Культурные традиции эвристического типа полны примерами такой ассимилятивной экспансии и поглощения других культур и культов, вся история Реформации это показывает очень ярко. Не менее ярко это видно на примере и более ранней истории такого же «имперского» поглощения, особенно в фазе заката всех бывших империй и их наследников, а также на примере наиболее разрушительных последствий действий тэхне-культур 20 века, тоталитарных, национал-социалистических, либерально-колониалистских, глобалистких и пр.

В то же время эти культуры были всегда очень результативны там, где требуется социально напряженная, массовая работа над сверхзадачами, особенно теми, которые устремлены к горизонту, мечте, в том числе и теми, что рождаются в хаосе. Поэтому эвристические культуры могут ужиться с любым из этапов хаотической перестройки, внутри любого переходного периода, поскольку они всецело подчинены непрерывному потоку технологического творчества. А в современном мире они формируют целый культурный слой множественных фабрик мысли, цифровых и иных лабораторий, новаторских центров, цифровых платформ, крайне нуждающихся в преодолении политики «цифрового превосходства» и «цифрового эгоизма», переходу к открытой кооперации и определении нового целеполагания и новой сверхзадачи.

В пассионарном цикле Гумилева эвристический архетип занимает крайнюю нишу перехода к мемориальной фазе, где первоначальный пассионарный импульс уже угас и начинает формироваться пантеон памяти всего предыдущего развития, а также множество футурологических образов. Это означает, однако, что именно эвристический архетип – как точка экстремума, агонии, порога – способен предвосхитить новый пассионарный толчок и выстроить новый топос будущего, но только в том случае, если он соединится и осуществит новый синтез с другими архетипами (или дисциплинами), наиболее адекватными для преобразования хаоса, которые придадут ему силы, веры, смысла, выносливости и помогут безошибочно определить новую историческую цель.

8. Иррациональный архетип

В пассионарном цикле Гумилева иррациональный архетип занимает место инерционной фазы, следующий после фазы надлома, когда начинается промышленная революция, а впоследствии и Новейшее время с фазой обскурации. Когда появляются повсеместно – на Западе и Востоке – массовые и однородные страты равнодушных мещан-субпассионариев, мечтающих, однако, о героике пассионарности, но не имеющих никаких возможностей к ней обратиться из-за того, что вся их жизнь в эту фазу полностью поглощена борьбой за обладание – властью, богатством, имуществом, доминированием над любыми территориями, включая территорию рационального позитивного знания. Борьба за раздел мира, за власть и глобальный контроль над ресурсами, стало непреходящей либеральной культурной ценностью в среде формирования именно в это время глобальной элиты капиталистически-буржуазного строя, которая целиком входит в иррациональный архетип. С этого времени – конец 19-начало 20 века – ценности либерального успеха ассимилируют всю глобальную культуру, ставя весь мир в зависимость от неотвратимости главного спутника либерального успеха – войн, которые в эту эпоху переходят из стадии локальности в стадию мировых, где иррациональный архетип занимает отчетливую позицию бегства, стараясь сделать все от него зависящее, чтобы добиться победы исключительно «чужими руками» и избежать попадания в хаос.

Эта типичная «страусиная» стратегия отражает характерный парадокс иррационального архетипа, который состоит в том, что его существование выстраивается исключительно на азартном культе игры в жребий, удачу, т. н. алейя, игры за добычу и трофей, а также на экзальтированном романтизме светской «веры в разум», на героике собственной грандиозности, точнее на героизации того, чем он стремится сначала материально, а потом духовно обладать. Иррациональные культуры в процессе выстраивания своего проекта модерна (Нового времени и Новой культуры) повсеместно создавали свой новый кодекс «иррациональных верований», «нового хилиазма» и квазирелигий «эзотерических неокультов» и «магических неорелигий», существуя в сетевой форме именно светских верований – иначе «нейросетей» (по А.В.Олескину). Формируя тем самым социально-сетевую территорию, свободную от усилий веры в нечто высшее, чем собственно разум, от влияния традиционных религиозных систем и строгой религиозной этики самоограничения, полагая Бога своим конкурентным соперником. Появившись после эпохи Возрождения, эта новая «разумная» иррациональность сделала ставку на типичную экстернизацию рацио, на героизацию впечатления от могущества обладания, на визуальную направленность рацио вовне, так сказать вширь, но не ввысь, на внешние мыслительные образцы, в том числе образцы ценностные (потребительские и утилитарные ценности – успех, самовозвышение, когнитивный подъем как таковой).

Тем самым «новая иррациональность» отторгла человека от самого себя, от подлинной и чистой веры и подлинной и чистой цели, заменив ее новым тотемизмом, социальной, внешней фетишизацей. Данный культурный тотемный эксперимент пронизывает весь исторический путь иррационального архетипа, во всех его ипостасях, формах и состояниях. Более того, в этом отторжении от «человека духовного и внутреннего», в создании тотема сверхчеловека, соединились судьбы иррационального и эвристического архетипов, а в ряде периодов, особенно после 70-х годов 20 века вплоть до современности, они развиваются синхронно-деструктивно. Так осуществляется их культурно-мировоззренческое слияние и общая деструкция в территориальном и ресурсном экспансионизме, беспрерывном предательстве собственных высоких идеалов и неверно определенном целевом векторе развития – особенно векторе эгоистического обладания и тотальной зависимости от компаративизма, убивающего все, что связано с уникальностью единичной личности.

Ассимиляция, культурная, мировоззренческая, политико-экономическая, позитивно-научная, двух разновременных и разноплановых архетипов – иррационального и эвристического, минуя фазу обскурации (цивилизации) и патрилинейного архетипа, и, следовательно, возможности перехода на более высокий и более устойчивый уровень осмысления – это величайшая историческая ошибка, которую совершили элиты обоих упомянутых пластов в 20-50-е годы 20 века. Потому что они подмяли под себя мировую цивилизацию, подменив ее элитным либеральным консенсусом, либеральным геополитическим доминированием, проигнорировав тогда возможность цивилизационного синтеза, в том числе синтеза с социалистическим опытом в СССР, приняв на вооружение исключительно стратегию подавления, либеральной конкуренции и тотального уничтожения соперника (т. н. «агон уничтожающий»).

«Агон уничтожающий» и стремление к материально обусловленному эгоистическому успеху – единственная на сегодня паразитарная аутоагрессивная стратегия обоих архетипов – иррационального и эвристического – которая уже поставила их существование на грань катастрофы. Именно эта стратегия уничтожила изначально проявленный в либеральной иррациональности античный эвдемонизм (стремление к счастью), заменив его нарциссизмом, самовозвеличиванием, фобиями, либертарианством и анархизмом вместо изначального живого либерализма, вольнодумства и свободолюбия. Были утеряны навыки принятия адекватных решений, произошли разложение и бюрократизация элит, взрыв гражданских войн на фоне т. н. мультикультурализма – это на сегодня реальная картина состояния иррационального архетипа и близкого к нему архетипа эвристического.

Исторически иррациональный архетип выдохся, растеряв весь тот энергетический потенциал, который был в свое время у либеральной идеи, он уже не в состоянии перейти на следующий пассионарный цикл и, тем более, не в состоянии сопротивляться хаосу, где доминируют стихии архетипов маскулинного и рационального. Этот финал можно наблюдать на примере практически каждой отдельной нации и вообще национального устройства, которое создавалось 300 лет назад именно усилиями иррационального архетипа. В терминологии каскадного принципа развития истории В. Г. Буданова – это – «элитно-бюрократический» архетип, в истории России проявлен от основания дома Романовых.

В то же время, очевидно, что у иррационального архетипа есть совершенно другой потенциал, который не связан со сферой материального богатства и вообще материальным обладанием, а именно его интеллект – кинестетический (по Гарднеру), артистический, игровой, который хорошо проявлен в многочисленных образцах эстетизации рационально-технической культуры, в общем креативном характере современного цифрового культурного слоя. Сохраняется также его неистребимое культурное эпикурейство, восходящее к древнейшим мифологическим слоям ритмических праздничных ритуалов, которое ярко проявляется в сфере искусства, особенно искусства изобразительного (импрессионизма, в частности), смехового и карнавального, юмора и сатиры, сближающего его с фемининным архетипом и свойственным ему аполлонически-дионисийским творческим вдохновением.

Кроме того, есть еще и другая, очень близкая ему сфера, и именно она задавала тон и темп в те времена – на протяжении почти 200 лет – когда либеральный иррационализм еще сохранял гуманность и гуманистические идеалы, образуя сферу т. н. социального темпа (по Русалову), и определяя высокую скорость социально-коммуникативных процессов, которая со временем стала заметно падать. Либеральный гуманизм, гуманистическое мировоззрение, остатки которого еще можно иногда наблюдать в его среде, могут по-прежнему темпорально обновить либеральную идею, вывести ее на новый этап линейного времени, само понимание которого родилось именно в либеральной среде.

Эти факторы могут быть той спасительной нишей, которые способны увести иррациональные культуры в будущее из того глубочайшего мировоззренческого тупика, в котором они сейчас находятся. Но для этого им придется уйти из тех обжитых пространств, где они пребывали все последние столетия – всей денежной и политико-экономической сферы, глобальной особенно, и погрузиться в подлинный мир человека, новую артистическую стихию творческой самоотдачи как массовой культуры, так и индивидуального искусства.

Сотериологические культуры

Сотериологические культуры (культуры и культы спасения) архетипически не отчетливы, поэтому их трудно выделить в отдельный архетип, но их значение для жизнеобеспечения устойчивости любого культурного развития неоценимо. К ним относятся все те области священного, сакрального присутствия в мировых религиях и в мифах о союзе Хаоса, Логоса и Космоса, которые сопровождают историю с древнейших времен, особенно ярко и отчетливо проявляясь в периоды именно хаоса, разлома, катастрофы, раскола, а также являясь в сакральных жертвенных обстоятельствах войн и жертвоприношений.

Сакральное присутствие как присутствие дискретное, ситуативное или событийное (панентеизм, «всё в Боге») описано в архетипах маскулинном, фемининном, патрилинейном и рациональном (акты пророчеств и любви, подвижничества, подвигов, самопожертвования, самоотдачи). Сакральное присутствие как присутствие средовое, разлитое в среде (пантеистическое, «Бог во всем»), свойственно архетипам созерцательному, иррациональному, матрилинейному и эвристическому, составляя пространство постоянной духовной подпитки, выбора цели, действия и намерения.

Кроме того, сотериологические культуры проявлены во всех тех культурных и мировоззренческих традициях Логоса, поиска Единого, которые развивались на протяжении веков, синтезируя Всеединство на языке понятий, в истории мысли это относится к мировоззренческим традициям и культурам свободомыслия и вольнодумства досократиков, Платона, Аристотеля, Плотина, христианского платонизма, пантеизма и гилозоизма, монадологии, Гегеля и Шеллинга, Фихте и Конта, идеям духа, природы и космоса у романтиков, русской религиозно-философской школы, особенно В. Соловьева, П. Флоренского, Л. Карсавина, С. Франка, А. Лосева, к мировоззрению гуманистов, восходящего к «идеалам блаженства» и преодоления глубинного противоречия антроподицеи.

Литература

1. Русалов В. М. Опросник структуры темперамента. М., IPRAN 1990.
2. Аверинцев С. С. Религия и культура. М. 1987
3. Гумилёв Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. СПб. 2001.
4. Ассаджоли Р. Психосинтез. М. 1998
5. Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре. СПб. 1993
6. Бахтин М. М. Творчество Ф. Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М. 1990
7. Буданов В. Г. Принципы гармонии как эволюционные синхронизмы. в сб. «Математика и искусство», С. 1996
8. Бычков В. В. Византийская эстетика. М. 1980
9. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. М. 1990
10. Колесова Л. А. Золотая утопия. СПб. 2013
11. Колесова Л. А. Агональные времена. М. 2020
12. Колесова Л. А. Конфессиональный инвариант. М. 2020
13. Колесова Л. А. Сетевые фракталы в природе, обществе и культуре. в сб.Введение в теорию цифровой экономики. М. 2018
14. Олескин А. В. Децентрализованные сетевые структуры в цифровой экономике. В сб. Введение в теорию цифровой экономики. М. 2018
15. Колесова Л. А. Антропология сети. М. 2017
16. Гачев Г. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос, М. 1995
17. Геннеп ван А. Обряды перехода. М. 1999
18. Гроф С. Духовный кризис. М. 1996
19. Еремеев В. Е. Чертеж антропокосмоса. М. 1993
20. Жертвоприношение.М. 2000
21. Куббель Л. Е. Очерки потестарно-политической этнографии. М. 1988
22. Культурная антропология. СПБ. 1998
23. Лу куан Юнь. Даосская йога, алхимия и бессмертие. СПб. 1993
24. Лотман Ю. М. О семиосфере. Тарту 1984
25. Топоров В. Н. О ритуале.М. 1988
26. Тэрнер В. Символ и ритуал. М. 1983.
27. Леви Стросс К. Тотемизм сегодня. М. 2008
28. Лич Э. Культура и коммуникация. Логика взаимосвязи символов. М. 2001
29. Куайя Р. Игры и люди. М. 2007