Метафактор как фактор стагнации социального развития
Современный глобальный однополярный мир как единая капиталистическая форма хозяйствования и доминирующая либеральная идеология, есть сложная искусственно поддерживаемая конструкция, в которой, не смотря на популярную практику «сдержек и противовесов» возникает все большее внутреннее напряжение (как результат обострения системных противоречий капиталистической зоопопуляционной системы). Это напряжение порождает современные масштабные кризисные явления, свидетельствующие о столкновении факторов развития с факторами стагнации, вне зависимости от того, различаем мы эти факторы, или нет.
В попытке продлить свое существование, глобальной капиталистической системой постоянно инициируется направленное подавление и деструкция «точек роста» - любых очагов самобытного социального развития на планете. Для этого подбираются различные методы «управляемого хаоса[1]», позволяющие не уничтожать социум и его инфраструктуру кинетически — как в военных кампаниях (в Мировых войнах ХХ века), а незаметно стагнировать его развитие через изменение мотивационно-потребностной базы человека.
Принципиально новые возможности стагнации и деструкции социума появлялись по мере формирования глобальной цифровой платформы, возникшей по историческим меркам почти мгновенно - всего лишь за вторую половину ХХ века. Цифровая платформа хоть и имеет материальный субстрат (так называемое «железо»: серверы, кабели и др.), это, прежде всего, информационная «облачная» среда, обеспечивающая принципиально новые способы коммуницирования. Благодаря плотному сенсорному контакту каждого человека с различными гаджетами и единому сетевому покрытию (объединяющему эти гаджеты в единое системное образование – «цифровое пространство»), появилась возможность глобально оперировать информационно-смысловыми конструктами. Информационная среда цифровой платформы находится выше по иерархии информационной среды каждого индивида и отдельных социальных групп, поэтому все, что приходит из «цифровой среды» воспринимается как вариант «откровения свыше».
Произвольно затормозить современный Исторический процесс как квантовый переход от давно отживших зоопопуляционных отношений в капиталистическом социуме к принципиально новым психосоциальным формам социальных отношений – задача непосильная для тех или иных властных глобальных групп. Стагнировать Историю как мета-процесс системогенетического развития[2] нашего пространственно-временного континуума под силу исключительно фактору, находящемся на более высоком уровне системной организации (более высоком уровне иерархии больших систем), чем социум – мета-фактору. [3]
Его «интерес» заключается в том, чтобы поддерживать свое существование за счет ресурсов социума (информационных, энергетических, пластичесских) как наиболее «свежего лакомого куска», сформировавшегося в онтогенезе системных построений нашего континуума совсем недавно. Метафактор представляет собой идеальное построение, не способное впрямую повлиять на социально-политические процессы[4]. Поэтому в качестве «передаточного звена» метафактор стал использовать глобальные капиталистические элиты, вынужденные для удержания своей власти поддерживать хаотизацию[5] в глобальном масштабе («рыба гниет с головы»).
Изначально жизнедеятельность социума задается «пакетом» «стандартных» потребностей – как витальными, так и высшими потребностями[6], связанными с реализацией личности человека. Потребности не возникают «сами по себе», а формируются вместе с развитием биологических и социальных систем, а затем «воспроизводятся» с помощью генетических и негенетических способов передачи информации — через социокультурную среду в процессе воспитания и образования.
Можно сказать, что потребности – это невидимые внешнему наблюдателю «драйверы» социального развития – социогенеза (составной части системогенеза), воспринимаемого нами как Исторический процесс. Таким образом наш социум как построение «соткан» из результатов витальной и социально-значимой деятельности всех людей, а все эти результаты заданы соответствующими потребностями. Только в стремлении к удовлетворению той или иной потребности, возникает та или иная целенаправленная деятельность: нет потребности, нет и деятельности. Например, без соответствующей половой потребности не народятся дети, да и без пищевой потребности тело не получит энергии и «строительного материала».
Наиболее удачной иллюстрацией иерархии потребностей человека является так называемая «пирамида потребностей», предложенная американским психологом Абрахамом Маслоу в 1954 году[7]. Доминантными для человека являются высшие потребности – только благодаря их удовлетворению человеческая жизнь обретает ценность и смысл. А. Маслоу считал, что по мере удовлетворения человечеством низших «органических» потребностей возрастает возможность удовлетворения высших потребностей – именно в таком ключе он рассматривал ценность прогресса. Интересно, что сама структура потребностей «не вызывала возражений» даже в капиталистическом «обществе потребления» и принималась за ценностную основу.
Рис 1. Пирамида потребностей А. Маслолу и базовые уровни социальных отношений.
Для сохранения имеющейся ресурсной базы метафактору важно не столько изменить структуру потребностей у человечества, как на какое-то время «зафиксировать» ее (структуру) в «стационарном» состоянии, — чтобы «наработать» неспецифическую Историю человечества (не связанную с его истинным системогенетическим развитием), а потом – сменить вектор. Тогда искусственные изменения могут закрепиться и в геноме, и в социокультурных (точнее, контркультурных) формах.
Структура потребностей всегда проявляет себя через те или иные социальные явления, то есть через континуум результатов деятельности социума. Осмысляя опыт недавнего прошлого, мы видим, как «наработка» контркультуры социума и изменения потребностей происходила на протяжении второй половины ХХ века.
1. В 50-е гг. ХХ века как годы послевоенные, мир был занят восстановлением необходимой для жизнедеятельности инфраструктуры и социальным обустройством для мирной жизни. По сути, вся деятельность была нацелена на социальное строительство: «не до жиру, быть бы живу». Поэтому «пирамида Маслоу» воспринималась и элитами, и народами соответственно – вверху высшие потребности, внизу – «органические»… Более того, подразумевалось, что и ранговая пирамида – пирамида социальной иерархии — соответственна пирамиде потребностей: наверху – достойные из достойных, а внизу – менее достойные: руководители и лица, принимающие решения должны обладать как высокими профессиональными, так и нравственно-этическими качествами.
2. Но уже в 60-е годы ХХ века, когда стала возможной отмена мобилизационного режима существования социума, начали «плодиться и размножаться» различные альтернативные контркультурные образования — наиболее известные из которых движения хиппи, панков, рокеров, байкеров, модов. Различные деструктивные секты, возникавшие на протяжении Истории и ранее, не носили столь массовый характер, а вспышки так называемых «психических эпидемий» были кратковременны: «упругость» социума была необходимой и достаточной для противодействия различным девиантным формам поведения. Чутко срабатывали механизмы саморегуляции, подобные работе системы «антиген-антитело»[8]: в случае, если морок не «рассеивался», государственные структуры, часто при церковной поддержке, применяли силу. Можно сказать, что таким способом человечество «нарабатывало» бесценный опыт познания нравственно-этических категорий и отграничения Добра от Зла: существовала свобода выбора движения вверх или вниз, но было наглядно видно, куда приводит это движение.
Но контркультуры ХХ века, «замешанные» на неспецифических информационно-смысловых конструктах, привнесенных метафактором, сильно отличались от «классики жанра». Внутри них главными врагами были объявлены государство и вносимый им порядок, «сытость, застилающая мозги жиром и формирующая жестокость». Именно поэтому, основной потребностью новых контркультурных образований стал не бунт против проблем и противоречий традиционного социума (Make Love, not War!), а именно масштабный уход – не только из социума, но и в иную реальность, уход «вниз», в направлении к Инферно[9]. Представители контркультурных образований не только отказывались от участия в социальной жизни (не поддерживались семейные связи, профессиональная деятельность, обучение и образование – как и во многих сектах), но и впервые стали исповедовать религию «вечного кайфа» — «секс-наркотики-рок-н-роллл» (жизнь как перманентное путешествие, как «драйв», как наслаждение). Все подобные контркультурные образования носили ярко выраженный паразитический характер и «физически» существовали за счет материальных благ остального критикуемого ими социума.
Появление альтернативных социальных групп совпало с новыми возможностями электронной техники (электронные инструменты и усиление звука): это привело к появлению «рок-мистерий» — музыкальных действ с участием большого количества «кайфующих». В 1967 году, Фред Эмери, тогда директор Тавистокского института человеческих отношений, указывал на то, что «синергетику подросткового роя» на рок-концертах можно будет эффективно использовать для разрушения национального государства уже к концу 90-х годов.[10] Шла отработка технологических манипуляций с большими социальными группами. Цифровой платформы еще не существовало, но опыт управления толпой на стадионах впоследствии лег в основу оранжевых революций – ни одно площадное действо не обходилось без предварительной эмоциональной накачки рок-группами.
Интересно, что и в СССР, как только на XXII съезде КПСС (1961 г.) была принята новая Программа КПСС, декларирующая упрощение структуры потребностей советского человека, «как деятельность Партии и Государства, направленная на все большее удовлетворение потребительского спроса» (при этом декларировалось, что «социализм в Советском Союзе победил полностью и окончательно») – тут же возникли отечественные контркультурные группы (стиляги и «адаптированные» к суровому российскому климату «хипарики», а так же иже с ним различные парадесидентские образования по типу клубов самодеятельной песни – «бардов» и КСП).
Стремление мета-фактора затормозить вертикальное развитие человечества, проявилось и в попытках навязать человечеству «моральный суицид». Проводниками этой идеи выступили блестящие ученые, объединенные в Римский клуб. Показательно, что еще в 1970 году Римский клуб намеревался использовать идею глобальной матрицы (G-Matrix), для того чтобы навязать людям образ мышления, в котором вопросы защиты окружающей среды и необходимости регулирования численности мирового населения воспринимались бы всеми в качестве основных общечеловеческих ценностей. «В поисках нового врага, который объединил бы нас, нам пришла в голову, что на эту роль подойдут идеи загрязнения, угрозы глобального потепления, нехватки питьевой воды, засухи и прочего. Все эти опасности являются результатом деятельности человека. Преодолеть их можно, только изменив отношение и поведение людей. Поэтому настоящий враг – это само человечество».[11] В 1971 году по предложению Клуба Дж. Форрестер применил разработанную им методику моделирования на ЭВМ к мировой проблематике. Результаты исследования были опубликованы в книге «Мировая динамика», в ней говорилось, что дальнейшее развитие человечества на физически ограниченной планете Земля приведет к экологической катастрофе в 20-х годах следующего столетия. Проект Д. Медоуза «Пределы роста» (1972) - первый доклад Римскому клубу, завершил исследование Дж. Форрестера. Доклад «Пределы роста» положил начало целому ряду докладов Клуба, в которых получили глубокую разработку вопросы, связанные с экономическим ростом, развитием, обучением, последствиями применения новых технологий, глобальным мышлением. Общий контекст – у человечества есть ограниченный ареал обитания и еще более ограниченный набор ресурсов, которым надо бережно распоряжаться. Естественно, ни о каком вертикальном развитии речи быть не может. Человечество достигло потолка развития, надо благоустраивать занятое пространство. В 1974 году вышел второй доклад Клуба — «Человечество на перепутье» М. Месаровича и Э. Пестеля. Доклад предложил концепцию «органического роста», согласно которой каждый регион мира должен выполнять свою особую функцию, подобно клетке живого организма. Горизонтальный финиш!
3. В 70–е годы количество нормальных молодых людей, не приемлющих идеи «путешествий в других реальностях», а так же «забивания косячков — как высшую форму протеста против давления общества» изначально было значительно больше, чем сторонников и представителей контркультур. Но для Метафактора было критически важно, чтобы пассионарии социализированной части молодежи утратили эмпатию, как основное чисто человеческое качество. Инструмент был найден в конце 60х — «городская герилья».[12] «Модные» в то время общественные деятели, как Альбер Камю, Джордж Оруэлл, Герберт Маркузе, Антонио Грамши, Теодор Адорно, Жан-Люк Годар, Вильгельм Райх, Ги Дебор, «обосновали» не только право молодежи на нонконформизм, но и саму необходимость «контркультуры» и «новой революции», в которой «сытое общество» будет разбужено «слепым террором».
4. Приметы 80-х – начало легализации гомосексуализма (привлечение внимания), подмена научной фантастики (саенс фикшн как литературный эксперимент моделирования будущего) новым популярным жанром «фэнтези» («будущее чрез прошлое»), — как разворота вектора внимания вниз, ну и, наконец, «Ускорение» и «Перестройка» в СССР - как перестройка потребностно-мотивационной базы советского человека, — все эти проявления говорят о «срезании» вершины пирамиды, о ее упрощении и дальнейшей подготовке к перенаправлению вниз в Инферно.
«Кто такой дауншифтер? Что это вообще такое — дауншифтитнг. Ну, в физическом смысле – это переход на более низкую передачу, в автомобиле. Замедление. Отсюда метафора – переход от жизненной гонки к более скромной, спокойной, менее обязывающей жизни. …
Начало дауншифтинга – в СССР, в 80-х, а вернее и в 70-х годах. Именно тогда народ наш утомился, стал жить не свершениями пятилеток, а чем попроще – бытом. В центре жизненных интересов оказались югославские стенки, сапоги-чулки на платформе, чешские люстры с висюльками… Все эти разговоры о «героике трудовых будней», о величественных сибирских стройках, о том же самом БАМе, о чём без устали наяривал Агитпроп, — всё это ощущалось как нудная чепуха, мало связанная с жизнью. … Мне думается, я не ошибусь, если скажу, что к концу 70-х во множестве голов сформировалась твёрдая идея: «Не хотим величия – дайте колбасы!». …. Мы внутренне отказались от борьбы, от первенства, от прорыва: фиг с ним, купим что надо на нефть и поживём по-человечески – такова была незатейливая мечта. …Тут ещё произошла важная вещь: стало сходить с исторической сцены поколение тех, кто помнил войну, участвовал в ней, боялся вновь увидеть немецкие (или иные) танки под Москвой и готов был на всё ради укрепления обороны. А новым стало казаться, что-де никто на нас нападать не собирается, да и кому мы нужны? Людям ведь свойственно судить по себе, а тому, новому, поколению кроме своих мелких делишек, в самом деле, ничего особо-то и не нужно было»[13].
5. 90-е - выход деструктивных процессов на уровень распада государственных образований: ликвидация СССР и возвращение к структуре однополярного мира (первый «передел» казавшихся ранее незыблемыми результатов Второй Мировой войны). «Реверс» капитализма с энтузиазмом восприняла каждая бывшая советская республика, возжелавшая пожить «тильки для себе» — сначала «унести с собой суверенитета, кто сколько сможет», а затем накормить себя (при этом «не кормить своим мясом Москву»), «самостийно» обустроиться и жить «как живут во всем цивилизованном мире» — сытым бытом. «Штука тут вот в чём. Когда союзные восточноевропейские республики начали отпиливаться от естественного евразийского пространства, то на практике это было разрушением цивилизации. Той единственной и общей, что тогда у всех нас была — русской/имперской/советской. … Новые государства заявили о своей европейской ориентации — а «европейским периодом» в их истории было как раз начало прошлого столетия, отрезок между двумя мировыми войнами. Молдавия была под Румынией, западная Украина под Польшей, вольные прибалты под Европой в целом. … А главное, имперские города после распада империи просто не могли не деградировать экономически и культурно — и упаковкой для этой деградации стали национальные праздничные лапти. С постсоветскими мегаполисами произошло именно упрощение до местечковости . … Эта ликвидация всего сложного вышла далеко за рамки известной российским гражданам деиндустриализации: со сложным и по определению имперским расправлялись под торжествующие крики об очищении родной земли от Советских Монстров. Аналогичная картина творилась и в других европеизирующихся республиках. На этом уничтожение слишком сложных штук, кстати, нигде не остановилось. За индустриальной средой естественно деградирует идейное, интеллектуальное и культурное пространство»[14]…
Интересно, что первое послевоенное переформатирование миропорядка совпало в «предустановкой» глобальной цифровой платформы – бытовой доступности сети Интернет и появления компьютерных игр (вариант – игровых приставок). Одновременно произошла «цифроизация» голливудской продукции, позволившая Голливуду создавать невероятно зрелищные апокалиптически-армагеддоновые картины в жанре «экшн», где С. Сталоне и А.Шварценнегер при огневой поддержке Б. Уиллиса «крушат в капусту» город Москву и «агентов Кремля».
Известный гарвардский эксперт-политолог Ф. Фукуяма пишет свой «манифест постиндустриального общества», где наличие у человека высших потребностей даже не подразумевается. И это уже принимается обществом как данность – как капиталистическим, так и «бывшим социалистическим» социумом. Интересен его же взгляд «20 лет спустя»: «25 лет назад я написал для небольшого журнала под названием National Interest статью «Конец истории?» (The End of History?)…. Я доказывал, что история (в широком философском смысле) пошла совершенно другим путем, непохожим на тот, о котором говорили левые мыслители. Процесс экономической и политической модернизации — вразрез с заявлениями марксистов и Советского Союза — приводил не к коммунизму, а к тем или иным формам либеральной демократии и рыночной экономики. История, писал я, по-видимому, в итоге приходит к свободе: выборным властям, правам личности и экономикам, в которых капитал и рабочая сила циркулируют в условиях сравнительно скромного госконтроля… Мы по-прежнему можем не сомневаться в том, какое общество лежит в конце истории — даже если пока трудно сказать, как скоро все страны до него доберутся[15]».
Но распад СССР и возвращение к однополярному миру был вызван не победой Запада в холодной войне, и не превосходством западной экономической модели над «экономической неэффективностью советского тоталитарного государства» (западные затейники-идеологи представляли «социализм как неудавшийся исторический эксперимент») а направленным упрощением структуры потребностей советского человека – под воздействием невидимого тогда еще никому мета-фактора.
Советский социум как первая в истории психосоциальная формация мог существовать и дальше развиваться только в системе высоких духовных ценностей – от «будней великих строек» до «Туманности Андромеды» [16]. И, хотя монтаж глобальной цифровой платформы был еще не завершен (по аналогии образ незавершенной «Звезды смерти» в «Звездных войнах» Дж. Лукаса), имеющихся радио-мощностей («Голос Америки», «Радио Свобода»), а так же новых форматов «печатной продукции» (появился «компьютерный набор» и компьютерная верстка текстов, а так же технологии типа «фотошоп», позволяющие «редактировать» изображения и «подрисовывать» образы) — как технологического «рычага» вполне хватило для обрушения государственной конструкции. «Современный российский капитализм, являющий собой его реверсивную (попятную) форму, имеет одну принципиальную особенность: если «естественно-исторический» капитализм имманентно исключал гуманизм как вектор общественного развития, то российский реверсивный капитализм развернулся на основе именно разрушения гуманистического потенциала СССР как его важнейшего достояния. Преступление здесь состояло в том, что гуманизм (человечность) культуры нельзя «сделать», его можно только вырастить как лес из редких пород деревьев. Закономерным следствием уничтожения гуманизма явилось и разрушение культурного достояния, причем не только СССР, но и того, что было наработано в ходе дореволюционной и мировой истории»[17].
6. В сентябре 2000 года произошло знаковое событие: под эгидой ООН глобальными структурами праздновался «Миллениум» — была принята Millennium declaration — «Декларация тысячелетия» в которой было провозглашено начало «золотого века» для человечества (golden age) – особенного для его «золотого миллиарда». Декларация подразумевала победное шествие либерализма по глобализированной планете в контексте Англо-саксонской социально-экономической доктрины – народы должны развиваться по-фукуямовски: именно так, как «прописано» в Документе – исключительно в русле постоянного улучшения благосостояния и прогресса (борьба с бедностью, с болезнями, питание и т.д.). И человеческие «ценности» понимались в контексте только лишь развития материальных благ – именно как «органические». Верхушка пирамиды потребностей человека к этому времени была не только «срезана» де факто, а теперь и Организацией ООН был закреплен де-юре статус «упрощенки[18]». Под такую «философию» к началу ХХ1 века исподволь уже был подведен соответствующий экономический базис: к началу нового века именно технологические возможности промышленного производства возросли многократно, так что удовлетворение витальных потребностей всего человечества даже без внедрения закрывающих технологий уже не представлялось затруднительным (проблема не в производственных мощностях, а в несправедливости распределения, когда доля мировых богатств приходится на «доли процента» элит)[19].
Монтаж глобальной цифровой платформы близился к завершению, и благодаря привнесенным мета-конструктам открылись новые технологические возможности по производству товаров: на «облачной» основе были «перепрошиты» и логистика, и робототехника, и материаловедение, и органическая химия (особенно углеводороды), и генетика (производство генномодифицрованных продуктов). Все это позволило капиталу снизить себестоимость различной промышленной продукции настолько (в том числе аграрной), что в середине первого десятилетия ХХ1 века у «хозяев денег» возникла острая проблема «стимулирования потребительского спроса», решаемая ими парадоксально через «инженерию поломок» — целенаправленного снижения качества продукции для скорейшего «оборота средств». «Мировой рынок обладает невообразимой эластичностью производства продукции сложных переделов. Производство всех и всяческих предметов ширпотреба поставлено на такой поток, что они в итоге не стоят почти ничего. Экономисты знают, что в наши дни на так называемых «автокладбищах» стоят и ржавеют сотни тысяч нераспроданных новых автомобилей престижных мировых марок[20]».
Главным признаком неспецифичности такого научно-технического прогресса, явилось то, что ничего принципиально нового в инженерии технике начиная с 60-х годов ХХ века не появилось, а совершенствовались лишь способы «перелицовки» уже изобретенных технических средств на «новый манер» — как «ребрендинг». Метафактор не обладает собственной эвристикой – для этого нужны свойства человеческого мышления, но он может помочь довести до техологического воплощения те или иные изобретения (пример — промышленные ЗD принтеры) — за счет привнесенного им сетевого принципа (графопостроения).
7. С 2010 гг. – началась вторая фаза «передела» структуры потребностей человека: образно говоря, произошло «выворачивание наизнанку» пирамиды потребностей, в результате которого «вершина» пирамиды потребностей Маслоу оказалась не просто «срезанной», а «вывернутой» вниз в зону действия Инферно. Речь идет об изощренном инфернальном приеме — «выворачивании наизнанку» уже имеющихся структур, сформированных ранее в онтогенезе: формально пирамида сохраняется, но меняются местами ее полюса – то, что было наверху, оказывается внизу.
При «вывернутой» конфигурации пирамиды системогенетический процесс становится невозможным, поскольку элементы социума утрачивают потребность в развитии.
«Расчеловечивание» – это такое неспецифическое изменение структуры потребностей человека, которое приводит к невозможности достижения им социально-значимых результатов деятельности, то есть в утрате потребности в творческом созидании. Он уже не испытывает потребности в любви, в обучении, образовании, в семье, и тем более потребности в участии в государственном строительстве – «моя хата с краю, ничего не знаю!» (точнее, воспроизводятся их «вывернутые» формы, например любовь как «секс и половое влечение», однополые семьи и семьи «чайлдфри», подмена образования «воспитанием качественного потребителя»).
«Синдром расчеловечивания» ярко проявляет себя, прежде всего в «паттернах инфернального поведения» — утрате эмпатии (сочувствия, милосердия, сострадании) наряду с выраженной нечеловеческой жестокостью — и имеет много сходного с так называемыми психиатрическими расстройствами — дизонтогенеиями[21] как различными вариантами социальных психопатий[22] и проявлений клинических форм шизофрении. Французский психиатр начала XIX века Ф. Пинель впервые удачно охарактеризовал эти патологические состояния как «душевная болезнь без помешательства», которая характеризуется полным отсутствием жалости, и отличную от «обычного зла, которое совершают люди»: «ну, вымрет тридцать миллионов. Они не вписались в рынок. Не думайте об этом — новые вырастут[23]».
«Мы живем в обществе, в котором грубые психиатрические симптомы — именно те симптомы, которые принадлежат настоящей психиатрии, выдаются за эталоны моды и поведения … В психиатрических больницах знают, что в истории болезни есть такая графа: опрятность больного. Если больной не опрятен, это показатель очень тяжелого психиатрического расстройства. … Или возьмём героев многих боевиков и триллеров – это сверхсильные люди, которые решают свои проблемы, круша и уничтожая все живое и неживое на своем пути. Этот эффект в психиатрии называется гипоидная шизофрения, в которой сочетается юношеская патологическая жестокость с патологическим отупением сердца, то есть патологическим бесчувствием. … Другое качество человека — излишний рационализм, который сегодня навязывается как прагматизм. Это тоже признак шизофрении. … А что такое разрушение интимного стыда с точки зрения психиатрии? «Это … популяризация сексопатологических отклонений. А сексопатология — часть психопатологии[24]».
Процессы расчеловечивания проявляют себя уже не как «редкие клинические случаи» (еще в ХХ веке психопаты и шизофреники были «штучным товаром»), а массово, и, даже, не как психические эпидемии (как обратимые процессы), а гораздо в большем масштабе — с захватом целых стран и больших территориальных образований. Если в 2013-2014 гг. тотальному слому мотивационно-потребностной базы подверглись социумы в «зонах ментальной нестабильности[25]» — на Украине[26] и на территории ИГИЛ[27] на Ближнем Востоке, то в последние два года необратимый слом ментальных конструкций происходит в более «стабильных» социумах: Прибалтика бьется в суицидальном припадке русофобской истерии, а в Европе «жахнуло» миграционное оружие. Вероятно, глубокие психиатрические исследования этих феноменов не проводились – слишком короток период их существования, да и «полевые» исследования вряд ли возможны: но ужасает именно необратимость деградации социальных элементов (если многие «хипарики» все же возвращались в нормальный социум, то, например участники АТО или бойцы ИГИЛ не способны на возвращение к созидательной деятельности.)
«Выворачивание» пирамиды потребностей приводит к еще одному малозаметному для внешнего наблюдателя изменению в человеке, – трансформации его эмоциональных состояний. Когда пирамида потребностей «выворачивается», изменяется и механизм и характер эмоций – вместо положительных или отрицательных эмоциональных состояний возникают афектные состояния – эйфория и экзальтация (состояния, характерные для психопатологии). Теперь любое событие в жизни такого индивида воспринимается им, либо как источник эйфории, либо как враг эйфории, понуждая к «пеленгу» возможных источников «кайфа». Потребность в «кайфе» дополнительно стимулируется и закрепляется с как с помощью удовлетворения спроса на наркотические средства – табака, алкоголя и собственно наркотиков, так и новых видах электронного «кайфа», основанных на неспецифических мета-свойствах[28].
Расчеловеченный индивид, чувствует себя не просто хорошо, а очень хорошо: он находится в постоянном гипертонусе, «запитываясь» одновременно от двух источников – за счет «употребления» ресурсов созданных ранее системных построений социума, а так же за счет «инфернальной энергетики». Известно, что многие социопаты обладают изощренным интеллектом и повышенной работоспособностью, (иллюстрация — собирательный образ серийного убийцы «Доктора Лектера» из К/Ф «Молчание ягнят»), а в момент совершения ими изнасилования или убийства ощущают сильнейший аффективный «приход»[29]. Аналогичное афектное состояние испытывают гомосексуалисты при половом акте как акте насилия и подчинения. «Чистая психопатия — это устаревший термин, но он точно отражает суть проблемы. … Представьте высокообразованного интеллектуала, биологически неспособного испытывать ни одно нравственное чувство — ни сострадание, ни сопереживание, ни сочувствие, ни доверие, ни честность, совесть или мораль. … Придумать нормализацию гомосексуализма и нуждаться в нормализации сексопатологии в разных странах могли только психопаты. Дело в том, что внутренний мир психопатов — это культ секса, основанного на власти, подчинении, унижении; культ жестокости и культ денег для власти над другими людьми[30]».
Как ни странно, «период полураспада» социума при его хаотизации неспецифическими факторами оказался неожиданно длительным: структуры созданные людьми в их «послойном» воплощении, скрепленные потом и кровью, оказались сверхустойчивыми – они заключают в себе огромный потенциал, разрушить который оказалось непросто. Поэтому распад государственных образований происходит не одномоментно, а «пролонгированно», пока «послойно» перерабатывается ресурс, созданный предыдущими поколениями в «поте лица своего». Новых инфраструктурных компонентов не возникает, но с помощью современных технологических мощностей (с мета-элементами) старые компоненты, «перелицованные» на новый лад, продолжают функционировать, что создает иллюзию социальной, экономической и хозяйственной деятельности – современные промышленные и энергетические технологии позволяют поддерживать население развитых стран на приемлемом уровне насыщения витальных функций[31].
«Во многих уголках нашей Родины крушение советской системы растянулось на долгие годы, не вылившись ни в восстания, ни в тотальную гражданскую войну. И более того: самый коллапс государственности, если он проходит достаточно плавно, ещё не гарантирует социальный взрыв. … Возможен и «плавный сценарий» с очень постепенным избавлением от социального балласта, в результате которого просто к какому-нибудь 2019 году истаивает социальная соломка, подстеленная под электорат, а последний обнаруживает себя приспособившимся - кто на польских плантациях, кто на российских стройках, кто просто у себя на шести сотках, со своими «помидорками и картошечкой». … При этом в столицах, как правило, продолжают заседать депутаты, писаться боевые твиты и открываться новые рестораны экзотической кухни…. Этот сценарий — ничуть не лучше резкого падения государственности. Он просто конвертирует её в плавное одичание всех и всего. … Штука вся в том, что при таком сценарии граждане вообще не успевают зафиксировать «момента катастрофы[32]».
Управление социальными процессами в государствах и на территориях, подвергнутых неспецифической хаотизации, переходит к элитарным группировкам и индивидам, утратившим человеческие качества: действует «отрицательный отбор», а социальные лифты движутся не вверх, а вниз. Чем порочнее – тем элитарнее.
Закрепление инфернальной эстетики происходит в анти-культурных формах, насаждаемых расчеловеченными элитами через возможности цифровой платформы. «Много уважаемых и авторитетных людей всех времен и народов, считают, что по-настоящему правит миром совсем даже не вещественное. Что процессами движут смыслы, идеи, вера во что-то, а совсем не интерес разжиться дополнительными материальными благами и ресурсами. … Враг, безусловно … не простые обыватели, а правящие элиты. Господствующий класс этих стран, во многом ставший уже глобальным и наднациональным. Что движет им? Только ли жажда наживы? Почему он так закусился на нашу страну? Уже не коммунистическую и не несущую в идеологическом плане опасности для капиталистических держав. В этом плане Россия сама вполне себе капиталистическая и претензий в этом плане быть не может. А ведь они есть. … Возможно это поможет лучше понять, почему нас сделали врагом №1. И каким планам мы мешаем. …. Дело в том что гностическое мировоззрение (а речь пойдет о нем) присуще нынешней глобалисткой элите, которая через множество деформаций традиционных основ общества занимается тем, что переводит человечество c христианско-обусловленного на гностический модуль[33]».
Поскольку деструктивные мотивационные изменения происходят «внутри» человека, то для других он сохраняет «внешние» этологические[34] признаки как «нормального» и «вполне хорошего»: «и одет вроде-бы прилично». Расчеловечивание проявит себя уже в последующих конкретных деструктивных результатах его деятельности. При послойном «выворачивании» пирамиды потребностей вниз в одном социуме противоборствуют два вектора – исходный вектор системогенетического развития и дизонтогенетический вектор, что определяет опасность и драматизм глобальных социальных процессов.
Драйверы государственного строительства
Главная функция каждого суверенного государства – управление «концептом», соответствующим тому или иному уровню развития общественных отношений и поддержание структуры пирамиды потребностей граждан, обеспечивающую их иерархию: вверху ментальные, внизу «органические». Держава, прежде всего «удерживает» ментальную конструкцию, в соответствии с которой затем осуществляется социальное строительство (и лишь во вторую очередь занимается хозяйственной и финансовой деятельностью). «Концепт» не обязательно должен быть верифицирован, формализован и задекларирован в виде государственного документа, или явлен как понятный лозунг: он должен просто восприниматься народом как его собственная социально значимая потребность – в том числе на невербальном уровне восприятия в коллективном сознании.
«Концепт» это не «дежурная идея» «шибко умных» элитариев-экспертов, придумавших как им самим, или даже всему социуму жить хорошо («…а хорошо жить еще лучше!»). «Концепт» — это мета-конструкт (информационно-смыловое построение, содержащее нравственно-этический императив), задаваемый вышележащими уровнями системной организации и функционирующий как «объективный закон природы». Отсутствие у него материального субстрата не только не говорит об его «ущербности» по отношению к «органическим» процессам, а как раз о превосходящих операциональных возможностях влияния на социум[35]
Каждому уровню развития общества (социальных отношений) соответствует свой «концепт». Например, для капиталистического общества содержанием «концепта» является капитал (формирование прибыли), позволяющий удовлетворять ранговые зоопопуляционные потребности. Для социального государства «концептом» являлся социальная справедливость, где распределение материальных благ «от каждого по способностям – каждому по труду» является промежуточным между зоопопуляционным обществом и психосоциальной формацией.
Отсутствие концепта как «национальной идеи» в современной России наблюдается потому, что пока «снесенная» при ликвидации СССР в конце ХХ века вершинка пирамиды потребностей не восстановлена в прежнем качестве – ее еще не поддерживает Государство РФ (статья 13 Конституции РФ декларирует отказ от какой-либо идеологии), но она остается «проявленной» в потребностях масс. Можно сказать, что она обозначена как «фантомная боль», но в настоящий момент не воспроизводит сама себя – нужна государственная поддержка.
В глобализированном капиталистическом мире политические процесс как естественная борьба масс за реализацию новых социальных концептов (на смену «отработанным» должны приходить новые смыслообразующие конструкции) цинично заменяется технологическими манипуляциями, проводимыми с помощью глобальной цифровой платформы. Собственно процесс «борьбы масс» за «светлое будущее» используется заказчиком в формате экстремисткой и террористической деятельности там, где для поддержания глобальной конструкции необходима смена одной менее лояльной элитарной группировки на другую более лояльную через «управляемый хаос». Системогентическое развитие социума идет непрестанно, и то там, то здесь возникают «точки роста» - поэтому Метафактору необходима хаотизация (хаотизация и социальное строительство «вещи несовместные»).
Политическая борьба как борьба концептов старого отжившего и нового – необходимого для следующей ступени развития, в настоящее время уже не существует по нескольким причинам (как она понималась в Х1Х и ХХ веке).
Во-первых, ранее в Истории концепты всегда «вызревали» «снизу» в широких народных массах с привлечением «представителей» из элит, способной осмыслить и сформулировать новый концепт: а затем при именно вооруженной поддержке масс «взять власть» и воплотить концепт в формуле нового государственного строительства.
Во-вторых, революционные ситуации, при всех их структурно-организационных моментах группы «подпольщиков», были в большей мере «стихийными» процессами и протекали как неуправляемые психические эпидемии (на что неоднократно указывал К.Л. Чижевский[36]), как интуитивные проявления «брать власть сегодня – рано, завтра – поздно» (В.И.Ленин).
В-третьих, все «классические» революции «озвучивали» понятные для народных масс «концепты», поскольку речь шла о «хлебе насущном» — об удовлетворении потребностей срединных частей пирамиды Маслоу. «Рабочими» лозунгами большевиков в «классических революциях» 1917 гг. понятные всем «мемы» -«заводы рабочим», «земля крестьянам», касающиеся справедливости распределения средств производства. В этом в то время и заключалась «духовная сторона» этих революций – накормить массы и создать более справедливое распределение материальных благ[37].
Но в настоящее время никаких «классических» революционных ситуаций не существует, поскольку формирующийся квантовый переход от Зоопопуляционных общественных отношений к Психосоциальной формации имеет качественное отличие: он не может происходить через хаотизацию социума: «весь мир насилья мы разрушим До основанья, А затем…». Выстроить (а затем тонко настроить) социум и инфраструктуру с применением высоких закрывающих технологий и соответствующим образованием и нравственно-этическом воспитанием – в «разрухе» невозможно. Единственный путь – осознанное привнесение «концепта», связанного с поддержанием психосоциальной доминанты сверху, минуя «острую стадию» горячих вооруженных столкновений (что-то подобное удалось сделать В.И. Сталину через организацию внутрипартийной борьбы).