На мой взгляд, изучать надо все, что возникает вокруг синергетики и по ее поводу, ее, так сказать, «фенотип», но при этом помнить о ядре, об аутентичной синергетике, о методологическом каноне, с которым надо сверяться, но который во многом еще надо и формировать и защищать, и в этом я полностью разделяю озабоченность Г.Г. Малинецкого. К сожалению, пока, что нам чаще, чем хотелось бы, приходится иметь дело не c сотрудничеством с представителеями «метафорической синергетики», а с контрпродуктивным соперничеством, доходящим до отрицания междисциплинарного значения самого синергетического метода. Но продуктивное развитие синергетического сотрудничества, без коммуникативных разрывов, возможно лишь при разделении труда и понимании места и роли каждого на междисциплинарном ландшафте, который еще надо построить, и, кроме философов, здесь помочь некому. Фактически мы столкнулись с необходимостью глубокой философской работы по исследованию процессов укоренения синергетики как ядра общенаучной картины мира. Напомню, что контуры такого парадигмального проекта были предложены и проанализированы Вячеславом Семеновичем Степиным на философском конгрессе В Ростове в 2001 году * .

Реплика : Вопрос к Георгию Геннадиевичу Малинецкому: Как же вы все-таки интерпретируете понятие «синергетическая парадигма»?

Г.Г. Малинецкий: Я понимаю его так же, как и Томас Кун.

В.С. Степин : В том смысле, о котором Вы говорите, это неполное понимание Куна. У Куна парадигма включает в себя такие компоненты: во-первых, образцы парадигмальные, о чем вы говорите, стандарты, во-вторых, символические обобщения, в-третьих, то, что называют метафизическим компонентом парадигмы. Метафизический компонент парадигмы у Куна мало проанализирован, это то, что я потом назвал основанием науки, куда включаются научная онтология, идеалы и нормы или то, что называют ценностями. У Куна это понятие достаточно дифференцировано и не сводится только к стандартам, к символическим обобщениям. И в этом смысле «синергетическая парадигма» должна включать метафизический компонент, по Куну.

Г.Г. Малинецкий : Я думаю иначе ..

В.С. Степин : Но ведь Вы ссылаетесь на Куна.

Г.Г. Малинецкий : Да, конечно, к нему я и апеллирую .

В.С. Степин : Ну, тогда Вы не вполне точны. У Куна Вы опустили третью часть парадигмы, которая имеет очень важное значение для понимания статуса синергетики, для поиска ответа на интересующий нас здесь вопрос: может ли синергетика стать ядром научной картины мира. Давайте обратимся к «Постскриптуму» 1969 года книги «Структура научных революций». У него четко там все это выделено.

В.И. Аршинов : Стоит все-таки заметить, что основоположники синергетики И. Пригожин и Г. Хакен тоже использовали понятие парадигмы в некотором обобщенном смысле, не во всем совпадающем с трактовкой Т. Куна.

Л.П. Киященко : Я бы хотела остановиться на двух вопросах. Первый возник у меня в связи со столь эмоционально обсуждаемым здесь понятием «синергетическая парадигма». Второй касается междисциплинарного и трансдисциплинарного статусов синергетики.

Итак, что представляет сегодня такое научное направление как синергетика, применимо ли, например, к ней такое определение как парадигма? А если да, то в каком смысле применима? Какое отношение, например, к синергетической парадигме, как ее понимают естественники, имеет книга «Синергетическая парадигма», вышедшая в 2004 г . Как известно, эта книга является четвертым томом в одноименной серии, которую выпускает издательство «Прогресс-Традиция», начиная с 2000 г . Для меня очевидно, что столь остро поставленный Георгием Геннадиевичем вопрос о каноне, парадигмальном статусе синергетики свидетельствует одновременно как об известной зрелости самого синергетического движения мысли, так и о насущной необходимости его философского осмысления. Напомню, кстати, что Т. Кун в предисловии к своей книге «Структура научных революций» отмечал, что занятие историей науки вернуло его к философии, которая первоначально инициировала его интерес к истории науки. Тем самым подчеркивается, что философское осмысление имманентно идеям о парадигмальности строения научного познания, особенно в период его трансформации. В этой связи, по-моему, очень показательна эволюция представлений о парадигме у самого Куна, которая нашла отражение в его книге в «Дополнениях 1969». Он писал, в частности, что благодарен замечаниям доброжелательных критиков, особенно тех, которые упрекали его в том, что термин парадигма в книге употребляется, по крайней мере, более чем двадцатью двумя способами. Они призвали его к уточнению понимания основного термина концепции. В этой связи, в свою очередь, не может не возникнуть вопрос об аутентичности употребления слова парадигма в нашем разговоре и претензии естественников на однозначное и единственно правильное его понимание со ссылкой на Куна. Кун, пытаясь прояснить себе и другим понимание этого термина, можно сказать его «конкретизирует». В буквальном смысле слово «конкретно», означает намерение показать начало, откуда проистекает многозначность толкования термина. Для этой цели он заменяет многозначный термин парадигма представлением о дисциплинарной матрице, показывает ее сложную структуру. Она состоит из сложной системы взаимосвязей между четырьмя им выделенными компонентами, которые по своему качественному составу являются разнородными. Матрица образует единое целое и функционирует как единое целое, при этом Кун отмечает, что она имеет открытый, незавершенный характер. Матрица, во-первых, состоит из «метафизических предписаний», которые образуют спектр концептуальных моделей, начиная от эвристических и кончая онтологическими моделями. Они, по Куну, снабжают научное сообщество предпочтительными и допустимыми аналогиями и метафорами. Дисциплинарная матрица состоит из символических обобщений, ценностных предпочтений и, наконец, из того, для обозначения чего, как считает Кун, более всего уместен термин «парадигма», но в силу его занятости заменяет термином «образец». Для чего мне понадобилось напомнить, может быть известное и без того строение парадигмы (дисциплинарной матрицы) по Куну. Во-первых, чтобы подчеркнуть способность дисциплинарной матрицы, исходя из ее сложноорганизованной, гетерогенной структуры (метафизика, ценности, символические обобщения, образцы решения задач), совместно, вполне синергетично представлять ту или иную дисциплину не только в относительно спокойный, нормальный период ее существования, когда она занята безобидным решением головоломок. Ее применение уместно и при анализе революционных изменений, когда возникает, как представляется многим, разрыв, который делает историю дисциплины нелинейной, поскольку нарушается последовательность и соизмеримость представляющих ее теорий. Ответственность за последнее понимание несет, как мне представляется, объяснимая из конкретности той или иной исторической ситуации неравнозначность учета и неоднозначность толкования каждого из выделенных, устойчиво воспроизводящихся компонентов дисциплинарной матрицы. Удерживать равномерно и однозначно «стереоскопию» всех выявленных, разнородных по своему качеству компонентов дисциплинарной матрицы, зная о присутствии в ней неявного знания, о котором со ссылкой на М. Полани говорит Кун, практически невозможно. Тем не менее дисциплинарная матрица дает возможность представить состояние научного знания в тот или иной период его развития и выделить репрезентирующие его «параметры порядка». Дисциплинарная матрица, или парадигма, как первично обозначал Кун знание уже оформившейся дисциплины, является той «петлей», по Витгенштейну, «которые позволяют открываться двери». И в этом смысле уместно, с моей точки зрения, говорить как о синергетической парадигме, так и, по большому счету, о синергетичности парадигмы любого научного знания как в стадии его становления, так и в нормированный, устоявшийся так или иначе период существования. В связи с вопросом о парадигмальности современной синергетики важно, с моей точки зрения, обратить внимание на еще одно положение Куна. Кун говорил, что парадигма управляет не областью исследования, а группой ученых-исследователей. И любой анализ исследования, направляемого парадигмой или ведущего к потрясению ее основ, должен начинаться с определения ответственной за проведение этого исследования группы или групп. Многообразие толкований синергетической парадигмы, которое мы имеем на сегодня, обескураживает и вызывает сомнение в том, об одном и том же мы говорим или нет. Оказывается, следование образцу (парадигме) не означает воспроизведения его в тождестве предполагаемого существованием синергетического сообщества понимания. Одной из причин такого многообразия толкований, очевидно, может быть то, что в качестве образца выступает и каждый из выделенных им компонентов матрицы и вся матрица в целом. Эту ситуацию можно рассматривать позитивно (как осознанно принятую позицию), которая работает на постоянное прояснение, уточнение самой парадигмы, через его парадигмальное (отклоняющееся от образца) воспроизведение. Ведь чтобы следовать образцу, надо его вообразить, что однозначно и не всегда контролируется законами и правилами, как подчеркивает Кун, разделяемыми данным сообществом. В научном сообществе актуальна и необходима ответственная позиция каждого участника, влияющая на его самоорганизацию через динамику коммуникативных связей (языка, установок, мотивов. Ситуативных предпочтений и пр.) Продуктивное воображение переводит в образ всю предметность восприятия и переживания той изначальной бытийной размещенности, которую каждый из нас в отдельности постоянно воспроизводит в подвижных рамках разделяемой нами парадигмы. Воспроизведение в таком случае, следование парадигме невозможно как простое имитирование, копирование. Здесь следование образцу как некоторому общепринятому идеалу действует скорее из принципа «по образу и подобию», воспроизводя тем самым сложно организованную и претендующую на самоорганизацию и саморазвитие дисциплинарную матрицу, которая лежит в основе научного познания. Наконец, мне хотелось бы высказать несколько соображений по поводу междисциплинарного и трансдисциплинарного статуса синергетики. Замечу, что эти характеристики употребляются, довольно часто как однопорядковые. Однако, с моей точки зрения, специальное их рассмотрение дает возможность, с одной стороны, указать не только общее, но и важное различие между собой этих определений синергетики. А с другой стороны, феномен трансдисциплинарности синергетики или, другими словами, теории самоорганизации вплотную выходит на проблемы современной философии науки, связанные с тем, что называют кризисом науки в современной культуре. Современная философия науки, сохраняя традиционное стремление философии к целостному представлению о мире, например, в виде общенаучной картины мира, совместимой с важнейшими научными теориями и основанной на них, отвечает на вызов времени. И именно становление, самоорганизация современного способа научного познания, представленные через призму трансдисциплинарности дает один из возможных таких ответов. Понимание трансдисциплинарности в этом случае, сохраняя горизонтальную зависимость от междисциплинарности (парадоксальных когнитивно-коммуникативных стратегий научного познания, рассмотренных в «Синергетической парадигме» 2005 года) , дополняется (собирается, самоорганизуется) в точке пересечения (при рассмотрении конкретной, жизненно важной научной проблемы) необходимой по ситуации вертикалью, как может только показаться, разнонаправленных из нее движений мысли. Трансдисциплинарность фокусирует в себе также парадоксальное сочетание всеобщего, метафизического смысла (универсалий культуры) и общезначимых договоренностей, практикуемых в жизненном мире. В этой сложно организованной «точке» таится начало философского осознания, развертывается творческое действие, как свободное. «Философствовать – значит мочь начать» (Р. Сафрански) – этот тезис сегодня как никогда ранее убедительно демонстрирует предназначение философии науки – рассматривать условия, смысл и формы человеческой свободы в сфере научного познания .

В.И. Аршинов : Мое понимание синергетики, ее связи с философским знанием во многом сложилось под влиянием профессионального интереса к вопросам интерпретации квантовой механики, ее философии; под влиянием того, что я назвал бы квантовомеханическим дискурсом. Для меня именно эти вопросы, вопросы философии квантовой механики, сама их постановка А. Эйнштейном, Н. Бором, В. Гейзенбергом, М. Борном, Д. Бомом, И. Пригожиным, как и всевозможные варианты ответов на них, определили специфику неклассического этапа развития науки ХХ в., специфику того, что Вячеслав Семенович называет неклассической рациональностью. Я не могу здесь подробно останавливаться на вопросах философии квантовой механики, отмечу только, что в целом, согласно В.С. Степину, неклассический, квантоворелятивистский этап развития естествознания характеризуется, помимо прочего, более высоким уровнем методологической рефлексии, осознанием того, что знание об объекте может быть представлено в качестве объективного лишь в том случае, если указаны условия и средства его получения. Как говорил К. фон Вайцзеккер, именно с приходом квантовой механики физикой (или физиками) был окончательно утрачен «рай незнания». Конечно, здесь под незнанием имеется в виду незнание того, как именно мы познаем, незнание «второго порядка». При этом существенно, что осознание этого незнания – процесс, по необходимости включающий в себя также и философскую рефлексию, привел в контексте становления квантово-релятивистской физики к формулированию системы неклассических методологических принципов, таких как принципы соответствия, дополнительности, наблюдаемости и, наконец, антропности. Эти принципы в нашей литературе иногда назывались регулятивными. Сейчас мы вступили в постнеклассический этап развития науки и говорим о постнеклассической рациональности. Замечу, что именно с этим этапом ассоциируется становление синергетики как некой новой науки о самоорганизации и сложности. Если так, тогда вышеназванные методологические принципы должны в каком-то виде присутствовать и в синергетике. Но тут возникает по крайней мере два вопроса. Во-первых, исчерпывается ли этими принципами вся специфика синергетической методологии? И, во-вторых, в какой форме, или в каком виде, эти принципы должны в самой синергетике присутствовать? Я не претендую на то, чтобы дать исчерпывающие ответы на эти вопросы. Как справедливо заметил Владимир Григорьевич, методология синергетики разработана пока что недостаточно, хотя его собственный вклад здесь весьма значителен. Но, конечно же, нам всем предстоит еще многое сделать. При этом для меня очевидно, что работа в этой области может стать гораздо более результативной, гораздо более эффективной, если будет опираться на конструктивное сотрудничество физиков, математиков и философов. Вернусь к сформулированным выше вопросам. С моей точки зрения, перечень принципов синергетической методологии должен с необходимостью включать в себя также и такие кибернетические по своему генезису принципы, как принцип обратной связи (как положительной, так и отрицательной, и, кроме того – комбинированной обратной связи с переменным знаком), принцип кольцевой причинности, а также принципы неопределенности (как обобщение принципа неопределенности В.Гейзенберга), сложностности и, наконец, принцип ответственности. На этот последний принцип я бы хотел обратить особое внимание, поскольку именно принцип ответственности, имеющий отчетливо выраженную этическую, регулятивно-ценностную окраску, в наибольшей степени характеризует синергетику с точки зрения современного, постнеклассического этапа развития научного познания; именно принцип ответственности характеризует рефлексивно-методологическую специфику синергетики в контексте становления постнеклассического типа рациональности, который, «расширяя поле рефлексии над деятельностью… учитывает соотнесенность получаемых знаний об объекте… с ценностно-целевыми структурами» ( Степин В.С . Теоретическое знание. М., 2000. С. 633). Особую этико-онтологическую роль принцип ответственности обретает в ситуациях конструктивных приложений синергетики в сфере социального познания. Здесь принцип ответственности становится уже своего рода коммуникативным метапринципом, регулирующим не только познавательные стратегии коллективного субъекта постнеклассической науки, но и в некотором смысле обеспечивающим его единство (или целостность) в качестве такового. Из сказанного вытекает и мой ответ на второй вопрос, касающийся формы присутствия методологических принципов в синергетике. Эти принципы, на мой взгляд, должны быть интегрированы в рамках фундаментального для синергетики понятия развивающейся коммуникативной организации ; понятия, которое, собственно говоря, и выводит синергетику, объединяющую в себе идеи организации и управления, за пределы классической кибернетической парадигмы вертикального (иерархического) управления, где управление подчиняет себе коммуникацию, а монолог не оставляет никакого места для креативного синергетического диалога (Э. Морен).

М.И. Штеренберг . Выступавшие здесь рассматривали статус и возможности использования синергетики, а также ее перспективы. Мне бы хотелось подвергнуть критическому анализу сами ее основания. Синергетика возникла первоначально, как попытка объяснить возникновение порядка из хаоса. Но что такое порядок? И. Пригожин заявляет, что понятие порядка не более, чем мнение, и называет порядком турбулентный вихрь, существующий секунды, а хаосом – атомы или молекулы в кристалле потому, что они колеблются около постоянных мест. Но в вихре, в жидкости и газе колеблющиеся молекулы меняют свои места и сами по себе, и вместе с вихрем. В основание синергетики положена неравновесная термодинамика с исходным постулатом: рост энтропии свидетельствует о росте хаотизации, и наоборот. Но во множестве случаев факты говорят о противоположном. Примеры. Изолированная хаотическая смесь льда и холодной воды. Если лед достаточно охлажден, то в этой системе одновременно с ростом энтропии смесь превращается в упорядоченный кристалл. Это справедливо и для любой двухфазной смеси, и для открытых систем. Например, при смешении компонентов эпоксидной смолы смесь разогревается, энтропия растет, а из жидкости возникает более упорядоченное твердое тело. Общее в указанных эффектах: во многих случаях образование связей сопровождается выделением энергии. При этом энергия рассеивается и энтропия растет. Благодаря этому рассеянию связи остаются прочными. Эти положения справедливы от 1 до 26 элемента периодической таблицы, где синтез более тяжелых элементов сопровождается выделением огромного количества энергии, например, при взрыве водородной бомбы. В химии это справедливо для всех экзотермических реакций синтеза, идущих с выделением тепла, когда из атомов или молекул образуются более крупные, т.е. более упорядоченные. Причина существующих ошибок: механический перенос понятий из статистической физики, построенной на модели вещества в виде идеального газа, в термодинамику, рассматривающую реальные тела из связанных между собой частиц. Но образование этих связей зачастую требует затрат энергии и сопровождается ростом энтропии. Таким образом, рост энтропии может сопровождаться как увеличением, так и уменьшением порядка (например, при плавлении кристалла). Поэтому термодинамика как равновесная (для изолированных систем), так и неравновесная для открытых, не пригодны для использования в качестве основания синергетики, ее использование делает синергетику в потенциале ошибочной дисциплиной. Теперь о причинах порядка и хаоса. Чем больше связей, тем меньше степеней свободы у элементов системы и тем более она упорядочена. Разрыв связей требует затрат энергии определенного потенциала. Величина потенциала этой энергии характеризует величину потенциального барьера. При разрушении этого барьера возникает хаос. Но каждая частица или структура обладает возможностью образования множества связей. Так атомы углерода, азота, серы обладают возможностью проявить до восьми валентностей в различных соединениях. Образуя новые связи после разрыва прежних, они образуют новые потенциальные барьеры, разновидность которых зависит от конкретных условий. Что же касается бифуркаций, то я согласен с точкой зрения Р. Тома и ряда других авторитетных авторов: они могут выступать только как фактор, развязывающий процесс упорядочивания, но не определяющий его. Примером, подтверждающим эту мысль, может служить опыт, где в воде капля туши без бифуркаций создает, повторяя несколько раз, закономерную последовательность геометрических тел. Этот опыт гораздо содержательней, чем опыт с ячейками Бенара или структуры, возникающие в плазме. Аналогично в обществе. Человек – общественное существо с потребностью вступать в различные ассоциации: семейные, общественные, политические и т.п. Это требует затрат энергии, роста энтропии. Силы определенного потенциала разрушают эти связи. Тогда, аналогично системам из косной материи, тот или иной коллектив хаотизируется до возникновения нового коллектива, скрепленного связями, образующими новые потенциальные барьеры. Таким образом, хаотизация увеличивается при разрушении потенциальных барьеров и уменьшается при возникновении новых. Но психика, это даже выше, чем физический план жизни. Теперь о математическом аппарате синергетики. В его основе описание и решение нелинейных зависимостей между элементами систем. Но описания живых систем и их аналогов: машин, автоматов и компьютеров не адекватны их специфике. Причина: изменение состояния этих систем осуществляется не непрерывным путем, описываемым посредством уравнений. Их состояние изменяется, во-первых, дискретно при получении информации, во-вторых зависит от ее характера, например, свидетельствует ли эта информация о хищнике или жертве. Таким образом, весь математический аппарат нелинейных уравнений с их разнообразными аттракторами не пригоден для описания поведения организмов и их аналогов, хотя может оказаться полезным в других областях науки. Специфика жизни (чем, на мой взгляд, этот феномен не исчерпывается) связана, согласно П.К. Анохину и Н.А. Бернштейну, со способностью ее к опережающему реагированию. Это означает, что реакция организма или автомата может происходить не на само воздействие, а на опережающий его слабый признак (сигнал-информацию). Такое реагирование дает организмам по сравнению с иными объектами огромное преимущество в борьбе за существование, которая постоянно имеет место в природе. На основании идеи упомянутых исследователей, мною найдена элементарная структура живого, отвечающая требованию опережающего реагирования. Она должна, во-первых, состоять из вещества или структуры, содержащих потенциальную энергию, за потенциальным барьером. Во-вторых, содержать триггер физического или химического порядка (триод, катализатор, фермент), способный в ответ на даже слабый сигнал высвобождать энергию высокого потенциала, что обеспечит срабатывание этого элемента. В-третьих, устройство элемента должно быть таковым, чтобы срабатывание его обеспечивало существование либо самого элемента, либо системы, к которой он принадлежит. Из таких сигнальных (информационных) элементов (сиэлов) состоят все биохимические, автоматические и кибернетические устройства. Но в отличие от объектов косной материи организм должен воспроизводить в себе условия эпох своего возникновения и развития (биогенетический закон Геккеля-Мюллера). Поэтому организмы должны искать пищу, расти и размножаться, т.е. проявлять активность, инициируемую сигналами из внутренних программ. Это позволяет определить жизнь как активную сигнальную форму существования систем. На понятии сиэла и высших структурных единиц, на его основе, определяются единичные операциональные понятия, такие как информация, знание, смысл, управление, программа, а также принципы иерархии. Данный подход позволяет избежать принципиальных ошибок. Начало им было положено Л. Бриллюэном, создавшим абстрактное понятие свободной информации как свободного выбора и привязавшего его к изменению числа микросостояний. Но информация не абстрактна, а всегда имеет смысл относительно сиэла или их совокупности, т.е. организмов или их искусственных аналогов. Так инфразвук и ультразвук могут явиться информацией для китовых, но не являются таковой для человека. К организованным относятся те системы, структура и деятельность которых определяется наличием сиэлов. Это в принципе отличает понятие организации от упорядоченности – еще одной хронической ошибки, допускаемой в синергетике. Самоорганизация – проявление активности на основе сигналов, поступающих из внутренних программ систем. Например, при росте, развитии организма, анализе или поиске новых условий существования и т.п. Каждый объект может существовать, если он является микрокосмом. Это означает, что он либо способен уравновесить на себе, не разрушаясь, все воздействия ближнего и дальнего Космоса, либо даже обратить их на повышение вероятности своего сохранения. Пример первого объекта – обычный камень, уравновешивающий воздействия Солнца, воды и десятков веществ, содержащихся в воде и воздухе. Второго – растение. Оно способно воздействия воды, Солнца и ряда природных веществ обращать на пользу своего роста и развития. Но Космос молод. 99,7 % его веществ – водород и гелий. Он бурно расширяется, вещество его преобразуется и структурируется в тяжелые элементы и небесные тела. Возможно появление в нем даже новых законов, как это было в первые мгновения после Большого взрыва, а с появлением жизни, законов биологии и социума – социальных. Отсюда и возможное усложнение ряда организмов – микрокосмов, отражающих процесс эволюции усложняющегося Космоса. Второй возможный вариант – наличие программы развития Космоса и его объектов. Но тогда это уже проблема той философии, которую представляют Соловьев, Бердяев, Флоренский, Д. Андреев, Федотов и другие философы. Чем же отчасти объясняется такое широкое распространение синергетики и энтузиазм ее последователей? Представляется, что в области физики – это поиск общих (не с позиций термодинамики) закономерностей возникновения различных ассоциаций частиц. С точки зрения общественной – изучением в ее рамках проблем самоорганизации человеческих коллективов. Но последнее – прерогатива социальной психологии, политологии, экономики и т.п.

Л.Б. Баженов : Я начну с вопроса, который поставил Вячеслав Семенович – что может сделать философ, встречаясь с той или иной естественно-научной концепцией. В этой связи вспоминается пример, который очень любил покойный ныне академик Густав Наан. Это пример критики Беркли основ математического анализа Ньютона – Лейбница. Беркли раздражало противопоставление доказательности истинности в математике и веры в истинность Библии. И Беркли задался целью показать, что в математическом анализе, который в те годы бурно развивался, но был в то время плохо обоснован с точки зрения логики, веры было больше, чем в Библии. Известно, что предпринятая Беркли критика (философская по своей сути) основ математического анализа оказалась весьма действенной, во многом стимулировав последующий прогресс математического знания. Теперь по сути обсуждаемых нами вопросов. То, что я понимаю под синергетикой, в этих вопросах не отражено. Можно, конечно говорить, что синергетика – это теория, а затем долго спорить по поводу того, что понимать под теорией. Известно, что слово это, как и слово парадигма весьма многозначное. Было бы неконструктивно пытаться любой вид познавательной деятельности в науке именовать теоретической деятельностью. С этой точки зрения, на мой взгляд, следует обсуждать междисциплинарный и/или трансдисциплинарный статус синергетики. Синергетика для меня — это не теория в том смысле, в каком слово «теория» фигурирует в науке и философии науки. Не является для меня синергетика и парадигмой, если понимать термин «парадигма» в смысле Т. Куна. Даже если включать в нее метафизическую компоненту, о чем уже говорилось выше. Перед нашей встречей я посмотрел учебный курс лекций под названием «Синергетика» и убедился, что передо мной книга, посвященная моделированию. Правда, речь в ней идет не просто о моделях, а о нелинейных моделях. Но если так, то давайте и будем говорить о моделировании. Да, есть такой метод, очень мощный, плодотворный, эффективный – моделирование. Но почему в этой связи нужно говорить о синергетике, о синергетическом подходе? Термин «синергетика» в современном научном обиходе появился по причинам, несколько отличным от тех, которые обусловили появление термина «кибернетика». Я бы сказал, что рождение этого слова было вызвано причинами, во многом лежащими вне сферы собственно научного познания как такового. Так что синергетика в некотором смысле и наукой также не является. Может быть, это слишком резко и категорично звучит. Но, как говорил Ричард Фейнман, если какая-то область человеческой деятельности не является наукой, то это вовсе не означает, что с ней что-то неладно. Например, не является наукой любовь. И, кроме того, у нас в запасе есть термины «подход» и «движение». Синергетика, конечно же, вполне может рассматриваться и как подход, и как движение. Синергетическое движение, несомненно, есть. Это нельзя отрицать. Вот здесь сидят его представители. Что касается моды на синергетику, то и она, конечно, существует как некий околонаучный феномен. Но все же – что такое синергетика? Для меня – это философская концепция. Это философия. Утверждая это, сошлюсь на Вячеслава Семеновича Степина, который сказал, что синергетику можно рассматривать как продолжение гегелевской диалектики. Вот я так ее и рассматриваю: как продолжение гегелевской диалектики. И как гегелевская диалектика была философской концепцией, так и синергетика является философской концепцией. Ну а что касается философских концепций, то к ним не применим критерий фальсификации. Они не фальсифицируются. И с этой точки зрения синергетика не может быть фальсифицированной в попперовском смысле слова. Но как подчеркивал сам Поппер, нефальсифицируемость вовсе не равнозначна отсутствию всякого смысла, как считали ортодоксально мыслящие логические позитивисты. Вполне очевидно, что философские концепции имеют большую эвристическую ценность для науки, для культуры, общественного сознания, для интеллектуальной деятельности в самом широком смысле этого слова. Поэтому тем, что мною сказано, роль и значение синергетики никак не перечеркивается. Просто я считаю, что она должна проходить не по ведомству науки, а по ведомству философии. Таким образом, в нашем философском полку прибыло. У нас появилось еще и такое философское направление как синергетика.

Я.И. Свирский. Мне кажется, что фокусировка внимания на теме статуса синергетики в контексте жесткого бинарного различения – является она философией или же чисто научным предприятием, не должна мешать нам видеть некоторые важные моменты, которые обеспечивают ее популярность, по крайней мере на отечественной почве. Причем сразу же хотелось бы отметить, что подобной популярности не следовало бы – хотя бы какое-то время – приписывать ценностные характеристики: благотворно или неблаготворно, позитивно или негативно сказывается она на собственно исследовательской деятельности, а также на тех или иных идеологемах. Обсуждение этого, несомненно важного, вопроса хотелось бы пока оставить в стороне. Безусловно, синергетика Хакена, теория диссипативных структур Пригожина, а также теория катастроф Тома, фракталы Мандельброта, автопоэзис Варелы и Матураны срезонировали с важными культурными процессами и запросами, имеющими место во второй половине ХХ в. и одновременно оказались теми привлекательными концептуальными построениями, которые содержат внутри себя некое обещание ответить на животрепещущие вопросы современности, или, если не ответить, то, по крайней мере, придать им более четкие формулировки. Если можно так выразиться, именно экзистенциальное положение дел в современной цивилизации заставляет понятийный аппарат синергетики, как особого рода познавательной стратегии, выходить за пределы собственно естественно-научного дискурса и практики. Поэтому, и тут отчасти следовало бы согласиться со Львом Борисовичем, синергетику сегодня в определенном смысле можно зачислить в разряд философского отношения к миру, не рассматривая ее только лишь как инструмент моделирования процессов и явлений, принадлежащих к разным областям научного знания. С другой стороны, часто упоминаемая опасность неадекватного использования синергетической терминологии хотя и имеет место, но, на мой взгляд, несколько преувеличена: даже метафорическое использование этой терминологии пусть даже с недопустимым, с точки зрения строгой науки, расширением объема терминов, может сыграть (а на мой взгляд, и играет) позитивную роль как в осмыслении того, что происходит нынче в культуре и социуме, так и в формировании соответствующих интуиций, которые обеспечивают возможность предвидения (сценарного предвидения) предположительных будущих состояний этих самых культуры и социума. А главное, внедрение этой терминологии – и даже не столько терминологии, сколько соответствующих ей образов мышления – в так называемое общественное сознание задает ориентиры для выживания в современном мире уже на уровне «мнения». Как раз в этом контексте жесткое противопоставление синергетики и философии выглядит контрпродуктивным. Скорее, следовало бы вслед за С.П. Курдюмовым говорить о некоем синергетическом мировидении, синтетически сочетающем в себе и философский, и естественно-научный аспекты, причем сочетающем так, что последние присутствуют в нем равноправно. И такое равноправие указывает на следующее, как мне кажется, весьма важное обстоятельство: а именно: на необходимость выработки особого типа способов и средств выражения (или особого типа языка), который соответствовал бы самоорганизующимся, становящимся реалиям тем более, что опыты по созданию таких средств выражения в истории философии уже имеются. Уже представители философии жизни, а после них и экзистенциалисты, с подозрением относились к осмыслению мира в терминах устойчивых неизменных структур (будь то природные структуры или же структуры сознания). Особый вклад в формирование типа мышления, ориентированного на становящиеся, хаотезированные, самоорганизующиеся и саморазрушающиеся системы, внес постструктурализм, одной из центральных тем которого как раз и является поиск концептуальных средств для подключения именно к динамическим, неустойчивым, становящимся образованиям, выработка особого рода мыслительных практик, позволяющих ухватить саму суть становления и научиться жить и мыслить внутри последнего. И оттого не случайно в сборниках, посвященных обсуждению философских оснований синергетики, появляются такие фигуры, как Бергсон, Хайдеггер, Фуко, Делез и другие авторы, озабоченные не столько описанием и обоснованием права на существование уже сложившихся и устойчивых структур (в природе, социуме или психике) в стиле Канта, сколько попытками выхода за пределы любых устойчивостей и определенностей. Грубо говоря, как в философии, так и в науке – принимая во внимание условность такого деления – в центре исследовательских интересов (как уже говорилось на этом «круглом столе») оказались процессы и явления, прежде полагавшиеся второстепенными, незначительными, маргинальными. Такой поворот в сторону якобы «незначительного» сам является симптомом самоорганизующегося становления, пронизывающего современную познавательную деятельность, и может быть назван «синергетическим поворотом», поскольку совершается в самых разных областях научного творчества, вынужденных кооперироваться друг с другом: от физики и биологии до лингвистики и психологии. Отсюда и по необходимости междисциплинарный характер такого рода исследований. Как мне кажется, весь корпус сюжетов и тем, сопрягаемых с термином «синергетика», органически связан, но связан так, что речь в нем не должна идти о наличии некоего организующего центра. Всякого рода «центризм» здесь оказывается относительным и в конечном счете затемняет суть происходящего. Отсюда и неуместность всякого рода «редукций» и однозначных оценочных суждений, и уже тем более выяснения того, кто «главнее» и кто может претендовать на исключительное право задавать стратегические направления исследований. Может показаться, что здесь мы слишком далеко отошли от аутентичной синергетики. Но, тем не менее, задача философии состоит не только в анализе конкретных научных достижений, но и, как сказал Вячеслав Семенович, в том, чтобы вписывать в культуру тот дух, который они в себе несут, создавать «концептуальные очки», через которые будут более отчетливо видны те, казалось бы, маргинальные, но на проверку весьма важные силы, которые сорганизуют наш мир, и которые ускользали от взгляда, снабженного прежними, может быть уже не очень-то годящимися «концептуальными очками». Хотя вопрос о годности прежних «концептуальных очков» весьма не прост. Речь, скорее, должна идти о том, чтобы научиться в нужном месте и в нужное время менять эти очки, а также о том, чтобы выработать некие интуиции (некое личностное знание по Поляни) относительно того, когда их нужно менять. И такое «умение» менять концептуальные очки также соотносится, как мне кажется, с теми внутренними импульсами, которые оживляют синергетический способ схватывания реальности. В конечном счете можно предположить, что, если подобный способ схватывания реальности станет «естественным», то онтологизированию подлежит не тот или иной взгляд на мироустройство, а сама смена взглядов. Здесь формируются пути к построению синергетической онтологии, избегающей онтологизирования тех или иных синергетических схематизмов.