка потенциальных оппозиционеров и трансформация сознания законопослушных граждан в сторону протестного. Помимо этого, новое поколение интернет-активистов может вести обучение методам борьбы с действующими режимами и оказывать всяческую поддержку «гражданам сети» (в англоязычном варианте – netizens, по аналогии с citizens), связывая их с адвокатскими конторами и проводя юридические консультации в режиме онлайн.

Обобщая европейский и азиатский опыт последних лет, можно утверждать, что для перевода уличных акции в массовые контрсистемные (хоатизирующие) акции протестов при общей кризисной ситуации достаточно иметь подготовленную команду, доступ в Интернет и зарегистрированный аккаунт (страничку) в социальной сети или электронном чате (быстрый обмен сообщениями). Примеры таких сетей в нашей стране: «Живой журнал» ( LiveJournal), Twitter ,YouTube и Facebook. Все это – американские сетевые проекты. Совместные проекты – «Вконтакте» и «Одноклассники».

На первом этапе командой модераторов формируется эмоционально напряженное информационное поле (запускается несколько «вечно» актуальных тем – несвобода, коррупция, этнические конфликты), которые активно муссируются в местах интернет-скопления (популярные сайты, форумы) молодежи. При этом напряжение постоянно наращивается по мере приближения ко дню Х (запланированной дате выступлений). На этом этапе от команды требуется поддерживать нужное эмоционально направленное состояние информационного поля – вести дискуссии, организовать вбросы компромата (в Москве декабря 2010 года – «к Москве движутся колонны автомашин с кавказскими боевиками»), «утечки» официальной информации, задавать «правильное» направление спорам и т.д. Затем кидается клич «На улицы!» «Защитим нашу свободу!», «Долой засилье инородцев!» (возможны варианты). «Стихийно» собравшийся народ, который координируется через Интернет или по мобильной связи, организуют команды специально подготовленных агитаторов-организаторов (особенно ясна их роль была в молдавских событиях 2009 года, московских – 2010 года, лондонских — 2011), которые поддерживают толпу в должной «кондиции» и направляют ее активность. Остается только отдать команду — «На штурм!» Вариант, когда в качестве основного разыгрывается сценарий межэтнических столкновений, а главными участниками становятся неформальные объединения фанатов и молодежь кавказских диаспор, был продемонстрирован в декабре 2010 года сначала на Манежной площади, а затем – на площади у Киевского вокзала .

Важной особенностью и молдавских и московских и лондонских событий стало широкое привлечение подростков 12-14 лет, которым объяснялось, что «можно все, так как вас нельзя привлечь к уголовной ответственности»

Преимущества этих технологий для организаторов хаотизации:

  • не надо создавать новую сетевую структуру – можно использовать уже имеющуюся оппозицию, гиперактивную молодежь диаспор и неформальные объединения как «пушечное мясо»;
  • координация происходит в «ручном» режиме из Интернета, что снижает личные риски для организаторов всех уровней;
  • минимум зарегистрированных политических организаций «светятся» на проведении митингов, что затрудняет обвинения в предвзятости и создает впечатление «искреннего и абсолютно стихийного народного порыва»;
  • несмотря на сравнительно малую «интернетизацию» нашей страны получается очень большой «выход» за счет молодежи, постоянно сидящей в Интернете – именно туда перемещается центр информационных баталий;
  • волнения напоминают охлократию – власть толпы, проявление анархического стремления все разрушить и разграбить;

Недостатки:

  • нет непосредственного контроля за ситуацией –- большая роль вынужденно отводится оппозиции, которая выступает как полупассивный игрок, с непредсказуемым поведением, лидерам неформальных объединений и диаспор, имеющим свое мнение о происходящих событиях.

Технологическая оснащенность и технологическая независимость экстремистской деятельности.

Еще летом 2010 года можно было говорить только о двух странах, использующих эффективную систему контроля контента национальных сетей Интернета, это Китай, создавший систему «Великая стена» и Иран, купивший у Китая эту систему для защиты внутреннего информационного пространства. С декабря 2010 можно говорить о том, что и Белоруссия пытается противодействовать «сетевым революциям», отключая Facebook, Twitter, YouTube, Google-ток и Google-почта, почтовые сервисы и LiveJournal. Однако этот лобовой путь предотвращения сетевых агрессий оказался не эффективным во время «арабской весны». 12 апреля на конференции в Freedom House в Вашингтоне был представлен подготовленный этой организацией доклад : «Руководство в помощь пользователям интернета в репрессивных государствах». Заместитель помощника государственного секретаря США Дэниел Бэр, возглавляющий Бюро по демократии, правам человека и труду, которое финансировало доклад, назвал инструменты преодоления цензуры “самым важным способом поддержки цифровых активистов и других пользователей, живущих в обстановке репрессий и зажима интернета”.

Государственный секретарь США Хиллари Клинтон заявила в своей речи 15 февраля: “Соединенные Штаты продолжают помогать людям, живущих в условиях зажима интернета, обходить фильтры, всегда на шаг опережать цензоров, хакеров и бандитов, которые избивают их или сажают в тюрьму за высказывания в Сети”. По ее словам, Государственный департамент потратил на эту работу более 20 млн. долларов, а в этом году израсходует еще 25 млн. долларов. В этой речи Государственного секретаря США анонсировался новый проект «революции гаджетов» c использованием технологий стелс-интернета. Цель программы стелс-интернета — обойти запреты на пользование Интернетом и даже мобильными SMS, которые ввели ряд правительств в момент беспорядков в их странах. Подобные ограничения были введены весной-летом 2011 года в Сирии, Ливии, Египте, Иране. Стелс-станции, похожие на чемоданы с антеннами, предназначены для моментального доступа в Мировую паутину в районах массовых беспорядков. Как сообщают американские источники, агенты США уже заложили целые партии вместе с модернизированными мобильниками в землю в условленных местах в «проблемных странах» — для пользования «группами диссидентов в час Х».