Общение с представителями других дисциплин, в том числе физики и математики, не только не развивает в географах комплекс неполноценности, но, наоборот, способствует укреплению законной гордости за достижения своей науки. Однако патриотизм никогда не должен перерастать в шовинизм и нам следует смело внедрять в географию все, что может дать плодотворные результаты в нашей науке. Синергетика служит при этом наукой-сталкером, по меткому выражению покойного Ю.А.Шрейдера, и позволяет нам проникнуть туда, куда без нее мы бы никогда не попали. Подобно другим наукам, в которых методическая составляющая резко преобладает над предметной, синергетика в изобилии поставляет инверсивные объекты [34], тех самых сталкеров, или, иначе, актеров, играющих разные роли в разных пьесах, но остающихся при этом самими собой. Такую миграцию идей, исключительно плодотворную для развития науки, М.А.Розов изучил и описал как феномен программно-предметной симметрии. Инверсивный объект в одной науке выступает в качестве предмета, а в другой – в качестве метода [34-36]. При этом зачастую невозможно определить, какой из них он принес больше пользы.

Одной из самых существенных трудностей в развитии социально-экономической географии следует признать чрезвычайно быстрое изменение самой реальности, изучаемой этой наукой. Ярким примером этого явления, создающего самые серьезные трудности в исследовательской работе, может служить судьба концепции стандартного экономического района Б.Н.Зимина и опирающейся на нее теории малых высокоразвитых стран, также разработанной этим исключительно одаренным исследователем [13,14]. Если Н.Н.Баранский рассматривал экономический район как объективную данность [5] скорее из идеологических соображений и к 70-м годам, по крайней мере среди молодых географов, говорить об объективности районов стало признаком дурного тона, то Б.Н.Зимин логично обосновал их целостность, установив при этом четкие количественные критерии для их выделения.

Стандартные экономические районы, по Б.Н.Зимину, характеризуются объемом ВРП порядка 90-110 млрд. долл. в ценах 1970г. и потреблением внутри района 2/3 производимых товаров и услуг. Постоянное уплотнение экономического пространства в результате роста душевых показателей ВВП теоретически должно приводить к возрастанию числа экономических районов и сокращению их размеров. Это, однако, противоречит интеграционным процессам в экономике высокоразвитых стран, послуживших «подопытными кроликами» для исследования экономических районов, тенденции к снижению транспортных затрат и сроков доставки грузов. Можем ли мы сказать, что станет с экономическими районами через десять лет? Можем ли мы сейчас писать в учебниках на несколько лет вперед то, что было установлено Б.Н.Зиминым в 80-х годах и начале 90-х? Годы, прошедшие после кончины ученого, не ознаменовались ни малейшим продвижением в этом направлении.

Сходная ситуация складывается и в других областях социально-экономической географии. Исследованиями Г.В.Иоффе и Т.Г.Нефедовой было установлено, что тюненовские зоны специализации сельского хозяйства по-прежнему хорошо выражены вокруг российских городов — специализация изменяется по мере удаления от города, но уже совершенно не прослеживаются в Западной Европе и Северной Америке [15]. Там это – давно пройденный этап территориальной организации хозяйства. Причина прежде всего в несопоставимо более высоком уровне инфраструктурного насыщения территории.

Было бы вульгарным экономизмом полагать, что территориальная организация расселения определяется потребностями развития хозяйства и чем выше уровень экономического развития страны, тем сильнее бросается в глаза ошибочность такого предположения. Теория центральных мест, описывающая пространственную организацию расселения в пределах крупных регионов или малых и средних стран, т.е. территорий площадью в 104 — 105 км2, безусловно, свободна от подобных предположений. Напротив, она исходит из принципов оптимального обслуживания населения при заданном его размещении, причем сама формулирует эти принципы. Однако и эта теория, основы которой были заложены В.Кристаллером в 1932г. [50], способна эффективно описывать только зрелые системы расселения, структурированные традиционными видами транспорта. Ныне ее размывает «снизу» рост скоростей пассажирских сообщений, в результате чего сокращается число уровней иерархии – за то же время потребитель может добраться до центрального места более высокого уровня и получить более широкий набор услуг. Соответственно, в центральных местах самых низких уровней просто отпадает нужда. Этот феномен проявляется не только на локальном, но и на региональном уровне. Наиболее яркий пример – французские поезда TGV, развивающие скорость до 300 км/час и сделавшие повседневной реальностью ежедневные трудовые поездки на расстояние более 200 км. Какими теоретическими средствами описать происходящую в таких случаях трансформацию пространства?

«Сверху» системы центральных мест размываются процессами глобализации, формированием глобальной иерархии центров, охватывающей не только постиндустриальные страны, но и весь мир. При этом широко распространенная концепция «глобального города» [18] не без оснований предполагает, что иерархический статус мировых столиц определяется не их положением в национальных системах расселения, сколь бы мощными не были последние, а именно их «мировым весом», их вкладом в функционирование глобальной системы городов. Ясно, что Пекин или Шанхай далеко не могут соперничать с Нью-Йорком, а Брюссель обязан своим статусом европейской столицы отнюдь не родной стране. Необходимо особо подчеркнуть, что в данном случае речь идет не о формировании целостной системы расселения в глобальном масштабе, характеризующейся соответствием правилу «ранг-размер», а о формировании глобальной системы центральных мест со все более четко выраженной иерархией. На наших глазах происходит переход глобальной системы городского расселения или, по крайней мере, наиболее существенной ее части, из квазиаморфного состояния в квазикристаллическое.

Принципиальная трудность состоит в том, что все имеющиеся у нас в арсенале теории разработаны для описания процессов в обществе «экономическом», основаны на незыблемой вере в экономическое равновесие как аттрактор всех протекающих в экономике процессов, а социальные катаклизмы мы склонны рассматривать как внешние возмущения, уводящие систему от состояния равновесия, к которому она все равно при первой же возможности стремится вернуться. Между тем уже в самой экономической науке все шире распространяются сомнения в экономическом равновесии как «естественном» или «нормальном» состоянии экономики. Их высказывает, в частности, такой влиятельный экономист и социолог как М.Кастельс [17]. Его тезис состоит в том, что в информационном (иначе – «постэкономическом») обществе экономические процессы имеют не только иную природу, но и иную направленность. По его мнению, и территориальная организация информационного общества, включая и организацию расселения, претерпит самые существенные изменения в сравнении с обществом индустриальным.

В результате географам предстоит взяться за решение несравненно более сложных задач, нежели те, с которыми они сталкивались ранее: искать не просто аттракторы, т.е. области притяжения изучаемых процессов, а странные аттракторы, представляющие собой сложные непериодические решения. Такая задача едва ли может быть решена силами только самих географов, без сотрудничества с физиками и математиками, по крайней мере до тех пор, пока не вырастет поколение географов, которое со студенческой скамьи будет осваивать математический аппарат синергетики. Наша задача – создать концептуальные основы для такого сотрудничества, разработав операциональные теории, позволяющие применить к их развитию сначала понятийный, а затем – и математический аппарат синергетики.

Происходящая на наших глазах и в какой-то степени – при нашем участии научная революция разворачивается в условиях крайне неблагоприятного социального контекста. Переживаемый нами общий кризис рационализма, усугубляемый в нашей стране драматическим ухудшением материального положения науки и ученых, но вызванный болезненными явлениями в развитии всей западной цивилизации, имеет много тревожных и опасных симптомов. Среди них – снижение уровня высшего образования и, как следствие, — общего интеллектуального уровня, распространение нелепейших предрассудков даже в наиболее образованных слоях общества, фактическое банкротство системы всеобщего среднего образования, чему свидетельство — 12-15% полностью или почти неграмотных в населении ведущих экономических держав мира. Безусловно, трагическое угасание в современном обществе интереса к фундаментальным исследованиям, пренебрежение научным мировоззрением и, как следствие, снижение социального статуса ученых, их роли в формировании общественного мнения – всего лишь один из этих симптомов.

В этих тяжелых условиях новые научные направления могут рассчитывать на общественное внимание и поддержку лишь в том случае, если решаемые ими задачи будут поставлены в соответствие важным общественным проблемам. При этом вторая важнейшая социальная функция науки – развенчание общественных предрассудков становится вровень с первой – достижением нового научного знания. Обе эти задачи могут решаться совместно в ходе синергетической революции и блестящий тому пример – исследования Д.Н.Люри, применившего представления о точках бифуркации, в которых ничтожные по силе, в т.ч. случайные, воздействия могут определить выбор траектории, к анализу процессов природопользования [1]. Не имея возможности подробно излагать результаты, полученные этим исследователем, мы лишь отметим развенчание чрезвычайно популярной и совершенно бессодержательной с научной точки зрения концепции устойчивого развития. Ее триумфальное шествие по всему миру вполне можно рассматривать как официальное признание невнимания к науке и пренебрежения институтами научной критики. Между тем, вопреки разглагольствованиям политиков и журналистов, серьезные научные исследования свидетельствуют о том, что высокая цена на ресурс с неизбежностью толкает развитие на кризисную траекторию и только кризис может восстановить равновесие между воспроизводством ресурса и его потреблением.

Для нас может служить источником определенного оптимизма относительно судьбы нашей науки именно то обстоятельство, что все шире охватывающая ее синергетическая революция, в отличие от предыдущих научных революций, не ограничивается явлениями микро- или мегамира, бесконечно удаленными от нашего повседневного опыта, а позволяет ставить и решать задачи, имеющие самое непосредственное отношение к жизни широчайших слоев налогоплательщиков, важные для их благосостояния или даже простого выживания. Соответственно, появляется шанс убедить их в необходимости хотя бы скромных ассигнований на фундаментальные исследования, а главное – в необходимости бережного и уважительного отношения к науке и научному мировоззрению как одной из важнейших составляющих культуры и национального достояния страны и, прежде всего, – как к кузнице и школе критического взгляда на мир.

Бесценные качества науки как последнего бастиона, защищающего традиции критического мышления в обществе, проявляются прежде всего в научных революциях, в ее способности критически переосмыслить, а при необходимости – и отвергнуть то, что десятилетиями и столетиями считалось незыблемым и составляло ее золотой фонд. В свете описанной К.Поппером взаимозависимости теории познания и социальной теории [51], ослабление традиций критического мышления в обществе таит в себе смертельную угрозу для демократии. Дж.Сорос, широко известный как финансист и филантроп, но значительно менее – как социальный мыслитель, ученик и соратник Поппера, писал: «Я использовал финансовые рынки как лабораторию для испытания своих философских теорий [42, с.7]». Развивая мысли своего учителя, Сорос так охарактеризовал социальную функцию науки: «Наука – высочайшее достижение человеческого интеллекта, и она прочно основана на сознании того, что человек может ошибаться. Если бы научные теории провозглашали конечную истину, не было бы смысла их проверять и научный прогресс зашел бы в тупик. Наука является в некотором роде особым случаем, поскольку в ее распоряжении имеется надежный критерий – факты. Иные сферы человеческой деятельности – философия, искусства, политика, экономика – с точки зрения критической оценки находятся в более сложном положении [42, с.252-253]”. Переживая очень трудный для развития науки период, мы не должны забывать, что сохраняя критический потенциал науки, ее способность к самообновлению через научные революции, мы выполняем не только научный, но и гражданский долг, защищая открытое общество там, где оно наиболее уязвимо. Сознание этой миссии, о которой мы не просили, но которая возложена на нас исторической судьбой, может помочь нам не дать угаснуть огню глубоких теоретических поисков.

Литература

1. Анатомия кризисов. // Под ред. В.М.Котлякова. М.: Наука, 1999. 239 с.

2. Арманд А.Д. Самоорганизация и саморегулирование географических систем. М.: Наука, 1988. 261 с.

3. Арманд А.Д., Ведюшкин М.А. Триггерные геосистемы. Препринт. М.: ИГ АН СССР, 1989. 51 с.

4. Арманд А.Д., Кайданова О.В. Ландшафтные триггеры. // Изв. РАН. Сер. геогр. 1999, №3. С.25-28.

5. Баранский Н.Н. Вступительная статья к книге «Американская география». // Баранский Н.Н. Избранные труды. Научные принципы географии. М.: Мысль, 1980. С. 119-142.

6. Берг Л.С. Труды по теории эволюции. 1922-1930. Л.: Наука, 1977. 388 с.

7. Бунге В. Теоретическая география. М.: Прогресс, 1967. 279 с.

8. Валесян А.Л. Пространственная устойчивость систем расселения и эволюционная морфология транспортных сетей. // Изв. РАН. Сер. геогр. 1994, №6. С.52-60.

9. Валесян А.Л. Синхронность в пространственной эволюции систем расселения и транспортных сетей. Автореф. дисс. … докт. геогр. наук. М.: ИГ РАН, 1995. 46 с.

10. Гвишиани Г.В. О сверхсильном антропном принципе. // Вопр. философии. 2000, №2. С.43-53.

11. Гурвич А.Г. Теория биологического поля. М.: Сов. наука, 1944. 155 с.

12. Гурвич А.Г. Избранные труды (теоретические и экспериментальные исследования). М.: Медицина, 1977. 352 с.

13. Зимин Б.Н. Малые страны – как территории высокой экономической открытости. // Экономико-географические проблемы формирования регионов интенсивной внешнеэкономической деятельности. Новосибирск: ИЭОПП СО АН и ИГ АН СССР 1990. С. 69-77.

14. Зимин Б.Н. Малые высокоразвитые страны Европы – теоретические итоги исследований. // Изв. РАН. Сер. геогр. 1993 №2. С. 95-104.

15. Иоффе Г.В., Нефедова Т.Г. Квази-тюненовский ландшафт в регионах России. // Российские регионы и центр: взаимодействие в экономическом пространстве. М.: ИГ РАН, 2000. С.104-113.

16. Капица С.П. Общая теория роста человечества. Сколько людей жило, живет и будет жить на Земле. М.: Наука, 1999. 191 с.

17. Кастельс М. Информационная эпоха. Экономика, общество и культура. М.: ГУ-ВШЭ, 2000. 608 с.

18. Колосов Д.В., Мироненко Н.С. О концепции мировых городов. // Пространственные структуры мирового хозяйства. М.: Пресс-Соло, 1999. С.225-238.

19. Кюммель Т. Стадиальная концепция урбанизации: методология и методы анализа. // Методы изучения расселения. М.: ИГ АН СССР, 1987. С.82-100.

20. Лаланн Л. Очерк теории железнодорожных сетей, основанной на наблюдении фактов и основных законов, определяющих сгущения населения. // Шупер В.А. Самоорганизация городского расселения. Приложение. М.: Росс. откр. ун-т, 1995. С.5-9.

21. Лаланн Л. Замечание о явлениях естественного распределения вдоль прямых линий в их связи с законами, которые определяют распространение центров населения по земной поверхности. // Там же. С.10-24.

22. Лёш А. Географическое размещение хозяйства. М.: Изд-во иностран. литературы, 1959. 452 с.

23. Липец Ю.Г., Пуляркин В.А. Статья в настоящем номере.

24. Любищев А.А. Проблемы формы, систематики и морфологии организмов. Сб. статей. М.: Наука, 1982. 279 с.

25. Налимов В.В. Спонтанность сознания. Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. М.: Прометей, 1989. 288 с.

26. Овчинников Н.Ф. Структура и симметрия. // Системные исследования. Ежегодник 1969. М.: Наука, 1969. С.111-121.

27. Овчинников Н.Ф., Шупер В.А. Симметрия социально-географического пространства и самоорганизация систем расселения. // Методы изучения расселения М.: ИГ АН СССР, 1987. С.18-34.

28. Пригожин И. От существующего к возникающему. Время и сложность в физических науках. М.: Наука,1985. 328 с.

29. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М.: Прогресс, 1986. 432 с.

30. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. К решению парадокса времени. М.: Прогресс, 1994. 268с.

31. Пузаченко Ю.Г. Основы общей экологии (Ч.I). Курс лекций. М.: Росс. откр. ун-т, 1995. 152 с.

32. Режимы с обострением. Эволюция идеи. Законы коэволюции сложных структур. М.: Наука, 1999. 256 с.

33. Родоман Б.Б. Территориальные ареалы и сети. Очерки теоретической географии. Смоленск: Ойкумена, 1999. 256 с.

34. Розов М.А. Пути научных открытий. // Вопр. философии. 1981, №8. С.138-147.

35. Розов М.А. Понятие исследовательской программы. // Исследовательские программы в современной науке. Новосибирск: Наука, 1987. С.7-26.

36. Розов М.А. География и явление симметрии знания. // Методы изучения расселения. М.: ИГ АН СССР, 1987. С.6-17.

37. Самарский А.А., Курдюмов С.П., Ахромеева Т.С., Малинецкий Г.Г. Нелинейные явления и вычислительный эксперимент. // Вестник АН СССР. 1985, №9. С.64-77.

38. Самоорганизация и наука: опыт философского осмысления. М.: ИФ РАН, 1994. 251 с.

39. Семенов-Тян-Шанский В.П. О могущественном территориальном владении применительно к России. // Изв. ИРГО. 1915, т.51, вып.8. С.425-458.

40. Семенов-Тян-Шанский В.П. Район и страна. М.-Л.: Гос. изд-во, 1928. 312 с.

41. Современные проблемы математики. Новейшие достижения. Т.28. М.: ВИНИТИ, 1987. 316 с.

42. Сорос Дж. Сорос о Соросе. Опережая перемены. М.: Инфра-М, 1996. 336 с.

43. Тархов С.А. Эволюционная морфология транспортных сетей. Методы анализа топологических закономерностей. М.: ИГ АН СССР, 1989. 221 с.

44. Хаггет П. Пространственный анализ в экономической географии. М.: Прогресс, 1968. 392 с.

45. Хакен Г. Синергетика: иерархия неустойчивостей в самоорганизующихся системах и устройствах. М.: Мир, 1985.

46. Шупер В.А. Возможные пути влияния философии на поиски решения экологической проблемы. // Методологические проблемы взаимодействия общественных, естественных и технических наук. М.: Наука, 1981. С.145-161.

47. Шупер В.А. Формирование исследовательских программ в экономической и социальной географии. // Исследовательские программы в современной науке. Новосибирск: Наука, 1987. С.203-221.

48. Шупер В.А. Самоорганизация городского расселения. М.: Росс. откр. ун-т, 1995. 166 с.

49. Auerbach F. Das gezets der bevolkerungskonzentrationen. // Peterman’s Mitteilungen. 1913, v.59. P.74-76.

50. Christaller W. Central places in Southern Germany. Englewood Cliffs, N. J., 1966. 230 p.

51. Popper K.R. Unended quest. An intellectual autobiography. Glasgow, 1982. 270 p.

52. Zipf G.K. National unity and disunity. The nation as a bio-social organism. Bloomington, Ind., 1941. 408 p.

53. Zipf G.K. Human behavior and the principle of last effort. Cambridge, Mass., 1949. XI+573 p