Глобализация социальной жизни является очевидностью, фактом и одновременно столь сложным и противоречивым процессом, что его анализ требует выработки новых способов научного исследования, способных отразить сложность объекта и потому сложных, в том числе и использования синергетического подхода. В рамках последнего глобализация, вероятно, может интерпретироваться или как формирование порядка (нового порядка) в системе воспроизводства социокультурного процесса, или как хаотизация данной системы.
Глобализация социальной жизни является очевидностью, фактом и одновременно столь сложным и противоречивым процессом, что его анализ требует выработки новых способов научного исследования, способных отразить сложность объекта и потому сложных, в том числе и использования синергетического подхода. В рамках последнего глобализация, вероятно, может интерпретироваться или как формирование порядка (нового порядка) в системе воспроизводства социокультурного процесса, или как хаотизация данной системы.
В современном научном анализе глобализационной практики присутствуют, все более обстоятельно разрабатываются обе данные интерпретации. Однако хотелось бы обратить внимание на неравномерность распределения в научном пространстве и неравнообъемность таких разработок. Можно заметить, что в повседневных социокультурных практиках, в реальности информационных, экономических коммуникаций и в приближенной к ним «прикладной» науке доминирует «глобализационный оптимизм». Здесь обстоятельно рассматриваются те преимущества, которые возникают в социальном развитии в связи с процессом интеграции человечества за счет уплотнения сетей самых разнообразных связей внутри него. От противного, показывается и даже убедительно доказывается, что оппозиционность глобализации есть не что иное, как заскорузлое ретроградство. Нежелание на равных, т. е. достойно включиться в мировую конкуренцию, которая одновременно является и мировым содействием, взаимо-действием, единодействием человечества как все более целостной системы, самоисключение, неподчинение общим требованиям, трактуется здесь как изоляционизм, под всеми «красивыми» прикрытиями которого легко обнаруживается реальная основа — леность, неповоротливость.
В то же время можно заметить, что на уровне методологических теоретических разработок скорее преобладает «глобализационный пессимизм». Здесь особенно обсуждается, анализируется деформирующий, разрушительный потенциал глобализации как очередного (на уровне макротеории абсолютно ясно видно, до какой степени в человеческой истории не уникального) опыта построения «Вавилонской башни». Все чаще из устных академических рассуждений переходят на бумагу определения глобализации как неоколониализма, как процесса, с неизбежностью приводящего к банализации, обеднению социокультурного воспроизводства.
Уже сегодня — а глобализация сегодня еще, конечно, лишь в начале реализации своего потенциала — мир забит стандартной продукцией и в том же мире медленно, но верно становится все труднее отыскивать черты традиционного своеобразия. Поэтому не случайно в социологическом анализе глобализации все чаще возникает тема этноренессанса.
Интеграция — одна из наиболее выраженных тенденций современного социокультурного развития. Она может быть определена в разных случаях как сближение, преодоление разобщенности, объединение.
Вместе с тем нельзя не видеть, что интеграция отнюдь не единственная тенденция, она разворачивается в сложном взаимодействии с тенденцией дифференциации. Причем анализ многих и многих современных социальных процессов и явлений приводит к пониманию их сложной сориентированности. С одной (внутренней) стороны, они могут рассматриваться как интеграционные, с другой (внешней) — как явления и процессы, ведущие к дифференциации. Так, наиболее заметный на глобальном уровне современный интеграционный процесс — объединение Европы — можно увидеть как «новый передел» мира, попытку образования новой доминанты в социокультурном процессе.
С точки зрения формально-логической это понятно — собирание, уплотнение явлений, образование из них нового явления неизбежно означает обособление «новообразования» от других явлений.
Столь же неизбежно психологически формирование в процессе интеграции нового «мы» предполагает выработку представлений о границах этого «мы», за которыми оказываются «они».
Вся социокультурная динамика может быть рассмотрена, таким образом, как постоянное изменение структуры социума за счет разворачивания процесса интеграции-дифференциации. В этом процессе относительно самостоятельную роль играет дезинтеграция. При дезинтеграции происходит хаотизация (более или менее устойчивая) общественной жизни. Дезинтеграция может быть рассмотрена как момент промежуточный или «предпосылочный», предваряющий стадию формирования нового «порядка» на основе все той же интеграции-дифференциации.
Интеграционно-дифференцирующий процесс — процесс переформирования структуры воспроизводства социальной жизни — разворачивается в зоне бифуркации. Употребление последнего понятия в данном тексте не случайно, на его обсуждении хотелось бы остановиться подробнее.
В «естественно-научной» синергетике бифуркация определяется как точка перехода от хаоса к порядку, момент оформления, возникновения нового порядка, завершающий период развития системы в режиме с обострением, выбор одной из целого веера бурно расширявших свою активность тенденций — как доминирующей и определяющей новый порядок в пост-бифуркационный период. В сфере социально-гуманитарного знания синергетические представления о бифуркации с неизбежностью трансформируются, развиваются, «поправляются» учетом особенностей именно социального развития. Наиболее существенная особенность здесь (отличие от биологического развития) состоит в росте вариативности связей причины и следствия, что в научном знании отражается в выделении уже не законов, а закономерностей развития. При таком развитии сам выбор реализуется как постепенное оформление, закрепление нового порядка, обусловленное бесконечно сложным сочетанием влияний социальных субъектов. Вероятно, в связи с этим необходимо трансформировать и представления о бифуркации. В синергетическом анализе социальной жизни она выступает не как точка перехода из одного состояния (хаоса) в другое состояние (порядка), но как относительно самостоятельное состояние, вмещающее сложную, противоречивую событийность, как зона перехода — зона бифуркации.
Современная зона бифуркации охватывает период трансформации состояния системы, достигшей апогея, наивысшей из возможных формы развития социокультурного процесса по ранее заданной траектории. Эта траектория определялась стремлением к самоопределению социума, его становлением как самостоятельной формы жизни путем обособления, отчуждения от природы. Глобализация в развитии по данной траектории является завершающим, наивысшим этапом. И именно поэтому наивысшей формой развития является современная социальная жизнь, которая, глобализируясь, оказывается в тупиковом, безвыходном пространстве, в поле, из которого «не предусмотрены» достойные выходы в будущее. В рамках некогда заданных «правил» и координат развития социокультурный процесс не в состоянии преодолеть патовость собственного положения, вынужден «пробуксовывать» повторами одних и тех же ходов — от неиерархичного аморфного мирового пространства к моноцентризму, очевидно, отрицательное отношение к которому выливается в этноцентризм, отбрасывающий систему к уже опробованной предыдущей позиции.\
Зона бифуркации — зона переформирования пределов этого патового пространства, в которой происходит, во-первых, все более ясное оформление данного пространства как патового, определяются его границы и уже в них, во-вторых, отыскиваются щели, зазоры, а возможно, и конструируются, прорубаются ходы для организации нового пространства, организуемого по новым правилам, служащего полем развития в новом, ином — еще неисчерпанном направлении. У нового порядка могут быть разные параметры описания, например этические. «Человечество, вступающее в эру глобализации, не может уже дольше обходиться без общего этического кодекса», — утверждает Иоанн Павел II .
Образование порядка из хаоса — процесс неравномерный, достигающий предельного напряжения в зоне бифуркации. Именно здесь обостряется необходимость реализации научной функции предвидения. Ведь в условиях гиперболического роста некоторых показателей развития, их многократного — вплоть до бесконечности — разрастания за конечный промежуток времени наивысшего напряжения достигает хаотизация не только материальных, но и ментальных, интеллектуальных систем социокультурного воспроизводства. Разрастание сложности, хаотизация и сворачивание сложности, образование, выстраивание порядка — процессы, накладывающиеся друг на друга в зоне бифуркации.
Развитие в «режиме с обострением» в начале ХХI в.- это не только «естественно-исторический» спонтанный процесс, но одновременно и задача глобального значения. Она предполагает исследование потенциала возникающих во множестве новых социальных форм. В основе этих новых форм как вариантов преодоления распада, выстраивания нового способа (порядка) противостояния энтропии лежит рационализация морального выбора или рациональный, «позитивистский» выбор морали. Последовательный рационализм приводит к пониманию того, что осуществить моральный выбор — это и значит выбрать мораль, преодолеть аморализм как растерянность, дезинтеграцию. Новые, «прорастающие» формы социального являются еще незрелыми вариантами трудного перехода от случайности, готовности ко всему, о чем не имеет понятия, приготовленности к выживанию в условиях риска, нестабильности — ориентированности на точку «здесь и сейчас» к достоинству как системе ориентации социального субъекта в целостном хронотопе, на освоение хаоса, превращение его в порядок.
К такому переходу толкает объективная «внешняя» ситуация — конец «отпуска от истории». («Десятилетним отпуском от истории» сейчас нередко называют период, начавшийся в 1989-1991 гг. и окончившийся 11 сентября 2001 г.) Эта ситуация делает все более определенной потребность преодоления аморфных форм общественности (или аморфности этих форм), изменения мира без авторитетов, поскольку он все быстрее превращается в безавторитетный, недостойный себя мир.
Сложность ответа на вызов истории в необходимости сочетать противоречивое, выработать такой стиль социального воспроизводства, который позволял бы преодолевать нахлынувшую на социум расслабленную податливость быту, но не вел бы при этом к утрате завоеванной в трудных социокультурных перипетиях свободы бытия.
Для формирования такого ответа в социокультурном процессе все готово: есть предельно развитая индивидуальность, разросшаяся как паутина сеть коммуникаций, социальный опыт нравственного самопознания. И в дополнение к этому глобализация — процесс с огромным потенциалом — как в области усугубления хаоса, так и в сфере формирования нового порядка. В этих условиях переход от возможности соглашения к реальному, реализуемому согласию предполагает огромную работу, прежде всего по сосредоточению капитала общественности, духовности.
Согласие, «договорность» наиболее трудновоспроизводимое и востребованное качество в современной социальной жизни. Именно здесь, в сфере определения смысла социальной жизни, интеграция наиболее затруднена и наиболее востребована с точки зрения стратегической перспективы.
Вместе с тем важно также видеть и то, что острейший лимит именно этого качества возник не случайно, является проявлением торжества демократического права каждого на голос, свободы использования своего голоса в любой ситуации, свободы «голосования» не только на выборах, но и в каждой точке социокультурного процесса вне зависимости от компетентности.
В такой ситуации со свободой происходят странные трансформации. Прежде она рассматривалась как важнейший критерий социального прогресса. Такое понимание присутствует и в современном сознании. Однако далеко не в «чистом виде».
Понимаемая и реализуемая как «свободность», свобода воли благоволит безволию, ведет к расхолаживанию воли, к результативному поступку. Беспредельная свобода создает в восприятии современного социального субъекта огромную горизонтальную поверхность, по которой растекается ее энергия-воля. Именно в зоне бифуркации происходит (как объективно обусловленный, необходимый для развития социокультурной системы, однако отнюдь не спонтанный) переход к сосредоточиванию социальной энергии, к интеграции как формированию культуры диалога.
Диалоговость — форма разворачивания интеграционного (глобализационного) процесса, которая позволяет социальному субъекту, не утрачивая стилевого соответствия современности, быть социально ответственной, способной «видеть» (Тейяр де Шарден), воспринимать «вызовы» (Тойнби), возникающие в социокультурном хронотопе, и давать ответ (Сократ) на эти вызовы.
Сущность диалога можно определить как «сочетание пониманий», способ интеграции, налаживания связей внутри пространства социальной жизни за счет результативных разговоров, позволяющих договориться. Диалоговость влияет на особенности социальных практик, заметное разрастание в них деятельности образовательной (в том числе или начиная с самообразовательной).
Для ориентации в зоне современной бифуркации чрезвычайно важно понять роль диалога как достойного выхода, полноценно преодолевающего опасности глобализации, перекрывающего возможности разворачивания зоны ее негативного потенциала, ее способности обеднять социокультурное пространство за счет стандартизации, являющейся (если интерпретировать данный феномен на макроуровне) следствием неспособности оценить своеобразие оппонента, бережно отнестись к его позиции как обладающей абсолютной непреходящей ценностью для развития системы в целом. Однако организация диалоговых практик предполагает огромную работу по созданию нового пространства (за «пределами безнадежности» — за пределами традиционных, ранее созданных и уже практически исчерпанных экстенсивных, материальных возможностей социума). Поэтому важно увидеть основные грани и границы этого нового — диалогового — пространства.
Реальность, состоятельность, плодотворность диалога определяются следующими его атрибутивными условиями:
- толерантностью (готовность увидеть в другом ум, обеспечивающий хотя и иное, особое, обособленное, но тем не менее существенное понимание проблемы, ставшей объектом обсуждения);
- коммуникативностью;
- открытостью оппонентов;
- оформленностью собственной позиции каждого участника диалога.
Данные условия не соотносятся в диалоге как иерархически выстроенные, они одинаково необходимы. И в силу этого каждое способно — в меру своей нереализованности — выступать ограничителем возможностей, потенциала диалога.
Диалог не состоятелен, не может быть продуктивен, если у каждого его участника нет собственного «монолога», своей партии, своего понимания предмета взаимодействия, повода для интеграции.
Однако уход внутрь, в пространство рефлексии не гарантирует автоматического избавления от пустоты. Пребывающий внутри собственного сознания, индивид может быть не менее монологически пуст, невыразителен, чем субъект «деловой», остающийся «снаружи», на поверхности событий.
И далее, решение задачи монологической оформленности собственной позиции отнюдь не означает (и в этом трудность) закрытости, самозапертости внутри данного пространства, должно быть дополнено возможностью «прерывания монолога», способностью в каждый реальный момент увидеть ситуацию «из вне себя» , открытостью, готовностью увидеть границы собственного понимания, его полноты.
Эти два условия диалога (четвертое и третье «по списку») сколь взаимопротиворечивы, столь и взаимодополнительны. То же можно сказать и о втором, и о первом условиях.
Коммуникативность необходима для реализации диалога. Последний невозможен без каналов связи, общения, средств коммуникации, информирования. И одновременно коммуникативность может оказывать сложное воздействие на диалоговость как стиль жизни, стиль реализации социальных практик. Разрастание средств коммуникации отнюдь не означает автоматического развития, расширения диалоговости.
По мере разрастания каналов коммуникации, очевидно, неизбежно расширяется информированность, осведомленность людей. В результате каждый человек в современном обществе практически не может остаться не-ведающим.
Первоначально разрастание каналов коммуникации ведет не к развитию форм общения, а к расширению информационных практик, практик, посвященных информированию. А значит, и диалог как социально значимая деятельность, практика существенно меняется в своем содержании. Коль скоро функцию информирования берут, взяли на себя «информаторы», работники средств массовой информации, значит, в диалоге относительно меньшую (чем прежде) роль играет, будет играть информирование, а относительно большую — образование интеграционного пространства, формирование акустики, качества звучания в данном пространстве смысла явлений, т. е. их меры влиятельности на мир.
И наконец, диалог не возможен без толерантности, готовности предположить и увидеть в другом ум, обеспечивающий свое, особое, понимание проблемы. Именно здесь формируется ориентация субъекта не на самоутверждение, а на поддержание мира — как стиль постсовремености, определяющий основные характеристики нового порядка, формирующегося в зоне бифуркации путем актуализации, реализации одной части ее потенциала глобализации и блокирования другой его части.