Есть определенная угроза, что многие из ныне богатых слоев заинтересованы на прощанье «хлопнуть дверью» — развязать конфликт, целью которого будет не победа, а облегчение возможности эмигрировать на Запад под видом «беженца». В 17-м году надежды корниловцев были на продолжение эксплуатации крестьян и рабочих — земля и заводы никуда не девались, рабочие и крестьяне тоже. В наше время «сладкая жизнь» «новых русских» базировалась исключительно на торговле природными ресурсами и разворовывании кредитов. Сейчас же сложилась ситуация, что добыча ресурсов по сравнению с 1990 годом сократилась в два раза, и, самое главное, использовать на потребление остатки выручки нельзя.
Подошло время платить долги, вся выручка пойдет туда. Даже на Западе возникло объективное противоречие с интересами «новых русских» — они конкурируют из-за российских ресурсов. Ресурсы на много лет вперед теперь и так принадлежат Западу. Долгов у нас миллиардов на двести, с учетом процентов выйдет и все четыреста, а экспорт — миллиардов пятьдесят в год. Если же из этого что-то еще и отдавать олигархам, то Запад ничего не получит. С точки зрения прямой выгоды, Западу выгоден любой социальный строй, который обеспечит выплату долгов, а власть олигархов не вернет и процентов. Правда, инерция идеологии крестового похода «за свободный рынок» еще велика, и убедить Запад в неизбежности особого режима работы нашего рынка очень трудно. Катастрофа в масштабах страны — вполне возможна, возврата в 1992 год — не будет никогда. История. Все факты нынешнего состояния нашей экономики подтверждают мою концепцию: экономика нашей страны должна быть четко отграничена от мировой экономики.
Но закономерности развития экономики приняли современную форму сравнительно недавно, примерно 300 лет назад, когда на Западе началась промышленная революция, что же действовало раньше? А это очень интересно: почему наши пути с Западом разошлись уже давно? Почему экономика, да и все государственное устройство нашей страны, всегда, с сумерек истории, так разительно отличались от соответствующих институтов Западной Европы? Ведь оттуда родом значительная часть наших предков! Да и с другими соседями сходство у нас небольшое. Нельзя ли использовать сходный подход и выяснить, в конце концов, в чем же дело? Ответ, видимо, возможен, и начало ему положено фундаментальным трудом современного нам ученого. Это член-корреспондент РАН С. В. Милов, профессор МГУ, заведующий кафедрой истории России эпохи феодализма. Он выпустил в 1998 году монографию «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса» (М., РОССПЭН, 1998). Фактический материал книги относится в основном к 16-18 векам, но не ограничивается только этим периодом. А общий смысл этой книги примерно таков: из-за особых условий России объем прибавочного продукта хозяйства русского крестьянина всегда был, есть и будет меньше, чем в Западной Европе, то есть русское общество — общество с минимальным объемом прибавочного продукта.
Эта мысль, пожалуй, вполне заслуживает наименования закона. Что же следует из этого фундаментального вывода? Это значит, что после вычета того, что нужно крестьянину и его семье, он может отдать государству, то есть его аппарату управления, гораздо меньше, чем западноевропеец. Поэтому на Западе для содержания одного воина или чиновника достаточно, например, десяти крестьян, а у нас нужна сотня. Но ведь процесс управления везде одинаков! Один человек может эффективно управлять лишь четырьмя-пятью подчиненными, на всех уровнях, поэтому, например, низовое военное подразделение в армиях всех времен и народов — пять человек. Даже если по разным причинам делались отделения большей численности (скажем, десять бойцов), все равно жизнь заставляла делить его пополам и иметь дополнительного командира над второй половиной.
То же происходит и на более высоких уровнях: напрямую управлять десятью заместителями ни один начальник не может. В делах гражданских такого постоянного и интенсивного процесса управления, как в армии, нет. Но определенная пропорция между управляющими и управляемыми должна соблюдаться. Ну, например, нагрузка на налогового инспектора не может в разных обществах различаться в десятки раз — силы человеческие примерно одинаковы. Я вообще не встречал сравнительного анализа систем государственного управления у нас и в Европе или Азии, а то, что попадалось, было написано в идеологических целях и к употреблению оказывалось непригодно. Как же вдесятеро меньший государственный аппарат или офицерский корпус могут выполнять те же функции? Вот где непаханое поле для историка и обществоведа.
Очевидно, что государство у нас функционирует как-то по-другому, чем на Западе. Скорее всего, наше население как бы больше вовлечено в процесс управления, хотя внешне это незаметно. Но по некоторым отрывочным сведениям можно сделать именно такой вывод. Так, среди крепостных крестьян административные обязанности выполняли десятские, пятидесятские и сотские, и в армии, как ни странно, на солдатском уровне тоже существовали свои структуры управления. Во Франции, например, судейские и нотариусы составляли отдельные и политически очень сильные общественные прослойки.
Парламент, с которым Людовик XIV собачился по поводу того, кто же является государством, именно из судейских состоял, а не из народных депутатов, как можно сейчас ошибочно подумать. А вот кто в России заключал сделки по домовладениям, например? Как описано у Лескова (не придумал же он это из головы), делалось все самостоятельно, лишь на «общественных началах»: выборный вел «китрать» с регистрационными записями. И все! Специального нотариуса просто бы не прокормили. Эта структура общественного устройства перекочевывала и в государственные органы. Вот конкретные примеры из специфической области государственного устройства — а именно из военной истории 18-19 веков. Так, в Крымскую войну, в ходе наступления на Черной Речке 4 августа 1852 года, почти все офицеры были выведены из строя штуцерным огнем, был убит и командующий, генерал Реад. Но вполне организованные атаки войск без офицеров продолжались, и некоторые были даже более успешны, чем предыдущие. У Сергеева-Ценского приводится характерный диалог генерала и солдата, взятый из чьих-то мемуаров: «- Лезервы нам дайте! — А тебя кто послал? — Товарищи. — А офицеры где? — А все поубиванные!»
Это не признак какого-то сверхчеловечества — храбрецы везде есть, но аналогичных примеров в военно-исторических трудах я что-то не встречал. Считается, и, как правило, так и бывает, что при разрушении управленческой пирамиды, когда офицеров остается меньше половины, армия превращается в толпу. Но в русской армии сохранялась система управления, перенесенная из сельской общины, хотя ее «функционеры» не носили знаков различия. Кстати, в фундаментальной работе В. Белова по русскому крестьянскому быту «Лад» устойчивость русской армии объясняется в большей степени влиянием устройства патриархальной семьи, чем общины — я думаю, противоречие незначительно.
В мемуарах генерала Ермолова, относящихся к периоду наполеоновских войн, приводится такой эпизод: короткое время нашей европейской армией командовал генерал Винценгероде, который отличился, в частности, тем, что для повышения маневренности армии распорядился продать имущество солдатских артелей без совета с солдатами. Оказывается, все солдаты объединялись в артели по 50-70 человек для финансово-хозяйственных целей и заработка, и в походе, и в местах постоянной дислокации. Сменившему Винценгероде Кутузову пришлось отменять эти распоряжения, и Ермолов особо отмечает неудовольствие солдатских товариществ. Он упомянул об этом случае не как об историческом анекдоте, а как об иллюстрации того, почему немцев нельзя использовать в русской армии (был у Ермолова такой пунктик).
Действительно, как может командовать армией генерал, не знающий очевидных вещей о ее устройстве? Увы, несмотря на то, что такая особенность явно не была для русских офицеров того времени секретом, упоминаний о ней нигде, кроме этого рассказа, нет. Такова уж беда русских мемуаристов — о том, что «все и так знают», никто не пишет. Тоже своеобразный случай: во время Семилетней войны первое крупное сражение с пруссаками (при Гросс-Егерсдорфе) произошло в крайне невыгодной ситуации. Наш лагерь был укреплен, но противник атаковал с тыла, откуда его не ждали. При попытке построиться (без правильного линейного строя воевать тогда, по западноевропейским понятиям, было нельзя) части перемешались, солдаты по ходу дела разбили бочки с вином — и пошла потеха. Прусский король, хорошо видя обстановку в лагере русских, понял, что битва уже выиграна. Более того, и русский командующий — иностранный военный специалист Фермор — с криком «коня мне!» ускакал с поля битвы. Тем не менее русские солдаты, встав кто куда попал, выдержали атаку, и хотя у нас потерь было больше (17 тыс. против 11 тыс. у пруссаков), сражение кончилось вничью.
Претензий к Фермору впоследствии не было — он проявил профессионализм, по крайней мере, в оценке ситуации. И Фридрих уже тогда понял, что управление в русской армии, при внешней похожести, явно осуществлялось не по западноевропейскому образцу. А помните, как у Н. Островского говорится о порядках в Первой Конной? Когда оплошавшего бойца судили сами, ночью, без командиров и комиссаров? Только не надо возражать, ссылаясь на горбачевские «восемнадцать миллионов чиновников» или современную численность генералов. На самом деле, все они не имеют отношения к процессу управления. Мы говорим об исторических ситуациях, когда каждый управленец действительно управляет. Нынешний «аппарат управления» — во многом просто армия безработных с относительно высоким пособием.
Проверить легко — почти никто из современных управленцев не может принять какое-нибудь решение, которое вызовет реакцию в слое управляемых. Приводной связи нет, шестеренки крутятся вхолостую. Как гласит один из законов Паркинсона — при достижении аппаратом управления порога численности в 3000 чиновников — он уже не нуждается в объекте управления. И нынешние генералы — это не те генералы. Кстати, для государственной казны после производства они обходятся дороже лишь из-за канта на брюки, денежное содержание у них мизерно. Просто в современных условиях у власти нет других возможностей поощрить заслуженных или перспективных офицеров, а для них само генеральское звание представляет ценность. И армия сейчас не та — пожалуй, в российской истории не было периода, чтобы она состояла в основном из 18-19-летних. Это, скорее всего, неправильно.
В 19-20-м веках российская государственная власть увеличила «аппарат управления», доведя его до европейских стандартов. Но прибавочный продукт не обманешь! Этот аппарат все равно по необходимости вдесятеро более дешевый. И это касается не только государственного аппарата. Вообще соотношение между производящими и прочими классами у нас по необходимости (по «закону Милова») должно быть другим, например, у нас должно быть меньше количество торговцев на тысячу рабочих и крестьян. Или эти торговцы, при той же численности, что в Европе, будут жить хуже. И общественная пирамида у нас не может быть такой же сложной, как там, и верхи в нормальных условиях у нас всегда ближе к низам, по сравнению с Западом. Да так на самом деле, конечно, и было. Эта разница хорошо видна и сейчас, стоит посмотреть на отношения, например, в британской армии.
Один мой знакомый общался с англичанами, служа в Западном Берлине. Чтобы офицер говорил с солдатом? Да никогда! Только с сержантом, и то только через нижнюю губу. У нас и в царской армии ничего похожего не было. Я уж не говорю, что телесные наказания в русской армии были отменены раньше, чем в других европейских армиях. Несомненно, у взаимоотношений государственной власти и народа в России было очень много отличий от Западной Европы, но как о них узнать? Немного помогают мемуары иностранцев, но для них многое было непонятно, и языка они, как правило, не знали. Конечно, они записывали то, что их поразило — ну, например, когда дворцовый слуга в ответ на подначку царя отвечает «Врешь, собака!» (в присутствии иностранного посла), а Иван Грозный только посмеивается — как иностранный посол мог такое не упомянуть? А вот наши-то авторы того времени о таких вещах и не написали. Конечно, и иностранные свидетельства не совсем объективны, слишком сильно влияние пропаганды Запада. Она действовала всегда.
Так, откройте любую книгу западного путешественника на Русь, хоть 15-го, хоть 19-го века, и обязательно найдете там замечание, что на Западе свобода, а у нас ее нет, причем без всякого обоснования. Корни этого штампа лежат где-то уж очень глубоко. Так, вам не преминут заметить, что на Западе давно не было крепостного права. Да, не было. Но в средние века на европейских дорогах стояли патрули, и попавшихся «бродяг», то есть тех, кто не мог доказать, что он местный арендатор, тут же вешали. А крепостного права не было! Иди куда хочешь, кругом свобода. На самом же деле вполне объективные факторы, отличающие нашу страну, действовали всегда, и их действие проявлялось по-разному, в зависимости от того, по каким законам жило общество. И заселение территории финскими и балтскими племенами, и расселение славян с 6-го века происходило очень своеобразно, и государство образовалось не так, как королевства Западной Европы, и феодализм у нас был другой, по сути, это даже не был феодализм.
Что-то дополнительно узнать об истории удастся, когда можно будет определить, как экономика влияла на жизнь в разных странах. Ведь условия отличались порой настолько, что это делает историческую обстановку в чужой стране для нас просто непредставимой! Так, в «Записках о галльской войне» упоминается, что о важных событиях галлы передавали весть по стране таким вот образом: каждый житель кричал о новости соседу. О случившемся утром к вечеру узнавали за 160 миль от места действия! А возможно ли это было в России, в любую историческую эпоху? И причина невозможности этого — чисто экономическая, у нас нельзя прожить крошечным клочком земли, и поэтому не могут крестьяне на протяжении сотен верст жить бок-о-бок. Отчасти поэтому предлагавшаяся Столыпиным «хуторская система» (по опыту Виленского края) в России не прижилась — далековато получалось жить. Россия — Россией, но и другие народы Восточной Европы тоже что-то хуторами не живут, а все довольно большими селами. Во время одной из многочисленных войн Москвы с Тверью был, говорят, случай, что в течение летней кампании противостоящие армии не смогли встретиться, просто не нашли друг друга в лесах и болотах между княжествами. Сейчас уже общепринято, что феодализм возник тогда, когда всадник на коне оказался сильнее десятков пехотинцев (поэтому в европейских языках «кавалер» или «рыцарь», то есть феодал, означает «всадник», «конник»).
В античную эпоху этого не могло произойти, потому что седло со стременами и подпругами современного типа появилось не ранее рубежа нашей эры, а без него всадник не слишком сильнее пехотинца. Почему западноевропейские крестьяне оказались порабощены феодалами? Как оказалось по археологическим данным, в Европе юго-западнее Рейна и Дуная преобладала воловья упряжка, и крестьяне не могли противостоять конным бандитам. В остальной же части Европы, северо-восточнее Эльбы, феодализм установился очень нескоро, так как там крестьяне пахали на конях, и кандидаты в феодалы преимуществ перед земледельцами не имели. Да и позднее структура нашего общества была с западной точки зрения алогичной — в военном отношении класс крестьян неизмеримо превосходил русских «феодалов», но крепостничество пало позднее, чем в Европе. На Западе же при первой возможности (появление огнестрельного оружия) с рыцарями было покончено. Более поздние, абсолютистские дворяне — это уже совсем не то. Значит, российское крепостничество лишь внешне похоже на западноевропейское, а по сути это другое явление.
При рассмотрении же взаимоотношений нашей страны с Западной Европой необходимо иметь в виду следующее: в любом государстве правящий слой (элита) живет только за счет прибавочного продукта. Так вот, российская элита всегда беднее, всегда чувствует себя обделенной. Ей никогда не достичь того уровня жизни, который свойственен «элите» Запада. И если основные производящие классы России не слишком озабочены мыслями об этой разнице, хотя бы в силу постоянной занятости, то имеющая более обширные контакты с Западом элита может сравнивать. Комплекс неполноценности особенно сильно обострялся после победоносных войн, когда она в массе своей знакомилась с жизнью своих западных коллег. Как же так, мы им дали, а живем хуже? Информационная открытость последнего времени дала сходный и даже усиленный эффект — любознательный русский офицер видел в Европе все стороны жизни, и плохие, и хорошие, а в наше время СМИ жизнь Запада показывает выборочно, только с выигрышной стороны.
В конце концов, если рассуждать цинически, с финансовой точки зрения Западу проще и дешевле купить российского чиновника за взятку или интеллектуала за литературную премию, чем нам — западного. Довольно многих «наших» в принципе можно купить просто за вид на жительство на Западе, но западного за российский паспорт — довольно трудно. Бывали, правда, исторические эпохи, когда от резни и перенаселения к нам ехали французские гугеноты и шотландские католики, но это были другие времена.
Вот эти особенности нашей страны часто проявлялись с плохой стороны. Такое случилось сейчас, бывало это и раньше. Стоило народу начать чуть менее заботиться о государстве, а элите — чуть-чуть продаться внешним врагам, как сразу начинались крупные неприятности. Как ни удивительно, несмотря на потенциальную бедность нашего государства, врагов у него всегда много. Элита даже не то чтобы полностью продавалась — просто начинала с тоской сравнивать свое положение со статусом шляхтича или шевалье, и это отражалось на ее преданности интересам государства. Невозвращенцы в ранге послов бывали и в царские времена. Обычно такие ситуации возникали вслед за чрезмерным напряжением сил всего народа и государства — как после правления Ивана Грозного или Сталина. Освободившись от царской палки, правящая элита начинала с упоением грызться за власть, забыв о государстве, а народ, избалованный тем, что царь долгие годы все знал и умел, не сразу успевал спохватиться. Государство разваливалось, и лишь многолетние бедствия снова сплачивали страну воедино. Причем сейчас, если продолжить аналогию со Смутным временем после Ивана Грозного, смута еще далеко не кончилась, и даже еще как следует не началась.
Так что наши общественные структуры всегда будут проще, чем на Западе, а «элита» будет нуждаться в постоянном присмотре и контроле со стороны управляемых. А так как наш пряник всегда будет менее сладок, то кнут должен быть потолще. И так как на удачного царя надежды мало, стегать этот кнут должен не сверху вниз, а снизу вверх. Но не будем слишком далеко забираться в историю. Информация об особенностях тех времен скудна и противоречива, и в выводах легко напутать. Тема отличий нашей страны от других стран слишком сложна и обширна, на порядок обширнее, чем исследование этих отличий для небольшого исторического периода 90-х годов 20-го века, и я думаю, что пока высказался достаточно.
Возможно, вам, уважаемый читатель, стало тоскливо — столько проблем в будущем! Как все сложно! А ведь как нам обещали десять лет назад? «Мы сидим, а денежки идут». Тогда некоторые верили. А сейчас? Увы, мы всегда находимся в той же ситуации, в которую как-то попала Алиса в Зазеркалье: «порой приходится очень быстро бежать, только чтобы остаться на том же самом месте». Можем ли мы победить в этой гонке? Сможем ли мы испытать то чувство гордости за себя, которое порой испытывали наши предки, победив какого-нибудь «властелина мира» или запустив спутник? Ну, никаких гарантий я не даю, все зависит от нас. На роду нам ничего не написано. Хоть и говорят, что справедливое дело обязательно восторжествует, но в нашем мире это совсем не обязательно. Все себя считают справедливыми, даже Хавьер Солана. Напомню старую историю: когда судили Жанну д’Арк, ей задали каверзный вопрос: «Ты считаешь свое дело правым. Зачем же ты зовешь солдат к битве? Разве Бог и так не дарует победу правому делу?». Соль вопроса в том, что, как бы Жанна ни ответила, ее обвинили бы в неверии в Божественное провидение. Жанна поставила ученых богословов своим ответом в тупик, заявив: «Но солдаты должны сражаться! Только тогда Бог дарует им победу!». Да, аналогично, если мы хотим чего-то достичь, мы должны разбираться в ситуации и должны действовать.
Не обещаю, что все будет хорошо, но без попытки понять хорошо уж точно не будет. И еще одно. Глубоко разбирать этот вопрос мне не хочется, но он важный. Может быть, вы подумали в ходе чтения книги, что чем благодатнее земля, тем счастливее ее обитатели? Нет, и тут тоже есть, видимо, определенная причина. На Кавказе, во многих языках, есть пословица: «На меже всегда валяются черепа». А ведь как раз на Кавказе самые лучшие земли и климатические условия в России. Что же мешает райской жизни там? Самые благодатные условия на африканском континенте, «африканская Швейцария», знаете где? В Руанде. Не видели фоторепортажей об очередном конфликте там? Ваше счастье. Я видел, и хотел бы забыть, но не получается. А Европа? «Цивилизованная», «колыбель культуры»… Это сейчас. А что было 55 лет назад? А 85? А почему вы думаете, что мы не увидим очередной, один из многих, кровавый пароксизм «старой доброй Европы»?
Вся Европа — сплошное кладбище, скелет на скелете под каждым метром этой лучшей земли мира. Вот поэтому не надо им завидовать. В плодородных странах человеку достаточно затратить незначительную долю своих сил и времени, чтобы его участок земли прокормил и его, и его семью. Значит ли это, что остальное время он ничего не делает? Нет. Все остальные силы уходят у него на то, чтобы отстоять эту самую благодатную землю от других желающих. Ожесточенность этой борьбы всех против всех нам просто незаметна, но в истории Европы изгнание или уничтожение побежденных — обычное дело. В Европе, зарезав соседа, удачливый победитель получает рог изобилия и скатерть-самобранку, есть ради чего зверствовать. А у нас? У нас победитель получает — пожизненно — принудительные тяжелые работы.
Это не значит, что у нас, в отличие от Запада, много земли — земли мало и у нас, и русский крестьянин в случае нарушения межи соседями берется за вилы так же естественно, как среднеазиатский за кетмень. Но ситуация у нас другая, у нас на междоусобия остается гораздо меньше сил и времени. Это и отразилось на «менталитете» наших людей — они беззлобны и неагрессивны. Если кому-то приходилось сталкиваться с обратным, то скажу, что вы еще не видели агрессивности. В наши города приезжают сейчас люди с Кавказа, везут и свои семьи. Как вы думаете, почему они едут из гораздо более богатых районов, чем Центральная Россия? А ведь это цепкие, жизнеспособные, агрессивные по характеру люди. Я не буду излагать своих умозаключений, но у меня сложилось стойкое убеждение — никогда на нашей земле не будет того культурного, цивилизованного озверения и ожесточения, которое обычно там, на Западе. Возможны и гражданские, и этнические конфликты, но не такие, как там.
И мы не сможем понять рассудком мотивы поведения западноевропейцев. Когда Европейский Совет в одном и том же заявлении приветствует бомбежки Югославии и осуждает смертный приговор маньяку на Украине — нечего даже пытаться это понять. Так они мыслят, так они воспринимают мир. Такова их этика. Это не отсутствие морали, как у нас иногда считают — напротив, так проявляется их мораль, и свои моральные нормы они тщательно соблюдают. У нас порой воспринимали любовь Гитлера к животным и детям как лицемерие. Напротив, в его образе ярко проявилась именно мораль Западной Европы. Они таковы, и сделать ничего нельзя, пытаться объяснить им аморальность их действий — бессмысленно, их действия высокоморальны. Мораль другая! Такого рода нравственность Запада можно либо принять — чисто эмоционально (у нас такие люди есть), либо просто не принять, также чисто эмоционально, но объяснять ее, привлекая рассудок — бесполезно.
В нашей истории был жестокий, Грозный царь. За время его царствования было насильственно лишено жизни не то три, не то четыре тысячи человек. Многие из них — бесспорно заслуженно. До сих пор и историки, и простые граждане спорят — можно ли его оправдать за это? Но споры спорами, а памятника этому царю нет. Почему нет его изображения на монументе «Тысячелетие России» — понятно, его устанавливали при царе-демократе Александре II, но почему вообще нет и не было памятника создателю России в ее нынешних границах? А в Англии стоят памятники Генриху VIII. В его правление только «бродяг» (крестьян, согнанных лордами с земли) было повешено 80 тысяч. И ничего, все по закону, все нормально… В 1848 году только в Париже и только за три дня было расстреляно 3 000 безоружных людей. Кто-то об этом помнит? Они ненормальные? Нет, ненормальные мы, и нам надо свою ненормальность во что бы то ни стало сохранить. В чем отличие богатой Западной Европы от бедных стран, расположенных порой в весьма благоприятных регионах? В менталитете Запада гвоздем сидит принцип: «Боливар не выдержит двоих». «Как бы много ни было благ, их не хватит на всех». «Только люди — не дефицит» (!!!).
Они постоянно думают об этом, и этот принцип вошел и в определение экономики, принятое на Западе, и в западную парадигму, и в практику. Этот принцип облегчает им и взаимоотношения друг с другом — каждый знает, чего ожидать от другого. Конечно, их умение бороться с перенаселением внушает уважение… но наши предки ушли оттуда не только в поисках свободных земель — в какой-то степени и от этого принципа. А кое-кого оттуда и «ушли». Впрочем, это не мое дело. Я-то живу здесь, и до других стран мне дела нет, что бы вы ни подумали, прочитав эту книгу. Я живу здесь без принуждения, и мне не надо делать над собой усилия, общаясь с людьми в любой точке страны, и ничто и никто меня не раздражает. Точнее, есть у нас в стране и то, что я люблю, и то, что я хотел бы изменить — единственно, всем рассказывающим мне о «свинцовых мерзостях российской жизни» сравнительно с прелестями Запада я рекомендую тут же туда уехать, не мучая здесь «себя, любимого», или заткнуться, раз кишка тонка. Конечно, оснований для оптимизма в окружающей действительности маловато.
Мешает уверенность населения, что дальше падать некуда. А вот тут я, наоборот, оптимист. Есть куда падать, есть! И лучше до этого не доводить. Жареный петух — птица мудрости. Нет такой плохой ситуации, которая не могла бы стать еще хуже. Расширение закона Мэрфи, сделанное Гаттузо. В мифологическом словаре можно найти описание мифологических птиц — Сирина, Алконоста и Гамаюна. Им приписываются разные качества, в частности, считается, что Сирин — птица мудрости. Может быть, так и было в незапамятные времена, но потом все изменилось. В последние века нашей истории, в течение примерно этак лет тысячи, птицей мудрости на Руси был Жареный Петух. Именно он олицетворяет мудрость русского народа. Иногда действие его описывается иносказательно — «гром не грянет, мужик не перекрестится» — а что именуется «громом»? Это он, мощный и точный клевок Жареного Петуха. Или вот это: «нужда научит пироги печь!». Это точно, научит. Под «нуждой» тут имеется в виду тоже он, Жареный Петух.
Однажды при обсуждении какого-то только что случившегося события (для нас совершенно несущественно, какого) один мыслитель изрек: «Россия вступила в войну, будучи к ней не готова». На что его собеседник, человек, видимо, более широкого и практического ума, возразил: «А к чему Россия вообще когда-либо была готова?». Вопрос еще шире. Россия бывает не готова к крутому повороту истории, потому что ее политики и народ не думают о ходе истории. Но ведь не только об истории не думают! Перечень научных дисциплин и целых наук, о КОТОРЫХ никто не думает, весьма обширен. Никто не думает о климатологии, метеорологии, теплотехнике, географии, биологии, геополитике, экономике, науке управления и т. д., и т. п. А что получается в итоге? Как, каким чудом наш народ все-таки выжил и построил такое государство, равного которому не было и даже сейчас нет? Как победил всех претендентов на мировое господство? Как приобрел наследство Чингисхана? Ответ один. Чудес не бывает, и помог нам вполне реальный Жареный Петух. Как наше государство смогло собраться с силами в 1943 году, когда мы уступали соединенной Западно-Центральной Европе по населению вдвое, а по промышленности вчетверо? Да, конечно, был Сталин, кто спорит, но в 1941-то тоже был Сталин! Чего ж не хватало? А Жареного Петуха!
Разве могло тут обойтись без вмешательства его, родимого? Как после долгой свары боярских клик, которые и между собой-то воевали польскими и шведскими войсками, расплачиваясь русскими землями, когда вся Россия превратилась в пепелище, как же все-таки народ сплотился вокруг новой династии, как после этого на несколько сот лет «выключил» Польшу, а потом и Швецию, из европейской истории? Вспомним-ка поподробнее, к чему Россия пришла в результате «годуновской оттепели». «…а в Кремле, при свете зарева, бодрствовали и рассуждали вожди их (ляхов), что делать?
Там еще находилось мнимое правительство российское с знатнейшими сановниками, воинскими и гражданскими: ужасаясь мысли желать победы иноплеменникам, дымящимся кровию москвитян, но малодушно боясь и мести своего народа, или не веря успеху восстания, Мстиславский и другие легкоумные вельможи, упорные в верности к Владиславу, были в изумлении и бездействии; тем ревностнее действовали изменники ожесточенные: прервав навеки связь с отечеством, заслужив его ненависть и клятву церковную, пылая адскою злобою и жаждою губительства, они сидели в сей ночной Думе ляхов и советовали им разрушить Москву для их спасения…. …До самой ночи уже беспрепятственно губив огнем столицу, ляхи с гордостию победителей возвратились в Китай и Кремль, любоваться зрелищем, ими произведенным; бурным пламенным морем, которое, разливаясь вокруг их, обещало им безопасность, как они думали, не заботясь о дальнейших, вековых следствиях такого дела и презирая месть россиян! …Наконец везде утухло пламя, ибо все сделалось пеплом, среди коего возвышались только черные стены, церкви и погреба каменные.
Сия громада золы, в окружности на двадцать верст или более, курилася еще несколько дней, так что ляхи в Китае и Кремле, дыша смрадом, жили как в тумане — но ликовали; грабили казну царскую: взяли всю утварь наших древних венценосцев, их короны, жезлы, сосуды, одежды богатые, …сдирали с икон оклады… пили из бочек венгерское и мальвазию… А россияне, их клевреты гнусные или невольники малодушные, праздновали в Кремле Светлое Воскресение и молились за царя Владислава, с иерархом, достойным такой паствы…» («История Государства Российского, книга XII», Н. М. Карамзин). Да, крепко тогда, в 1612 году, клюнул россиян Жареный Петух. Надолго после этого ума хватило. Во все летописи, да и в память народа навечно внесли не только имена героев — Ляпунова, Палицына, Пожарского — но и перечислили поименно «легкоумных» вельмож, «малодушных невольников» и «гнусных» «воров и изменников», как проклятого Салтыкова. Но любой запас, даже народной мудрости, кончается, нужен новый. Если не думать головой, то приносит его он, он, спаситель нашего государства. Что же вызвало сейчас, на рубеже тысячелетий, новое явление Жареного Петуха? Как он узнал, что требуется его вмешательство? Вызвали его слова «конкурентоспособность» и «твердая валюта».
Посмотрите в вышину: вот он, кружит над нами на своих мощных, отливающих бронзой крыльях. Его круги все ниже, ниже. Спросим его: «что ж ты вьешься, Жареный Петух, и почему к тому же с восточной стороны»? А потому с восточной, с клекотом отвечает он, что повернута Русь лицом на Запад. Так откуда мне заход делать? Знаете же, каков мой обычай? Увы, знаем. Хорошо клюнет!