Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин 24 декабря 2019 года, выступая на расширенном заседании коллегии Министерства обороны России, заявил «Наша задача не в том, чтобы разово перевооружить армию и флот и забыть об этом на десятилетия. Они всегда должны быть оснащены по последнему слову техники и технологий. Сейчас только был на выставке, некоторые докладывают с гордостью: такая-то и такая-то техника не уступает лучшим мировым образцам. Она должна быть – сколько раз я уже говорил и представителям тоже – она всегда должна быть лучше, если мы хотим побеждать, техника должна быть лучше мировых образцов. Это не игра в шахматы, где нас может устраивать ничья иногда. Это военная организация государства. Техника должна быть лучше. Мы можем этого добиваться и добиваемся этого на ключевых направлениях развития. И так нужно по всем компонентам работать».
С позиций анализа перспектив высоких технологий настрой Владимира Владимировича на прорывные технологии в области оборонной промышленности можно только приветствовать, поскольку они могут стать отправной точкой материализации идей и внедрения разработок для создания бизнеса не только на поле боя и для поля боя, но и на мирной ниве. Как не один раз подчеркивал в своих публичных выступлениях профессор Института прикладной математики им. М.В. Келдыша РАН Георгий Малинецкий «С точки зрения инноваций, промышленность оборонного комплекса имеет определяющее значение. Множество высоких технологий, без которых мы не мыслим нашей реальности первоначально создавались для производства оружия. Это неудивительно – именно в этой сфере отношение цена/качество может быть большим. (Даже небольшое преимущество перед оружием возможного противника может оказаться принципиальным.) Оборонный бюджет США превышает расходы всех остальных стран мира вместе взятых. И одна из целей этих сверхрасходов – технологическое перевооружение высокотехнологичной промышленности, форсированное развитие инновационного сектора экономики, освоение возможностей VI технологического уклада. Число патентов, получаемых американскими гражданами, показывает, что такая стратегия дает результаты. Именно поэтому важнейший момент, на который стоит обратить внимание, это трансфер технологий и кадров из сферы оборонной промышленности в гражданский сектор экономики (отсутствие эффективных механизмов такого трансфера стало одной из причин поражения Советского Союза в холодной войне).
Надлежит отметить, что президент России не в первый раз обращается к теме опережающего развития в сфере передовых технологий. В январе 2016 года Владимир Путин на заседании президентского Совета по науке и образованию, похвалив состояние дел в российской науке, призвал участников выработать новый механизм господдержки исследований, чтобы бюджетные деньги получали наиболее достойные организации. В начале того заседания глава государства затронул вопрос подготовки стратегии научно-технологического развития страны.
«Вопрос носит принципиальный характер, – предупредил президент России. – Наличие собственных передовых технологий – это ключевой фактор суверенитета и безопасности государства, конкурентоспособности отечественных компаний, важное условие роста экономики и повышения качества жизни наших граждан».
При этом Владимир Путин акцентировал внимание на эффективность участия государства в создании передовых технологий: «Государственные деньги должны получать самые лучшие научные коллективы». Для этого, как указал президент, необходимо по каждому из приоритетных направлений стратегии научно-технологического развития Российской Федерации сформировать специальные советы, причем туда должны войти не только представители научных организаций, но и частный бизнес, и уже сейчас начать готовить специалистов для технологий завтрашнего дня. «Необходимо посмотреть за горизонт одного, а может быть, даже и двух десятилетий, проанализировать, какие компетенции будут востребованы через десять и более лет, каких специалистов нужно готовить уже сегодня. На основе такого анализа следует сформулировать предложения по модернизации программ всех уровней образования, а также по повышению квалификации преподавателей», – пояснил президент России.
Здесь нужно сделать несколько пояснений, а именно разобраться, каких специалистов надо готовить, чтобы они оказались способны не только встать в строй передовиков высоких технологий, но и опередить своих коллег на крутых поворотах стремительно идущего вперед по пути технологического прогресса человечества.
Для начала не мешает назад оглянуться. Про импортозамещение вспомнить.
Положа руку на сердце и включив мозги, приходишь к выводу, что импортозамещение – тупиковый вариант создания эффективной новой техники. Да к тому же у нас перешедший в вялотекущее состояние. Призывы к полному переходу на отечественные материалы и комплектующие при производстве военной продукции доносятся из Кремля еще с ельцинских времен. Но особо остро проблема встала после операции российских войск в Крыму. Не случайно повестку встречи президента России 10 апреля 2014 года с директорами ведущих предприятий российского военно-промышленного комплекса так прямо и обозначили: «совещание по вопросу импортозамещения в связи с угрозой прекращения поставок с Украины продукции для ряда отраслей российской промышленности». При этом сам глава государства поначалу держался оптимистично. Не получив еще ответа на свои вопросы, на каких отечественных предприятиях можно будет развернуть собственное производство и во сколько все это обойдется, Владимир Путин сказал, что у него «нет сомнений в том, что мы это сделаем» и что все это «пойдет на пользу российской промышленности и экономике: будем вкладывать средства в развитие собственного производства».
Но тут на пути безудержного оптимизма встала объективная реальность. Текущее состояние российской экономики, как лакмусовая бумага, выявило системные проблемы основных отраслей. Важнейшее препятствие развитию – существенная зависимость от иностранных технологий. Зависимость от иностранных технологий экономически не выгодна и подрывает национальную безопасность страны. Некоторыми российскими предприятиями и госаппаратом предпринимаются попытки по переносу западных технологий в Россию или адаптации существующих отечественных наработок, по принципу «цап-царап». Однако, такой подход не позволяет преодолевать промышленное отставание: китайцы своим «цап-царапом» эту возможность для нас закрыли. Обладатели передовых технологий уши навострили и ушли в «отказ». Если раньше на передачу технологий и перенос производства туда, где дешевле, смотрели сквозь пальцы, то теперь через лупу: импортируются технологии вчерашнего дня. При том держателями патентов остаются их обладатели, включающие все механизмы для возврата своего приоритета в формате умопомрачительных штрафов за «цап-царап». Выход из сложившейся ситуации очевиден и поддерживается как вменяемыми политиками, так и здравомыслящими предпринимателями – собственный приоритет на создание в России новых технологий вместо копирования или воровства существующих.
«Цап-царап» сейчас не прокатит. Во-первых, технологии развиваются слишком быстро, пока уворованное освоишь, конкуренты далеко вперед уйдут. Во-вторых, может сработать принцип «спасибо, что предупредили» – подсунут промышленным шпионам такое, что в лучшем случае пустышкой окажется, а то и грамотно спланированной операцией по сбиванию конкурентов со следа обернется. В-третьих, чтобы «цап-царап» сделать, классные специалисты нужны, да так может выйти, что пока их ищешь, обучаешь и в команду по работе с материалами разведки собираешь, они окажутся там, где свои идеи и разработки без больших проблем реализовать можно, а не с чужими разбираться.
Эту тему поднимали еще 14 октября 2015 года, когда в Общественной палате РФ состоялось знаковое событие – российские ученые обсудили перспективы импортозамещения тех технологий, доступ к которым оказался закрыт из-за западных санкций. Это обсуждение стало знаменательным из-за выступления мало кому до тех пор известного интернет-омбудсмена при президенте РФ Дмитрия Мариничева.
Как считает Дмитрий Мариничев, прежде чем обсуждать возможные пути импортозамещения и трансфера технологий в науке, нужно ответить на один простой вопрос: Россия внутри глобального рынка или снаружи? Если снаружи, то импортозамещение должно быть тотальным. Начиная от электронного машиностроения, разработки дизайна микропроцессоров, их производства и последующего обучения специалистов. В этом варианте, Россия будет против всех. И только в этом варианте наука получит конкретный госзаказ на решение потребностей государства, финансирование и обязательное применение технологий в промышленности и производстве с целью обеспечения нацбезопасности. Только в этом варианте подготовка ИТ специалистов на базе иностранных технологий (продуктов) – зло для страны. Но будет поощряться владельцами этих технологий и продуктов из-за рубежа. Также в этом варианте будет действовать абсолютный исторический принцип, что для получения нового рынка сбыта туда вначале должна придти армия. И только потом вы сможете навязать кому-то свои технологии. Что неминуемо приведет к конфронтации с теми, кто уже в рынке присутствует. Если говорить честно, то это означает пассивные или активные, но фактически военные действия. Потому что конкуренция будет не на уровне продуктов, а на уровне сфер политического влияния. Можно называть такое развитие как новую холодную войну или холодно-информационную войну. Уже проходили в Советском Союзе, на опыт которого многие ссылались как на исключительно положительный и на Великую Отечественную войну, как главный катализатор нашего прогресса. Нужно понимать, что в этом раскладе никто и никогда просто так никакими технологиями с нами не поделится. Их нужно будет добывать.
Интересно, что Дмитрий Мариничев предлагает такие технологии не создавать, а добывать. Вероятно, он вспоминает 30-40-е годы, когда американцы создали в СССР химическую, авиационную, электротехническую, нефтяную, горнодобывающую, угольную, металлургическую и другую промышленность, крупнейшие в Европе заводы для производства автомобилей, тракторов, авиационных двигателей и другой продукции.
Увы, в современных условиях такой путь маловероятен, тем более в электронной промышленности. Хотя первоначально Сколково и задумывалось как центр, где американские профессора будут готовить исследователей разработчиков для новых технологий, но именно ученых, а не инженеров в области «Innovative Engineering», что весьма важно в момент, когда сроки от научной идеи до производства резко сокращаются.
Далее Дмитрий Мариничев переходит ко второму варианту – это когда Россия интегрирована в общемировую экономику и определилась со своей специализацией и конкурентными сторонами. Это путь АСИ и НТИ. Определение будущих рынков и подготовка ресурсов и специалистов для достижения лидерства в них. В этом варианте ИТ специалистов на западных технологиях готовить необходимо. И готовить уже сейчас, начиная с подростков. И это добро. Поскольку новые продукты будут также необходимы владельцам базовых (фундаментальных) технологий, как и нам самим. Но это подразумевает отказ от конфронтации Россия против всех и согласительную позицию по принятию технологического доминирования иностранных компаний, владеющих фундаментальной технологией. И играть мы начинаем по правилам конкуренции компаний в глобальном рынке, а не стран. Что трудно осуществимо в текущих экономико-политических обстоятельствах.
Собственно по этому пути шел и идет Китай. Он не имеет абсолютной технологической независимости, но получая от США базовые технологии конструирует и производит продукты, которые конкурентны в мировом масштабе и потребляются также и самими США. Однако, нужно понимать, что кто бы что не говорил, но сегодня Китай не представляет военной угрозы для США. Экономическую может быть, и то вряд ли. Россия представляет. А смириться с подчиненным состоянием в силу исторических реалий мы, граждане РФ, сегодня не можем. Впрочем, это верно и для граждан США.
Позиция Дмитрия Мариничева была подвергнута подробному анализу журналистом и писателем Сергеем Дацюком, который считает выступление интернет-омбудсмена при президенте РФ, по сути, публичным оформлением доктрины «военного обскурантизма» в России. А поскольку позиция его выступления не была никак прокомментирована властью, то по факту это можно считать также и официальной позицией:
1. Контроль высоких технологий в мире осуществляют США. Остальные страны лишь используют эти технологии. Но даже структуру этого использования и объем продукции, основанной на этих технологиях, тоже контролируют США.
2. Важное значение контроля технологий со стороны США имеет не только их финансово-экономический контроль других стран, но и их контроль при помощи военной силы. (Этот тезис реконструирован в логике Мариничева.)
3. В связи с этим импортозамещение в ситуации санкций со стороны США в России невозможно. Так как Россия не может обеспечить финансово-экономический и военный контроль в разных странах мира, то она не может обеспечить и контроль за технологиями. (Вторая часть тезиса реконструирована в логике Мариничева).
4. Можно конечно включиться в мировое разделение труда, как это сделали другие страны, но Россия не может себе этого позволить в силу исторических амбиций, знаний и возможностей. (Последняя часть тезиса реконструирована журналистом Александром Черных).
5. Россия может производить инновационные технологии лишь тогда, когда их будет покупать весь мир. «Когда не будет альтернативной возможности у других стран не брать это у нас», как говорит Мариничев.
6. Россия должна осуществлять «пассивные или активные военные действия на территориях сферы влияния» США, поскольку «победить США в мирной конкурентной борьбе за технологии невозможно». (Тезис реконструрован журналистом Александром Черных).
7. Принцип «сила организует рынок» (слова Мариничева): «сначала приходит армия, за армией приходят торговцы, и за торговцами приходит рынок. Соответственно, там, где есть сила, там присутствуете вы».
8. Производство IT-специалистов на территории РФ – это вредительство, потому что эти специалисты либо будут ориентированы на США, либо будут уезжать из России.
Воинствующий обскурантизм – это обскурантизм, который предполагает решение проблем знаниево-технологической конкуренции с другими странами путем войны и силового навязывания своих знаний-технологий, а также принудительного отказа от поддержки развития заимствованных технологий и знаний в собственной стране. Собственно, впервые мы можем увидеть, проанализировать и исследовать логику части российской инженерно-технической элиты, которая поддерживает войну, считает Сергей Дацюк. Дискуссия показывает, что Мариничев опасается публично изложенной им логики, которая его заводит в смысловые тупики. Его контраргументы – моя позиция отвечала радикальной постановке проблем другими, и вырывать из этого контекста мой радикализм не очень корректно. Однако факт в том, что слова произнесены, произнесены представителем Уполномоченного при Президенте РФ по защите прав предпринимателей в сфере интернета, они представляют понятную позицию понятно кого.
Если вернуться к вопросу, вынесенному на обсуждение президентом России на встрече с учеными: «Какие компетенции будут востребованы через десять и более лет, каких специалистов нужно готовить уже сегодня?», то следует заметить, что с ответом на этот вопрос более-менее ясно: достаточно посмотреть предсказания ведущих мировых футурологов. Не все они сбудутся в указанное предсказателями время, но что верно, так это то, что они в значительной мере зададут вектора движения и темпы развития технологий и профессий завтрашнего дня. А вот как готовить специалистов завтрашнего дня – это вопрос более сложный.
Почему в статье о перспективах российских высоких технологий поднимается вопрос про образование? – Потому что без необходимого и достаточного числа специалистов соответствующих направлений не то что о перспективах, о самих высоких технологиях и речи быть не может. Для развития высоких технологий необходимо кропотливое создание научно-технической среды, начиная от школьников и студентов. Эту среду невозможно купить, завезти и пересадить на отечественную почву, как нельзя рассчитывать и на массовое возвращение из-за рубежа ученых-соотечественников. Забота о научной среде, о сохранении и развитии интеллекта и культуры в обществе должна являться основой любой государственной концепции научно-технологического развития страны. Краеугольным камнем научной среды является образование.
А как же у нас с ним обстоят дела?
Оно уже стало избитой истиной, но про положение дел с образованием в России можно выразиться по-черномырдински: «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда». Еще в 2013 году в «Докладе о состоянии науки в Российской Федерации», подготовленном Российской ассоциацией содействия науки (РАСН) под председательством академика Евгения Велихова, было отмечено:
«Мы практически забыли о воспитании, а то, что у нас называется «патриотическим воспитанием» зачастую проводится так и такими «специалистами», что вызывает у будущих «защитников отечества» и их подруг стойкое желание как можно меньше видеть себя частью страны. Фраза Бисмарка о том, что «войны выигрывают школьный учитель и винтовка современного образца» воспринимается как анахронизм, а между тем она сегодня абсолютно современна и вновь актуальна. Если же говорить о воспитании вообще, то все еще уместно пушкинское определение ситуации в России начала 19 века: «Не одно влияние чужеземного идеологизма пагубно для нашего Отечества; воспитание, или лучше сказать, отсутствие воспитания есть корень всякого зла».
Острая ситуация сложилась с учебными программами, что вытекает из проблемы отсутствия в образовании целеполагания. В современном мире в условиях обилия доступной информации не достаточно просто информировать учеников и студентов. Необходимо дать им способы самостоятельного получения знаний, применения их в реальной деятельности, умение оценивать ситуацию и ставить задачи.
Проблема учебных программ усугубляется еще и тем, что в стремительно меняющемся пространстве новых технологических возможностей любые учебные программы подвержены устареванию. В этой связи острое беспокойство вызывает отсутствие инновационных методик в российском школьном образовании, массовая имитация инновационного подхода и освоение его только на бумаге.
При этом фигура российского учителя – это еще один пласт серьезных проблем. Сегодня практически нет специальных и, главное, честных исследований, посвященных учительскому сообществу. Может оказаться, и тому есть много подтверждений, что многих учителей вообще нельзя допускать до работы с детьми. Некоторые из них не в состоянии сдать тех тестов, которые должны сдавать ученики. Кадровая система, сотрудничество с педагогическим сообществом, само сообщество как нечто целостное – все это находится в России в зачаточном состоянии.
Несмотря на значительные затраты со стороны государства, система общего образования не отвечает требованиям высокотехнологического уклада, основанного на достижениях современной науки. Особое беспокойство вызывает снижение интереса у учащихся школ к изучению физико-математических и естественнонаучных предметов и отсутствие мотивации к поступлению в вуз на технические специальности, требующие глубоких знаний по этим предметам.
Наши дети – безусловно любознательные, инициативные, умные, но в определенный момент они перестают понимать, для чего получают все новые знания. Они не видят им практического применения и не понимают, чему и зачем их учат».
Красноречивы комментарии к тексту доклада Российской ассоциации содействия науке (РАСН), который был размещен на портале Нанотехнологического общества России (НОР).
Елена Бабенко:
«Я, наверное, живу в другой стране. Совершенно другие проблемы. Я учусь в школе. И на правах будущего выстрою приоритеты, как они видятся из средней провинциальной школы.
1. В докладе говорится, что главная проблема науки – организационная. Я думаю, что главная проблема науки – невостребованность. Социологические опросы показывают, что только 9% населения считают работу ученого престижной. Ошибкой будет свести все к деньгам. Медики, учителя, работники ЖКХ тоже не с серебра едят. Однако обгоняют по престижности ученых в разы.
Когда 91% родителей считают что их ребенку лучше заняться более престижной профессией, чем становиться ученым, когда 91% работников Минфина считают, что лучше профинансировать более нужные профессии… и далее по списку.
Прямо слышу возражение «Ты маленькая девочка. И не понимаешь, что руководитель страны сказал о важности науки».
А военным, школьным учителям или медикам он что-то другое говорил?
Необходимо изменить отношение общества к науке. Это первое. Потом долго-долго ничего нет. Это главное условие. Все остальные условия необходимые. Но недостаточные.
2. Насчет патриотизма и «патриотизма». Меня просто пугает разрыв между тем, что я ВИЖУ в школе и тем, что мне горят ВЗРОСЛЫЕ с экранов и из Интернета. В школе растет новое поколение. И оно не похоже, совсем не похоже, на то, что взрослые дяди, судя по их высказываниям, видели. В целом ДУМАЮЩАЯ часть поколения ближе к Манежной чем к либералам. Причем ни один опрос в лоб картины не выявит. Говорить правильно школьники тоже умеют.
«Проблема» превосходства российской школы в период до 5-ого класса успешно решается в Ульяновской области. Думаю и в Провинциальной России тоже. В Ульяновске 71 вакансия учителей начальных классов. На самом деле гораздо больше, но школы переходят на предметную организацию начальной школы.
3. Учителей лучше не трогать. А то и те разбегутся. Недостаток учителей в начальной школе решают путем фактической ликвидации ее. А если такое же положение с кадрами доберется до выпускных классов?
4. Все что про школу может правильно, но не о том. И не так. Сам подход. Ученик должен это, учитель должен то. Держателя долгов не подскажете?
Если взять реальные провинциальные школы, то думаю в большинстве школ две главные проблемы.
Первая. Последствия победы криминальной революции в России. Конечно фильм Гай Германики «Школа» имеет малое отношение к действительности. Но и критика, говорящая что в школах так не бывает, тоже не права. Бывает и хуже. В целом мне видится так. В конце 70-х в школах СССР началась криминальная революция. В России сначала в Казани. Учителей власть бросила один на один с проблемой. А ПОТОМ ЭТИ ШКОЛЬНИКИ ПРОСТО ВЫРОСЛИ. И сейчас эта проблема никуда не ушла. В прессе Ульяновска и руководством Ульяновской области проблема поднимается. Но только если она переходит границы Уголовного кодекса. А что делать если это просто «наезды» и грубость учителям ? А вы тут все о либерализме. Да некоторые живого либерала не видели. А вот гопников сколько угодно. Это меняет самое важное и при этом самое неуловимое, не выявляемое математикой – атмосферу школы.
Вторая. Подход «школьник все выдержит» неверен в принципе. Это приводит к заболеванию ВСЗ – Выучил, Сдал и Забыл. Пример. Девочка сдает «на пять» закон сохранения в изложении М. Ломоносова и идет к ворожее купить амулет от сглаза. Как говорится, мозг не задет.
5. С грантами я знакома только по работе в «Красном Кресте» летом. Мне лично система грантов не понравилась крайне. Может, я плохо ее понимаю? Гранты выдаются небольшому количеству участников. Вот предлагается дать 2000 грантов молодым ученым. А остальные должны бросить науку? Не знаю как в других городах, а для Ульяновска 6000 рублей недостаточно для аспиранта. Учитывая, что это очень умный молодой человек и неплохой специалист в своей области.
6. Проект MegaScience, конечно, интересен и, наверное, важен. Но у нас не нашли 150 млн. рулей на спасение Богородицкого технохимического комбината. Без продукции которого не работал бы БАК в ЦЕРНе. Что касается международного сотрудничества… С Западом наше сотрудничество предсказуемо непродолжительно. Если не новое столкновение на тему «у кого больше демократии», то новая война на Кавказе столнет нас с Западом. Если сотрудничать с Китаем, то это будет односторонняя передача технологий. В таких условиях, конечно, ученые интересовать будут. Но финансировать никто не будет».
Павел Краснов:
«Полностью солидарен с Еленой Бабенко, моей землячкой. Она более или менее описала реальное положение дел в школе. Я с этим знаком не понаслышке, у меня мать 25 лет работает в школе учителем русского языка и литературы, из которых лет 15 — в нашем провинциальном Ульяновске. Каждый день она рассказывает, как все хуже и хуже становится работать в школе. Причина — государство и его реформы. Лучше бы господа наши реформаторы остановились, пока не поздно стало. Состояние дел в образовании и науке намного хуже, чем вы себе представляете. В провинциальном городке (я, как и Елена Бабенко, тоже с Ульяновска), все эти реформы работают абсолютно с противоположным эффектом».
Александр Шабанов:
«Решать проблемы российской науки предлагаемыми мерами — это все равно, что лечить нос сифилитику с помощью нозола. Болен весь организм, а не только наука или экономика, и не только в России. Мир фактически поставлен на грань цивилизационной катастрофы, а мы все еще пытаемся в него вписаться, кого-то там догнать по количеству публикаций. Но приводить в пример историю науки СССР тоже не стоит, Станислав Ордин прав. Нужно создавать новую систему и начинать с самого основания, с выяснения причин системного мирового кризиса и поиска путей его преодоления. Россия может быть первопроходцем в этом деле и примером для всего мира. Если вы, уважаемые ученые и инженеры, думаете, что за вас это сделают экономисты, юристы или политики, то вы глубоко заблуждаетесь. Только тот, кто работает в реальной экономике и знает, что ему нужно для работы, может сформулировать требования к новой системе».
Это обсуждалось в 2013 году. Не сказать, что положение дел с тех пор не изменилось. Мы научились готовить чемпионов – российские школьники занимают призовые места на международных олимпиадах. Только это напоминает ситуацию с большим спортом: подготовка чемпионов поставлена на поток, а массовый спорт в загоне. ЕГЭ по-российски – это забег на короткую дистанцию, а школа должна готовить своих выпускников к путешествию длинною в жизнь.
Про решения проблем российского образования… Можно напредлагать и напринимать множество программ, направленных на выправление ситуации, но все эти решения и программы упрутся в плотину непонимания, рассогласованности действий тех, кто программы принимает, и тех, кто их должен выполнять.
В докладе РАСН о состоянии науки в РФ верно подмечено: «Главным вектором для становления технологической мощи страны должно стать образование в инженерной и естественнонаучной сферах. А в самом образовании главная цель — захватить внимание молодого человека, дать ему нечто, что будет ярче телевизора и интереснее компьютерных игр. Здесь становится понятным препятствие, до сих пор тормозящее многие правильные инициативы со стороны государства: это разрыв между стратегами, теми, кто принимает решения в правительствах на федеральном и местном уровнях, и теми, кто непосредственно работает со студентами и должен эти решения воплощать в жизнь».
А разрыв между стратегами и исполнителями проявляется в российской действительности регулярно и повсеместно, про что еще Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин говорил: «Самые плохие законы – в России, но этот недостаток компенсируется тем, что их никто не выполняет».
К тому можно присовокупить замечание Георгия Малинецкого: «На прошедшем в ноябре 2019 года общем собрании РАН ряд выступавших подчеркивали, что с 2002 года ни один документ, касающийся стратегического развития науки и инноваций в России, не был выполнен в достаточном объеме. Это позволяет говорить о кризисе системы стратегического планирования в стране. Крайности сходятся – если все занимаются стратегиями, значит, всерьёз ими не занимается никто, и руководитель остается один на один с проблемами страны там, где было бы естественно привлечь экспертов, ученых, современные технологии. Дело в том, что для того, чтобы советники, помощники, ученые действительно были полезны, они должны иметь достаточно полную информацию о решаемой проблеме, в основных чертах картину реальности и цели лица, принимающего решения. Для этого нужен высокий уровень доверия к специалистам, привлеченным к выработке решения, и высокая квалификация последних. Без этого, они, как правило, бесполезны. Без этого возникает ситуация, которую один из чиновников афористично обрисовал так: «Набирали верных, а спрашивают как с умных».
Ситуация усугубляется тем, что умные уже давно поняли, что Родина не одарит их привилегиями развития бизнеса за то, что они умные до такой степени, что смогли «умный бизнес» создать. Отжать бизнес – да, это на родине могут, а «зеленый свет» включить для всех, а не только для ближнего круга – это за гранью функционала российской административной машины. Потому и уходят наши успешные предприниматели в места весьма удаленные, типа Ирландии, как братья Бухман со своим Playrix.
В игры Playrix ежемесячно играют более 100 млн человек по всему миру. В 2016 году компания впервые попала в рейтинг AppAnnie, который оценивает самых прибыльных разработчиков мобильных приложений, и заняла там 32-е место. Спустя всего два года российская команда поднялась на 9-е место, обойдя таких игровых гигантов, как EA, Zynga и Nintendo, а также оставив позади Netflix и Google. Успех Махтиев объясняет опытом, правильным маркетингом и гейм-дизайном: «Они глубинно разрабатывают каждую игру, их персонажи проработаны на детальном уровне». «Playrix грамотно использует особенности жанраmatch-3 и создает историю, из-за чего у пользователя появляется мотивация продолжать игру. Они — одни из первых, кто создал нарративные игры в жанре “три в ряд”», — добавляет замглавы игрового направления Mail.Ru Илья Карпинский. По данным AppAnnie, в августе 2019 года Playrix заняла третье место по выручке среди всех мобильных игровых компаний. Их опережают только китайские гиганты — Tencent и NetEase. Крупнейшие рынки Playrix — США, Китай, Япония, Европа и Россия.
Сейчас штаб-квартира Playrix находится в Дублине, в компании работает 1300 человек как в офисах (Вологда, Москва, Киев, Ереван, Алма-Ата), так и удаленно. Бухманы признаются, что хотели переехать в США, а на Ирландии остановились случайно — понравились пейзажи и корпоративное право. Теперь оба живут в Лондоне, но не исключают, что однажды вернутся в Россию.
Почему Игорь и Дмитрий Бухманы перенесли свой бизнес подальше от родной Вологды? Ответ на этот вопрос попытался найти журналист Михаил Ростов. Сами братья Бухманы говорят журналистам, что побудительной причиной их отъезда из России стал конфликт вокруг земельного участка, где был построен вологодский офис принадлежащей братьям компании Playrix. Михаил Ростов считает, что причина лежит глубже: «не от холодного климата уехали братья Бухманы (Дублин тоже не в Африке находится) и не от той человеческой среды, которая их окружала в Вологде, а от почти физического ощущения несправедливости и несвободы, от триумфа сиятельных ничтожеств, водружающих свои зады в руководящие кресла».
Перенос братьями Бухман высокотехнологичного бизнеса за пределы России – частный случай, за которым стоит большая проблема. Эту проблему журналисты РБК Владимир Дергачев и Маргарита Грошева обозначили как «Бизнес в России становится все опаснее». В своей статье они пишут:
«Российский бизнес считает антикоррупционную деятельность силовых структур неэффективной и не доверяет им, одновременно отмечая рост коррупции. Это показал опрос Федеральной службы охраны (ФСО), проведенный для омбудсмена Бориса Титова.
27 мая 2019 года президент Владимир Путин встретился с уполномоченным по защите прав предпринимателей Борисом Титовым. Бизнес-омбудсмен представил главе государства ежегодный доклад о положении дел с правами человека в предпринимательской сфере.
Приложением к докладу стал экспертный опрос Федеральной службы охраны. Спецслужба интересовалась оценкой бизнес-климата со стороны специалистов (адвокатов, ученых-юристов, прокуроров и правозащитников) и предпринимателей, подвергшихся уголовному преследованию. Всего были опрошены 181 специалист и 211 предпринимателей в 37 регионах.
Первая часть исследования – сборный опрос специалистов и переживших уголовное преследование предпринимателей об общем состоянии бизнес-климата в стране
Среди экспертов 69,2% не считают ведение бизнеса в России безопасным. По результатам опроса в 2017 году их доля составляла 57,1%, в 2018 году – 67,2%. Бизнесмены относятся к перспективам ведения бизнеса в стране еще скептичнее – 84,4% считают это небезопасным.
Доля респондентов, считающих, что российские законы не гарантируют защиту бизнеса от необоснованного уголовного преследования, почти не изменилась: в 2018 году – 70,5%, в 2019 году – 70,7%
Растет доля опрошенных, не доверяющих силовым структурам: в 2017 году – 45%, в 2018 году – 51,5%, а в 2019 году – 66,7%. Более половина (55%) не доверяют судам. Всего 43,3% респондентов доверили бы разрешение хозяйственных споров государственному суду, 30,1% – третейскому, 10,8% – вообще никому.
Две трети экспертов (66,9%) не считают правосудие в стране независимым и объективным.
ФСО фиксирует рост сомнений в антикоррупционной деятельности силовиков – большинство опрошенных (69,4%) назвали ее неэффективной или скорее неэффективной. 37,7% считают, что уровень коррупции за последний год не изменился, еще в сумме 30,8% – что в той или иной степени вырос.
Вторая часть исследования ФСО – ответы специалистов на вопросы о ситуации с уголовным преследованием за преступления в сфере экономики.
Основной причиной того, что не все возбужденные уголовные дела в экономической сфере доходят до суда, 55% респондентов назвали низкий профессионализм следователей; 47% говорят о необоснованном возбуждении уголовных дел; 27,6% – о том, что уголовные дела используются для усиления переговорной позиции и для получения информации в корпоративных и хозяйственных спорах. Еще 39,8% видят в уголовных делах способ давления на бизнесменов и инструмент борьбы с конкурентами.
Третья часть исследования – ответы опрошенных ФСО предпринимателей, подвергшихся уголовному преследованию, об обстоятельствах возбужденных дел.
Причиной возбуждения большинства уголовных дел предприниматели называют бизнес-конфликт (41%) и личный интерес силовиков или чиновников (36,7%). Более половины опрошенных предпринимателей рассказали об изъятии электронных носителей (60,9%) и оригиналов документов (74,5%). Только треть предпринимателей (33,7%) указали, что в ходе досудебного расследования у них не забирали используемое в бизнесе имущество.
84,3% предпринимателей в результате уголовного преследования полностью или частично потеряли бизнес, 73,8% следствием назвали потерю рабочих мест. В среднем на одного предпринимателя, подвергавшегося уголовному преследованию, приходится 130 сотрудников, потерявших работу. Менее половины участвовавших в опросе предпринимателей готовы после уголовного преследования продолжить бизнес в России.
Наиболее травмирующими для бизнесменов стали их заключение под стражу (23%) и контакты силовиков с контрагентами (20,8%). Далее шли давление на сотрудников (15,1%), арест банковских счетов (12,5%), изъятие документов (7,8%), арест товара (2,6%).
Для более чем 60% предпринимателей уголовное преследование привело к потере здоровья и репутации, 54,5% потеряли бизнес, 38,7% – большую часть активов, 29,3% – деньги на решение вопроса об отказе от преследования, 27,7% – сократили инвестиции.
Социологическая служба ФСО проводит опросы по заказу уполномоченного по правам предпринимателей уже третий год, и отношения с ней сложились очень конструктивные, рассказал Борис Титов. «В защите бизнеса дел по-прежнему непочатый край», – считает омбудсмен. По его словам, на фоне низкого доверия респондентов к законодательству, силовикам и судам предложения по изменению УПК выглядят особенно актуальными.
Увеличению доверия бизнесменов к силовикам должны способствовать справедливое правосудие, объективное следствие и невовлечение силовых структур в хозяйственные споры, считает президент «Опоры России» Александр Калинин. Он считает необходимым усиление полномочий органов прокуратуры в уголовном процессе для восстановления баланса следствия и дознания.
По итогам встречи с Борисом Титовым российский президент согласился с необходимостью бороться с «несуразными» проверками бизнеса. Кроме того, он предложил проанализировать ситуацию с использованием залога для бизнесменов вместо жестких мер пресечения».
Таковы цифры и мнения, приведенные журналистами РБК Владимиром Дергачевым и Маргаритой Грошевой. Выводы каждый может сделать сам, разве что стоит добавить к тому откровения блогера Ильи Переседова, который пишет:
«Главная проблема предпринимателей в России сегодня (особенно в среднем и малом бизнесе) – не просто элементарная нехватка наличности и денежных средств, а то, что на глазах перестраиваются и перенаправляются каналы циркуляции денег. А вместе с этим – внимание и интерес крупных игроков теневой сферы экономики русского мира.
Раньше бизнесменам-патриотам средней руки легко было уживаться с коррупцией, когда аппетиты крупных коррупционеров практически полностью удовлетворял поток нефтедолларов и продуктовый/промышленный импорт/экспорт федеральных масштабов.
Коррупционер, с которым сталкивался по жизни наш перекупщик/лавочник, по своей натуре был полностью ему идентичен – такой же торгаш, который имел свой маленький гешефт за счёт продажи разного рода госуслуг и сопутствующих им послаблений. Вместе они быстро находили общий язык и расставались оба в прибыли, довольные друг другом.
Теперь же родственный коррупционным акулам экспорт перекрыт санкциями, продуктовый импорт – антисанкциями, а чтобы сохранить привычную жизнь на уровне мировых стандартов, хищникам нужно получать национальной валюты в два раза больше, чем раньше. Всё это провоцирует у них интерес к делянкам, которые до этого жили сами по себе под опекой мелких и средних коррупционеров.
Добавим к этому описанию деталь, что многие из наших акул и демиургов коррупции имеют непосредственное отношение к государственным институтам, от которых теперь стопроцентно зависит, какому бизнесу жить, а кому – нет, и картина получится достаточно точной.
Существует авторитетное мнение, что изначально «партия войны и защиты интересов России на Украине» руководствовалась не внешними интересами страны (пусть даже весьма своеобразно понимаемыми), а собственными внутренними амбициями: операция «кругом враги и мы в осаде» показалась им идеальным прикрытием для того, чтобы оправдать атаки на активы и сферы коммерческих интересов российских «западников» от политики и бизнеса. Но многое пошло не так, и теперь происшедшие перемены стали провоцировать их на радикальное переустройство всего экономического пространства страны.
Война санкций полностью меняет ситуацию с бизнесом в России, по сути, переводит его в распределительный режим – своеобразный переходный этап к военизированной плановой экономике, в котором, правда, можно зависать вечно. Что я имею в виду, когда говорю о «распределительном режиме», в который входит наша экономика? – Всё очень просто: в руках у сильных русского мира оказались сейчас кнут и пряник (новый образ державы и скипетра).
Кнут – карательные инструменты: отлаженная годами система проверок бизнеса, имеющая 100% ручной режим управления; новые законы, которые создают возможности для дополнительных оброков и разделение бизнесменов на своих и чужих, чистых/нечистых; риторика вражды официальных СМИ, готовая выставить предателем и врагом любого заказанного предпринимателя, от олигарха до кондитера.
Пряник – система государственных дотаций, послаблений, тендеров, разнообразных отсрочек, бонусов и инсайдов. Всё, что позволяет «своим» и нарочито лояльным с меньшими потерями проходить через эти трудные времена.
Но если указанная ситуация сохранится на годы, мы имеем все шансы оказаться в системе, в которой капиталистическая модель свободного обогащения окажется серьёзно искажена. Возможность заниматься бизнесом формально останется у каждого, но на успех при этом смогут рассчитывать лишь те, кто будут иметь устойчивый и доверительный контакт с госсектором и проявят готовность делиться в случае, если их поляна покажется интересной кому-нибудь из именитых «санитаров леса»».