Сейчас на Западе получил гражданство термин «политкорректность», играющий примерно ту же роль, что выражение «антисоветские настроения» в эпоху коммунистического режима. Это обвинение, не требующее доказательств. Так вот, любой призыв к ограничению, урегулированию или хотя бы учету иммиграции объявлен неполиткорректным. Если взглянуть более широко, то становится ясно, что иммиграция совершенно необходима для компенсации падения рождаемости, поскольку Запад желает сохранить привычный уровень комфорта и социальной защищенности — работать-то кто-то должен. Он стоит перед выбором: либо резко увеличить налоги, снизить пенсии, льготы по лечению, либо поручить заселение своих стран выходцам из третьего мира.
Надо помнить, что пессимистические прогнозы легко формулируются и оказывают широкое влияние, но не всегда оправдываются. Возникает сомнение, не так ли обстоит дело и теперь. Крупный американский политик и политолог Патрик Бьюкенен обсуждает этот вопрос в книге «Смерть Запада» и приходит к следующему выводу: смерть Запада — не предсказание, не описание того, что может произойти в некотором будущем, это диагноз, констатация происходящего в настоящий момент. Нации первого мира вымирают. Они оказались в глубоком кризисе не потому, что случилось что-то с третьим миром, а потому что чего-то не случилось у них самих, в их собственных домах.
Другой признак упадка Запада связан с его экономикой. Капитализм, обеспечивающий колоссальную производительную мощь Запада, является очень парадоксальным явлением. На это указал исследовавший генезис капитализма Зомбарт еще в XIX веке в книге «Буржуа» и других работах. Главным фактором, обеспечивавшим неслыханный успех капиталистической системы хозяйства, он считает явление, которое характеризует сложным термином «коммерциализация хозяйственной жизни». Под этим он подразумевает, что благодаря рынку центр тяжести хозяйства перемещается с непосредственного производства на торговые операции. Человеческие, хотя бы и примитивные, эгоистические символы, типа: нажить капитал, увеличить свой социальный статус, приобрести дворянство и так далее— вытесняются более абстрактными целями, например неограниченным увеличением капитала компании. Перед экономикой стоят нечеловеческие цели. Это осуществляется при помощи определяющей роли, которую играют банки, продажа ценных бумаг и биржа. Теоретически анализ Зомбарта был очень ярко подтвержден реальностью ХХ века. Действительно, крупнейший кризис экономики ХХ века в 1929–1933 годах начался именно с биржевого краха на Нью-Йоркской бирже, так называемый «черный» четверг 29 октября 1929 года. Да и теперь состояние мировой экономики определяется индексом продажи определенных бумаг на бирже, а не уровнем производства предметов, необходимых в реальной жизни. Во второй половине ХХ века эта линия развития совершила еще один резкий виток. Согласно различным оценкам, сейчас в сфере биржевых спекуляций вращается в десятки, а по некоторым данным, в сотни раз больше средств, чем в сфере реальной экономики, то есть колоссальные денежные суммы реально ничтожно мало обеспечены. Это усиливается еще и тем, что в 1944 году на конференции в Бреттон-Вудсе ведущие капиталистические страны согласились принять в качестве мировой валюты американский доллар, который обеспечивался золотым запасом США. Но в семидесятые годы это обеспечение было аннулировано правительством США. Надо еще заметить, что печатание доллара доверено группе частных банков Соединенных Штатов, которые могут печатать любое количество долларов в так называемой Федеральной резервной системе. Мировая экономика приобрела характер тех пирамид, которые у нас расплодились в девяностые годы. Ее судьбу трудно иначе себе представить, как неизбежное в таких ситуациях банкротство. Оно бы уже и произошло, если бы существующее положение не было выгодно мировому финансовому капиталу, и особенно грандиозным транснациональным компаниям. Они и поддерживают это положение, иногда чисто силовыми методами. Например, атакой на конкурирующую с долларом валюту.
Руководители Федеральной резервной системы — сначала Волькер, а потом Гриншпан — заявили, что мир сейчас переходит на новый этап экономического развития — постиндустриальную экономику. Реально это и выражается в том, что в спекулятивную экономику вкладывается все больше средств сравнительно с экономикой производящей. Это естественный итог эволюции западного капитализма. Он начал развиваться в Англии за счет деревни. Крестьяне были согнаны со своих общинных земель. В поисках работы они бродили по стране, их ловили, клеймили раскаленным железом, вешали. Так, с одной стороны, создавался городской пролетариат, с другой — за счет доходов с захваченных земель создавалась промышленность. В результате в Западной Европе и Северной Америке крестьянство было сведено к малой части населения, а его духовное, этическое, эстетическое влияние на общество уничтожено. Теперь, всемерно укрепившись, капитализм аналогично стремится покончить со всяким реальным производством. Да и картина жизни получается полностью искаженной.
В доходы сейчас зачисляются выигрыши при спекуляциях на бирже. В результате кажется, что жизненный уровень быстро растет. Но западные критики этой ситуации приводят такой аргумент. Положим, что была бы легализована проституция или торговля наркотиками. Были бы созданы акционерные компании, которые выпускали бы акции, вращавшиеся и продававшиеся на бирже. Тогда можно было бы сказать, что жизненный уровень вырос еще во много раз. Но если считать по так называемым потребительским корзинам, по тому, что реально нужно для семьи, включая медицинское обеспечение, образование и все инфраструктуры, тогда выходит, что жизненный уровень неуклонно понижается, включая и США, и другие западные страны. Вот уже сообщают об отключениях электроэнергии в Калифорнии тамошними Чубайсами — такое знакомое для нас явление. Это ли не признак кризиса? Но ведь раковая опухоль гибнет после того, как она уничтожит организм, в котором она существовала. Таково же положение в капиталистической экономике в западной цивилизации.
Кризис Запада: духовные факторы
Во-первых, это потеря западными странами своего национального лица, как говорится, «идентичности». Положение в США подробно обсуждается в книге известного политолога Хантингтона «Кто мы», изданной в 2004 году и в том же году переведенной на русский. Главным разрушительным фактором является колоссальная иммиграция латиноамериканцев, в основном мексиканцев. Рядом статистических данных автор убедительно показывает, что эти новые американцы совсем не хотят ассимилироваться. Например, они не торопятся хорошо овладеть английским, стараются сохранить владение испанским. Им чуждо американское стремление к большему заработку, они готовы довольствоваться более низким уровнем образования. Создается опасность, что американский народ перестанет объединяться общим «символом веры», как его называет автор. Уже в следующем поколении США могут стать двуязычной и двухкультурной страной. Другой признак был указан еще Шпенглером, который писал: «Для западноевропейского человека уже нечего ожидать великой живописи или музыки». Это предсказание выполнилось.
Но сейчас видно, что и великая литература западной цивилизации осталась в прошлом. В ХХ веке уже не возникали и великие философские системы, такие, как Канта или Гегеля. И даже грандиозная система материалистического, естественнонаучного описания мира, может быть, величайшее по красоте и широте замысла творение западной цивилизации, видимо, тоже кончается. Все знают или, по крайней мере, слышали о переворачивающих наше представление о мире научных открытиях первой половины ХХ века, таких, как квантовая механика, теория относительности, генетика. В последней был открыт материальный носитель наследственности — ген, обнаружено линейное расположение генов в хромосоме.
То же, что происходило во второй половине ХХ века, как мне кажется, является лишь реализацией высказанных ранее идей. А ведь именно культурными своими достижениями западная цивилизация стала привлекательной для представителей других цивилизаций. Эта обаятельность созданной на Западе цивилизации помогла ей привлечь к себе представителей некоторых слоев других народов и облегчала ее экспансию в не меньшей степени, чем порох или канонерки. Однако теперь все это блистательное развитие уже позади.
Такие имена, как Микеланджело и Ньютон, принадлежат сейчас Западу в такой же мере, как Пракситель и Архимед. А сомнительно, чтобы одни крылатые ракеты, атомные бомбы и счета в швейцарских банках смогли заменить эту притягательную сторону западной цивилизации. Когда сейчас говорят о великих достижениях человечества, то вспоминают о спутниках и компьютерах. Но ведь это не наука, цель которой открывать законы природы, а техника. И невольно вспоминается предсказание Шпенглера, который писал, что обычно все силы угасающей культуры сосредоточиваются на развитии техники. Да и современная техника настолько тесно связана с самыми последними достижениями науки, что трудно себе представить развитие одной без другой. К духовным сторонам западной жизни следует отнести и терроризм. Сейчас его связывают исключительно с исламским миром. Но предшествующий взрыву двух башен в Нью-Йорке широкоизвестный теракт в США произошел в Оклахома-сити, когда погибло 168 человек.
Пресса немедленно объявила виновными мусульман, но, пока их искали, выяснилось, что взрыв совершил чистый англосакс по фамилии Вей. Его как раз недавно казнили. Да и теперь в США бывает, что приходит в школу ученик младших классов и убивает нескольких своих соучеников. Полицию сначала поражала меткость. Иногда из шести выстрелов шесть попаданий. Потом выяснили причину. Оказывается, широко распространена детская игра, где у ребенка есть нечто вроде пистолета, а на экране монитора движутся люди. Если он метко нацелится и нажмет спуск, то на экране фигурка падает, течет кровь, разлетаются мозги. Так и отрабатывается меткость. Выяснилось, что это гораздо более дешевый способ учить меткой стрельбе, чем принятый раньше полицией. В результате полиция стала массово закупать эту детскую игру для обучения своих сотрудников.
Терроризм проявился и в Италии, и в Германии, причем отнюдь не как протест беднейших слоев. В Германии чуть ли не сын канцлера был замешан. То есть это протест против самого духа жизни Запада. Так и наркомания, уровень которой тем выше, чем богаче страна. Духовной основой западной цивилизации некогда служило христианство. Это была христианская цивилизация, хотя и основывавшаяся на специфическом христианстве, протестантско-кальвинистском, но все же в основе отношения к жизни представителей западной цивилизации лежал определенный комплекс христианских ценностей. И мы видим, что сейчас именно эти ценности враждебно атакуются господствующей идеологической верхушкой капиталистического общества.
Президент Чехии Гавел сказал: «Мы создали первую атеистическую цивилизацию в истории человечества». Хотя нам-то известно, что таких «первых цивилизаций» было уже много. Но несомненно, что на Западе сейчас действительно сложилась антихристианская цивилизация. Всякое напоминание о христианском прошлом Запада вызывает раздраженные протесты. Так, когда в 1998 году во Франции предполагалось празднование 1500-летия крещения короля франков Хлодвига, то все левые партии объединились в протесте, но двухсотлетие французской революции отмечалось за несколько лет до того как общенациональное торжество с прибытием глав многих государств. В Англии и Франции около половины населения, согласно переписи, заявили, что они не верят ни в какого Бога. В ряде стран, например в Великобритании, из присяги члена парламента изъяты слова, указывающие на христианскую веру.
В США верховный суд постановил изъять из школьных публичных библиотек все экземпляры Библии и творения отцов церкви. Запрещены молитвы в школах и колледжах США, запрещается молиться или даже перекреститься перед студенческими соревнованиями. В ряде случаев судебным постановлением указано убрать кресты или доски с выбитыми на них библейскими заповедями. Судебное постановление требует убрать со всех документов девиз штата Огайо, содержащий цитату из священного писания. В большом числе расплодились кощунственные изображения, вроде статуи «Писающий Христос» или коллажа «Богоматери Гваделупы», почти нагой, в бикини. Кроме этих нападок, имеющих целью вытравить даже память о христианском прошлом, другие нацелены на традиционные, хотя бы и не только христианские ценности. Такой является мощная кампания, имеющая целью вырвать женщину из семьи. В XIX веке американские профсоюзы боролись за зарплату, на которую рабочий мог бы содержать всю семью, включая и жену. В рабочей газете было написано: «Мы надеемся, недалек тот день, когда мужчина сможет обеспечить свою жену и семью, не заставляя женщину трудиться в нечеловеческих условиях на хлопчатобумажной фабрике».
Такая система, когда зарплата мужчины предполагала его способность содержать семью, утвердилась в США к 60-м годам прошлого века. Но тогда возникло феминистское движение, объявившее такое положение одним из методов угнетения женщины и противоречащим конституции. Был провозглашен и осуществлен принцип одинаковой платы за одинаковый труд. Десятки миллионов женщин переместились в офисы. Средняя заработная плата женщин повысилась; соответственно, зарплата мужчин понизилась. Теперь уже женщина волей-неволей по необходимости должна была работать, чтобы вместе с мужчиной содержать семью. Это изменение произошло при поддержке движения феминизма, объявившего семью пережитком рабства. Но теперь освобожденная женщина уже не может рассчитывать на прежнюю многодетную семью.
Проблема была решена широкой кампанией за свободу абортов. В 1973 году Верховный суд признал право на аборт одним из конституционных прав. В результате изменилось как отношение к абортам, так и их доступность. За 10 лет число абортов в год увеличилось до полутора миллионов. С тех пор их было сделано 40 миллионов. Римский папа назвал растущее число абортов победой культуры смерти. И действительно, одновременно пропагандируется и эвтаназия, то есть право врача на помощь в самоубийстве безнадежно больному. При этом учитывается и довольно стандартная ситуация, когда пациент не может сам принять решение и тогда оно принимается комиссией из представителей родственников, врача и юриста. Соответствующий закон уже принят в Голландии. Потеря традиционных ценностей, еще несущих следы христианского происхождения, и стремление к максимальному комфорту, то есть к «жизни для себя», вызвали ответную реакцию. Стали модными любые формы сексуальной жизни, лишь бы они не были связаны с продолжением рода, — гомосексуализм, лесбиянство и так далее. Они даже стали господствовать в жизни. Так, корреспондент газеты «Нью-Йорк таймс» пишет: «Три четверти людей, решающих, что поставить на первую полосу нашей газеты, оказались ярко выраженными гомосексуалистами». Когда организация бойскаутов подтвердила запрет гомосексуальных отношений в их среде, это было осуждено верховным судом штата Нью-Джерси и вызвало бурю протеста в печати.
Наконец, важно то, как Запад сам ощущает жизнь. Я помню хорошо, что после войны стали появляться одно за другим предсказания конца человечества, и причем все они шли с Запада, чего во время войны, хотя жизнь была гораздо тяжелее, совсем не было. Сначала это было связано с созданием атомной бомбы и предсказанием неминуемой атомной войны. Было и теоретическое объяснение, что человечество создало силы разрушения, во много раз превышающие его способность их контролировать. Потом появилась концепция демографического кризиса и неконтролируемого роста населения. Крупные биологи, социологи, деятели ООН утверждали, что человечество с этим не в состоянии справиться. Помню, в качестве примера приводилась Индия, которой предсказывалось неизбежное постепенное обнищание и голод. Но сейчас Индия экспортирует продовольствие. Наконец, была сформулирована концепция экологического кризиса. Тут приводились некоторые объективные факты — например, что сейчас гибнет каждый час один вид живого, если считать и растения, и животных. Это грозит в скором будущем потерей устойчивости биосферы, которая является грандиозной, неохватываемой нашим разумом системой взаимодействующих видов. Площадь лесов, которыми наша планета дышит, уже сократилась в два раза. И земля сейчас подобна существу с ампутированным легким.
Очевидно, что дело не в конкретной опасности, а в ощущении заката, надвигающейся гибели. Весь вопрос — в гибели чего? Такие ситуации уже в истории встречались. Например, историк Леопольд Ранке описывает такую же волну страхов, охвативших Европу в преддверии реформации. В одном городке даже произошла паника, когда трубу пастуха, созывавшего свое стадо, приняли за трубу архангела, возвещающего второе пришествие. Но за всеми этими страхами тогда скрывалось совершенно правильное чувство — объективное предчувствие конца, именно конца традиционного средневекового общества. Так, вероятно, следует оценивать и все предсказания гибели человечества, возникающие на Западе. И подобный конец имеет обычно некоторую репетицию. Это какое-то общее свойство органического развития. Так, наша революция 1917 года имела репетицию в виде революции 1905 года. И появлению позвоночных предшествовала тоже репетиция — развитие насекомых, овладевших сушей, воздухом, создавших общества. Вот такая репетиция на Западе произошла в конце шестидесятых — начале семидесятых годов ХХ века. Это были в основном волнения студентов и цветных — арабов во Франции, негров в США. Студенты захватили ряд университетов США, Сорбонну во Франции.
Выдвинулись теоретики этого переворота, указавшие на ряд болезненных, кризисных явлений в жизни Запада. Адорно, Маркузе тогда писали, что грядет неслыханная революция, которая потрясет все стороны жизни. Это будет революция, во-первых, экономическая — свержение капитализма, во-вторых, политическая — разрушение репрессивной демократии, в-третьих, национальная — освобождение цветных, в-четвертых, сексуальная— разрушение буржуазной семьи, и в-пятых, психоделическая — это новая культура коллективного принятия наркотиков и увлечения рок-музыкой, что вместе приведет к разрушению буржуазной индивидуальности. Казалось, Запад пошатнулся и вот-вот рухнет. Но каким-то чудом тогда он устоял. Но ведь никакого ответа на критику западного общества, сформулированную теоретиками этого движения, дано не было. Просто воля к жизни Запада на тот момент оказалась сильнее сил разрушения. Но теперь сформировавшиеся в ту эпоху молодые люди пришли в большую политику. Типичный пример — это чета Клинтонов или министр иностранных дел Германии. Хочу процитировать Патрика Бьюкенена, книгу которого «Смерть Запада» я уже упоминал. Он пишет: «Вероятно, так бывает с любой цивилизацией. Время Запада действительно на исходе. Его смерть предопределена обстоятельствами. И нет уже никакого смысла в прописывании больному новых лекарств. Пациент умирает. И тут уж ничего не поделаешь. Спасти его могут только возрождение веры и всеобщее пробуждение». Факты столь убедительные, что против этого заключения трудно что-либо возразить.
Историческая параллель
Так много фактов указывает в одном направлении, что вместе они приводят к единственно возможному выводу, который нам следует осознать. Мы переживаем критический момент истории: угасание западной цивилизации. Около половины тысячелетия она с невиданной продуктивностью и энергией навязывала свой дух все большему числу народов Земли. Как бы на нее ни смотреть, как на самое блестящее, реализовавшееся до сих пор раскрытие возможностей человека или как на раковую опухоль человечества, а может быть, угрожающую гибели всему живому — высказывались оба этих крайних взгляда,— ясно одно: это бурное развитие стремительно тормозится на наших глазах, близко к тому, чтобы остановиться. Пожалуй, наиболее близкая историческая параллель нашему времени — это закат античной, то есть греко-римской, цивилизации. Оба процесса совпадают вплоть до мелких деталей. И оба их легче понять, если проследить основные черты сходства. Здесь я могу сослаться на парадоксальный факт.
Лет восемь тому назад, потрясенный теми катастрофическими изменениями, которые происходили тогда в России, я написал статью, где сравнивал положение у нас и в Римской империи эпохи упадка. А теперь-то я вижу, что все те страшные признаки, которые я наблюдал в России, встречаются во всем западном мире. О причинах и следствиях подобного совпадения естественней поговорить позже. Перечислим основные эти признаки. Прежде всего, это депопуляция, а попросту — вымирание государствообразующих народов. По поводу современного Запада уже было приведено много фактов. В античности на это явление указывали очень многие авторы. Оно широко обсуждалось, и государство пыталось с ним бороться. Еще Август издал рескрипты, которые должны были способствовать созданию больших семей. Позже была создана система поддержки многодетных семей, в которую были вложены колоссальные капиталы. Еще раньше о том же явлении в Греции писал Полибий: «Люди не хотят воспитывать много детей и обыкновенно воспитывают одного или двух».
Параллельно происходил упадок деревни. А это общее явление, хорошо известное, что население, как правило, растет именно в деревне. Уже в I веке нашей эры богачи предлагали для обработки бесплатную землю, лишь бы предохранить ее от запустения. Население все больше стекалось в города, где существовало благодаря государственным раздачам хлеба. А эта мера в свою очередь усугубляла упадок сельского хозяйства. Видно, что сил, образующих государство и нацию, уже было недостаточно, чтобы поддерживать грандиозную империю. Тацит рассказывает о завещании, якобы оставленном Августом, где тот советует больше не расширять империю. Признак перехода империи к обороне — появление таких сооружений, как Троянов Вал, Стена Андриана и так далее. О падении сил, нужных для поддержания империи, свидетельствует и растущий сепаратизм. Мы видим эти явления и на Западе. В Великобритании Уэлльс и Шотландия имеют независимый парламент. Во Франции— баски, эльзасцы, бретонцы требуют права на самоопределение, корсиканцы — независимости.
В Италии существует лига, ставящая целью отделение северной Италии от юга. В Венеции есть партия, стремящаяся к отделению Венецианской области от Италии. В США президент Лиги единения латиноамериканцев заявил: «Калифорния станет мексиканским штатом. Все органы власти будут в наших руках. Если это кому-то не нравится, пусть уезжает». Это можно сопоставить с постоянными попытками отделения той или иной части Римской империи. Так в III веке пытается отделиться Галлия. На некоторое время отделяется Пальмира и даже захватывает Египет. После подавления этого движения происходит восстание с той же целью в Александрии. Вождей подобных сепаратистских движений было несколько десятков. Один историк III века называет даже эпоху с 260 по 270 год нашей эры эпохой тридцати тиранов. Значит, насчитывает 30 таких сепаратистских попыток.
Бросающимся в глаза общим признаком является распространение в верхнем слое общества противоестественных сексуальных отношений. Например, у Гомера мы еще не видим никаких указаний на них. А уже у Платона в «Пире» Алкивиад совершенно спокойно рассказывает присутствующим о своей попытке вступить в подобную связь с Сократом. В эпоху императорского Рима мы уже читаем об этих извращениях у таких разных авторов, как апостол Павел, Светоний, Лукиан, Петроний и так далее. А сейчас на Западе, например, супруга бывшего президента США Клинтона, выбранная сенатором от штата Нью-Йорк, отказалась участвовать в традиционном шествии в день Святого Патрика, так как организаторы отказались включить в него представительницу общества лесбиянок. Зато в параде лесбиянок она приняла участие.
В эпоху позднего Рима армия все в большей степени комплектовалась из наемников-варваров. Наиболее боеспособными были легионы, набранные в частях империи, лишь недавно к ней присоединенных: Германии, Фракии, Иллирии. Большинство наемников происходило из наименее цивилизованных частей империи. Это были арабы, мавры, фракийцы, бритты, германцы, сарматы. В то время как раньше войны, например пунические, выигрывались ополчением, набранным из римлян. Видимо, сейчас на Западе происходит утверждение принципа наемной армии. Великобритания поднялась до уровня великой державы, обладая только наемной армией. Тот же принцип унаследовали и США. Мы видим — это навязывается и у нас. Хотя из нашей истории можно было бы понять, что Россию много раз спасало народное войско, состоящее из людей, защищающих свою землю, свои дома. Принцип наемной армии тесно связан с идеей о новом типе войны, где, так сказать, наши не будут умирать. Это, по-видимому, важнейшая часть мировоззрения современного западного мира, что заметно хотя бы по любому приключенческому роману или фильму. Такой стандартный образ, как герой, отдающий свою жизнь за отечество, явно неприемлем для современного западного сознания. Видно, как в последнее время Запад, несмотря на свой милитаризм, болезненно относится к потерям, казалось бы, составляющим неизбежную сторону войны.
Они вызывают или паническое отступление, как было, например, в Ливане и Сомали, или же глубокое беспокойство в обществе. Чувствуется, что война идет как-то неправильно и виновное правительство сталкивается с угрозой потери власти. С аналогичным мироощущением жил и античный мир. Этому восприятию жизни был нанесен жестокий удар, когда в 410 году нашей эры Рим был взят и разграблен готами во главе с Аларихом. Вечное господство над миром вечного града Рима было одним из основ тогдашнего мировоззрения. Его катастрофа являлась нарушением мирового порядка. Язычники утверждали, что Рим был непобедим, пока чтил своих древних богов. Вину за катастрофу возлагали на победившее не так давно христианство. Современником этой катастрофы был блаженный Августин, и он размышлял над ее причинами. Собственно, эти размышления и составляют духовную основу его книги «О Божьем граде». Там он развивает другую концепцию истории, дающую иное объяснение этого крушения Рима. Его причину он видит в некотором порочном принципе, заложенном с самого основания римской истории.
Он называет ее страстью к властвованию — «libido dominandi». За успех в этом направлении прославлялись политические деятели при жизни, им ставили статуи, а после смерти они входили в историю как римские герои. Августин пишет: «Помимо других человеческих пороков, этот порок глубоко укоренился во всем римском народе. После того как страсть к властвованию обуяла немногочисленных вельмож, она овладела всеми остальными римлянами и поработила их всех». Сама возможность добиваться почестей не установилась бы в Риме, если бы там не господствовало честолюбие. Честолюбие развилось, так как народ был испорчен корыстью. Корыстным римский народ стал вследствие успеха и участия в завоеваниях. «Народу, подпавшему этому пороку, — говорит Августин, — очень трудно от него избавиться. Страсть к властвованию толкает его на завоевания. А каждый новый успех увеличивает эту страсть».
Тут образуется подобие порочного круга. Но ведь западная цивилизация всегда основывалась на этом духе. Сейчас она не имеет, собственно говоря, никакой другой духовной основы, кроме чувства силы и стремления к власти, причем в гораздо более широком диапазоне, чем какая-либо ранее существовавшая цивилизация: не только в отношении ко всем другим народам, но ко всей природе, о чем говорят призывы «Знание — сила» или «Победить природу». После террористического акта 11 сентября 2001 года, столь же сокрушительного для западного мировоззрения, как и разграбление Рима готами в 410 году — для античного, казалось бы, можно было ожидать недовольства в США по адресу администрации, допустившей такой грандиозный просчет или такую жестокую провокацию, в зависимости от того, какое объяснение принимать. Но администрация сумела избежать такой критики и смогла даже вызвать рост популярности за счет апелляции к этим коренным чувствам. Сразу были указаны «страны-изгои» и декларирован «удар возмездия». Через несколько дней они осознали, что этот термин слишком скандален, и заменили его другим, но обещание падающих бомб, авиационных налетов все же вызвало воодушевление населения и прилив симпатии к правительству. И только постепенное увеличение потерь в Ираке вызвало упадок этого упоения силой и, одновременно, упадок популярности правительства. На этот процесс можно взглянуть и с большей исторической перспективы.
Это, собственно, и есть ядро той «исторической концепции», которую я хочу изложить. Запад создал совершенно уникальную цивилизацию. Причем, по существу, к ней принадлежал и Советский Союз. Я помню, что мысль о принципиальном единстве цивилизации, созданной на Западе и в Советском Союзе, пришла мне в голову давно, еще в период коммунистического режима. И когда в разговорах указывали на принципиальную, казалось бы, противоположность между социалистическим и капиталистическим обществом, я возражал, что будущий археолог этого различия просто не обнаружит, если он будет использовать те же методы, которые и сейчас археологи используют для изучения древних цивилизаций, исследуя их на основании материальной культуры. Первое, что бросится им в глаза, будет невиданная концентрация населения в больших городах, причем совершенно одинаковая и в социалистическом, и в капиталистическом мире.
На этот признак современной цивилизации стоит обратить внимание: она является городской цивилизацией, более того — цивилизацией больших городов. На эту черту современной западной цивилизации я отнюдь не первый обратил внимание. Еще в начале ХХ века Шпенглер писал: «Мировой город и провинция — выдвигают новую проблему, которую мы, люди современности, переживаем, не понимая всей ее огромной важности. Вместо мира — город, отдельный пункт, в котором сосредоточивается вся жизнь обширных областей, тогда как все остальное засыхает; вместо народа — новый кочевник, паразит, обитатель больших городов; это огромный шаг к неорганическому, к концу». И дальше он формулирует: «Мировой город означает собой космополитизм вместо родины», «Мировой город населен не народом, а массой». Прошло сто лет, и один из руководителей современного мира, Жак Аттали, бывший президент Всемирного банка реконструкции, рисует ту же картину нашего будущего: «Человек должен покончить с «национальной привязкой» и семейными узами, превратиться в номада (то есть «кочевника», как говорил Шпенглер. —И.Ш.), стать искусственным существом, которое можно будет купить или продать, как любой другой предмет или товар». Эта чисто городская цивилизация «космополитов» выделяется из общей картины истории, как ее можно представить за последние тысячелетия.
В истории возникают и гибнут цивилизации разного типа: египетская, месопотамская, античная, западноевропейская, цивилизации Центральной и Южной Америки и т.д. Но при всем этом человечество живет в основном при одном и том же укладе жизни. И продолжается это много тысячелетий. Подавляющую часть населения составляют крестьяне. Города в этой жизни играют очень важную роль, но лишь как вкрапленные в земледельческое население центры по формированию культуры.
Города и деревня были равно необходимы друг другу и развивались в определенном состоянии равновесия, нарушавшемся лишь в некоторые периоды кризиса. Похоже, что и возникли они почти одновременно в исторических масштабах, в так называемом плодородном полумесяце, простирающемся в Малой Азии — от Кавказа до дельты Нила. Если я правильно понял стандартные книги по археологии, то такой образ жизни появился примерно 10 тысяч лет назад или еще раньше. Крупнейший археолог ХХ века Гордон Чайлд связывает его с переворотом, который он называет неолитической революцией. Сначала земледелие было мотыжным. И этот период отразился в так называемой «эпохе расписной керамики», поселения, относящиеся к ней, были распространены от Китая до центральной Европы. У нас наиболее разработанным и известным является Триполье, вблизи Киева. Потом земледелие стало плужным. Этот тип жизни вполне продуктивно сотрудничал с индустриальным развитием города. В ХХ веке Кондратьев назвал его двусторонним аграрно-индустриальным типом народного хозяйства. Ранние его стадии хорошо описаны в книгах археолога Редфилда. Он говорит: «Город дает деревне как бы другое измерение и не противоречит ее идеологии».
Таким, например, было общество Афин периода расцвета их культуры. Бытовая сторона жизни особенно четко видна в комедии, например у Аристофана. Там ясно видно, что городская жизнь Афин эпохи Перикла и немного позже в значительной степени была жизнью крестьян соседних деревень, сходившихся в городе. Именно они составляли народное собрание и суд, вмешивавшийся во все обстоятельства жизни. Они были зрителями трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида, которых, в свою очередь, можно назвать античными «деревенщиками», аналогами нашего направления деревенской литературы. Для них возводился Акрополь и на улицах стояли статуи Фидия. Такой же была жизнь и России вплоть до начала ХХ века. При всей утонченности возникшей в городах культуры в ней господствовали этические, эстетические и религиозные принципы, выработанные деревней. Но постепенно в Западной Европе стал утверждаться другой тип жизни, основанный на господстве городов. Первые его черты стали проявляться в Италии позднего средневековья. Тогдашние авторы даже удивлялись: до того статус человека в обществе определялся его положением в деревне, его земельными владениями, а теперь стал зависеть от положения в городе. Возникло общество чисто городское, индустриальное. Оно завоевало свое место в борьбе с деревней. Решающий шаг был сделан в Англии, где крестьян сгоняли с общинных земель, клеймили раскаленным железом. Когда их, как бродяг, ловили — выжигали букву «V» (vagabond — бродяга). А если ловили уже заклейменного, то его вешали. Тем самым их заставляли селиться в городах, и они образовывали городской пролетариат.
Этот тип жизни был связан с бурным развитием науки и основанной на ней техники. С созданием капитализма спекулятивного типа он оказался чрезвычайно агрессивным. Насилием и войнами он разрушал общества другого типа и подчинял их себе. Маркс приводит документально подтвержденный факт, как английский парламент создал комиссию из ведущих тогдашних экономистов в Англии для выработки путей разорения индийских ремесленников и ткачей, с которыми не могла конкурировать английская промышленность и потому не могла захватить индийский рынок. Средства нашлись, и столь эффективные, что спустя несколько лет генерал-губернатор сообщал: «Дороги Индии усеяны костями разоренных ремесленников». Тем не менее в «Коммунистическом манифесте» читаем: «Дешевые цены ее (то есть буржуазии. — И.Ш.) товаров— вот та тяжелая артиллерия, с помощью которой она принуждает к капитуляции самую упорную ненависть варваров к иностранцам». Оказывается, Маркс на самом деле хорошо знал и о других средствах, кроме дешевых цен. Вовсе не буржуазия и пролетариат были главными антагонистами в драме истории в период капитализма, а город и деревня. В том же «Коммунистическом манифесте» написано: «Буржуазия подчинила деревню господству города. Она вырвала значительную часть населения из идиотизма деревенской жизни». Это выражение — «идиотизм деревенской жизни» — изящная шутка Маркса. Выражение действительно происходит от греческого слова «идиотес», что значит «одинокий, изолированный», и в буквальном смысле должно бы означать изолированность деревни, но, конечно, несет в себе именно представление деревни как общества, в котором живут полуидиоты.
Есенин, поэт, очень чутко ухватывающий социальные тенденции, сказал об этом: «Город, город, ты в схватке жестокой окрестил нас как падаль и мразь». И это действительно было только идеологическим аспектом той же самой борьбы города и деревни. На самом же деле концепция «темноты», «дикости» деревни — это всего лишь пропагандистский прием, возникающий в период, когда городская европейская цивилизация стремится подчинить себе весь мир — вроде того, как немецкие национал-социалисты объявили славян недочеловеками (Untermensche). Деревня несет тонкую и глубокую культуру: фольклор, народные празднества и т.д., а с другой стороны — способна к развитию и углублению во взаимодействии с городом. И опять никто не чувствовал этого значения деревенской культуры глубже, чем Есенин: «Мир таинственный, мир мой древний». И цивилизация города, в тот период, когда она в городе создавалась, вся основана на том, что она получила от деревенской культуры, приобретавшей иногда «другое измерение», согласно Ретфилду.
Россия и Запад
Сейчас мы видим яркую картину того, как западная цивилизация завоевывает мир. Конечно, самая большая ее победа — это распад Советского Союза. Но также были и Югославия, и Ирак, и Афганистан. И эти процессы явно еще и продолжаются. В их оценке возможны две точки зрения. Первая точка зрения, которая прокламируется, конечно, Западом и западниками, заключается в том, что в едином процессе развития человечества западная цивилизация представляет передовую на настоящий момент, высшую фазу. Весь мир должен ей следовать и перейти к такой же городской и технологической форме жизни. Человечество переживает ключевой, исторический момент: конец смешанного сельско-городского образа жизни — или, по Кондратьеву, двусторонней, аграрно-индустриальной, экономики, — длившегося более 10 тысяч лет. Рождается новое общество, новый человек. Все человечество переживает родовые муки появления нового общества. Это болезненно, но неизбежно. А сверх того, окупится в будущем невиданным развитием производительных сил человечества. Но возможна и другая точка зрения.
Очень мала вероятность того, что именно на несколько живущих сейчас поколений пришелся конец грандиозного, более чем десятитысячелетнего периода истории. Это ведь обычная точка зрения революционеров, что они создают новый мир, нового человека. Так считали вожди и французской революции, и большевизма, и национал-социализма. Такое умонастроение вызывает временный мощный всплеск энтузиазма у его сторонников. Однако через некоторое время обычно выясняется, что переворот хотя и решал некоторую задачу, но гораздо более скромную и часто совершенно отличную от прокламируемых принципов. С другой стороны, мы часто преувеличиваем драматичность в общемировом плане переживаемого нами момента. Ощущение конца мира может правильно отражать всего лишь ощущение окончания заметного периода истории. Наконец, все то, что мы сейчас переживаем, в истории уже не раз встречалось. И мегаполисы, и мечта о мировой империи. Миллион жителей некогда насчитывали и Вавилон, и Рим.
Мировую империю мечтали создать и месопотамские цари, начиная с Саргона, и Александр Македонский, и римские цезари, и Наполеон, и Гитлер. Многие отмечали, что это стандартные признаки упадка определенной цивилизации. Тогда логичнее было бы предположить, что мы переживаем, а точнее, наши потомки будут переживать в XXI веке закат западноевропейской цивилизации, проходящей сейчас чисто городскую фазу, эпоху конца. Изложенные уже признаки этого заката, включая и физическое вымирание создавших ее народов, делает, мне кажется, гораздо более правдоподобной вторую точку зрения. Дело не в какой-то особой порочности западной цивилизации. Скорее в том, что все, когда-то возникшее, когда-то и гибнет. Западная цивилизация всегда была очень агрессивной. Она не терпела рядом с собой других обществ, основываясь на твердой уверенности, что она только собственно цивилизацией и является. Но тогда хотя бы для некоторой части покоряемого общества она открывала какие-то новые горизонты культуры. Теперь же ее агрессия все более становится проявлением просто грубой силы. Рафаэль, Сервантес, Галилей, Лейбниц столь же мало ей принадлежат, как Эсхил, Евклид и Архимед. А на одних атомных бомбах и крылатых ракетах мировую империю не построить.
Пока еще сохраняется быстрый темп технического развития — компьютеры, спутники, космическая техника. Но та техника, которая дала западной цивилизации беспрецедентную власть над миром, имеет одну очень специфическую особенность. Она основывалась на новейшей науке. Последний переворот так и называется — научно-техническая революция (НТР). Это особая, так сказать, научная техника. Например, когда-то человек научился добывать огонь трением. Но прошли, вероятно, сотни тысяч лет, прежде чем были сформулированы законы превращения механической энергии в тепловую, на которых основывается этот процесс. А вот атомная бомба основана на достижениях ядерной физики и квантовой механики. И созданием ее руководили физики, незадолго до того эти разделы науки создавшие. Особенно ярко это проявилось в Германии, где во главе атомного проекта был поставлен Гейзенберг, величайший физик ХХ века. Поэтому можно думать, что принципиальная остановка научного развития приведет и к остановке развития технического.