Russian
| English
"Куда идет мир? Каково будущее науки? Как "объять необъятное", получая образование - высшее, среднее, начальное? Как преодолеть "пропасть двух культур" - естественнонаучной и гуманитарной? Как создать и вырастить научную школу? Какова структура нашего познания? Как управлять риском? Можно ли с единой точки зрения взглянуть на проблемы математики и экономики, физики и психологии, компьютерных наук и географии, техники и философии?"

КРУГЛЫЙ СТОЛ «СИНЕРГЕТИКА: ПЕРСПЕКТИВЫ, ПРОБЛЕМЫ, ТРУДНОСТИ»
(материалы «круглого стола») 

Опубликовано в: Разное

Е.А. Мамчур. Вячеслав Семенович высказал очень верную мысль о том, что задача философии в случае с синергетикой состоит в том, чтобы обеспечить возможность включения синергетики в систему культуры. Философия призвана осмыслить материал этой новой научной дисциплины, с тем чтобы сделать его понятным или, как говорил в свое время Филипп Франк – интеллигибельным. Без этого данные и результаты синергетики никогда не станут частью картины мира. В случае с синергетикой, как верно замечает Вячеслав Семенович, повторяется та же ситуация, которая имела место в период становления квантовой механики и теории относительности. Там было все – и прекрасный математический аппарат, и эффективные оправдывающиеся предсказания. Не было только одного – интерпретации, которая сделала бы принципы этих теорий понятными. И все дискуссии, которые велись вокруг этих теорий, имели отношение именно к этому аспекту нового физического знания. Мне представляется, что наименее понятным или наиболее непонятным в синергетике является вопрос о причинах и механизмах когерентного, кооперативного поведения элементов самоорганизующихся систем. Иногда высказывается мнение, что контринтуитивным в случае с синергетикой является утверждение о том, что в данной отрасли научного знания мы имеем дело с процессами само организации. Критики утверждают, что, поскольку речь всегда идет об открытых системах, ни о какой само организации речи быть не может: рассматриваемые процессы всегда совершаются за счет энергии окружающей среды. В ответ на это, однако, вполне уместно вспомнить слова С.П. Курдюмова, который как-то очень точно заметил, что «всякая система открыта, но не всякая система является самоорганизующейся». Все системы открыты, все они обмениваются энергией с окружением; закрытые, изолированные системы являются лишь идеализацией и в реальности не существуют. Но лишь в некоторых типах систем могут совершаться процессы самоорганизации и самоусложнения. Характерной особенностью этих процессов является кооперативное, когерентное поведение элементов системы. Как и почему оно происходит, каковы его механизмы? Этот вопрос пока остается открытым. То, что в данном случае здесь действительно есть проблема, отмечалось уже основателями синергетики. Разрешите мне процитировать слова И. Пригожина и И. Стенгерс. Рассматривая один из наиболее ярких примеров самоорганизации в неорганической природе – ячейки Бенара, они пишут: «…Когда наступает неустойчивость Бенара, ситуация изменяется: в одной точке пространства молекулы поднимаются, в другой опускаются как по команде. Однако никакой команды в действительности “не раздается”, поскольку в систему не вводится никакая новая упорядочивающая сила ( курсив мой. – Е.М. ) Открытие диссипативных структур, – продолжают они, – потому и вызвало столь большое удивление, что в результате одной-единственной тепловой связи, наложенной на слой жидкости, одни и те же молекулы, взаимодействующие посредством случайных столкновений, могут начать когерентное коллективное движение» . Пытаясь охарактеризовать механизмы возникновения кооперативного поведения элементов самоорганизующихся систем, И. Пригожин и И. Стенгерс говорят о существовании «коммуникации» между молекулами . Однако природа и характер этой «коммуникации» остаются у них не раскрытыми. И то, что они берут это слово в кавычки, говорит о том, что они употребляют его в чисто метафорическом смысле. Мне представляется удивительным, что многих синергетиков вопрос о причинах и механизмах когерентного поведения элементов систем совершенно не беспокоит. Это можно воспринять как отказ от объяснения. Возможно, однако, что мы имеем в данном случае дело не с отказом, а просто с другим типом теоретической реконструкции процессов самоорганизации, отличным от причинного. Быть может, мы являемся свидетелями проникновения в синергетику объяснительной стратегии, суть которой в том, что рассматриваемое явление просто объявляется «естественным», не требующим объяснения через что-то другое. Прецеденты использования такого типа стратегии в научном познании есть. В их числе – отказ Галилея от поисков причин движения тел в механике. В физике Аристотеля для движения тел нужна сила, которая и является причиной. Вопреки Аристотелю, Галилей утверждал, что равномерное и прямолинейное движение тел представляет собой движение по инерции в евклидовом пространстве. Согласно Галилею равномерное и прямолинейное движение не нуждается в силе, сила нужна только для изменения характера движения. Аналогичным образом, по Эйнштейну, движение в поле тяготения не является результатом действия гравитационных сил, а представляет собой движение по инерции в неевклидовом пространстве. И Галилей, и Эйнштейн стремились представить движение тел как естественное, не требующее никаких причинных объяснений. А разве не та же стратегия характерна и для стандартной интерпретации квантовой механики? Известно, что согласно этой интерпретации невозможно объяснить, указать причину того, почему один из атомов в куске радиоактивного урана распадается сейчас, а другой пролежит не распавшимся еще тысячи лет. Причем, как отметил Р. Фейнман, не только мы не знаем, почему так происходит, сама Природа не знает этого. Такое же по типу «объяснение» предлагают нам финалисты в биологии. Пытаясь дать разумную интерпретацию явлению целесообразности в живой природе, они говорят о целесообразности как об имманентной, внутренне присущей живым системам. Таким образом, они также стремятся представить целесообразность как «естественное» явление. Многих ученых, однако, такая ситуация не удовлетворяет. Возможно, именно в этом лежит причина скептического и даже негативного отношения к концепции самоорганизации и самому термину «самоорганизация». Человеческий разум жаждет причинного объяснения, причем явно предпочитает причинность производящую. Многих ученых способен удовлетворить только такой способ объяснения явлений. Не получая ответа на вопросы почему и как , ученые испытывают чувство интеллектуального дискомфорта. Трудно поверить, привыкнуть и принять, что существует другой тип теоретической реконструкции явлений, который в принципе не дает ответа на эти вопросы и не может быть редуцирован к причинному объяснению. Эта нередуцируемость для многих ученых равносильна отказу от одного из основополагающих законов человеческого мышления – закону достаточного основания, сформулированного в свое время Лейбницем. Ссылаясь на имманентность телеологии и невозможность объяснить механизмы «жизненных порывов», «энтелехии» и т.п., финалисты предлагают нам отказаться от закона достаточного основания. Это не значит, что, отказываясь от поисков причинного объяснения когерентного поведения элементов самоорганизующихся систем, синергетики отказываются от поисков законов самоорганизации. Нет, конечно. Все синергетики ищут такие законы: и те, которые озабочены поисками механизмов кооперативного движения, и те, которые отказываются от этих поисков. Но то, что они ищут и что надеются найти – зависит от их методологической ориентации. Редукционисты полагают, что это будут более фундаментальные законы – либо физические, либо химические, либо биологические – в зависимости от исследуемой сферы реальности и типа самоорганизующейся системы. Антиредукционисты, напротив, объявляют их в принципе не сводимыми к закономерностям нижележащих более фундаментальных уровней организации материи. Интересна в этом плане позиция Нобелевского лауреата в области физики С. Вайнберга, изложенная им, в частности, в недавно переведенной и опубликованной у нас книге . Вайнберг – редукционист. Он говорит, что все редуцируемо и что как раз все законы хаоса уже удалось редуцировать к законам микрофизики. «Поразительный прогресс, достигнутый в последние годы в этой области (имеется в виду исследование хаотических систем. – Е.М. ) заключался не только в наблюдении хаотических систем и формулировке эмпирических закономерностей, управляющих ими: что значительно важнее, законы, которым подчиняется хаотическое поведение, были математически выведены из законов микрофизики, управляющих теми системами, в которых возникает хаос» . Вайнберг жестко критикует саму идею существования как он их называет «автономных», т.е. особых, специфических, нередуцируемых законов. «Нужно еще установить… – пишет он, — действительно ли существуют новые законы, управляющие сложными системами?» . Приведя в качестве примера толпу линчевателей – типичный пример самоорганизующейся системы в социальной сфере – Вайнберг пишет: «Можно попытаться сформулировать все, что мы знаем о толпах в форме законов … но если мы попросим объяснить, почему эти законы действуют, нас вряд ли удовлетворит ответ, что это фундаментальные законы, не имеющие объяснений через что-то другое. Мы, скорее, будем искать редукционистское объяснение, основанное на психологии отдельных людей» . Однако позиция Вайнберга противоречит тому, что говорят сами творцы синергетики. Как утверждает О. Тоффлер, хорошо знающий точку зрения И. Пригожина и И. Стенгерс (он, как известно, является и автором предисловия к их книге «Порядок из хаоса»), они как раз настаивают на том, что законы кооперативного поведения не редуцируемы к законам нижележащих уровней материи. Они настаивают на «автономности» этих законов. Так, Тоффлер пишет: «Еще более важные следствия теория Пригожина и Стенгерс имеет для изучения коллективного поведения. Авторы теории предостерегают против принятия генетических или социобиологических объяснений загадочных или малопонятных сторон социального поведения. Многое из того, что обычно относят за счет действия тайных биологических пружин, в действительности порождается не “эгоистичными” детерминистскими генами, а социальными взаимодействиями в неравновесных условиях» . Для тех, кто, возможно, подзабыл текст Тоффлера (что совершенно естественно, поскольку книга была у нас опубликована почти 20 лет назад), напомню приведенный им пример из «жизни муравьев». «…В одном из недавно проведенных исследований, – рассказывает Тоффлер, – муравьи подразделялись на две категории: «тружеников» и неактивных муравьев, или “лентяев”. Особенности, определяющие принадлежность муравьев к той или другой из двух категорий, можно было бы опрометчиво отнести за счет генетической предрасположенности. Однако, как показали исследования, если разрушить сложившиеся в популяции связи, разделив муравьев на две группы, состоящие соответственно только из “тружеников” и только из “лентяев”, то в каждой из групп в свою очередь происходит расслоение на “лентяев” и “тружеников”. Значительный процент “лентяев” внезапно превращается в прилежных “тружеников”»! Вайнберг выступает против идеи существования «автономных» законов, а основатели синергетики, напротив, приветствуют идею А. Эддингтона о существовании первичных и вторичных законов: первичным подчиняется поведение отдельных частиц, в то время как вторичные законы – это законы поведения совокупностей или ансамблей атомов и молекул . Так кто же прав? Вайнберг или основатели синергетики? Лично мне более логичной представляется позиция Пригожина и Стенгерс: если существуют особые специфические процессы самоорганизации, то должны существовать и новые специфические законы, которым эти процессы подчиняются. Тем не менее вопрос пока остается открытым. И, очевидно, что без разрешения его синергетика не может быть безболезненно «встроена» в картину мира и стать достоянием культуры.

В.Г. Буданов: Я хотел бы пояснить свое видение внутреннего строения процесса полноформатного синергетического моделирования в гуманитарной сфере и междисциплинарном проектировании. В основе этого видения, помимо прочего, лежит мой многолетний опыт преподавания синергетики гуманитариям разных специальностей. Так вот, рефлексия над этим опытом позволяет выделить в этом процессе следующие этапы:

  • Постановка задачи в дисциплинарных терминах.
  • Перевод дисциплинарных понятий и эмпирических данных в синергетический тезаурус. На этом этапе царит коммуникативный хаос, метафорический произвол, смысловая игра в бисер. Любой языковый денотат, если подобрать нужный контекст, оказывается возможным именовать и аттрактором, и управляющим параметром и т.д.
  • Усмотрение базовых процессов, принципов синергетики в эмпирическом материале, что существенно сужает метафоризацию и произвол интерпретаций.
  • Согласование, сборка принципов синергетики на эмпирическом материале, в результате чего возникает «кольцо принципов». На этом этапе коммуникативный произвол еще больше ограничивается, что позволяет перейти к системному этапу, выбору конфигуратора.
  • Построение структурно-функциональной когнитивной модели.
  • Конструирование формальной динамической модели, фиксирующей тип уравнения, пространства состояний и т.д.
  • Выстраивание «реальной» модели, т.е. уточнение свободных параметров и коэффициентов из опыта.
  • Математическое решение модели.
  • Сравнение с экспериментом, интерпретация результатов.
  • Принятие решений, корректировка модели на любом из этапов, замыкание герменевтического круга моделирования.

Очевидно, что переходы от одного этапа к другому – это, по сути, коллективный творческий процесс, в котором необходимо компетентное участие не только математиков и предметников, но и философов. По мере продвижения по этапам мы переходим от метафорической синергетики к строгой, и эта работа требует владения навыками философской рефлексии. Этапы 2, 3, 4 являются новыми, существенно синергетическими, они от метафорической синергетики приводят нас к началам математического моделирования. Очевидно, что остановка в начале пути, ограничение лишь метафорическим этапом 2, делает невозможным какое-либо моделирование, даже когнитивное. Именно в этом «застревании» состоит, на мой взгляд, болезнь «гуманитарной» синергетики. Вместе с тем почему это происходит? Елена Аркадиевна уже отчасти ответила на этот вопрос. Тот, кто не привык искать действующие причины, не обладает навыками методологической рефлексии, склонен онтологизировать те или иные частные законы, неизбежно зацикливается на метафорическом этапе таким образом, что для него слово «аттрактор» вполне может заменить сложную динамику и сложную математику тем более, что эта замена в принципе избавляет от скучной необходимости считать и измерять. И относительно термина самоорганизация. Когда мы говорим, что шарик скатывается – это не физика, а бытописание, самодвижение материи. Когда мы говорим, что шарик скатывает некая внешняя сила, это физика Ньютона, действующая причина, десакрализация самодвижения материи. Само-лет – мистика. Самолет летит под действием подьемной силы и тяги двигателя — действующие причины. Самоорганизация при замерзании воды ровно такая же «загадка», что и ячейки Бенара. В контексте объяснения явлений самоорганизации нередко прибегают к метафорам: говорят про «невидимую руку дирижера», или еще лучше — про слово гипнотизера, «усыпившего» молекулы. К этим метафорам привыкли и не удивляются. Но метафоры не должны уводить нас от поиска действующих причин. А эти причины одинаковы, это средние коллективные поля, которые, конечно же, редуцируются к микровзаимодействию молекул, множеству действующих причин, и никаких новых фундаментальных законов искать не надо, просто на макроуровнях привычные законы проявляются иначе, зачастую они становятся нелокальными по пространству и времени, появляется память системы, новые элементы с внутренними пространствами и т.д. Здесь действующие причины усмотреть не всегда просто, часто помогает математика, если мы имеем дело с так называемыми марковскими процессами, а если нет, то о языке действующих причин можно забыть, он не эффективен и остается язык холистического, нелокального описания, типа законов сохранения, вариационных принципов, асимптотических состояний и т.д., часть информации может утрачиваться, сворачиваться. В этом и заключается искусство моделирования явлений и процессов на качественно разных структурных уровнях иерархии окружающей нас действительности, когда редукция к физике элементарных частиц просто невозможна. Адекватно объяснять эту иерархию качеств, не пользуясь физическим и математическим языками синергетики, трудно: кто-то просто верит в мощь науки и пафос – «посмотрите как это удивительно…»; а кто-то требует доказательств на обыденном языке, отторгая как редукционизм всякие ссылки на физику и математику. Конечно, есть еще философия с ее многовековой традицией, есть диалектика Гегеля… И здесь, я согласен с Вячеславом Семеновичем, что ключи адекватного понимания синергетики в культуре еще не найдены, а найти их без философии вряд ли возможно.

Е.Н Князева Я хотела бы высказать свою позицию по обсуждаемым вопросам в связи с моим в двояком смысле промежуточным положением. Я могу судить о развитии синергетики в России в связи с разработкой всей этой проблематики в других научных школах в мире и должна сказать, что синергетика в России – это феномен, которому нет равных в мире. У нас синергетика необычайно развилась, приобрела огромную популярность, подняла мощную волну научных семинаров и конференций, проводящихся ныне, в том числе и на постоянной основе, обросла разнообразными естественно-научными и социальными приложениями, физическими и метафизическими смыслами. Этот феномен сам по себе, как научное и культурно-историческое событие, достоин изучения. Почему именно на российской почве? Почему именно на российской научной и культурной среде? Свое промежуточное положение ощущаю также в том, что, работая уже на протяжении 20 лет в Институте философии РАН, активно сотрудничала все это время с Сергеем Павловичем Курдюмовым и его научной школой, которые разрабатывают синергетику как таковую, жесткое ядро синергетики, сами синергетические модели. Я продолжаю это сотрудничество и сейчас уже с учениками Курдюмова. Второй аспект моего промежуточного положения – это положение между жестким ядром, самим «телом» синергетики и надстройкой над ним, синергетикой как философией. Выступая с этой позиции, я бы не согласилась с тем, что синергетика уже является наукой или научной дисциплиной, а также и с тем, что синергетика уже стала философией. Все-таки это только складывающаяся наука. Инерция научного сообщества необычайно велика. В настоящее время в мире издается около 30 журналов по тематике синергетики в нашем ее понимании, но все они выходят под названиями типа “ Cybernetes ”, “ Systemica ” и т.п. Один из факультетов МГУ до сих пор называется факультетом вычислительной математики и кибернетики, хотя синергетика является наследницей кибернетики. Синергетика станет наукой, научной дисциплиной, когда учебников по синергетике будет столько же, сколько сейчас на полках в книжных магазинах учебников по политологии. А если даже не станет, то все равно будущее науки за междисциплинарными исследованиями сложных систем, под каким бы именем они ни развивались. Синергетика обладает парадоксальным свойством самоприменимости: на развитие синергетики можно смотреть синергетически. А складывается она очень сложным образом, неоднозначно и неравномерно. Мода на синергетику в России порождает и «обильную пену», множество поверхностных искажающих существо синергетического знания выступлений и публикаций, по сути забалтывающих синергетику. Применение синергетики, особенно в гуманитарных и социальных областях, нередко сводится к «навешиванию ярлыков», к простому использованию синергетической терминологии без понимания тех глубоких эволюционных механизмов, которые за ними стоят. Синергетическое движение в России и мире за последние пять лет понесло тяжелые потери: Франсиско Варела (1946-2001), Юрий Львович Климонтович (1924-2002), Илья Романович Пригожин (1917-2003), Сергей Павлович Курдюмов (1928-2004). С уходом этих флагманов синергетического движения особую значимость приобретает задача сохранения аутентичного ядра синергетики во всем богатстве его научно-теоретических и философско-мировоззренческих смыслов, в чем заметную роль играет и настоящий «круглый стол», организованный журналом «Вопросы философии». Возвращаясь к феномену синергетики в России, где она расцвела во всех своих приложениях и возводится ныне чуть ли не в новую философию природы или, точнее, философию изучения сложных систем вообще, хочу подчеркнуть, что синергетика не является таковой в других школах синергетики в мире. Утверждая это, я основываюсь на своем двухлетнем опыте работы в Центре синергетики профессора Германа Хакена в Университете Штутгарта, на изучении его работ и работ его немецких коллег. Для Хакена синергетика – это прежде всего и главным образом модели, модели становления кооперативного поведения, родившиеся из физики лазеров. Основа этих моделей – поиск параметров порядка, принцип подчинения и циклическая причинность, устанавливающаяся между поведением элементов на микроуровне и параметрами порядка на уровне развития системы как целого. Конечно, он проявляет большой интерес и к философским следствиям синергетики и во введениях к своим книгам постоянно подчеркивает, что синергетика междисциплинарна и применима к сложным системам разной природы, в том числе и к человеку и обществу. Это он замечательно показал, сделав доклад на тему «Самоорганизующееся общество» на международной конференции «Стратегии динамического развития России», состоявшейся в июне 2004 г. в Российской академии государственной службы при Президенте РФ. Его теоретические представления и анализ современных трендов общественного развития Германии и США приводят к убеждению, что все сферы общественной жизни могут быть перестроены на началах самоорганизации и самоуправления, ответственности каждого члена общества за возникающее общественное целое. Но этот сюжет не является центральным в его творчестве. То, в чем Хакен действительно далеко продвинулся, – это приложения синергетики в психологии восприятия и в информатике, в том числе построении компьютера, работающего согласно принципам синергетики, так называемого синергетического компьютера, дальше к философии он не идет. С профессором Хакеном мы совместно прорабатывали некоторые идеи классиков немецкой философии, которые поразительно близки синергетике. Например, сложная природа времени, как она раскрывается в «Феноменологии внутреннего восприятия времени» Эдмунда Гуссерля: ретенции, тянущиеся из прошлого, и протенции, простирающие свои нити из будущего и влияющие на нас сегодня, – все это в настоящем. Близка к этой и позиция Мартина Хайдеггера о модусах времени и о сложном, наполненном моменте «теперь», включающем в себя и прошлое, и будущее. Синергетика говорит в этой связи о сложной связи пространства и времени и различных модусов времени в структурах-аттракторах эволюции, которые описываются инвариантно-групповыми решениями. Фридрих Ницше говорил о конструктивности хаоса и о преддетерминации, влиянии завтра на сегодня. Или Николай Гартман, который писал об уровневой онтологии бытия. Вячеслав Семенович Степин говорил сегодня здесь, что синергетика призвана дать нам понимание не просто соотношения микрохаоса и макропорядка, но и законов иерархической организации мира, возвышения по уровням сложности. В немецкой философии, в частности у Николая Гартмана, можно найти ряд любопытных представлений на этот счет. Хотя Герман Хакен с интересом обсуждал эти проблемы, в самих его работах мы не найдем сопоставления представлений синергетики с немецкой философией. Как он отмечал в одном из интервью, он занимает позицию, более близкую к Аристотелю, нежели к Платону, но не склонен руководствоваться отвлеченными философскими принципами, а, скорее, конкретным опытом исследования процессов самоорганизации и эффектов становления когерентного поведения, пониманием их физических механизмов и их математическим описанием. Философия самоорганизации существует в Германии сама по себе. Имеются работы коллег-философов, которые развивают эти идеи независимо от синергетиков, но со ссылками на их работы. Например, интересные публикации философа М.-Л. Хойсер-Кесслер, которая изучает становление идеи самоорганизации в натурфилософии Шеллинга. У самого Хакена этой метафизической оболочки нет. Хотелось бы обратить внимание на еще один важный и интересный момент, касающийся современного состояния синергетических исследований. По признанию самого Хакена и по оценкам его коллег из Университета Штутгарта, у Хакена практически нет последователей. У него нет школы, такой, скажем, какая была создана Курдюмовым. Огромнейшая школа, величина которой, как и значение научных и философских идей личности Курдюмова, неоценимы для России. А поскольку есть такая школа, поскольку он так много вложил в своих учеников, постольку есть надежда, что синергетическое движение в России будет продолжаться, в том числе и в курдюмовском духе. А у Хакена, конечно, были сотрудники, которые применяли его синергетические модели в своей области – физике, информатике, психологии. Но они, получив контракты, разъехались по разным университетам и занимаются моделированием конкретных процессов, и если там и есть философия, то это, как они называют, – формальная философия, такая философия, которая для нас является просто физикой и прибавкой некоторой рефлексии над ней. Примерно также обстоит дело и во Франции, о чем я скажу немного позже. Говоря о своих последователях, Хакен ссылается на Клауса Майнцера, своего ближайшего коллегу, заведующего кафедрой философии в Институте междисциплинарной информатики при Университете Аугсбурга (Бавария), который является одновременно Президентом Немецкого общества по исследованию сложных систем и нелинейной динамики. Майнцер написал замечательную книгу “ Thinking in Complexity ” («Мышление в сложности»), выдержавшую уже четыре издания, ее мы собираемся издать в ближайшее время в России. В настоящее время он занимается дальними приложениями нелинейной динамики и синергетики для понимания «расширенной реальности» (ибо «быть-в-мире» означает сегодня быть включенным в систему человек-компьютер), сетевого распространения информации и сетевого мышления, а также этическими вопросами новых биологических, генетических и компьютерных технологий. Кроме того, его интересуют возможности приложения моделей нелинейной динамики в когнитивных науках. Речь идет об очень модной и набирающей силу в западных странах концепции телесного, инактивированного или ситуационного познания ( embodied cognition ), изучением и развитием которой в последнее время занимается и Майнцер. Есть еще одна, по своей методологии близкая Хакену, группа ученых в Германии и в Швейцарии, которые понимают синергетику в непосредственной связи со своей практической деятельностью в области клинической психологии, психотерапии и реабилитационной психиатрии. Это работы Гюнтера Шипека ( G u nter Schiepek ), Вольфганга Чахера ( Wolfgang Tschacher ) и их коллег. Они применяют в том числе и математические модели синергетики, чтобы понять течение душевных болезней, например шизофрении, прогнозировать их развитие и осуществлять лечение. Психотерапевтические процессы рассматриваются ими как каскады фазовых переходов и смены параметров порядка, изучаются такие динамические черты этих процессов, как флуктуации, последовательности, циклы. Ментальные состояния понимаются как квази-аттракторы психических событий, а воздействие психотерапевта – как изменение психосоциального аттрактора или ландшафта потенциалов психики, причем диверсификация ландшафта потенциалов психики пациента рассматривается как путь к повышению ее устойчивости. Эта группа ученых регулярно проводит Осенние академии ( Herbstakademien ), на которые собираются специалисты со всего мира, изучающие возможности применения моделей синергетики и нелинейной динамики в психологии и психотерапии. В октябре 2006 г . в Асконе (Швейцария) состоится очередная Осенняя академия «Динамические системы в когнитивной науке». Таким образом, философия синергетики становится здесь своего рода практической философией. Во Франции тоже существует синергетическое движение, которое называется там «сложным мышлением», под которым понимаются методы познания сложного в мире. Олицетворением синергетики по-французски является Эдгар Морен, Президент Ассоциации сложного мышления, весьма влиятельной организации во всем франкоязычном, итальяно- и испано-говорящем мире. Его основной труд «Метод. Природа Природы» недавно вышел в свет в моем переводе в России. То, что развивает Эдгар Морен, – это действительно мышление в духе Ильи Пригожина, но с большим культурологическим, социальным и образовательным подтекстом. Синергетика доводится здесь до инженерии познания сложного, до требований радикальной реформы образования, социального управления и практической деятельности. Что касается применения методов нелинейной динамики в когнитивных науках, то эти исследования проводятся в Центре прикладной эпистемологии, директором которого является Жан Петито. Философия самоорганизации является там формальной философией, небольшой надстройкой над математическим описанием, о чем я уже говорила. В связи с этим хотелось бы обратить ваше внимание еще на одну особенность развития синергетики в России. Сергей Павлович Курдюмов всегда сетовал на то, что работы, в которых излагались ключевые полученные его школой результаты моделирования сложных спектров структур-аттракторов в открытых и нелинейных средах, публиковались уже с 1970-х годов, но не вызывали должного интереса научного сообщества. Мощнейшие идеи о сложных спектрах структур, возникающих в режимах с обострением, о законах нелинейного синтеза сложных структур, о коэволюции как искусстве «жить вместе», результаты, подобных которым нет ни в школе Пригожина, ни в школе Хакена, фактически были получены уже 30-40 лет назад и подробно излагались в толстых научных монографиях, типа «Современные проблемы математики», в многочисленных препринтах Института прикладной математики им. М.В. Келдыша, в солидных научных специализированных журналах, но практически оставались без внимания и в России и за рубежом. Почему? Это один из парадоксов приживания нового в науке. Синергетика в России начала бурно развиваться через именно философию синергетики, когда эти результаты стали излагаться на качественном уровне и в философском контексте, когда С.П. Курдюмов со своими учениками стал писать популярные книги о приложении синергетики к футурологии, к развитию общества, к творчеству человека. Только когда синергетика обросла мировоззренческими, метафизическими в аристотелевском смысле оболочками, возник подлинный интерес к синергетическому ядру как таковому. И, наконец, последнее мое замечание о применении синергетики. Границы применения синергетики связаны с границами применения синергетических моделей, хотя когда математизация невозможна, синергетические модели могут плодотворно применяться в качественном виде. Для меня синергетика – это прежде всего модели, понимание сложных внутренних механизмов эволюционных процессов в природе и обществе, а не просто синергетическая терминология, используемая нередко в метафорическом смысле. Метафоры, как известно, допустимы как исходный стимул познания. Важнейшей является проблема сложности адаптации синергетических моделей к гуманитарному и социальному материалу, которая разрешима только при обоюдном и тесном сотрудничестве специалистов в соответствующей гуманитарной или социальной области знания и специалистов в области синергетики, через творческие коллективы и личностное знание специалистов. Здесь существует такой парадокс, который я хотела бы отметить. Мне кажется, синергетика сейчас более важна и лучше воспринимается представителями гуманитарных и социальных наук, чем наук естественных, если только сами они изначально не являются синергетиками как Д.С. Чернавский, Ю.М. Романовский или Г.Г. Малинецкий, т.е. если они не занимаются разработкой моделей самоорганизации. В таком случае физики, химики, биологи, как правило, скептически относятся к синергетическим моделям и к синергетическим понятиям как к искусственно навязываемому им языку, они продолжают делать свое дело и оперировать уже наработанными ими методами в своей узкой области естествознания. В гуманитарных и социальных науках ситуация совершенно иная. Скажем, историки собираются сегодня на симпозиумы и всерьез обсуждают «что было бы, если бы …», т.е., зная исторический материал, обсуждают альтернативную историю. И это хороший знак, ибо, будучи трансдисциплинарной областью знания, синергетика, как и математика, опережает развитие традиционных дисциплинарных областей. Она может открывать для них необычные ракурсы дальнейших исследований, служить эвристическим инструментом дальнейших научных изысканий.