Аннотация. Или, то же самое утверждение может звучать, например, как – «сформировать более интегральные адекватные инструменты сегодня можно только при более глубоких представлениях реальности». Чтобы такие инструменты были действенными в современной сложной экономике, «глубина» представлений текущего мира может потребовать знаний вплоть до того, «что такое мышление, и каковы его возможности». Но та же система мышления – это, пожалуй, самая сложная система в нашем (доступном нам) мире. И возможности человеческого познания систем не достаточны для познания мышления как целостной системы. Поэтому, разумнее будет пытаться познавать мышление, как частное в целом, когда возможно «понижение сложности», поскольку, в соответствии с известным «наблюдением реалий» Гегеля, «целое определяет качество и свойства частного». И тогда уже — познавать, например, возможности и ограничения мышления в управлении, или при регулировании экономических процессов, в самоорганизации социума — коллективной или индивидуальной, познавать влияние этих ограничений на поведение социума, на эффективность той же т.н. «невидимой руки рынка», на адекватность экономического прогнозирования…

Введение, «многофакторный анализ» в экономической дисциплине.

Предлагаемый здесь краткий «синтетический» материал гармоничнее всего подходит для размещения его в экономическом информационном источнике. Поскольку, первое, он касается основных проблем современной экономики, вопросов эффективного регулирования и управления в ней, которые сегодня стали чрезвычайно актуальными. Во-вторых, потому что анализ системы мышления и её возможностей, который присутствует в материале, не подпадает под основные «публичные приоритеты» исследований современных когнитивных наук. Аналитика темы мышления здесь целевая, и более глубокая адекватная, чем она есть в основных научных приоритетах и направлениях изучения мышления. Поэтому данный материал в официальных «когнитивных» информационных источниках не будет «гармоничным» — вопросы влияния возможностей и ограничения мышления на поведение социума, в частности, на экономику и её прогнозируемость, могут «необоснованно» уйти на второй план.

Важно ещё привести некоторые существенные дополнения относительно «негармоничности» (и, отчасти, бесперспективности для анализа практических проблем современного сложного социума) основных научных приоритетов современной официальной когнитивной науки. Последняя анализирует, в основном или целевым образом, методологии мышления, связь физики мышления (физических сложных процессов в мозге) с субъективным пространством системы мышления (как тот же поиск т.н. когнитома – преобразователя наблюдаемых физических процессов в мозге в субъективные процессы в нём; или построение формализованного «целостного комплекса методик мышления»). Такой полной и однозначной связи нет – она присутствует частично, как рефлексия синергетики («коллективной» физики). Но в системе мышления есть ещё и неоднозначная связь субъективного пространства с физикой. Об этом говорит даже теорема («наблюдение практики») Гёделя о неполноте математик. А любая наблюдаемая физика (синергетика), актуальная для социума, фактически полностью представима в математике (в базовых физических моделях). Так, условно, если бы в каком-нибудь биологическом объекте, или в каких-нибудь природных (например, при прогнозировании погоды) явлениях наблюдалось отклонение от законов сохранения энергии, взаимодействия, или уход от других базовых физических закономерностей, то сегодня это очень скоро было бы выявлено. И было бы основанием более чем многих Нобелевских премий.

То есть, можно сказать так, что мышление – это только «отчасти однозначно связанная с физикой рефлексия физики». По крайней мере, такая «модель мышления» во многом адекватна реально наблюдаемым явлениям, связанным с субъективным пространством, например, как его «непрерывность» по Геделю. Поэтому построение т.н. искусственного интеллекта на базе «имеющихся» математик (когнитома, мыслительных методологий) не даст такого основного качества мышления, как его способности в построении новых математик. В реальности, такое качество человеческой системы мышления важно в практическом мышлении, особенно, при управлении, при том же управлении-регулировании современной сложной экономикой. То есть, построение комплекса формальных методик мышления, вычисление когнитома (оператора преобразования физики мозга в субъективное пространство системы мышления), имеет ограниченное отношение к познанию реального мышления, как такового. И — к тому познанию, которое актуально именно для современных проблем социума, то же — сложной экономики. А эти «построения», — представимые в математиках методики мышления и когнитомы, — да, они тоже необходимы, особенно в психологии, или в создании эффективных роботов, или для «медицины мозга». Но они — не о мышлении в целом.

«Междисциплинарные основания не публикации в других источниках», и мышление, как самая сложная система.

Междисциплинарные исследования, как отдельное научное (или прикладное) направление, не есть прорывной инструментарий, в том смысле, что любая, даже очень «узкая», наука изначально включает в рассмотрение или учитывает все причастные к ней и «влиятельные» виды деятельности, или дисциплины. Включает всё актуальное в рассматриваемое ею научное «представление предметной области» по глубине учитываемых дисциплин и по необходимости. И, главное, — по познавательной, когнитивной возможности адекватного их включения. А более многостороннее адекватное представление любой предметной области («мира или его части»), в принципе, возможно получить только при более глубоком рассмотрении этой «области», более глубоком «разборе» в знаниях о ней и «этом мире». А не просто интегрируя теории из различных наук, поскольку адекватная такая интеграция ограничена конечными человеческими возможностями познания систем. Поэтому надежды на т.н. конвергентные науки, как и на суперкомпьютеры, что только они, якобы, дадут прорыв в понимании и «междисциплинарном моделировании» социума (мышления в нем), не совсем состоятельны. В этом смысле, бесперспективны (или — полезны, но лишь отчасти) и попытки междисциплинарного анализа ситуации в мировой экономике, даже явно утонченного, при адекватных моделях (представлениях), но — в реально поверхностных них (представлениях). Речь идет о многосторонней аналитике, «учете многих факторов» рынка, особенно активно публикуемой последние годы ведущими и явно заслуженными экономистами, западными и российскими, как Н. Рубини, Дж. Стиглиц, Е. Ясин, С. Гуриев, В. Иноземцев, и другие. Такие попытки особенно «участились» после Нобелевского признания работ Ю. Фамы и Р. Шиллера, синтезировавших, условно, знания психологии в экономические инструменты. Все такие исследования явно полезны, даже необходимы, но «уже недостаточны». В частности — для того же адекватного сегодня прогнозирования мировой, и «региональной», экономики.

Мышление, система мышления – это самая, реально, сложная система в нашем (доступном нам) мире. И современные возможности человеческого познания реальных систем, так получается, не достаточны для познания мышления, как целостной системы. Можно пытаться познавать мышление, как частное в целом, когда возможно «понижение сложности», как это, согласно Гегелю, следует из того практического факта, что «целое определяет качество и свойства частного в нем». Реальным может стать, например, познание мышление в управлении, в самоорганизации. Интересно, в этом плане, изречение признанного практика информационных технологий, – из высказывания Билла Гейтса, при его уходе с поста официального управляющего Майкрософта, — что «нужно отходить от кейборда к другим способам ввода знаний и понимания в компьютер, больше двигаться в направлении, по сути, от механизации информационных инструментов к вводу в них души; и искусственный интеллект здесь совершенно не реален, по крайней мере, в достаточно далеком настоящим будущем».

Поэтому, актуально и разумно, как и допустимо для тех же проблем текущей экономики, анализировать возможности мышления в управлении, в регулировании, в прогнозировании. И вообще — в оперировании системами, в самоорганизации социума и его слоев, в самоорганизации его акторов. Управление-регулирование определяется (на сегодня) предельными возможностями индивидуального мышления. Даже для коллектива управленцев, или коллективного регулирования, их предельные возможности определяются индивидуальными ограничениями — на уровне мышления – в оперировании системами и их представлениями. Это «отправная точка» как для развития традиционных, так и для формирования новых, более эффективных возможностей прогнозирования, управления и регулирования.

Традиционные и «новые» технологии оперирования социальными системами.

Традиционное управление и регулирование в социальных системах, как «схема» оперирования, — это оперирование «системами, их пониманием и их моделями; с корректировкой и их апробацией». Оно и его такая схема, сегодня уже не всегда эффективны, иногда даже совсем не работают для наиболее сложных систем. Как это, достаточно давно и во многом, реально демонстрирует беспомощность данного подхода «оперирования моделями, теориями» (или вообще – формальными инструментами) в нынешней экономической ситуации.

В этом плане, уже многие попытки выделения адекватных моделей из сложной самоорганизации социума, — с целю дать адекватные целостные представления происходящего, его текущих проблем, попытки дать адекватные прогнозы и инструменты для решения этих проблем, — венчаются неуспехом. Даже провалами, как, например, политика монетарного смягчения Японии, ЕС, США; неконтролируемое сегодня поведение большинства финансовых рынков, и, зачастую, — неопределенное поведение в целом финансовой системы; даже до «абсурда» отрицательных ставок дошли. Причем, такое «неадекватное функционирование формальных инструментов», неадекватное прогнозирование, сегодня уже имеет место во многом, в мировой экономике, какими бы адекватными не были такие её «выделенные» модели, как «вырванные» из сложного поведения социальных систем, или социума в целом.

Современные «новые» передовые технологии управления (регулирования), основанные на т.н. «системных представлениях» реальности, как на менее определенных, чем точные формальные модели, но и как на более адекватных для сложных социальных систем — дают более действенные решения данной проблемы «сложности управления или регулирования», чем по традиционной «схеме». По сути, тут реализуется замена моделей на системные представления в «схеме познания или оперирования». Такие технологии в Америке активно развивались ещё с середины прошлого века, а в Европе попытки их создания зарождались ещё с начала ХХ столетия, с «коллективных коммуникаций подсознательного» Карла Густава Юнга, и даже с «элитарности эффективного управления» Макса Вебера. В России, условно научно, «системные походы» начались с «теории функциональных систем» Петра Кузьмича Анохина. Сегодня это – и «модели совершенствования регулирования свободного рынка» Ж. Тироля, и «новые парадигмы сложности, как новые представления современного сложного мира» Э. Морена, и зарекомендовавшие себя в бизнесе и госрегулировании «технологии без догм» Д. Сноудена, и «аутопоэзис» У. Матураны и Ф. Варелы. Это и чисто российские такие разработки, как «Системная экономика» Г.Б. Клейнера, «Концептуальное проектирование» С.П. Никанорова и З.А. Кучкарова, «Организационно-деятельные игры» Г.П. Щедровицкого, «Институциональный эксперимент совершенствования экономической организации страны и государства» В.М. Полтеровича. Всё это есть существенный сдвиг в сторону решения проблем современной сложности в поведении социума, проблем в экономике. И дальнейшее, востребованное сегодня, развитие этого «сдвига» с неизбежностью потребует более глубокого познания возможностей мышления, влияния его ограничений на управление и регулирование. То есть – для увеличения возможностей оперирования и в этих передовых технологиях. И даже, такой более глубокий анализ возможностей мышления может быть полезным и в «традиционных схемах» познания-оперирования в современных социальных системах.

Эффективный рынок сегодня требует не только максимальной влиятельности самоорганизации в нем (то есть — свободы, демократии), но и — обеспечения её адекватности.

В свете изложенных практических обстоятельств, сегодня наиболее актуальным (если не сказать, единственным выходом в современной сложности) является более глубокий анализ происходящего. Анализ наиболее глубоких знаниях о мире, социальных системах и мышлении. Нужно не только, даже не столько, «моделировать многообразие поведения верхушек айсбергов», как это принято, особенно, в социальных науках и в политических инструментах, сколько «опуститься глубже». Для чего сегодня и стало остро необходимым ещё и формирование новых, эффективных технологий управления и регулирования для социальных систем.

Относительно более глубокого анализа – это, в частности, анализ т.н. невидимой руки рынка. Она, по сути, является самоорганизацией социума, его слоев и отдельных его акторов (в среде клеток или животных подобной «рукой» является, в основном, именно самоорганизация самих акторов среды). И самоорганизация присутствует не только в свободном рынке, но и вообще в любой деятельности социума, в любой организации экономики. Вопрос только в том, насколько она действенная и адекватная. Поэтому, эффективность её определяется двумя основными факторами. Таким фактором, во-первых, как влиятельностью самоорганизации на поведение социума. И — вторым фактором, как адекватностью используемых в ней представлений, таких как знания, модели, понимание и другие представления социальных систем, в поле которых эта самоорганизация реализуется. То есть, эффективность самоорганизации определяется и тем, кроме её влиятельности, насколько возможно в принципе, — как и в поле «возможностей отбора» в ней, — выстраивать адекватные представления систем для акторов, для «слоёв», и общие — для социума. В свободном рынке, до сих пор, приоритетным был только первый фактор – влиятельность самоорганизации (требование свободы, демократии, для влиятельности всех групп социума в его поведении). Условно, адекватность тут отдавалась на откуп «естественному отбору», вполне приемлемо, и длительное время.

В сегодняшнем сложном мире, особенно резко разнообразившемся за последние сто лет, как в знаниях, так и в технологиях поведения социума, актуальным является достижение адекватности самоорганизации — адекватности представлений реального мира, в том числе, экономики. То есть, сегодня актуальным стал второй из этих двух основных факторов эффективности самоорганизации. Так что, ещё одним необходимым «углублением знаний» является познание возможности мышления в создании адекватных, в принципе — с учетом «отбора», представлений систем. И исследование того, что позволяет эти возможности реально увеличивать, и — как увеличить возможности управления (оперирования). Ведь то же прогнозирование — это оперирование (управление) системой и её представлениями, моделями, пониманием. В том числе, таким управлением системой-представлениями является и расчет прогнозов, и их корректировка, и тестирование представлений на соответствие реальности…

На смену войнам, как «инструментария» упрощения сложности и снятия конфликтов в социуме, безальтернативно идет коллективное качество управления на уровне мышления.

В прошлые века рост конфликтов в обществе, усугублявшийся ещё и ростом неопределенности или сложности, «компенсировался», как правило, разрушительными войнами – так было «проще». Сегодня угроза полного ядерного разрушения сделала, по сути, невозможным такой «простой» инструмент разрешения проблем сложности в современном социуме. Поэтому, остается только один «неразрушительный» вариант (инструментарий, институциональность) – более глубокий анализ знаний, и более эффективные технологии управления-оперирования социальными системами. Такое, как существенное, развитие заложено уже в нашем обществе — в «Системной экономике», в «Концептуальном проектировании», и в т.п. приведенных выше «системных схемах» познания социальных систем, как более эффективных, чем традиционное построение моделей и оперирование ими. И основным критерием действенности таких «системных» технологий оперирования является соответствие представлений пониманию, поскольку человеческое мышление остается самым продуктивным, в принципе, «инструментом» проверки представлений сложности этого мира на адекватность.

Следующий шаг в таком направлении развития – формирование устойчивого подобного соответствия представлений пониманию, для обеспечения коллективного, в дополнение к существующему индивидуальному, качества (на уровне мышления) оперирования системами и их представлениями. Это является внедрением таких т.н. технологий «со-управления». Реализация этих технологий оперирования-познания систем, — насколько подсказывает наш, более чем десятилетний целенаправленный исследовательский опыт из практики работы с компаниями бизнеса и ведомствами, — даже «технически» (при выстраивании конкретных, для конкретных социальных систем, их конкретных «системных» представлений, концептов, или моделей) требует глубокого знания о мышлении, и о его возможностях и ограничениях.

Кратко, из «более глубокого» о представлениях современной экономики и её проблем.

Первое, рост расслоения, особенно, нерыночного, или то же, условно, — не соответствующего влиятельности самоорганизации «всех групп социума», ведет к росту именно затратных («прямых» экономических) барьеров развития. Это аналогично тому, как в среде клеток дополнительное появление сильных акторов ведет к снижению устойчивости остальных. А в социуме к снижению влиятельности самоорганизации может вести потеря её адекватности. Кроме того, из-за расслоения есть формирование и «неэкономических» проблем, как следствия социально-психологических и иных факторов в поведении социума. И формирование, дополнительно, «барьеров» и от них. Ещё возможен вариант разделения, раскола общества по возможностям. У нас, в первую очередь, — это разделение по возможностям доступа к «растеканию сырьевых ресурсов» в экономике. На Западе – по возможностям к социальным и экономическим «лифтам», в основном из-за падения регулируемости. Иными словами — как спад влиятельности самоорганизации отдельных слоев социума по причине падения адекватности самоорганизации его в целом. Об этой проблематике Запада можно подробнее посмотреть в аналитике П. Кругманом – «Не зависть, а раздражение», у Н. Рубини — о преференциях «крупного капитала, власти, юристов», у Т. Пикетти в «Капитале в 21 веке», у Дж. Стиглица в работах по «мировому расслоению общества». И именно барьеры развития от высокого (того же — нерыночного) расслоения являются, в первую очередь, «стимулом» ослабления экономики в современном глобальном рынке, а не только, и даже не столько какие-нибудь т.н. «культурные или ментальные матрицы», или «голландские болезни». И даже не столько алчность, преференции капитала, коррупция, даже не «дорогие кредиты». Все эти негативные факторы могут только обостряться высоким, «не соответствующим влиятельности самоорганизации социума» (то же – нерыночным) расслоением, косвенно, дополнительно увеличивая, но именно эти же затратные барьеры развития. Увеличивая таким образом этот «стимул» ослабления экономики, дополнительно, – такое вот, тоже, «формирование устойчивых самостоятельных нелинейных образований, как причин из следствия».

Второе. Неустойчивая, неопределенная финансовая система, и выкачивание ресурсов (и инвестиций) финансовыми инструментами из реальной экономики. Изначально, деньги (как и другие «обязательства по поводу ресурсов») предназначены для «обеспечения движения ресурса» (продуктов, услуг, и т.п.), для «обеспечения ресурсного бизнеса», т.н. реальной экономики. Который является менее рисковым, чем бизнес на «его обеспечении, обязательствах» — на деньгах и иных «бумагах». Поэтому, при падении рыночного регулирования (или «рыночного управления») финансовые инструменты могут создавать наиболее существенные негативы рынка, такие как пузыри, неопределенность, «обеднение» реальной экономики, долговые проблемы… На этом сегодня делают акценты многие экономисты, и не только российские. Здесь нужен экономический «инструментарий» регулирования (управления), который бы адекватно разделял два качества в рынке – ресурс и его «обязательства» (или – «обязательства по поводу ресурса»). И это может быть не обязательно широко обсуждаемый сегодня вариант «разделения движения капитала реальной экономики и финансовых рынков», а, например, создание «эффективного управления финансовыми инструментами». Попытки сформировать «институты эффективного надзора над банками» в ЕС, или «налоги на транзакции» в США – это уже симптомы востребованности такого «управления» на рынке.

Третье. О самом падении рыночного регулирования и управления экономики. Оно происходит, в основном, из-за падения именно «адекватности самоорганизации». Ведь, нерыночные преференции крупного капитала или власти, критичное выкачивание ресурса финансовыми инструментами из реальной экономики, долговые проблемы от низкой ставки и ещё каких «стимуляторов», коррупция и другие негативы экономики, как условные «20% плохих в любом обществе» (по И.В. Прангишвили) – они в принципе регулируемы экономически, если самоорганизация «достаточно влиятельна и адекватна» для «всех групп социума». Так, если самоорганизация в социуме адекватна, то не так критичными могут быть даже политические инструменты, их вмешательство в экономику «по своим мотивациям». Даже высокая степень негативного влияния таких инструментов, мотивации их применения, сегодня, в значительной степени, — это результат именно падения адекватности самоорганизации социума.

Для российской ситуации.

В России, за последние 25 лет, основной причиной слабости экономики явились именно барьеры развития от высокого расслоения, изначально созданного «шоковой» приватизацией именно крупных («мы не Польша»), таких наших, сырьевых активов. А не высокие ставки по кредитам и «голландские болезни» с «матрицами от советской экономики». Даже объемы инвестиций в экономику – это многофакторное следствие, в том числе, во многом зависящее именно от размера затратных барьеров. Есть много, и не только российских примеров практики, как целевые кредиты с низкой ставкой или госинвестиции могут быть явно неэффективными при высоких барьерах развития. Условно, даже инвестиции государства в целевые проекты, в кредитные ставки (для импортозамещения того же) ниже инфляции, да, они реально помогут развитию отечественного производства, но нужно понимать, что это будет компенсация (из бюджетных активов, госрезервов и госфондов, из реальной экономики, из средств «обеспечения спроса») затратных барьеров, и не факт, что это в дальнейшем окажется и снижением этих барьеров-затрат бизнеса.

Такое высокое нерыночное расслоение привело к формированию «институтов удержания высокого нерыночного расслоения» в нашей сегодняшней российской действительности. Породило «нетрадиционную» институциональную (Е. Шульман) коррупцию, которая есть не только как те же «20% плохих в любом обществе», а как «борьба (борцы) за справедливое распределение сырьевых ресурсов». Такое вот тоже «нелинейное преобразование следствий в причины». Мало того, что невидимая рука рынка у нас и так бы долго регулировала такое наше высокое нерыночное расслоение. И затянулся бы этот процесс «обеспечения равных возможностей для всех» ещё и такими институтами «удержания нерыночного расслоения», порожденными крупными капиталом и коррупцией, и «разделением общества по возможностям доступа к сырьевым потокам». Так сегодня ещё и падение рыночного регулирования «усилилось» — на мировом рынке в целом существенно увеличилась степень неадекватности самоорганизации социума и его слоев…

Понятно, что в текущей ситуации нужны реформы. Ждать адаптации импортозамещающего бизнеса и экономящего потребителя, роста цен на нефть, снятия санкций, и прочих ещё «пусть и длительных», как считается в экономической власти, восстановлений, «самоорганизации общества в целом», — сегодня явно не выход. Это сейчас видит большинство и экспертов, и политиков. И предлагаемые проекты укрепления экономики, даже от противоположных концепций, во многом «притерлись» друг к другу, дают много одинаковых приоритетов – поддержка бизнеса, эффективные госинвестиции и расходы бюджета, снижение давления чиновников, коррупции, институты, дешевые инвестиции. Это и либеральные проекты «западного формата» (ВШЭ, КГИ), и умеренные (например, «команды МЭФ»), и «десять приоритетных направлений» от команды Б. Титова, «проекты национализации финансовой системы и всей экономики» (С. Глазьева; В. Катасонова), и многие другие. Но все они, как и Западные «передовые инструменты», выстроены в поверхностных моделях, в «верхушках айсбергов».

«Жизненные» модели всегда были и важны, и удобны, и работоспособны, как правило. И модель «Земля на трех китах, с Солнцем вокруг этой конструкции» когда-то тоже была такой же, как вполне приемлемой. Даже упомянутая выше модель мышления, как «отчасти неоднозначно связанная с физикой рефлексия физики», возможно и неверна (ведь физика и субъективное пространство «едины»), но она описывает наблюдаемые сегодня реалии. В экономике явно не работают сегодня многие меры, инструменты, как прогнозируемые, и это уже «тянется» длительно. Об этом множество экспертов и практиков во власти даже открыто заявляют, условно, что «три кита и верхушки айсберга» не работоспособны. И сваливать на то, что мы пока-что не нашли «правильных законов и правил» (как у «оптимиста» К. Майнцера), пока не садаптировались — сегодняшняя длительная неопределенность не позволяет. Неубедительной стала сегодня такая традиционная надежда на то, что самоорганизация социума откорректирует, как раньше. Или на то же – на быстрый рост «и побольше» высоких технологий, которые и дадут совершенный «глобальный мозг» из нас и этих технологий, и всё это будет в совершенстве самоорганизовываться (это концепции того же Президента Немецкого общества сложных систем и нелинейной динамики – К. Майнцера, и это же даже есть сегодня «мейнстрим современной передовой западной мысли»). То же – предлагаемые сегодня, вполне адекватные меры, реформы нужны, но они не консолидированы как система, и до конца, очевидно, не «притрутся». И высока вероятность того, что такие «поверхностно обоснованные реформы» снова погрузятся в неопределенность, или, в лучшем случае, будут полумерами, и даже в средней перспективе провальными. Как и на Западе, такая вероятность «поверхностного» развития в размножение его неопределенности высока.

Выстроить проект мер и инструментов в более глубоких представлениях реалий, вплоть до «познания возможностей и ограничений познания», сложно, это конкретная и тщательная работа, но не сложнее «построений и притирок» предыдущих проектов. Даже — проще в поле уже проделанной «в поверхностных моделях» работе. Даже многие «приоритетные направления реформ», понятно, будут одинаковыми. И понятно, что останется и присутствие политических (и иных, не «чисто экономических») инструментов и приоритетов, и их возможные приоритеты и конфликты. Но выстроены они должны быть в иных основаниях и даже акцентах на базе более глубоких представлений и аналитик «реального мира». Сейчас убедительно можно только говорить о том, что падение регулируемости и управления в рынке требует более эффективных именно технологий управления (оперирования) экономикой. Особенно, нересурсными (финансовыми) инструментами. Но не директивного управления финансовой системой, не просто «улучшения системы госуправления», а нового, рыночного управления, на базе новых технологий управления. По крайней мере, рублевые кредиты со ставками, явно меньшими, чем инфляция, могут и явно увеличивать вероятность их вложений в не производящий бизнес, поэтому кредитные ставки, в общем случае, должны быть близки к инфляции. Понимая, что на Западе инфляция нечувствительна к эмиссии и нулевым ставкам по множественным причинам, в том числе из-за высокого уровня конкурентного производства, отсутствия ограничений для перетоков финансов; и что кредиты от просто эмиссии рубля — это ещё не есть «прямой доступ» к иностранным продуктам, «запчастям» или технологиям, в отличии от кредитов в иностранной валюте. Это всё – относительно «базового понимания» в создании устойчивой национальной финансовой системы, что сегодня тоже требует новых технологий эффективного управления.

Кроме того, высокое расслоение имеет нерыночное во многом происхождение, и оно растет. И то, что уже, кроме того, что оно есть мощный фактор формирования барьеров развития реальной экономики, такое нерыночное расслоение становится буквально реальным «объемным потенциалом» для её же восстановления. Только не по провальной схеме «обобрать и поделить» или создать благотворительные фонды. И даже не как английский вариант «возвращения принесенного ветром» в бюджет. Это всё не решит проблемы нерегулируемости, то есть, активности всех, реально многих, механизмов формирования нерыночного расслоения. Возврат нерыночного расслоения в реальную экономику тоже требует эффективного управления экономическими процессами. В этом смысле, для действенного, даже «институционального» внедрения технологий эффективного управления перспективным являются институциональные предложения от МЭФ – «предприниматели и РАН», например, в качестве надправительственного управления госинвестициями. Или есть формат возврата «принесенного нерыночного» путем управления ими самими «возвращающими». Для чего потребуется, например, ограничение привлекательности финансовых, самых слабо регулируемых из них, инструментов, для того, чтобы уход из них не заполнялся «конкурентами». Но главное – потребуются технологии эффективного управления инвестициями.

Это только краткий обзор представлений «более глубокого анализа», как сказано выше в заголовках. «Технически», перечень адекватных мер достаточно известен, даже отлажен, но акценты в них должны сегодня выстраиваться в поле «более глубоких» оснований, представлений, в том числе, для большей их консолидации-координации — в экспертной, политической, и остальной среде.

Заключение.

Резкий, особенно за последние десятилетия, рост знаний и технологий деятельности социума привел к сложности управления и регулирования социальных систем, в том числе, и — экономических. Традиционные подходы и возможности оперирования сложными социальными системами, поэтому, стали сегодня малоэффективны, как это демонстрирует неопределенность экономики, слабая действенность и непрогнозируемость формальных инструментов (или мер), в их «традиционном исполнении». Для получения многофакторных (или системных) адекватных представлений необходим более глубокий анализ реалий, вплоть до анализа возможностей и ограничений мышления в управлении, в самоорганизации, в поведении социума. А для формирования более действенных технологий оперирования современными социальными системами, особенно наиболее сложными сегодня из них, требуется новый подход познания — на основе таких, более глубоких адекватных представлений. Тут другая основная проблема экономики сегодня, — кроме падения рыночного регулирования, — как высокое (нерыночное) расслоение из-за падения адекватности самоорганизации, одновременно, является и ресурсным потенциалом восстановления экономики. Однако, «возврат принесенного ветром» из этого потенциала в реальную экономику (если дойдет дело и до этого, о чем тоже много дискутируется), как исправление большого нерыночного перекоса, тоже потребует более эффективного управления-регулирования, чем есть.

Иными словами, сегодня необходимо наиболее глубокие представления социальных систем для большей интеграции актуальных знаний; для реализации действенного регулирования, прогнозирования, управления социальных систем нужны более эффективные, чем используются сегодня, технологии управления (оперирования) системами, создаваемые на базе таких «глубоких интегральных» представлений; а не только — адекватные модели мира.

Благодарность.

Автор искренне благодарит — за интерес к его работам, предмету данного материала и за полезные комментарии — Буданова Владимира Григорьевича (Институт философии РАН), Бутовскую Марину Львовну (Институт этнологии и антропологии РАН), Виттиха Владимира Андреевича (Институт проблем управления сложными системами РАН), Клейнера Георгия Борисовича (Центральный экономико-математический институт РАН), Кучкарова Захирджана Анваровича (Директора Аналитического центра «Концепт»; МФТИ), Обознова Александра Александровича (Институт психологии РАН), Сергеева Сергея Фёдоровича (Члена научного совета РАН по методологии искусственного интеллекта), Смирнова Сергей Викторовича (Директора института проблем управления сложными системами РАН), Юсупова Рафаэль Мидхатовича (Директора Санкт-Петербургского института информатики и автоматизации РАН).