Russian
| English
"Куда идет мир? Каково будущее науки? Как "объять необъятное", получая образование - высшее, среднее, начальное? Как преодолеть "пропасть двух культур" - естественнонаучной и гуманитарной? Как создать и вырастить научную школу? Какова структура нашего познания? Как управлять риском? Можно ли с единой точки зрения взглянуть на проблемы математики и экономики, физики и психологии, компьютерных наук и географии, техники и философии?"

«ЭКОНОМИКА ЗНАНИЙ: НОВАЯ ПАРАДИГМА НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ» 
А.В. Барышева

Опубликовано в: Философия и синергетика

Поэтому важной целью любых коллективных обсуждений, конференций, которые сейчас широко проводятся, является накопление имплицитных знаний, об этом свидетельствует личное имплицитное знание (см. раздел 4). Явные знания ограничены определенными рамками, дозволенными наукой, а потому повторяются в пределах этих рамок, конечно, они по-разному организуются, структурируются, комбинируются, используются в разных контекстах, но представляют собой знания одного порядка. Скрытые знания – это наше личное достояние. В древних культурах они назывались тайными, сакральными и продуцировались избранными, сейчас мы все можем это делать – духовное начало присуще каждому человеку. Именно такое знание позволяет индуцировать перемены. И каждое наше сообщение, каждый наш текст содержат какую-то долю подобных знаний. Очень важным является вопрос, как объединить, интегрировать оба типа знания – рациональное и имплицитное, ведь они идут вразрез друг другу. На самом деле, эта проблема преодолима, поскольку сочетание интуиции и разума позволяет увидеть ситуацию в ином ракурсе, дает новый вариант решения.

На проходящих конференциях выносятся очень важные вопросы для обсуждения научным сообществом. Думаю, что в качестве одного из первоочередных можно рассматривать вопрос, касающийся новой модели научного познания, не отторжения наукой знаний, полученных за пределами разума, расширения критерия научности, что позволяет намного раздвинуть спектр альтернативного видения возможностей и решений, причем спектр именно позитивного усмотрения. Сюда можно также отнести подключение философской мысли к обсуждению проблем.

Надо сказать, что имплицитное знание не выражается в четких, очевидных терминах. Попытки объяснить его с позиции разума могут быть разумом же отвергнуты, поскольку подобное знание идет в противовес привычному видению вещей. Опыт такого рода представлен в разделе 4. Как заставить рацио замолчать? Для науки это большая проблема. Все богатство внутреннего содержания личного знания открывается его носителю постепенно, тут разум не верховодит, а идет следом. Изменяется ход мыслей: рацио начинает исходить как бы из посылок подсознания, принимая их как нечто само собой разумеющееся, заданное, подо что надо подстраиваться. Человек сам чувствует, что стена между разумением и личным знанием разрушается, формируется некое взаимодополняющее единство.

Мой опыт свидетельствует о том, что имплицитное знание императивно, оно может являться прямым руководством к действию. Например, внезапно у меня возникло решение писать новую парадигму научного познания. Находясь лишь в полном разуме и трезвом рассудке, не уловив зов интуиции, я бы никогда не взялась за такое исследование, подобная мысль и в голову бы не пришла, тем более, что речь идет по большей части о философской проблеме. Что это как ни неукоснительное повиновение внутреннему голосу, своему имплицитному знанию? На самом деле ученые очень часто пользуются личным, имплицитным знанием, однако, не всегда осознают это.

Данное исследование свидетельствует о том, что принципиально новые когнитивные механизмы, вторгающиеся в современную науку, непосредственно связаны с сознанием человека: механизмы познания и наше сознание – явления одного порядка, взаимосвязанные и взаимообусловленные. Нетрадиционные механизмы познания нереализуемы без глубинного проникновения в сферу сознания, а сфера сознания безгранично расширяется и предоставляет неограниченные возможности постижения мира. Познание происходит в процессе духовного опыта, непосредственно переживаемого человеком, он часть этого опыта и составляет единство с познаваемым. Каждый опыт расширяет сознание, и так до бесконечности. И еще один очень важный вопрос. Почему человек меняется в процессе переживания опыта? Потому что углубляется его самопознание, происходит внутренний рост, раскрывается собственное Я, а это и есть тропинки, ведущие к реализации Высшего в себе.

Очевидно, что, несмотря на преимущественно рациональный характер механизмов научного познания, глубинные, личностные знания, интуиция как результат духовного опыта занимают большое место в науке. Данное исследование свидетельствует о том, что их роль будет возрастать, они превратятся в официально признанную составную часть научного когнитивного механизма. Новый аппарат научного познания не требует формализации, вербального выражения внутреннего опыта, скрытых знаний ученого, как это делается, например, в рамках процедуры управления личностными знаниями сотрудников крупных компаний с целью повышения эффективности работы организации. В науке собственное личностное знание может формализовать только сам ученый, вписав его в контекст своего анализа, мыслей и рассуждений. Ученый на основе интеграции своих внутренних, сверхрациональных и традиционных рациональных знаний сам должен сформулировать результаты собственного восприятия реальности как он их видит, чувствует, догадывается. Это механизм осознания, способствующий трансформации знания, полученного внерациональным путем, вне области научного мышления, то есть переводу его в область сознательного и интеграции с знанием рационального порядка (здесь встает один важный вопрос, всегда ли можно интегрировать личностное, непосредственное знание со знанием, полученным рациональным путем). Об этом говорил еще академик В.И. Вернадский: «Источники наиболее важных сторон научного мировоззрения возникли вне области научного мышления. Такие понятия, как атомы, эфир, инерция, бесконечность мира, сила и др. возникли из идей и представлений, чуждых научной мысли. Число вошло в науку из музыки. Представление о мировой гармонии из Ригведы… Отделение науки от религии, философии, общественной жизни, искусства невозможно – они тесно сплетены между собой» .

Встает вопрос. Известно, что научные знания способны к существованию только при наличии развитого институционального контроля, то есть института экспертизы, который определяет, можно ли те или иные данные отнести к знаниям. Таким институтом оказывается специально назначенный эксперт, коллектив, публикации в соответствующих изданиях и другие формы. А предлагаемая модель познавательного процесса не требует институциональной экспертизы на возможность причисления тех или иных данных к знаниям.

Имплицитное знание не имеет ничего общего с дискурсивным, доказательным познанием, это не обоснованное суждение, а спонтанное разумение. Его называют также божественным разумением , интуитивным либо духовным откровением, а можно его рассматривать как результат высвобождения огромного потенциала бессознательного (отсутствует понятийный аппарат). Здесь речь идет о высшем типе имплицитного знания, получаемого за счет выхода в сферу сверхсознания, а это духовное озарение. Обладание таким знанием дает человеку науки право свидетельствовать об истине, открывшейся ему. И эта истина не нуждается в подкреплении ссылками на чужие идеи. Такое знание в своем исходном виде доступно лишь своему создателю, любая формализация искажает его глубинный смысл (о чем уже говорилось). Так что экспертом может быть только сам носитель знания, ученый, идентифицирующий поступающую информацию, устанавливающий ее привязку к уже имеющимся знаниям (что ни в коем случае не означает следование догмам и ограничениям обыденного сознания) и внутренним видением создающий наглядный чувственный образ отражаемой действительности.

Проблема привязки интуиции к имеющимся знаниям, полученным рациональным путем, очень неоднозначна. Выходит, что ценность интуиции ограничивается определенными пределами, и эти пределы – ее выверенность разумом. Однако, если следовать философскому осмыслению проблемы, а философы так или иначе имеют дело с теоретической стороной познавательного процесса, то интуиция это абсолютная истина, покоящаяся не на изучаемых фактах, а на непосредственной связи с сознанием, можно сказать, что это прямой, личный опыт получения знания, который проявляется в сфере сознания и не нуждается в подпорках разума. Интуиция – особая форма познания, закрытая для рассуждающего разума, она хранится в глубинах человеческого духа, а логические аргументации – только поверхностное проявление его. Видимо, здесь скорее надо говорить не о привязке, а об интеграции тем или иным путем двух видов знания. В то же время, поскольку наука будет формироваться как единство рационального и сверхрационального (сверхразума, надразума, божественного разумения – отсутствует понятийный аппарат), привязка между двумя видами знания так или иначе осуществится. Это и будет интегральное постижение истины.

С другой стороны, кому как не науке поколебать общепринятые, преемственно утвердившиеся взгляды и нормы. Тогда о какой привязке может идти речь? Если говорить об экономике, то, возможно, здесь вообще не следует ориентироваться на имеющиеся модели и концепции, мир очень быстро меняется, и что тогда можно взять за точку отсчета? В этой ситуации во всей полноте встает проблема не Что, а Как. Не Что надо делать (в данном случае осуществить привязку полученного внерациональным путем знания к фундаментальным принципам и моделям), а Как, в соответствии с этим знанием, обеспечить условия перенастройки экономики и общества в целом, их адаптации к новым глобальным вызовам.

Можно предположить другой вариант верификации имплицитного знания – внешнюю экспертизу, имея при этом в виду, что представленная модель познавательного процесса изменяет сам характер экспертизы. Если знание получено не рациональным путем, то и его верификация должна быть основана на экспертизе особого рода – иррациональной, являющейся не менее высоким творческим актом, чем само представленное знание. Здесь не требуется понимания, это скорее внутреннее чувствование, узнавание как чего-то своего, во всяком случае близкого, сидящего в глубине сознания – волна, связующая ниточка, вполне осязаемая в ноосферном культурном пространстве, которая эксперта нашла, или он ее нашел. И все. Этого достаточно для оценки работы. Не будем забывать, что речь идет об экспертизе как творческом акте, а творчество поднимает над повседневностью, помогает ослабить зависимость от нее. Думаю, человек науки не может не понять, что имеется в виду. Каждому из нас знакомо это особое состояние, чувство близости, внутреннее переживание при чтении какого-либо научного текста – здесь притягивает модель мышления, скрытое воззрение, ощущаемый подтекст, открывающаяся нам интуитивная гипотеза, перспектива, может быть штрихами намеченная идея и т.д.

Наше исследование свидетельствует о том, что современный мир требует нового мировоззрения, новой научной парадигмы и теории познания. Можно сказать, что речь идет о получении знаний, остающихся за пределами общепринятой науки. Уже очевидно, что принципы науки не являются высшим мерилом нашего суждения о мире. Необходимо расширение критерия научности, включение человеческой составляющей в характеристику нового знания, принятие, во всяком случае неотторжение, огромного объема накопленных человечеством и новых знаний, полученных за пределами разума. Доктор философских наук И.Т. Касавин говорит о том, что теория познания ответственна за то, что до сих пор отсутствуют философско-гносеологические основания для признания за огромным и ценным массивом человеческого опыта статуса нормального знания, не укладывающегося в современные каноны научного разума. Но из этого следует, что свойства того или иного знания будут выводиться не из догматических стандартов рациональности, а из свойств познающего субъекта и практических контекстов его деятельности и общения. И в основу типологии знания лягут соответствующие типологии познавательных способностей индивида и типологии практик.

Очевидно, что именно познавательные способности личности и практические аспекты ее деятельности определяют качественные характеристики знания, никакая рациональная экспертиза здесь не годится, она не сможет уловить внутреннюю, глубинную сущность знания, полученного внерациональным путем. Вместе с тем, допускаю, что рассмотренный вариант внешней верификации имплицитного знания может быть поводом для размышления, полем, где могут сойтись различные точки зрения.

Представленная работа является подтверждением огромных изменений человека в современном мире. Сейчас много об этом говорят как о революции в самой природе человека, но что имеется в виду, не совсем ясно. В данной работе изменения человека связываются с сферой сознания, а конкретно – с ее влиянием на становление новой парадигмы научного познания в эпоху экономики, основанной на знаниях, или постиндустриальной экономики, или когнитивного общества с включением сюда экономической составляющей (японская версия). Академик В.И.Вернадский сказал, что в период становления научной революции «меняется в корне наше представление о материи, энергии, времени, пространстве. Создаются совершенно новые понятия, отсутствовавшие во всех предшествующих мировоззрениях… Логически вероятное становится нереальным, а невероятное становится эмпирическим фактом» .

В заключение хочу сказать, что материал, представленный в разделе 3, свидетельствует о безотлагательной необходимости формирования нового понятийного аппарата в сфере научного познания. В частности, очень важным вопросом является понятийное разграничение разных видов имплицитного знания. В работе прозвучало, что понятие имплицитное знание широко используется в науке, однако только из контекста очевидно, о каком виде имплицитного знания идет речь. На самом деле, имплицитное знание не представляет собой единства, оно подразделяется на два самостоятельных вида знания, которые терминологически не обозначены – все они личные, глубинные, внутренние, имплицитные. Какие-то из них можно вычленить в безостановочном потоке мыслей и ими можно управлять в рамках организации, они становятся ее важнейшим активом, дают максимальную отдачу. Такие знания отражают повседневные связи и отношения нашего реального мира. Другой вид имплицитных знаний представляет собой феномен трансцендентного порядка, такие знания нельзя вычленить из общего потока мыслей, они спонтанны и неуправляемы. Итак, любое знание такого рода не проявлено, но, отнюдь, не любое трансцендентно, неуправляемо.

Кроме всего прочего, само понятие «имплицитное знание» имеет много синонимов. Мне кажется, что в данном случае понятийный аппарат должен вырабатываться наукой сообща, поскольку множество терминов на слуху, кому-то кажется, что «имплицитное знание» звучит вполне наукообразно, к этому термину привыкли, кто-то скажет, что «божественное разумение» лучше – вскрывает глубинную сущность понятия, «личное» –звучит очень безлично, еще оно может называться «неявное», «не проявленное», уже называла термины «глубинное», «внутреннее», «интуитивное», «трансцендентное».

1.4. Опыт получения имплицитного знания – возможна ли его интеграция с накопленным рациональным знанием.

Уже после того, как работа была написана, мне удалось отследить последовательные шаги творческого научного процесса, связанного с получением имплицитного знания. Это непосредственно касается темы данного исследования, а именно – механизмов научного познания. Известно, что к разряду имплицитных знаний можно отнести интуитивную гипотезу, точку зрения, мысль. Мысль, зафиксированная сознанием, это тоже внутреннее знание. Вот пример. Работаю, вдруг спонтанно отслеживаю мысль, совершенно не связанную с тем, что пишу: конкурентоспособность и конкурентные преимущества в мире будут определяться количеством накопленных имплицитных знаний. Внутренне понятно, что речь идет о России. Кроме того, недавно в Институте экономики РАН проходила конференция, посвященная проблеме конкурентоспособности России и формирования ее конкурентных преимуществ в связи с мировым кризисом. Тогда сама постановка вопроса вызвала недоумение. Чисто рационально, логически отследить какую-либо возможность формирования конкурентных преимуществ России в посткризисный период, зная ситуацию в стране, понимая, что никакие предпосылки к этому не созданы, представляется маловероятным.

Понятно, что кризис создает новую геополитическую картину мира, новый баланс сил, этот процесс происходит уже сейчас, нельзя упустить шанс. Но нужны действия. Необходимы определенные меры: переход от сырьевой экономики к инновационной, структурная трансформация для повышения конкурентоспособности, привлечения иностранных инвесторов, эффективные расходы на социокультурные нужды из средств бюджета, государственные вложения в экономику и проч.

Пока же никаких структурных сдвигов в сторону инновационного производства не происходит, Россия занимает низкие позиции в международных рейтингах ведения бизнеса, навряд ли мы сможем обеспечить долгосрочную экономическую стабильность, список можно продолжать. И вдруг идея на уровне подсознания, она ложится на канву внутренних рассуждений.

Такие знания – личностное достояние каждого. Их невозможно накопить, не извлекая из наших глубин. И означает это очень многое. Шанс России – накопленные имплицитные знания, а это человек – эпицентр наших проблем, но и поле возможностей. Наличие имплицитного знания само по себе несет трансформирующий личностный эффект, здесь главная точка преображения нашего общества.

Выстраивается целая цепочка – человек, сознание, трансформация человека в сфере сознания, новые знания. Это может быть огромная сила, совокупная система знаний, мощный духовный потенциал. Не будем забывать и тот немаловажный факт, что имплицитные знания сами по себе являются духовным опытом. Тут уже можно представить конкурентные преимущества России через человека науки с его имплицитными знаниями.

Чисто рациональный подход не позволяет увидеть возможности России к движению, трансформации, обновлению. Логический анализ, опыт исследовательской работы свидетельствуют о том, что страна лишена импульса к развитию, не может двигаться вперед, динамика инновационного процесса осуществлялась исключительно на базе военно-промышленного комплекса, где выпуск никогда не соизмерялся с затратами.

Однако внерациональные механизмы познания позволяют увидеть ситуацию иначе, раскрывают не видимые с первого взгляда альтернативы, предпосылки трансформационного процесса. Это означает, что человек создает иной мир, новую реальность. Происходит очень интересное творческое действо: мысль, зафиксированная, осознанная как значимая, стоящая внимания, произвела большие подвижки в мыслительном процессе, раскрыла иное видение мира. Впервые за очень долгое время появилась обоснованная надежда. Может быть, Россия обогатит мир новыми идеями, новыми знаниями? Может быть, инновационный прорыв в сфере сознания это наша прерогатива, и новое сознание, преобразующее мир, предстанет через Россию? Тогда уже появляется возможность говорить об инновационном прорыве на повышательной волне грядущего цикла Кондратьева – период с 20-х годов XXI века, это и реальное сокращение отставания от развитых стран. Идея становится осязаемой, появляются возможные предпосылки ее реализации.

Все рассуждения о том, что Россия сохранила свою инновационную базу и человеческие ресурсы, способные привести в действие научный потенциал, можно интерпретировать соответствующим образом. Имеется в виду не сохранившийся со старых времен инновационный потенциал (хотя в военно-промышленной сфере это вполне вероятно), не наличные огромные человеческие ресурсы, но творческие, духовные трансформации на основе нового знания человека и его изменившегося сознания. А это уже принципиальное условие формирования конкурентных преимуществ, которые представляют собой возможность для России занять свое уникальное место в мировом сообществе.

Очевидно, что инновационный взлет России это не производственные технологии, не управленческие решения, не созданные творческой мыслью новые информационно-коммуникационные средства. Это огромное поле духовности, погружение во внутреннее пространство человека, не будем забывать, что духовные ценности приобретают первостепенную роль в новом мире.

Сейчас наш человек болен. Но время очень динамичное, несущее потенциал трансформации, сделает свое дело: изменяется сознание – изменяется человек.

Итак, это заключение, сделанное на основе имплицитного знания. Но у человека науки может возникнуть внутреннее сопротивление написанному, своему личностному знанию. Привычные рациональные механизмы познания приходят в столкновение с внерациональным началом, идет внутренняя борьба: почему это так написано, откуда оно пришло.

Попробуем поразмышлять. Если русская духовность – основа инновационного взлета страны, нового сознания, преобразующего мир, важнейший элемент формирующегося общества знаний (постиндустриального общества), то мы обязаны понимать, что же это такое, чем уникален этот феномен. Многие исследователи связывают нашу духовность непосредственно с русским христианством (эта связь очевидна, ведь религия – важнейший элемент культуры), являющимся единственным хранителем истинного византийского православия – интуитивного, мистического. Здесь постижение истины осуществляется другим путем, чем в западном христианстве.

Русский философ В.Н. Лосский в своей работе «Очерк мистического богословия Восточной Церкви» писал: «Восточное предание никогда не проводило резкого различия между мистикой и богословием, между личным опытом познания Божественных тайн и догматами, утвержденными Церковью» . Сейчас можно видеть зачатки нового типа духовности в России, основанного на ином осмыслении православия, связанном с метафизическими истинами живого божественного присутствия, устранением посредников между человеком и Богом. Происходит поворот к идеям славянофильства. Западничество, широко проникшее к нам во время перестройки, не было принято. А сейчас на новый виток выходит русская идея, русская философия, концепция роли России в мире через православие при его отличии от западного христианства.

Известный славянофил И.В.Киреевский в «Московском сборнике» №1 1852 г. так писал об этом: « Западный человек искал развитием внешних средств облегчить тяжесть внутренних недостатков. Русский человек стремился внутренним возвышением над внешними потребностями избегать тяжести внешних нужд… богословие на Западе приняло характер рассудочной отвлеченности – в православном мире оно сохранило внутреннюю целостность духа; там движение ума к истине посредством логического сцепления понятий – здесь стремление к ней посредством внутреннего возвышения самосознания к сердечной цельности и средоточению разума; там искание наружного, мертвого единства, здесь стремление к внутреннему, живому; там схоластические и юридические университеты – в древней России молитвенные монастыри, сосредоточившие в себе высшее знание; там внутренняя тревожность духа при рассудочной уверенности в своем нравственном совершенствовании, у русского глубокая тишина и спокойствие внутреннего самосознания при постоянной недоверчивости к себе и при неограниченной требовательности нравственного усовершенствования…» .

Об этом и не только об этом писал в своей хорошо известной работе «Закат Европы» немецкий ученый Освальд Шпенглер в 1917-1927 годах. Он полагал, что в зависимости от способов мышления, мировосприятия, люди группируются в глобальные общности культуры. Ученый предсказывал закат западной культуры и особое место отводил России, считая, что это та точка планеты, где готова появиться новая культура, и ее источником является пространство русской души. Мысли Шпенглера, касающиеся России, очень интересны. Автор говорит об ином способе постижения мира Россией, о восприятии человеком божественного, его связи с Богом. Именно в России может сформироваться основа нового духовного мироощущения, миропонимания, которые будут главенствующими в нынешнем столетии . Иными словами, Россия имеет предпосылки создания основ новой духовной цивилизации XXI века.

О. Шпенглер связывал духовный подъем России также с подъемом восточного, прежде всего исламского, мира, оттеснением европейской цивилизации на периферию мировой культуры, концом «глобальной экспансии» Запада. Из этого исходят и другие авторы, в частности, А.Тойнби в своей работе «Цивилизация перед судом истории» . Неизбежность перемещения творческого лидерства на Восток предвидел П.Сорокин. Выдающиеся русские философы конца XIX начала XX века видели в России силу, примиряющую культурные традиции Запада и Востока. В.Соловьев считал, что в обществе господствуют три духовных направления: мусульманство, православие и католицизм, а Россия является объединяющим началом мусульманского и христианского мира. Исламская цивилизация обычно рассматривается в качестве промежуточной между восточной и западной; она имела особенно много общих черт с христианством в эпоху средневековья. Философия суфизма – великая мистика ислама — особенно тесно связана с тайным знанием первых христиан.

Сейчас в России все шире распространяются евразийские идеи. Похоже, что евразийство в той или иной интерпретации становится ключевой позицией наших властных структур, новой русской национальной идеей. Основателем концепции евразийства является известный русский ученый Н.С.Трубецкой. После революции он оказался в эмиграции, жил сначала в Софии, затем в Париже. Здесь он создал подавляющую часть своих работ. В сферу интересов ученого входили, в частности, история и философия культуры. Им была кардинально пересмотрена история России. Его точка зрения такова: Великая Орда несла нам не татаро-монгольское иго на протяжении тысячелетия, а творческое начало, способствующее становлению России как части великой монгольской монархии, основанной Чингисханом, практически ее ядром, потому что русский язык является орудием культурного, политического и делового общения между христианскими и нехристианскими народами России – Евразии.

Трубецкой создал парадигму, основанную на концепции единого социально-исторического, геополитического, экономического, культурного и языкового пространства народов северной Евразии. Ученый писал: «Евразия есть географическое, экономическое, историческое целое – судьбы евразийских народов переплелись друг с другом, прочно связались в один громадный клубок, который уже нельзя распутать, так что отторжение одного народа из этого единства может быть произведено только путем искусственного насилия над природой и должно привести к страданиям». Это очень хорошо сказано нам в назидание.

А теперь посмотрим, возможно ли использовать концепцию Н.С. Трубецкого как базис современного мироустройства, реализации общечеловеческих ценностей, отношений со своими соседями, как основу формирования новой государственности. Н.С. Трубецкой крайне негативно относился к западной цивилизации: «Те романо-германские державы, которые окажут России помощь… сделают это так, чтобы в обмен на эту помощь получить Россию в качестве своей колонии… России будет предоставлена тень, видимость самостоятельности, в ней будет посажено какое-нибудь безусловно покорное иностранцам правительство… если иностранное иго будет морально поддержано большинством русской интеллигенции, продолжающей преклоняться перед европейской культурой… России никогда не удастся сбросить с себя иностранное иго и осуществить свою новую историческую миссию – освобождения мира от власти романо-германских хищников».

И далее: «Мы должны привыкнуть к мысли, что романо-германский мир со своей культурой – наш злейший враг. Освободив свое мышление и мироощущение от давящих его западных шор, мы должны внутри себя, в сокровищницах национальной русской стихии черпать элементы для создания нового мировоззрения». Ученый полагал, что если мы будем поддерживать нормальные, человеческие отношения с Западом (хотя, по его мнению, такие отношения выстроить с «романо-германским» миром в принципе невозможно), то будущее России – колониальная страна, порабощенная иностранцами (романо-германцами), для них все исконно русское – это варварство, а все русские – полудикие дураки. Евразийцы отрицали возможность в России европейской демократии через прямые всеобщие, свободные выборы, отвергали дореволюционную русскую культуру, правда, в единственном аспекте – ее связи с негативными европейскими влияниями.

Совершенно очевидно, что использовать концепцию Н.С. Трубецкого в современном мире невозможно, она не только не способствует интеграции мирового сообщества, но, напротив, разъединяет мир. Трудно согласиться с его непримиримой оценкой западной цивилизации с какой-то патологической неприязнью к европейской культуре. Вместе с тем, мы видим, что сейчас в России настойчиво пропагандируется антиамериканизм, скептическое отношение к европейским ценностям. В СМИ проводится идея — миф: у нас свой, особый путь, что нам Европа и Америка, наконец-то мы встаем с колен, нам не нужны их стандарты и правила, а модернизация страны у нас будет проводиться сверху, слаженно работающим чиновничьим аппаратом. Для русского человека демократия по-европейски – это фикция, она выливается в желание навязывать нам чужие правила, обучать нас, делая это в своих собственных интересах, чтобы более уверенно чувствовать себя в России. Эти идеи демонстрируют противостояние, образ врага, разжигают рознь, разводят страны по разные стороны баррикад, что практически представляет собой старую советскую идеологию. Нужна ли она России в XXI веке? Лучше учиться у Америки и Европы взаимному доверию, желанию уйти от конфронтации, пытаться сообща решать сложные мировые проблемы и также сообща нести ответственность за свои решения. Необходимо стремление к содружеству, партнерству, единению, взаимопомощи, нужно осознать, что нам нечего делить.

Россия уже столетия развивается в лоне западной культуры, ее нельзя представить вне этой культуры. Если произойдет какой-либо поворот, то русский человек потеряет остатки самоидентификации: кто мы? И это при том, что мы и сейчас с трудом идентифицируем себя, я – русский, этот – еврей, тот – татарин. А все вместе, вкупе, кто мы? Поэтому совершенно согласна с утверждением В. Иноземцева о необходимости нашей ориентации на сотрудничество с западным блоком, «при всех своих культурных, социальных и даже религиозных особенностях Россия была и остается европейской страной. Следовательно, приоритетом в экономической сфере должны стать хозяйственные контакты с Европейским союзом, уверенно включающим в орбиту своего влияния все новые и новые страны Восточной Европы» . Это вовсе не означает консервацию состояния индустриального придатка к постиндустриальному Западу, что будто бы выгодно именно Западу. Такие представления – остатки старого мышления, существующего за рамками нового видения мира. Но это означает, что нельзя забывать о всех нитях, связывающих нас глубинно и неизменно с Европой, при том, что культурная составляющая является ядром цивилизации.

Вместе с тем наша история, национальные традиции вмещают идею всеединства культуры. Например, русские религиозные философы – все православные, правда, при очень сложных отношениях с церковью, несут любовь к Востоку. Вот что писал по этому поводу П.А. Столыпин: «Но не забывайте, господа, что русский народ всегда сознавал, что он осел и окреп на грани двух частей света, что он отразил монгольское нашествие (сравним с концепцией Н.С.Трубецкого) и что ему дорог и люб Восток; это его сознание выражается в государственных эмблемах. Наш орел, наследие Византии – орел двуглавый. Конечно, сильны и могущественны и одноглавые орлы, но отсекая нашему русскому орлу одну голову, обращенную на восток, вы не превратите его в одноглавого орла, вы заставите его только истечь кровью» . Поэтому высоко оцениваю научные работы, посвященные перспективе культурно-цивилизационного синтеза Восток-Запад, месту России в евразийском пространстве.

Однако в современной России положение дел в этом плане очень непростое. У нас практически нет достойных работ, даже учебников по истории, нет и написанной истории, поэтому мы ее не знаем, а ближайшую забыли. Мы не помним, что как Москва, так и Санкт-Петербург сложились в качестве столиц многонациональной империи, и страна исходно имеет многонациональную природу. На этом стояла Россия, это ее корни. А сейчас происходит противопоставление интересов и прав русских интересам и правам наших нерусских народов. Н.А. Бердяев предупреждал, что великорусский сепаратизм обернется уничтожением тысячелетнего русского царства, утратой великой русской культуры. Ведь она создавалась представителями всех народов дореволюционной России. Близкие мысли высказывает и В.Соловьев.

Вместе с тем, написанное вызывает некоторые размышления. Мы говорим о культурно-цивилизационном синтезе Восток-Запад, о том что нам дорог и люб Восток. Но известно, что Россия нового времени была довольно равнодушна к Востоку, как иной по своей природе ментальности, игнорирующей западный путь прогресса и соответствующий ему культурный контекст. Восток был рядом, однако очевидно, что элементы азиатской или дальневосточной культуры приходили в Россию с Запада, либо как уже адаптированные Западом признаки новых стилевых и жизненных тенденция, либо как приметы моды в обывательской среде и массовом сознании.

В России восточное начало – руку протяни, и речь идет не только о культуре ислама, сюда включается калмыцкий, бурятский, алтайский буддизм, иудаизм. Экзотика Востока окружала нас и за пределами государственной границы, можно сказать, лежала за спиной. Но ведь Россия не ощущала эту культуру своей, а скорее чувствовала, что она несет внутреннюю угрозу европейской сущности страны.

Что касается искусства, то проникновение сквозь толщу экзотики к восточной мудрости, иным знаковым символам и канонам для каждого православного и не православного художника, живущего в России в непосредственном окружении представитьелей других религий и язычников, было своего рода запретом .

И только в начале ХХ века, период Серебряного века России, представители русской культуры открывают Восток, но как один из развивающихся элементов культуры Запада. Между прочим, именно в это время направляется в Гималаи Н.Рерих с целью непосредственного, личного погружения в дальневосточную культуру, в новые смыслы. Одновременно этот период ознаменовал окончательное соединение России с духовной жизнью Европы. В то же время происходило формирование нового варианта русской идеи, особенностей русского пути. Но Серебряный век закончился революцией 17-го года, которая внедрила на практике русскую идею коммунистического рая, в действительности, берущую начало в нашей коллективистской ментальности.

Итак, не было погружения России в восточную культуру – ни в исламскую, ни в буддийскую, ни в иудаизм, хотя по ряду параметров Россия – евразийская страна, и прежде всего это определяется ее территорией.

И очень хочется согласиться с Ю.В. Яковцом, который утверждает, что западноевропейская цивилизация переживает период нового подъема на базе интеграции в единую цивилизационную целостность. В настоящее время Европейский Союз расширился за счет стран Восточной Европы, приобретая межцивилизационный характер. Это может служить эталоном согласованного равноправного взаимодействия интегральных союзов в рамках отдельных цивилизаций и межцивилизационных объединений при переходе к постиндустриальному миру . Тем не менее Ю.В. Яковец и Б.Н. Кузык говорят о перемещении центра творческой активности цивилизаций с Запада на Восток. Эту историческую тенденцию отметил Питирим Сорокин, правда очень осторожно: «… звездами следующих актов великой исторической драмы готовятся стать, помимо Европы, Америки и России, – вооружающиеся великие культуры Индии, Китая, Японии, Индонезии и исламского мира» . Сейчас эта идея широко признана в мировом научном сообществе.

Развивая идею огромного поля духовности как основы инновационного взлета России, нового миропонимания и нового осмысления мировых реалий, нельзя не вспомнить канун революции 1917 года. Тогда очень много говорилось о главенствующей роли, исторической миссии, особой судьбе России – это русская идея спасения западной цивилизации и всего мира от гибели. На русской идее сформировался великий феномен – наш Серебряный век, огромный взлет духовности, можно сказать, культурный взрыв. За короткий период – около двадцати пяти лет конца XIX –начала ХХв. – произошло обновление всех сфер жизни – и экономической, и политической, и духовной. Обновились университеты, наука, литература, музыка, театр, все виды искусства, религиозное сознание церкви. Этот процесс происходил под знаком окончательного соединения с духовной жизнью Западной Европы, что не только не разрушало, но способствовало укреплению национального чувства, осознанию собственного прошлого.

Очень высокими темпами развивалась экономика страны – и промышленность, и сельское хозяйство. В период 1890-1913 гг. промышленность не знала кризисов, и темпы роста производства составили к 1913 г. 9%. За этот период по объему промышленного производства Россия почти сравнялась с Англией, значительно превзошла Францию и достигла 80% объема промышленного производства Германии. Для обеспечения быстрого роста сельского хозяйства внедрялись прогрессивные формы производства, вводились новейшие методики земледелия. После 1905-1907 гг. была отменена выкупная плата за землю. Быстро менялось сознание русского крестьянства, происходил бурный рост индивидуального крестьянского хозяйства. Россия к 1917 г. стояла на первом месте в мире по кооперативному движению, создавались многообразные виды кооперативных объединений – ссудно-сберегательные товарищества, кредитные организации, промысловая, потребительская, производительная кооперация по переработке отдельных видов сельскохозяйственной продукции – льноводство, маслоделие, сбытовые товарищества. Была построена транссибирская магистраль – Великий Сибирский путь, которая и по сей день является связующим звеном западных и отдаленных восточных регионов страны вплоть до Тихого океана (более новой и современной наземной связи западной и восточной частей все еще огромной по протяженности страны мы так и не имеем).

В России того периода было очень сильно предчувствие нового мира, ощущение перемен буквально на физическом уровне, произошел прорыв в сфере человеческой мысли и творчества. Все это нашло отражение в искусстве. Художники чувствовали и понимали невозможность передать новое мироощущение, иные внутренние смыслы старыми методами. Именно в нашей стране были намечены основные направления нового изобразительного искусства, где использовались принципиально иные средства описания окружающего мира, передачи современного состояния сознания человека. Русское авангардное искусство обогнало все европейские страны, и на нас ориентировался западный авангард накануне революции. Огромных успехов достигли и другие виды искусства и литературы – поэзия, музыка, балет, театр.

То же самое можно сказать о науке. Высокими темпами развивалась экономическая наука, здесь выделяется самостоятельное крыло ученых – экономистов-аграрников, которые занимались проблемами организации крестьянского хозяйства, кооперативного движения, земельным вопросом, а также ученые-статистики, финансисты, политэкономы, социологи. Можно назвать имена таких выдающихся ученых, как П.А. Сорокин, Н.Д. Кондратьев, А.И. Чупров, А.В. Чаянов, А.Н. Челинцев, М.И. Туган-Барановский, Г.В. Плеханов, С.Ю. Витте, А.А. Мануйлов, И.А. Каблуков и др. В одном ряду с ними стоят философы, работы которых – великая часть русской культуры и мировой философской науки: В.С. Соловьев, С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев, И.А. Ильин, С.Н. Франк, Л.И. Шестов, В.Н. Лосский, П.С. Флоренский, К.Н. Леонтьев, В.В. Розанов и др. – здесь накал мысли, полет фантазии, полнота эмоций. Необходимо отметить, что Россия утратила все великие умы того времени, их работы стали нашим достоянием только во времена перестройки.