Реформы в России протекают слишком тяжело и медленно, поскольку не рискующие управленческие структуры власти не только не способствуют их проведению, но и замедляют или даже блокируют их, а иногда полностью убивают их новационность. Это не чья-то конкретная вина, хотя виновники все-таки будут указаны. Это результат того, что власть все еще применяет управленческие подходы и методы, которые были разработаны много лет назад, управленческие инструменты, которые были сконструированы не для инновационных преобразований, а для рутинных операций тоталитарной системы.

Риск, это, прежде всего, неопределенность последствий управленческого решения. В этом смысле отношение к риску согласовано с отношением к случайности. Поэтому риск — не только явление многогранное, но и окрашено цветами национальных культур. В российской ментальности исторически сложилось своеобразное отношение к случайности. Под случайностью мы понимаем только то, что происходит неожиданно, не по правилам, на что нельзя указать причину. Для нас случайность — это помеха, шум, деструкция, которые нельзя допустить, но если случайность возникает, то кроме силового способа борьбы с ней других вариантов мы не видим.

В Европе же исторически формировалась психологическая установка на превентивную встречу со случайностью. Для них случайность — это шанс, удача, подарок, который можно получить только в настоящем. Только культура, рвущаяся на рандеву со случайностью, способна эффективно существовать в современных режимах неопределенности и неравновесности.

Для российской власти угроза, несущая риск, всегда была связана с неким виртуально отклоняющимся от заданной (правильной) нормы процессом, которым необходимо решительно управлять, выправлять, править. Если и будут какие-либо потери при реализации стратегических решений, то это потери всегда будут потерями населения, но не самой власти. В случае же успешного отчета власти о реализации программ, риск власти тут же оборачивается для них бронзой временных памятников.

Поэтому для российского населения риск это, прежде всего реальная угроза материальных и моральных ущербов, разрушения с трудом установившейся жизненной стабильности и относительного благополучия. Поэтому отношение к риску и к кризису в российском обществе неоднозначно. Для народа кризис это ситуация в которую его завели и из которой ему нужно самостоятельно выпутываться. Для власти же — процесс, который почему-то не туда зашел и которым необходимо «грамотно» административно управлять.

По этой причине население и власть не одинаково входят в рисковое пространство и неодинаково, часто антагонистично, ведут себя в нем. Российские экспериментирующие «стратеги» 80-90-х годов, ввергшие население в горе и бедствия, благополучно живут и здравствуют и искренне полагают, что в реализации их благих намерений виноваты: недостаток административного ресурса, времени для объективной оценки их усилий и невменяемость самого народа.

Подобная ортогональность власти и народа в рисковом пространстве является одной из причин неудач большинства наших национальных программ развития. Одни делают вид, что управляют, другие — что управляются. Одни делают вид, что платят, другие — что работают. Над принятием законов, посетовал недавно Президент В.В. Путин, думают сотни и сотни, а над тем как обойти закон, думают миллионы. Мы, по взаимному умолчанию, играем разные игры.

Другая сторона рисков российского государственного управления заключается в том, что риск и компенсация возможных ущербов должны быть двумя сторонами одного и того же события. В русском языке понятие, обозначающее компенсацию потерь при реализации решений в условиях неопределенности, не случайно восходит к слову «страх — страхование». Более того, риск и страхование в нашей культуре самостоятельные виды деятельности. Как правило, мы рискуем без страховок и страхуемся без уверенности возместить утраченное. Естественно, что ситуацию чреватую переживанием страха без возмещения ущерба целесообразно избегать, поэтому от риска лучше уклоняться. «Тише едешь, дальше будешь», «Поспешишь, людей насмешишь» — выстраданные российские правила, а разговоры про шампанское, так это для гусар.

На риск не идет не только сама власть, но и руководители унитарных предприятий, бюджетники, госслужащие. Даже в нынешней динамике процессов, вполне можно не рисковать, не совершать серьезных ошибок, а значит не отвечать за возможные ущербы, но в итоге крупно проигрывают все. Поэтому самый большой риск сегодня — уклонение государства от риска, особенно в таком сложном и необходимом деле, как реформа собственного управления.

Реформы в России протекают слишком тяжело и медленно, поскольку не рискующие управленческие структуры власти не только не способствуют их проведению, но и замедляют или даже блокируют их, а иногда полностью убивают их новационность. Это не чья-то конкретная вина, хотя виновники все-таки будут указаны. Это результат того, что власть все еще применяет управленческие подходы и методы, которые были разработаны много лет назад, управленческие инструменты, которые были сконструированы не для инновационных преобразований, а для рутинных операций тоталитарной системы.

Практика реализации 122 закона, а на повестке изменений стоят реформы здравоохранения и ЖКХ, предупреждает — Россия на пороге социального катаклизма. Формой грядущего катаклизма будет не шумное и организованное «оранжевое» сопротивление, а маловыразительная апатия, суицид, вымирание, растущая неприязнь к государству, апелляция к международным организациям и тихая, тихая партизанская война на собственной территории.

В связи с этим в России исторически сложилось доминирование двух взаимосвязанных типов поведения власти в точках потери решения, которые в синергетике называются бифуркациями.

Первый тип. Власть, не рискуя перед угрозой жесткой потери устойчивости, уклоняется от решения, и начинает заниматься совершенствованием своих структур, регламентов, наведением порядка, дисциплины и тем самым, затягивая бифуркацию, «проедает» эволюционный ресурс нации. Европейцы этот эволюционный ресурс называют социальным капиталом, амортизатором, демпфером, социальной «подушкой безопасности» нации. Эволюционный ресурс социума это способность нации в условиях хаоса, неравновесность и нелинейность которого возбуждает энергию и поиск, к плавному переходу в новое качество жизни, к новым способам и формам жизнедеятельности, к новым культурным образцам.

Таким образом, уклонение властей от риска принятия решения в ситуации неопределенности ликвидирует возможность дальнейшего эволюционного развития, и страна обречена на будущие «волевые» решения и на очередную жёсткую потерю социальной устойчивости. Пытаясь не допустить катастрофы, власть обрекает себя на борьбу с «излишним социальным разнообразием». Но разнообразие неистребимо, оно способно принимать различные формы, мимикрировать, «уходить в подполье» и т.д. Гомогенная система это нонсенс. Система только тогда система, когда в ней обеспечен достаточный уровень разнообразия, чем больше разнообразия — тем больше у системы степеней свободы, тем мобильней она в своих адаптациях к вызовам. Как следствие затяжки управленческого решения, возникает энергетический (пассионарный) надлом, в котором социум теряет способность к самоорганизованности, а власть приобретает неизбежный для таких ситуаций волюнтаризм, субъективизм и бесконтрольность поведения.

Второй тип. Упущенные возможности, разросшиеся «нейтральные поля» социума и ухудшение материального положения населения заставляют власть идти на срочное и силовое педалирование реформаторских решений.

Коварной особенностью этого типа поведения власти является то, что при инициировании бифуркации в действие вступает неумолимый закон транзитивного полиморфизма, т.е. перенос качеств системы через этапы структурогенеза в новые и несвойственные для них ситуации. По сути дела, мы всегда живем не в той стране которая есть, а в той которая должна быть. Преждевременная провокация бифуркации сегодня — это внесение неестественного хаоса в завтрашний день. Современная геополитическая, экономическая, нравственно-этическая ситуации в стране в значительной мере есть следствие этих типов принятия государственных решений, общим признаком которых является абсолютизация российской властью технико-технологических аспектов административного управления.

А между тем, социальное развитие подчиняется совсем другим закономерностям. Непременной предпосылкой любого самоорганизующегося процесса, в том числе и социального, является существование некого поля еще неиспользованных возможностей. Социальные системы, в силу подвижности их параметров, обладают обширным резервуаром возможностей последующих изменений. Особенностью социальных систем является то, что имеющиеся возможности не обязательно должны реализоваться сразу в материальной или организационной форме; чаще всего они возникают и подвергаются отбору как чисто мысленные (виртуальные) возможности, создавая причудливые психологические структуры латентного характера.

Поэтому в России управление есть не столько наука, сколько искусство читать контексты событий. Подобные психологические структуры социальных взаимодействий долгое время могут находиться в скрытом, не проявленном состоянии и неожиданно проявиться даже при случайном «шевелении» микроскопической переменной, т.е. возбудителем, провоцирующим бифуркацию в социальной системе, может выступить любое незначительное обстоятельство, чаще всего — управленческое решение власти. Именно такие возможности обуславливают неожиданный и необычайно высокий темп социальных изменений.

Случайное производство альтернативной возможности поведения социальной системы, или иными словами мутация социальности, как правило, означает ухудшение качества системы скорее, чем улучшение в смысле эволюции ее социальности. Но если случайно, как эффект кумуляции нелинейного взаимодействия огромного числа переменных, возникает благоприятная возможность и она усиливается, то эволюция социальности делает шаг вперед и система переходит на качественно новый уровень своего существования. Возникновение новой сущности всегда происходит скачком, в некий дискретный момент времени. Такие благоприятные возможности называются инновациями. Механизм инноваций, в силу возможности социальной системы производить мысленные и теоретические мутации, осуществлять их оценку и отбор, имманентно присущ социальным системам.

Инновация для социальных систем это мутант социальности с положительным знаком. Проблема исследования состояния социальной системы заключается в том, что знак определяется не моментально, а в ходе проверки системы самой себя на устойчивость относительно появления нового качества. Если новое качество не дает никаких дополнительных преимуществ, то оно исчезает в результате отбора. В этом случае социальная система оказывается устойчивой относительно возмущения и возвращается в исходное состояние просто и без надрывов. Однако если административный ресурс власти будет поддерживать появившуюся или внедренную мутацию социальности, то система, имитируя принятие нового качества, перейдет в напряженное состояние, чреватое каскадом возможных бифуркаций со всеми вытекающими для общества последствиями.

Но если окажется, что мутированная социальность обладает определенным преимуществом по сравнению с исходной, то отбор системы приведет к ее росту. В этом заключается содержание фундаментального синергетического принципа усиления. Социальная система в этом случае оказывается неустойчивой относительно возмущения. Если государственная власть правильно идентифицирует эту новую неустойчивость, и не будет вести с ней борьбу, то, усиливая эти возмущения, система сама постепенно и плавно перейдет на новый уровень социальности, соответствующий более высокому уровню зрелости ее структур. В синергетике подобное управление называется управлением с обратной положительной связью.

Таким образом, способность социальных систем порождать инновации, позволяющие отбирать и распространять лучшие варианты поведения, является решающей посылкой ее способности эволюционировать к более эффективным состояниям. Проблема заключается лишь в способности самой власти прислушиваться к ритмам социальной эволюционности и быть адекватной им.

Новое российское государство, взявшее на себя миссию формирования по европейскому образцу рыночной среды и рыночных регуляторов, по истечению 15 лет, оказалось, по многим причинам не в состоянии в этой среде существовать, как субъект управления, ибо в этой среде оно стало терять свою генетическую суть.
Дело, безусловно, не только в инерции мышления и традициях российского чиновничества, но и в неких объективных реалиях.

Как метафоры можно выделить четыре типа рисков административного управления, которые должны исследоваться с применением четырех различных методик: постнеклассической философии, нелинейной динамики, теории катастроф и неравновесной социологии.

• Риски, связанные с противоречием между генетической сущностью российской государственности и характеристиками современного мира (генные риски).
• Риски, доставшиеся в наследство в результате стремительного и властного преобразования российской государственности в начале 90-х годов (заложенные или постбифуркационные риски).
• Риски власти, связанные со спецификой современных мировых процессов и особенностью нынешней геополитической ситуации (онтологические риски).
• Риски, объективно возникающие в самом процессе изменения или реформирования систем любого вида (технологические риски административного управления).

Однако в данной статье мы вынуждены остановиться лишь на технологических рисках административного управления.

Властный характер перемен и очевидность самого процесса изменений, который развивался и протекал на наших глазах, создает иллюзию того, что изменения носили и будут носить рукотворный характер, что достаточно осознать несовершенство существующих структур или процессов их функционирования, как можно так же легко осуществить внесение каких-либо изменений или все поменять заново. Тем более, что структура органов исполнительной власти, несмотря на всю ее, не эффективность и коррумпированность, вполне самодостаточна в собственных глазах, с собственным самопологанием, имеет на вооружении собственные ресурсы надежности, разветвленную сеть связей и поддержек, надежные линии обороны.

Однако и общество худо или бедно тоже уже сформировалось и начало жить по своим законам самоорганизации. В этом несовпадении целей и векторов основной риск административного управления ходом реформ.

Следующим «камнем преткновения» на пути административного управления реформами является то, что, все версии реформы рассчитаны на идеальный кадровый состав, а должны были учитывать тот чиновничий аппарат, который есть и который будет осуществлять президентскую программу реформирования. Подобный подход в разработке программ реформирования — историческое заблуждение российских стратегов реформирования или традиционная русская игра в реформы, которую У. Черчилль метафорически определял, как стремление перепрыгнуть пропасть в два прыжка.

Говоря об онтологических рисках власти, отметим лишь несколько уже известных в мировой социологии суждений.

В новых условиях мирового развития меняется сам основной концепт риска власти. Еще не отживший свой век, риск злоупотребления властью, заслоняется более актуальным риском — риском недостаточности власти, риском потери ее функциональности. Данный риск спровоцирован неопределенностью и стохастикой неравновесной и нелинейной социальной среды.

Логика современной эволюции требует нормализации мутированных ненормальностей. А российская власть традиционно ориентированна на блокировку и ликвидацию любых ненормальностей. Нереализованные же возможности заключенные в ненормальностях не возвращаются.

Следующий риск власти связан с интенсивно растущей общественной потребностью в решениях, рост которой не в состоянии перекрыть ни рост национальной бюрократии, ни другие достижения в области принятия решений. Чем динамичней развиваются процессы, тем больше норм и стандартов необходимо для удержания системной устойчивости.

Считается, что минимизация этого риска возможна перераспределением права принятия решения по горизонтальным и вертикальным структурам власти и делегированием части полномочий структурам гражданского общества. Поэтому так много внимания недавно уделялось демократическим процедурам организации власти. К сожалению, в России эта технология с точки зрения власти не оправдалась, и мы снова выстраиваем властную вертикаль.

Иначе стал обозначать себя фактор времени. Само время становится
возмутителем спокойствия, источником риска. Лавинообразный рост потребностей в решениях не может быть единовременно переработан властью, поэтому она рейтингует проблемы и отображает их на временной шкале как последовательность своих действий, причем проблемы, находящиеся в конце списка, отодвигаются на завтрашний день.

Исследование логики развития процесса до синергетики и теории катастроф, как правило, концентрировалось на исследовании поведения системы в меняющейся среде, причем возможные варианты поведения объекта и связанные с ним риски картографировались на основе прошлых прецедентов. Естественно, что и вся риск-менеджерская подготовка и антикризисное управление были ориентированны на уже известные в прошлом риски, а наибольший ущерб неожиданно наносили новые, так называемые «запроектные» риски.

Выделим несколько синергетических положений, вытекающих из теории катастроф.

• Синергетический принцип «хрупкости хорошего» утверждает, что ни одно настоящее положение системы, в том числе и административной, никогда не может быть признанно удовлетворительным. Модернизация и реформирование есть постоянная потребность процесса развития. Из этого положения вытекает угроза непреднамеренного творения мнимого кризиса, спекулятивных рисков. По мнению специалистов, реформы государственной службы 1997-1998гг. не были такими неудачными, как их представили общественности. Ситуация же воспринятая общественным мнением как кризис будет кризисом по своим последствиям.
• Постепенное движение в результате реформирования к лучшему состоянию системы непременно приведет к ее временному ухудшению, причем, скорость ухудшения состояния системы при равномерном движении к желаемому состоянию на первых порах будет увеличиваться. Этот этап реформирования чрезвычайно богат эксклюзивными экспозициями ущербов и особенно нуждается в надежных методиках диагностики и интерпретации рисков.
• По мере движения в результате реформы к ожидаемому лучшему состоянию сопротивление инфраструктур и контекстов системы изменению их состояния будет нарастать. Под инфраструктурой и контекстами системы мы понимаем приобретенный опыт, управленческие навыки, устоявшиеся практики, установившиеся связи и обязательства, которые будут вынуждать работать в привычном (прошлом) режиме. На этой стадии реформирования угроза свертывания реформы, изменение ее курса или возникновение паллиатива, симбиоза форм и алгоритмов чрезвычайно реальна. Наиболее эффективны на этом этапе реформирования количественные мониторинговые модели.
• Максимум сопротивления реформе будет преодолен раньше, чем наступит самое плохое состояние системы после начала реформирования и через которое необходимо пройти для достижения заявленной цели. Данный период реформирования, несмотря на благополучные результаты, чреват рисками особого рода. Достаточно часто у реформаторов именно на этом этапе возникает ощущение завершенности дела и переключение их внимания на решение других задач. Объективно возникающий временной интервал между преодолением максимума сопротивления и наступлением самого плохого состояния в обществе есть историческая фора реформаторам для завершения начатого дела. Если эта фора не будет продуктивно использована, то возможные события после наступление плохого (по отношению к началу реформ) состояния, сведут на нет все предыдущие усилия.
• По мере приближения к самому плохому состоянию на пути перестройки системы сопротивление, начиная с некоторого момента, начнет уменьшаться, и как только самое плохое состояние будет пройдено, система начнет самодостраиваться. Это означает появление привлекательного аттрактора, транслирующего в общество позитивный образ будущего.
  Риски реформирования на этом этапе будут связаны с игнорированием самодеятельной инициативы, что может вызвать вторую волну отчуждения населения от власти. Мониторинговая система сопровождения реформы на этом этапе должна быть настроена на учет и представление в органах власти всех инициатив. Преодоление рисков и минимизация возможных потерь на этой стадии реализации проекта должно осуществляться через организацию политики соучастия всех институтов общества в деле совершенствования структур государственного управления. В действительности же именно на этой стадии такая политика привлечения к соучастию начинает сворачиваться, поэтому всегда так плох и результат.
• Величина ухудшения состояния системы, необходимого для перехода в лучшее состояние в процессе реализации задач реформы, сопоставима с финальным улучшением состояния системы как следствие успешной реализации целей проекта, т.е. самый большой выигрыш финала реформы никогда не может быть выше самого большого ущерба нанесенного системе в ходе реформы.
  Риски реформирования на этом этапе связаны с практикой необоснованных обещаний, как простейшим инструментом, мобилизующим энергию реформирования и завышенными ожиданиями населения от завершенной реформы. Массовое разочарование вследствие не реализации завышенных ожиданий может создавать ситуации типа «термидора». Задача риск-мониторинговой службы сопровождения реформы будет заключаться в предупреждении субъектов проведения реформы от необоснованных и популистских обещаний.
• Как только будет достигнуто улучшение состояния реформируемой системы, компенсирующее неизбежные потери процесса реформирования, внедренческая, мобилизационная модель управления, т.е. управление по отклонению должна смениться на более мягкую — управление с доминированием обратных положительных связей, проявляющую больше такта и осторожности в своих решениях, ибо реформируемая система, вышедшая на уровень своего проектируемого акме, приобретает характеристики «самоорганизованной критичности» и становиться особенно чувствительной. Любое неосторожное «шевеление» даже малейшей переменной может вызвать катастрофический обвал. Мониторинговая система рисков управления реформами должна приобрести качества опережающей диагностики, ибо все последующие риски будут уже не проектными.
• Теория рисков на базе социосинергетики утверждает, что при определенных условиях реформируемую систему можно переводить в иное состояние без серьезных ущербов. Для этого необходим определенный подготовительный этап, должен быть создан определенный и значимый общественный эмоциональный фон, например: ощущение угрозы внешнего нападения, утраты национального суверенитета, природной или этнической катастрофы, необходимости мобилизации, победы, т.е. должна быть осуществлена мотивация через артикуляцию необходимости проведения реформы как необходимого средства достижения национального успеха.

Анализ рискового спектра административного управления реформами, показывает, что для устранения рисков и минимизации социально-экономических ущербов недостаточно наличия схемы картографированного рискового пространства, выделенных ранжиров и методик оценки рисковых ущербов. Необходимо иметь менеджмент управления рисками, построенный с учетом новых взглядов и должна быть готовность самой системы госуправления к риск-менеджментной практике.