Борис Н. Миронов — доктор исторических наук, профессор,
ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского филиала Института российской истории РАН

Цель настоящей статьи — оценить изменения в биологическом статусе населения Петербурга в 1946-2005 гг., опираясь на данные о росте и весе новорожденных и их матерей, – на первый взгляд может показаться сугубо академической, не актуальной, далекой от животрепещущих проблем. Зачем, спросит читатель, по антропометрическим признакам оценивать качество жизни, если есть данные о зарплате и ценах, о доходах и собственности, о бюджете и потреблении, о национальном доходе и уровне неравенства?!

Призрак коммунизма, о котором писали К. Маркс и Ф. Энгельс, кажется, не бродит больше по просторам России. Но появился другой, может быть, еще более зловещий — призрак вымирания: высокая смертность, низкая рождаемость, быстрое старение и болезненность населения, депопуляция; население страны ежегодно сокращается почти на миллион. Хуже того, качество самого человеческого материала ухудшается – биологический потенциал россиян понижается. Одни думают, что это – следствие социалистического эксперимента, другие — результат перестройки. Реформы последних 20 с лишним лет действительно перепахали Россию вдоль и поперек, вглубь и вширь. Но не они создали проблемы – они только обострили спрятанные болезни и стимулировали их быстрое протекание. Симптомы демографического неблагополучия нации, о которых знали только некоторые проницательные демографы и врачи, превратились в очевидные признаки, и только ленивый или фанатик их сейчас не замечает. Есть пессимисты, которые стенают по поводу приближающейся гибели великого народа, есть оптимисты, которые уверены, что Бог не даст пропасть России. Но стенания бесполезны, а беспочвенный оптимизм – опасен. Единственное занятие, достойное социального ученого, — изучать социальные болезни и учиться их лечить.

Цель настоящей статьи — оценить изменения в биологическом статусе населения Петербурга в 1946-2005 гг., опираясь на данные о росте и весе новорожденных и их матерей, – на первый взгляд может показаться сугубо академической, не актуальной, далекой от животрепещущих проблем. Зачем, спросит читатель, по антропометрическим признакам оценивать качество жизни, если есть данные о зарплате и ценах, о доходах и собственности, о бюджете и потреблении, о национальном доходе и уровне неравенства?!

• Во-первых, применительно к России очень трудно, если вообще возможно, оперировать традиционными показателями благосостояния из-за отсутствия надежных сведений. Мы располагаем динамическим рядом цен и реальной зарплаты рабочих за длительный срок, 1703-1914 гг., лишь по одному городу России – Петербургу; данные о национальном доходе России имеются только с 1885 г., причем в советское время ВВП определялся по странной методике, не учитывавшей сферу услуг. Центральное статистическое управление СССР регулярно проводило бюджетные обследования, которые содержали прямые сведения об уровне потребления и заработках рабочих, служащих и крестьян. Однако эти данные не учитывали теневые доходы, потребление продуктов, произведенных в подсобном хозяйстве; их точность серьезно не проверялась и нельзя с уверенностью сказать, что они не фальсифицировались. Сколько лукавых цифр находилось и до сих пор находится в научном обращении! Известный советский экономист С. Г. Струмилин утверждал, что в металлургической промышленности в 1647 г. реальная зарплата была в 18.4 раза (!!!), а в 1860 г. – в 2.46 раза выше, чем в 1913 г. В то же время, по его мнению, в 1913 г. реальная зарплаты российских рабочих была выше, чем в западноевропейских странах, и только на 15% уступала американцам (Струмилин 1967, с. 56, 96-97). Каково же тогда жилось российским рабочим, и надо полагать, всем россиянам – ибо не могли рабочие жить хорошо, а все остальное население плохо — в XVII в., если в 1647 г. их реальный заработок в 18.4 раза превосходил заработок российских и, значит, в 16 раз зарплату американских рабочих в 1913 г.?! Золотой век! Согласно советской статистике, с 1913 г. по 1961 г. реальные доходы рабочих (с учетом социальных трансфертов) увеличились в 4 раза, а с 1960 по 1985 г. – еще в 2.6 раза, следовательно, всего за годы советской власти – в 10.4 раза . Между тем, по нашим расчетам, накануне падения советской власти, в 1985 г., покупательная сила средней зарплаты квалифицированного рабочего была в 1.35 раза выше, чем в 1913 г., и в 2.7 раза больше, чем в 1711-1714 гг. (Миронов 2003).
• Во-вторых, антропометрические данные позволяют посмотреть на положение людей в новом ракурсе: оценить их биологический статус и потенциал , баланс между потреблением и расходом энергии – то, что ни бюджет, ни зарплата, ни доход не учитывают.
• В-третьих, антропометрические сведения универсальны и элементарны, их легче сравнивать, если они относятся к разным годам, к разных социальных группам или странам, они не нуждаются в поправках на инфляцию, на изменение цен и структуру потребления.
• В-четвертых, хочется выяснить, антропометрические данные – действительно надежный индикатор качества жизни, который можно использовать для изучения благосостояния населения в прошлом и настоящем? Поэтому, чтобы достичь максимально возможной объективности, мы обратились к изучению периода, который сами пережили, и города, в котором до сих пор живем. В последние 15 лет более достоверно и во много раз обстоятельнее, чем прежде, изучается положение людей. Кроме того, есть общественное мнение и регулярные социологические опросы населения. Фальсифицировать статистические данные все равно, конечно, можно, но намного сложнее и опаснее. Сравнив картину, которую создают антропометрические показатели, с той, которую рисуют цены, зарплата, средняя продолжительность жизни и другие традиционные статистические данные, можно понять, насколько объективны данные о росте и весе новорожденных и их матерей.

Почему женщины и дети?

Обращение к детской и женской антропометрии диктуется тем, что новорожденные – в буквальном смысле наше будущее. Именно их биологический статус будет определять здоровье нации на ближайшие годы и, значит, ее способность справиться с проблемами и вызовами, с которыми сталкивается наше отечество сегодня. А, признаемся, скрытая задача статьи – заглянуть в наше будущее. От женщин в первую очередь зависит здоровье нации и нового поколения. Между тем, мы знаем об их положении пока недостаточно, по крайней мере, намного меньше, чем о мужчинах и обществе в целом, что до некоторой степени синонимы. Женская антропометрия дает исключительную возможность проникнуть в суть гендерного неравенства. Женщины, с одной стороны, до сих пор во всем испытывают дискриминацию, с другой – жертвуют своим здоровьем и благосостоянием во имя детей и мужей. Они не доедают, не досыпают, не дополучают зарплату (поскольку она еще существенно ниже, чем у мужчин), качество их жизни, как правило, ниже, чем у мужчин. И при том, их большинство, при неравенстве, они умудряются жить на 13 лет больше мужчин. Женский «класс» безусловно заслуживает, чтобы его тщательно изучали и учились у него, как выживать. Если мужчины научатся у женщин жить столько, сколько они, т.е. 72 года вместо 59, то демографическая проблема в России сразу потеряет свою сегодняшнюю напряженность.

Прежде чем анализировать данные о росте и весе петербургских жителей, коротко расскажем о новом направлении в науке, изучающим качество жизни по антропометрическим показателям, и о теоретической концепции, на которую оно опирается.

Почти тридцать лет назад на границе экономики, биологии человека, медицины и физической антропологии родилось новое направление в науке, которое можно назвать экономической биологией человека. Как экономика влияет на физическое развитие человека, его рост, вес, заболеваемость и как по антропометрическим данным (прежде всего по росту) можно оценить биологический статус, благосостояние и социальное неравенство – вот что в первую очередь интересует его представителей. В рамках нового направления активно исследуются ростовые процессы у человека как отражение социально-экономических и экологических условий его существования. Само по себе изучение биологического роста относится к сфере ауксологии человека (от греческого auxano – расти), которая обрела статус новой научный дисциплины только в 1970-е гг. ( Година 2004, с. 529-566). Однако именно экономисты стали активно использовать ростовые данные для оценки качества жизни как в прошлом, так и в настоящем. В частности, они обнаружили, что средний рост людей в разных странах примерно на 67-77% определяется ВВП на душу населения ( Steckel 1995, р. 1913).

Установление тесной связи между уровнем экономического развития государства и средним ростом его населения вывело антропометрию в широкий мир экономической и социальной проблематики, дало новый импульс ауксологическим исследованиям и сделало их важным направлением в западной социальной науке ( Komlos 1989, р. 23-54; Steckel 1995, р. 1903-1940; Tanner 1981).

В большинстве западных стран сложились национальные школы ( Guff 1995, р. 1-18; Komlos 1989, р. 23-50); российские исследователи участвуют в новом направлении, но не слишком заметно и активно, хотя антропометрические показатели для оценки социально-экономических процессов в России используются отечественными учеными более ста лет ( Башкиров 1962, с. 529-566; Година 2004, с. 529-566; Ивановский 1904, с. 211-287; Mironov 1999, р. 1-26; Wheatcroft 1999, р. 27-61). Без преувеличения можно сказать, что применительно к России ауксология открывает новые горизонты в понимании динамики экономического развития страны и благосостояния ее жителей.

1. Тело человека как показатель качества жизни

Какая теоретическая концепция лежит в основании ауксологических исследований, на каком основании по биологическому росту оценивается качество жизни?

Биологами доказано, что антропометрия человека, включая длину тела, в решающей степени (более чем на 80%) определяется генетикой и лишь в незначительной мере (менее чем на 20%) зависит от качества их жизни, или биологического статуса, т. е. от питания, перенесенных болезней, интенсивности и условий работы, медицинского обслуживания, жилищных условий, психологического комфорта, климата, воды, воздуха и других факторов среды в течение всей его предшествующей жизни до момента измерения роста. Поскольку генетика – практически постоянный фактор, то изменчивость среднего роста в социальных группах, классах и целых популяциях, если не учитывать мутации, обусловливается исключительно качеством жизни. Несмотря на то что общий вклад генетического фактора в длину тела является преобладающим, факторы среды оказывают решающее воздействие на изменчивость роста во времени и пространстве ( Eveleth and Tanner 1976, р. 1-15, 222-240). Рост представителей определенной группы людей можно считать историческом показателем как количества и качества потребленных в детстве и юности продуктов питания, так и жизненных условий своего времени ( Комлос 2002, с. 428).

Проведем аналогию. Из семени пшеницы при любом уходе не вырастить арбуз, и никогда пшеничное зерно не будет весить килограмм. Но при посредственном уходе можно собрать тонну пшеницы с га, при среднем – 2 тонны, при идеальном – 5 тонн. Средний рост современного 20-летнего петербуржца равен 178 см, а петербуженки — 166 см. Если создать в Петербурге условия жизни как в Швеции или Норвегии, то рост мужчин постепенно увеличится до 184-185 см, а женщин – до 172-173 см. Биология человека дает этому строго научное объяснение: человек, как существо биологическое, до достижения полной физической зрелости превращает потребленные продукты в энергию, которая затем расходуется на различные нужды — на поддержание жизнедеятельности организма, работу, учебу, сексуальные отношения, спорт, борьбу с инфекциями, болезнями и т.п., а чистый остаток энергии от питания преобразует в рост и при избытке питания — в вес. Вследствие этого средний рост людей до момента достижения полной физической зрелости зависит от биологических условий их жизни, или биологического статуса ( Tanner 1978, р. 157). После достижения полной физической зрелости длина тела уже не изменяется , но при понижении биологического статуса происходит снижение веса, а при повышении — его увеличение ( Riley 1994, р. 465-492). Потенции для роста, заложенные в генах человека, полностью реализуются лишь при благоприятных условиях среды, и, наоборот, при продолжительных и суровых лишениях происходит задержка роста, которая может, по крайней мере, частично, компенсироваться более быстрым увеличением длины тела в другие, благоприятные периоды ( Грим 1967, с. 113; Харисон и др. 1979, с. 386; Tanner 1981, р. 151-159). Для роста человека особенно важны 1-й, 6-й — 8-й, 13-й — 15-й годы жизни, называемые критическими возрастами, когда он особенно чувствителен к действиям угнетающих и благоприятствующих росту факторов (Грим 1967, с. 71-93).

Таким образом, согласно твердо установленному в биологии человека факту, изменчивость среднего роста населения зависит от условий существования в течение всего периода, предшествующего достижению полной физической зрелости, включая утробный период развития, и в определяющей степени зависит от чистой разницы между потребленной энергией от питания и израсходованной энергией на абсолютно все потребности в течение всей предшествующей жизни, другими словами, рост отражает историю чистого потребления ( Komlos 1989, р. 26-28; Steckel 1995, р. 14). Из этого следует, что высокие люди, взрослые и дети, в массе своей лучше питались, имели лучший уход, меньше болели и т.д., т.е. в массе обладали более высоким биологическим статусом, чем люди с низким ростом.

Весьма важно, что длина тела отражает динамику биологического статуса населения, или, как говорят статистики, вековые тенденции в его изменении, если мы располагаем большими сериями данных. Если, по определению, рост 20-летних людей отражает условия их жизни в течение 20 лет, то о чем говорит, например, уменьшение на 2 мм среднего роста новобранцев, принятых на службу в 2005 г. сравнительно с теми, кто принят в 2004 г.? Средний рост призыва 2005 г. являлся итоговым результатом условий жизни в 1985-2004 гг., а призыва 2004 г. – условий жизни в 1984-2003 гг. Первый 20-летний период, 1985-2004 гг., и второй 20-летний период, 1984-2003 гг., различаются только двумя годами — 1984 г. и 2004 г. Какой из них более важен? Без сомнения 1984-й: он является первым годом жизни для поколения, родившегося в 1984 г., а 2004-й – лишь двадцатым годом жизни для поколения, родившегося в 1985 г. Для роста человека первый год жизни является критическим, и потому имеет во много раз большее значение, чем двадцатый год, так как именно на первом году происходит наибольшее прибавление роста и закладываются основы последующего биологического развития. Следовательно, разница в росте новобранцев 1985 г. и 1984 г. рождения, равная 2 мм, объясняется главным образом условиями жизни в 1984-м, и, сравнивая средний рост поколения 1984 г. и 1985 г. рождения, мы оцениваем значение прежде всего 1984 г. для биологического статуса населения.

Ауксологический подход создает возможность следить за изменениями роста и условий жизни во времени, при наличии большого количества надежных данных — даже за ежегодными изменениями. Наиболее удобно интерпретировать последовательные данные о длине тела, будь то годичные или средние пятилетние или десятилетние данные, поскольку в этом случае результаты получаются более точными. Вот несколько красноречивых иллюстраций использования антропометрических данных для анализа динамики благосостояния населения .

Все знают, что в ХХ в. наибольших успехов в повышении уровня жизни добились японцы. Меньше известно, что японское чудо привело к эпохальным изменениям в росте японского населения. В течение 300 лет, XVII-XIX вв., рост японцев был стабильным: мужчины – 156-157 см, женщины – 144-145 см. В ХХ в. начались изменения. Но если в первой половине ХХ в. мужчины выросли на 3 см, то во второй половине ХХ в. – на 12 см, достигнув 172 см и сравнявшись с португальцами и греками. Рост женщины за весь ХХ в. увеличился также на 15 см и составил к 2000 г. 160 см. В индустриальных районах Японии прибавка роста была на 2 см больше, чем в аграрных, что находилось в полном соответствии со степенью повышения доходов и улучшения питания. Огромный экономический рывок после второй мировой войны позволил японцам догнать по росту южнокорейцев, которым они в начале ХХ в. уступали – 3-4 см.

В 1989 г., накануне катастрофического падения производства и доходов, Россия по валовому национальный продукту на душу населения уступала Японии в 2.5 раза. Однако россияне были и остаются выше японцев, хотя разрыв сильно сократился: в начале ХХ в. японцы уступали русским 10 см, сейчас – 5-6 см. В чем дело? Причина в том, что из-за высоких цен на продовольствие и по традиции японцы, несмотря на высокие доходы, до сих едят намного меньше россиян, за исключением рыбы, яиц, овощей и фруктов, а в XVII-начале XX в. в переводе на калории они потребляли, по крайней мере, на треть меньше. Особенно мало потребляют японцы масла и жиров — в 10 раз меньше россиян, сахара – в 2.2 раза меньше, молочных продуктов – в 5 раз меньше (данные на 1980-е гг.). Существенно, что японцы употребляют мало мяса – главного источника животного белка, необходимого для увеличения роста. При этом работают они больше, чем русские. Меньшая калорийность пищи и соответственно меньшее получение энергии от питания при большем ее расходе на работу остаются главными факторами, которые определяют разницу в росте между японцами и россиянами пока в пользу последних ( Миронов 2004 , с. 141-150).