По преданию, самым великим даром, ниспосланным человеку Богом, явилось Слово. Уже древние греки превратили слово в искусство, которое стало пониматься как красота, прелесть, нечто возвышенное, возбуждающее чувство очарования, чувство, знакомое всем народам мира. И если нашу планету действительно окружает ноосфера, сфера разума и духа, как утверждал В.И. Вернадский, то самым подвижным элементом этой сферы, очевидно, является поэзия. Она рождается в душе народа и по мере смешения рас, племен и народов заполняет все обитаемые материки, став глобальным видением мира.
Творцами поэзии, ее носителями являлись безымянные певцы, выражавшие в песнях и былинах народные чаяния, и знаменитые поэты, представлявшие духовный мир народа, его честь и совесть. Велика роль подлинно народного поэта в обществе. А. Блок называл поэта сыном гармонии. Что такое гармония? — ставил он вопрос и отвечал: «Гармония есть согласие мировых сил, порядок мировой жизни. Порядок — космос, в противоположность беспорядку — хаосу». Какие же функции выполняет поэт в этом порядке-хаосе? По Блоку, три дела возложены на него: во-первых, освободить звуки от родной безначальной стихии, в которой они пребывают; во-вторых, привести эти звуки в гармонию; в-третьих, внести гармонию во внешний мир . Опираясь на гармонию звуков, поэты формируют то человеческое ядро, которое определяет культуру общества, его идеалы, благородные стремления, без которых человек не может существовать как человек.
Далеко не каждый пишущий стихи является народным поэтом. Для этого надо объять необъятное, подняться выше звезд и опуститься на землю, слиться со стихией народной жизни, но не раствориться в ней, а стать выразителем этой жизни во всей ее полноте и тех ее проявлениях, что свойственны народу как определенной социальной общности, сложившейся исторически.
В истории нашего народа таким поэтом стал Александр Сергеевич Пушкин. Он впитал в себя все предшествующие достижения русской поэзии, определил ее новое современное лицо и заложил основы развития на многие века. Перу его были подвластны все формы художественного творчества: и поэзия, и проза. И даже пушкинские рисунки, как бы небрежно набросанные и рассыпанные по страницам его произведений, отражали удивительную пластику созданных им художественных образов.
Предметом пушкинской поэзии, если не подходить к ней с канонических позиций, а воспринимать как явление глобальное, мировое, явились две неразрывно связанные между собой стихии — природная и социальная. Ни одну из них нельзя поставить на первое или второе место. Они слиты, ведь человек — дитя природы, хоть он и вышел из ее чрева, отгородился от нее, но он зависим от природы извечно, она не только его колыбель, но и среда обитания.
Поэт отразил в своем творчестве величие и красоту окружающей человека природы. В его произведениях природа то спокойная, величественная, царственная, то «мятежная», несущая в себе огромную разрушительную силу типа горных обвалов, штормов на море и т. д. В зависимости от состояния природы далеко не однозначно чувствует себя и человек. «Он то невольным ужасом томим», то «могучей страстью очарован» (II, 295; II, 228) . Исчезни человек, природа, как и миллионы лет прежде, будет равнодушно «красою вечною сиять». В этом и заключается одна из трагедий человеческой жизни и вечный вопрос, встающий перед человеком разумным: для чего он на этой земле? Ответ на этот вопрос ищут и ученые, и поэты. Это вопрос жизни, а жизнь — вечная и неиссякаемая тема искусства.
Вторая стихия, которая нашла свое многогранное отражение в творчестве Пушкина, стихия социальная, не менее сложная и часто столь же непонятная, как и стихия природы. Каждый человек, приходя в этот мир, застает жизнь таковой, какова она есть, с ее добром и злом, столкновениями жизненных интересов людей, потребностью защитить себя от социальных невзгод. В силу традиций многие писатели и поэты воспринимали человека как существо раз и навсегда данное, неизменное, вполне познанное, являющееся продуктом воспитания и среды. По их логике стоит поэту узнать, в каких условиях живет человек, кем и как он воспитывался, и тот встает перед субъектом познания и художественного воплощения во всей своей, что называется, первозданной наготе.
Пушкину был совершенно чужд такой подход к человеку. Для него человек всегда тайна, на которую не следует посягать, изобразить человека можно только опосредованно, через его поведение, следовательно, через отношение к жизни. Чтобы познать человека, Пушкин часто помещал его в условия, в которых проявлялись истинные свойства его характера, воли, нравственности. В таких необычных условиях и оказались герои его поэтических произведений «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы». Они-то и покоряли в то время читателя жизненной правдой, поскольку описанные автором события были не выдуманы, а отражали по большому счету реальный жизненный поток.
Как поэт Пушкин заглядывал и за пределы обычного, отправляя человека в мир «детей земных изгнанье». По всей видимости, в Кишиневе в начале 20-х годов XIX в. он задумал поэму, которую его биограф П.В. Анненков назвал «Адской поэмой». Один из сюжетов этой поэмы рисует сцену, когда смерть обыгрывает клиента в карты. Вот обычный разговор картежников, играющих на равных:
«Что козырь? — Черви. — «Мне ходить».- Я бью. — «Нельзя ли погодить?»- Беру. — «Кругом нас обыграла»:Эй, смерть, ты, право, сплутовала».- Молчи! Ты глуп и молоденек;Уж не тебе меня ловить,Ведь мы играем не для денег,А только вечность проводить!»(II, 417)
Поэт, следовательно, стремился, не остановить мгновение, превратив его в вечность, а поставить себя перед лицом вечности.
Пушкин не только погружал человека в бездну, но и поднимал его до космических высот. Его поэзия выражала неразрывную связь человека с космосом. Космос для Пушкина — это и звезды, и солнце, и луна, и небосвод, в который вглядывался человек с начала своего существования, ощущая всем существом его могучее дыхание. В жизни космоса он различал переходы от одного состояния к другому. Выражая это мироощущение, поэт писал: «На небесах печальная луна встречается с веселою зарею» (II, 368). Учитывая зависимость судьбы человека от космоса, Пушкин и ставил вопрос: «Под каким созвездием, под какой планетою // Ты родился, юноша?» (II, 394), как бы предугадывая его будущее.
Ставя человека в необычные условия, поэт все же не отрывал его от матушки-земли, которая, как мифологическому Антею, давала ему силу. Пушкин носил в себе ощущение, что сверхъестественное, необычное, неразгаданное рядом, оно скрыто в обычном, привычном, обыденном. Вот и нищий слепец, бродящий среди людей, кто он, не бог ли? — ведь он «Горд и высок, висит на поясе бедном простоя. // Лира и голос его возмущает волны и небо» (II, 253).
Поэт подошел и к самому интимному в жизни человека — его вере. Он уважал религиозные взгляды людей, ценил роль религии и церкви в русской истории, находил в книгах, составлявших основу религиозного мировоззрения, источник мудрости. О Евангелии он писал как о книге, в которой «каждое слово истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли, применено ко всем обстоятельствам жизни и происшествиям мира; из коей нельзя повторить ни одного выражения, которого не знали бы все наизусть, которое не было бы уже пословицами народов» (XII, 99).
При этом Пушкин был терпим и ко взглядам людей, исповедующих другую веру. Он находил кладезь мудрости и в исламе, о чем свидетельствует его стихотворение «Подражание Корану». Поэзию он не считал зазорным одевать и в иудейскую форму. И все же он относился к религиозным догматам с некоторой долей иронии. Его обвиняли в кощунстве, особенно в связи с распространением в списках поэмы «Гаврилиада». Поэт сам осуждал себя за это произведение. Но это кощунство носило характер пародии, сочетающей в себе и серьезное и смешное. Как отмечал большой знаток поэзии Пушкина писатель В.Ф. Ходасевич, проявленный в этой поэме атеизм поэта «недемоничен, весел, открыт, легок». Сквозь «соблазнительную оболочку кощунства» в «Гаврилиаде» видны «литературная забава» и «сияние любви к миру» .
Солнечным сиянием любви и выразительной мелодичности была проникнута вся лирическая поэзия Пушкина. Запредельное в ней выражалось в способности одной формы художественного творчества растворяться в другой. Проникать в сознание, будить чувства, звать к возвышенному, великому, прекрасному. Говоря о стихотворении поэта «Ночной эфир», В.Г. Белинский спрашивал себя: «Что это — поэзия, живопись, музыка? Или то, и другое, и третье, слившееся в одно, где картина говорит звуками, звуки образуют картину, а слова блещут красками, вьются образами, звучат гармониею и выражают разумную речь? .
Воспевая природную и социальную стихии, Пушкин поднимался до понимания их неизбежного столкновения, вызванного сопротивлением природы попыткам человека зажать ее в железную узду. Наиболее ярко эта мировая коллизия выражена им в поэме «Медный всадник». В этом произведении переплелись два разрушительных потока, с одной стороны, разбушевавшаяся стихия волн, готовых стереть с лица земли град Петра, а с другой — бунт «маленького» человека в лице Евгения против самодержавной власти, олицетворяемой Петром.
Коллизия первой стихии вполне разрешима. Человек не вечно бессилен перед природой. Он постоянно увеличивает свою силу знанием, проникновением в тайны природы и по мере роста своего могущества учится противостоять ее стихии. Что же касается коллизий социальной стихии, то они более сложны. Русский писатель А.П. Платонов в статье «Пушкин — наш товарищ», написанной в 1937 г., отмечал, что столкновение в пушкинской поэме Петра и бедного Евгения — это столкновение «равновеликих сил», выражающих различные тенденции общественной жизни. Что значит победа одной из сил? — задавал он себе вопрос. Если победит Евгений, то мир будет отмечен стихией распада и энтропии: мир ограничился бы этим грустным жилищем, где бездеятельная, бессильная бедность иссушила бы вскоре любящие сердца». Если победит Петр — мир будет превращен в «чудесную бронзу», возле которой дрожали бы разлученные, потерявшие друг друга люди. Где же выход? В образе самого Пушкина, в существе его поэзии, объединившей в этой «петербургской повести» обе ветви. Оба главных направления для великой исторической работы, обе нужды человеческой души. Разъедините их — получатся одни «конфликты», получится, что Евгений либо «убожество», либо «демократия», противостоящая самодержавию, а Петр — либо гений чудотворный, либо истукан.
Обращение писателя к образу Пушкина для выхода из коллизии «государство — народ» представляется особенно плодотворным. Поэт уже давно преодолел время и расстояния. Сегодня все больше людей приходят к выводу, что воскрешение России и не только в духовном смысле невозможно без воскрешения самого Пушкина. Эта взаимосвязанные явления. Также следует признать, что гуманистические идеи, красота его поэзии — явление не только общенациональное, но и мировое. Когда-то у поэта возникало желание уйти от «берегов Европы обветшалой», слиться с природной стихией, раствориться в ней, стать ее частью, пережить ее бурное кипение и торжественное спокойствие, умиротворение. Как писал Пушкин, «Ищу стихий других земли жилец усталый. Приветствую тебя, свободный океан» (II, 260).
Известным образом он осуществил это стремление, растворившись в океане жизни всех стран и народов.