Russian
| English
"Куда идет мир? Каково будущее науки? Как "объять необъятное", получая образование - высшее, среднее, начальное? Как преодолеть "пропасть двух культур" - естественнонаучной и гуманитарной? Как создать и вырастить научную школу? Какова структура нашего познания? Как управлять риском? Можно ли с единой точки зрения взглянуть на проблемы математики и экономики, физики и психологии, компьютерных наук и географии, техники и философии?"

«УСТОЙЧИВОСТЬ СОЦИАЛЬНЫХ СТРУКТУР И ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ ОСОБЕННОСТИ РОССИИ» 
С.Ю. Малков

Такой способ выхода из кризисных ситуаций типичен для России и отличает ее от Западных и Восточных обществ. Там ухудшение материальных условий жизни, снижение ресурсной обеспеченности обычно приводит к нарастанию внутренних противоречий, к дестабилизации и дезинтеграции общества. В России в этих же условиях, как правило, происходит консолидация общества («беда объединяет») с переходом в мобилизационный режим, помогающий сконцентрировать ресурсы и преодолеть кризис. Это зачастую происходит с большими издержками и людскими потерями, но цель — выход из кризиса — тем не менее, достигается. Способность быстрого перехода к мобилизационному режиму, сформировавшаяся у русского этноса, находится в резком противоречии с психологией рыночных отношений. Именно психологическими проблемами (несовместимостью мобилизационных и рыночных установок) объясняются многие системные трудности, с которыми столкнулось российское общество в конце XIX — начале ХХ века, а также в конце ХХ века, когда пыталось пойти по западному пути развития.

Что касается «развитости коммуникаций» — четвертого фактора, рассмотренного в т аблице 1 , то его влияние на формирование социальных институтов заключается в следующем.

На Востоке в степной, полупустынной и прилегающих к ним зонах сухопутные коммуникации в средневековую эпоху были развиты хорошо, особенно у кочевых народов. Это позволяло власти контролировать большие разнородные пространства, способствовало формированию централизованного управления директивного типа [9]. Связность государственной территории осуществлялась через центр (см. рис.10а ).

(а)
(б)
(в)

Рис.10. Типовые схемы социального управления на Востоке (а), на Западе (б) и в России (в).
Схемы характеризуют тип взаимодействия центральной власти (круг серого цвета) и управляемых территорий (светлые круги). Толщина стрелок характеризует силу связей между составными частями социума

Западная Европа в раннем средневековье была достаточно лесистой, сухопутные коммуникации были затруднены. Это способствовало политической раздробленности, слабости влияния центральной власти. Единство территорий поддерживалась в основном за счет горизонтальных торговых связей (см. рис.10б ) и развития рыночных отношений (ярмарки, торговые взаимообмены).В России плотность населения была чрезвычайно низкой (см. Приложение1), территория — обширной и трудно проходимой, долгое время практически единственным средством коммуникаций были реки. По существу, Россия представляла собой совокупность практически не связанных друг с другом островков населения, живущих натуральным хозяйством (см. рис.10в ). Роль центральной власти на местах по существу была номинальной и экономически неэффективной («до Бога высоко, до царя далеко»), но объективная потребность в ней, тем не менее, существовала в силу необходимости обеспечения единства страны перед лицом внешних угроз (об этом говорилось выше). Вследствие этого на территории России возникло необычное явление. И на Западе и на Востоке при ослаблении центральной власти происходило усиление сепаратизма и центробежных тенденций, дезинтеграция территорий. Так, слабое развитие коммуникаций в Западной Европе в раннем средневековье способствовало длительному существованию феодальной раздробленности. Однако в России, где связь между регионами была еще хуже (что нашло отражение в известной поговорке о двух российских напастях — дураках и дорогах) и следовало бы ожидать еще большей дезинтеграции , сформировалось централизованное Московское царство, что было бы невозможно, не будь поддержки снизу, со стороны широких народных масс. Реально, на российской равнине сформировалась система экономически не связанных друг с другом автономных территориальных «кластеров», функционирующих по принципу самоорганизации и самоуправления (ярким примером такой структуры является крестьянская община), объединение которых обеспечивалось за счет психологического фактора — осознания необходимости принадлежности к единому государству, добровольного подчинения центральной власти (несмотря на все ее изъяны). Когда такое осознание ослабевало, наступал период смут и распада, когда снова возрождалось — начинался период консолидации и экономического роста. Роль центральной власти в такой системе заключалась в мобилизации, концентрации и целевом распределении ресурсов на направления, обеспечивающие жизнеспособность общества. Во всем остальном «кластеры» действуют по существу автономно, исходя из реально складывающейся конкретной ситуации (то есть — по обстановке). Такая система даже при крайней нехватке свободных ресурсов обеспечивает высокую живучесть социума в экстремальных ситуациях: «кластеры» способны действовать самостоятельно для достижения общей цели даже в условиях, когда связь с центром прервана и централизованное управление отсутствует .

Возвращаясь к вопросам, поставленным в начале данной работы, попробуем ответить на них, опираясь на результаты исследования устойчивости социальных структур.

  • Проведенный анализ показывает, что общества Западного и Восточного типа отличаются тем, что в них реализованы два способа институциональной организации, резко различающиеся по форме и содержанию, но обеспечивающие (и в том, и в другом случае) высокую устойчивость функционирования социума. Конкретные, реально существующие социумы в зависимости от сложившихся внешних условий эволюционируют либо к первому, либо ко второму устойчивому состоянию, приобретая черты либо Западного, либо Восточного общества (либо X -, либо Y -институциональной структуры). Промежуточные состояния неустойчивы, являются симбиозными и носят временный (переходный) характер.
  • В России ни то, ни другое институциональное состояние не могло реализоваться в своем «классическом» виде. Неоднократные попытки идти то по одному, то по другому пути воспринимались как шараханье из стороны в сторону, но не давали желаемого результата. Причина этого заключалась во влиянии российских геополитических и природно-климатических условий, делавших неэффективными «западные» и «восточные» рецепты повышения устойчивости социума.
  • Российская специфика заключалась в следующем. Живя в суровых природно-климатических условиях при наличии постоянного военного давления со стороны агрессивных геополитических соседей, русский этнос мог выжить только при наличии сильной центральной власти, аккумулирующей имеющиеся ресурсы для противостояния внешним угрозам. Поэтому основным социальным императивом в российских условиях был императив Восточных обществ — « объединение слабых вокруг сильного ». С другой стороны, в силу недостаточности ресурсов, их концентрация была возможна только в результате мобилизационных мер, что ограничивало развитие рыночных отношений и неизбежно повышало внутреннюю конфликтность с i в обществе. Кроме того, жизнь на русской равнине совместно с множеством других этносов была возможна только при установлении с ними добрососедских отношений (другими словами, при снижении внешней конфликтности b ji ). Это — противоречивые требования, выполнение которых, как было показано выше с помощью логико-математических методов, приводит к увеличению параметра с i / b ji и, соответственно, к снижению социальной устойчивости и повышенной уязвимости общества Восточного типа. Единственная возможность повысить устойчивость общества (добиться с i / b ji << 1) заключается в резком снижении внутренней конфликтности с i , в достижении единства социума с помощью как социально-психологических механизмов, так и целенаправленных административных мер. Наиболее значимыми и надежными являются социально-психологические механизмы, оказывающие влияние на формирование национального характера. В результате у русского этноса исторически сложились и закрепились такие психологические черты, как терпение, коллективизм, непротивление власти, толерантность к другим народам и культурам. Без этих черт характера независимое существование русского этноса и российской государственности было бы невозможно . Эти черты резко отличали русский этнос от остальных народов и были не проявлением слабости (как это порой тенденциозно трактуется), а психологическими механизмами, обеспечивающими его устойчивость и «живучесть» в критических условиях.
  • Психология русского народа, благодаря которой общество стало устойчивым даже в экстремальных условиях, предоставляла центральной власти кредит доверия в надежде, что он будет использован в интересах всего общества. Государство в России призвано быть сильным и ответственным. Оправдывало ли оно реально свое предназначение? К сожалению, скорее «нет», чем «да». Власть пользовалась ресурсами, предоставляемыми ей обществом, но часто распоряжалась ими бездарно, особенно в мирное время. И это — обратная сторона медали. Традиционный российский бюрократизм и коррупция — следствие слабости контроля над властью со стороны общества.

В условиях России сильная центральная власть — это благо. Власть должна сознавать свою миссию и стремиться оправдать кредит доверия. Но, понимая свою роль, она не должна устраняться от решения социальных проблем и должна понимать, что имеет «родимые пятна», с которыми необходимо постоянно бороться — бюрократизм и коррупцию. Поэтому надо бороться не с центральной властью, а с этими ее врожденными пороками, и делать это должна сама власть , опираясь на общество. От того, насколько эффективно это получится, зависит будущее России.

Не случайно, когда в XV веке произошло ухудшение экономического положения в Европе, реакция к востоку и к западу от Эльбы была прямо противоположной. Восточнее Эльбы возродилось крепостное право, которого не было на этих территориях уже несколько столетий, в то время как западнее Эльбы произошло усиление либеральных, рыночных отношений в сельском хозяйстве [ 34 ].

Кстати, киевский период русской истории ( IX — XIII вв.), когда страна во многом повторяла западный путь развития, закономерно закончился сильной раздробленностью (возникновением более пятидесяти отдельных княжеств на территории первоначально единого государства). Логичным завершением этого периода было монгольское завоевание.

Этим, в частности, объясняется высокая эффективность партизанского движения на территории России как в период Отечественной войны 1812 года, так и период Второй мировой войны. Полученные результаты позволяют провести анализ причин системного кризиса, охватившего в конце ХХ века все стороны общественной и экономической жизни России и выражающегося прежде всего в кризисе национального самосознания. Либерально-индивидуалистические установки, культивировавшиеся в обществе реформаторами-рыночниками под лозунгом перевода России на рельсы западного, «цивилизованного» пути развития, вошли в противоречие с коллективистскими традициями российского менталитета. Различие социально-психологических установок в различных слоях общества порождает внутреннюю напряженность и нестабильность, является тормозом поступательного социально-экономического развития страны. Как разрешить данную проблему? Насколько фатальны имеющиеся противоречия? Можно ли плавно перейти от общества с коллективистскими социально-психологическими установками к обществу с либерально-индивидуалистическими ценностями? Что подсказывает российский исторический опыт?

Мнений на эту тему имеется много и они зачастую прямо противоположны. Результаты изложенных выше, а также в работах [23, 24, 25] исследований с использованием математического моделирования показывают следующее. Формирование социально-психологических установок в конкретном социуме решающим образом зависит от уровня материально-ресурсной обеспеченности и экономической независимости членов социума. Если ресурса в обществе много и он общедоступен, то начинают преобладать силы психологического «отталкивания» между членами общества, усиливается индивидуализм, стремление к полной самостоятельности. Если ресурс уменьшается и возрастают угрозы существованию социума, то его члены становятся все более взаимозависимы, возникает потребность во взаимопомощи, в объединении усилий ради общего выживания. Как следствие, усиливаются коллективистские тенденции в общественном сознании [26].

В свете результатов моделирования становится понятно, почему в России — в приполярном районе Евразии с суровыми природно-климатическими условиями — так живучи общинные традиции, почему коммунистические идеи, родившиеся в Западной Европе, нашли массовую поддержку и реализовались на государственном уровне именно на просторах бывшей Российской империи. Становится ясно, что российская общинность — не рудимент и признак отсталости (как часто приходится слышать), а естественный механизм социального выживания, выработанный в ходе исторического развития [20, 27, 28]. Результаты анализа закономерностей самоорганизации в российском обществе позволяют по-новому взглянуть на двухсотлетнюю историю попыток социально-экономической модернизации России, последняя из которых протекает на наших глазах. Чтобы лучше понять то, что происходит сейчас, вернемся на два столетия назад.

Россия в то время представляла собой обширное аграрное государство, социально-экономическое развитие которого во многом определялось суровыми климатическими условиями. По суровости климатических условий Россию часто сравнивают с Канадой и Скандинавией. Однако это не совсем корректно. Подавляющая часть населения Канады живет вдоль ее южных границ в зоне степей и широколиственных лесов. Столица Канады Оттава находится примерно на широте Симферополя, а крайняя южная точка страны расположена на широте Батуми. Сравнение со странами Скандинавии показывает, что их климат существенно мягче российского из-за влияния Атлантики. Так, среднеянварская температура в Осло и Стокгольме — около 0…-2 ° С, а в Москве — около -10 ° С. Суровые погодные условия явились причиной того, что основной задачей, решавшейся русским народом во все периоды его истории была задача физического выживания. Это обусловило большую роль коллективных форм ведения хозяйства, живучесть общинной психологии.

Как уже отмечалось выше, бескрайние российские пространства были еще одним фактором, существенно влиявшем на развитие страны. Малая плотность населения, слабость развитости транспортной инфраструктуры (в силу слишком высоких затрат, необходимых на ее создание и поддержание) способствовали тому, что российское общество было разбито на слабо взаимосвязанные структурные образования (общины), основной задачей которых было обеспечение коллективного выживания в суровых внешних условиях [ 20 ].

Общины самоуправлялись снизу. Объединение их в общегосударственную структуру могло быть только сверху и неизбежно имело бюрократический характер: спонтанное формирование межобщинных структур в силу малой плотности населения и неразвитости коммуникаций было крайне затруднено (земства, как проявление местной самоорганизации общества, появились только во второй половине XIX века).

Положение усугублялось тем, что Россия была открытой системой без фиксированных границ (границы, то есть невозможность покинуть систему, способствуют кристаллизации общества, вынуждают к активному взаимодействию различных слоев населения и к поиску взаимоприемлемых социальных компромиссов). В России проблема несогласия с властью решалась в основном не борьбой с ней (что рано или поздно заставляло бы ее идти на уступки), а путем убегания от нее: активные элементы («пассионарии» по терминологии Л.Н.Гумилева [ 35 ]) бросали обжитые места в центральной России и уходили на юг, за Урал, в Сибирь, становились казаками.

Постоянный отток пассионариев ослаблял резистивность населения центральных областей, делал его более конформистским. Это облегчало задачу бюрократического управления, способствовало его устойчивости.

Слабая резистивность позволяла усиливать экономическую неравноправность отношений дворянства и крестьянства, что влекло за собой резкую имущественную поляризацию общества, усиливало Х-свойства социальной системы. Возникающая в обществе социальная напряженность компенсировалась во внеэкономической сфере:

  • построением системы патронажа на общинном и на общегосударственном уровне (батюшка-барин, царь-батюшка);
  • освящением системы самодержавия государственной православной церковью;
  • жесткостью бюрократической системы управления (директивной ССУ), усилением рапрессивных органов (особенно, во времена правления Николая I).

В этих условиях Россия во второй половине XIX века включилась в процесс догоняющей модернизации, обусловленной необходимостью экономически и политически противостоять бурно развивающейся Западной Европе. Институционально это означало попытку пересадки на российскую почву элементов Y -структур (введение элементов демократизации, интенсификация рыночных отношений и др.).

Однако, как мы уже знаем, что переходные общества — структуры неустойчивые. Развитие капиталистических отношений стало раскачивать сложившуюся систему самодержавия. При этом, несмотря на поступательные темпы промышленного роста, их было недостаточно для того, чтобы успеть за убегающей Европой и Америкой. Отягчающими факторами были:

  • низкая квалификация рабочей силы, высокие издержки производства, снижавшие конкурентоспособность российских товаров;
  • отсутствие достаточных частных средств для резкого повышения уровня инвестиций в промышленность. Многочисленные иностранные займы ставили Россию в финансовую зависимость от Запада.

Процесс модернизации сопровождался имущественной поляризацией общества. Это связано с тем, что промышленность ориентировалась не на массового потребителя, а на производство военной продукции, заказчиком которой было государство. Крупная промышленность была чрезвычайно монополизирована, но при этом не были обеспечены социальные гарантии бедным слоям населения. Прибыли обеспечивались не за счет всемерного повышения эффективности производства, а за счет низкой оплаты труда [36] .

Здесь мы переходим к другой стороне вопроса. Как было сказано выше, общество с высоким уровнем имущественной поляризации может быть стабильным, если в нем выработаны компенсационные механизмы во внеэкономической сфере. Объективно, эти компенсационные механизмы в царской России конца XIX — начала XX века не укреплялись, а разрушались:

  • новая система патронажа (которую должны были цементировать новые экономические отношения) в условиях первоначального накопления капитала не складывалась, а старая (вера в царя-батюшку) — рассыпалась;
  • традиционная православная религия, намертво связанная с царизмом, была не способна выдвинуть новые идеи для обеспечения единства расколотого общества. С другой стороны, интеллигенция (в своей массе разночинная) в поисках альтернативной идеологии вооружилась социалистическими идеями, рожденными на Западе, обещавшими быстрое преодоление социальных болезней капитализирующегося общества. Эти идеи в России, с ее традициями коллективного сознания, быстро пустили глубокие корни. В результате деятельность интеллигенции привела не к консолидации, а к расколу общества. В расколотом обществе не могла сформироваться и укрепиться трудовая этика, стимулирующая широкие слои населения к высокопроизводительному труду;
  • бюрократическая система самодержавия не справлялась с задачами управления. С одной стороны, царь опасался набиравших силу промышленников, ограничивая их самостоятельность, тормозя переход страны на капиталистические рельсы. Это стимулировало противостояние буржуазии и царской бюрократии. С другой стороны, уступки в части либерализации политического режима не позволяли властным структурам ужесточить репрессивные силовые методы борьбы с революционной интеллигенцией.

Особо следует сказать о столыпинских аграрных реформах. Они были направлены на разрушение крестьянской общины с целью стимулирования частной инициативы в деревне и создания широкого слоя зажиточных крестьян-фермеров, способных обеспечить рост эффективности сельскохозяйственного производства. Однако имущественное расслоение в деревне повлекло за собой социальную напряженность. В условиях России с ее тяжелыми природно-климатическими условиями община помогала обеспечить коллективное выживание крестьян. В ходе реформы из общины выходили, как правило, наиболее крепкие и работящие крестьяне. Это привело к ее ослаблению и к большей тягловой нагрузке на слабых. При этом было сохранено помещичье землевладение и, соответственно, малоземелье крестьян. В результате социальное недовольство в деревне резко возросло, подготавливая революционный взрыв.

Таким образом, политика модернизации России (перехода от X — к Y -системе) в условиях самодержавия привела к противоречиям, решить которые царское правительство оказалось не в состоянии. Трудности оказались системными: в тяжелых природных условиях в течение короткого промежутка времени необходимо было решить проблемы, которые Западная Европа с ее мягким климатом и плодородными почвами решала в течение столетий. Системе самодержавия, сформировавшейся на просторах России в условиях Средневековья, нужно было слишком много времени для трансформации. Резкое имущественное расслоение в ходе модернизации, не сопровождавшееся адекватными внеэкономическими компенсационными мерами, привело к дестабилизации общества. Для выхода из кризиса нужна была «внесистемная сила», основанная на отрицании существующих порядков, но в то же время использующая стереотипы мышления, свойственные российскому обществу Х-типа. Процесс экономической модернизации должен был быть продолжен. Путей было два:

  • либо уменьшение социального и имущественного расслоения с формированием устойчивого унимодального общества, основанного на «среднем классе» и характерного для Y -структур. Для этого необходимы были значительные материальные ресурсы, квалифицированная рабочая сила, высокая производительность общественного производства. Ничего этого у России не было;
  • либо принудительная концентрация скудного прибавочного продукта в обществе для усиленного инвестирования экономической модернизации.

Большевики оказались теми, кто сумел реализовать второй путь развития в стране, разоренной двумя войнами (первой мировой и гражданской). Большевистский режим под антикапиталистическими лозунгами выполнил за капитализм работу по индустриализации страны. По существу, большевизм представлял собой форму фундаментализма, волна которого захлестнула ряд стран третьего мира во второй половине ХХ века. Большевизм вобрал в себя стихийный протест полутрадиционного по своей культуре общества против пороков царской модернизации, но объективно преследовал те же цели (однако, уже средствами не Y -, а X -системы). Опыт показал, что эволюционный путь модернизации с опорой на верхи общества не может обеспечить одновременно и высокие темпы экономического развития и социальную стабильность. Необходимо было мобилизовать все общество и максимально увеличить норму изъятия прибавочного продукта для получения инвестиционных ресурсов.

Это было достигнуто путем предельной централизации и монополизации . То что при капитализме ( Y -система) было злом, при социализме советского образца (Х-система) стало благом. Конкуренция была уничтожена (что снизило конфликтность в системе «свой — свой») и возник один сверхмонополист — государство. Сверхмонополизм позволил сконцентрировать все ресурсы страны в одних руках и целенаправленно направить их на решение задач модернизации, не считаясь с издержками. Максимизация свободных ресурсов достигалась за счет предельного снижения оплаты труда и нормы потребления. Для устранения возможности неконтролируемого утекания ресурсов и финансовых средств за границу все связи с внешним миром были монополизированы государством.

Устойчивость такой системы невозможно обеспечить экономическими методами. Большевики достигли устойчивости внеэкономическим путем — актуализацией сформированных в докапиталистической России стереотипов общинного мышления и жестким подавлением инакомыслия. Ради достижения целей капиталистической модернизации был осуществлен возврат в средневековье в сфере управления и идеологии:

  • была реализована система патронажа («объединение слабых вокруг сильного») на основе огосударствления всех сторон жизни. Жизнь стала безальтернативной, хозяин один государство, но этот хозяин обеспечивал выживание и гарантированный минимум материальных благ своим работникам;
  • по существу, была возрождена религия, но не в лице православия, оказавшегося неспособным решить задачи модернизации, а в лице коммунистической идеологии, пропагандирующей коллективизм (необходимый для синхронизации усилий различных членов общества) и деятельное подвижничество. Эффективность коммунистической идеологии для мобилизации масс оказалась выше, чем у идей православия, поскольку она призывала не к смирению, а к активной деятельности и обещала рай не в загробной жизни, а на земле после скорой победы мировой революции. Была сформирована трудовая этика на основе стремления максимально приблизить светлое будущее личным трудовым вкладом в общее дело;
  • одновременно были беспрецедентно усилены репрессивные меры в интересах создания однородного (когерентного) общества. Все, что вносило разногласие (буржуазия, интеллигенция, зажиточные крестьяне в деревне), было безжалостно уничтожено. С целью сохранения единомыслия была введена жесточайшая идеологическая цензура и обрублены все каналы обмена информации с западными странами («железный занавес», образ врага).

Таким образом, в условиях жесточайшего ресурсного дефицита и внешних угроз в России сформировалась Х-система в своем крайнем проявлении. Эта мобилизационная система фундаменталистского типа (названная позже тоталитаризмом) была рождена в ходе отчаянной попытки выбраться из кризиса, в котором оказалась царская модернизация. Эта система оказалась способной сконцентрировать имевшиеся в государстве скудные ресурсы, направить их на развитие промышленности, быстро урбанизировать аграрную страну с подавляющим преобладанием сельского населения.

Большевики предельно упростили социальную систему с целью обеспечения управляемости общества в условиях сверхмонополизма ради достижения высоких темпов экстенсивного развития. Они ориентировались на бывших крестьян, покинувших деревню и оказавшихся в городе, дезориентированных, с полутрадиционалистским сознанием, жаждующих простых ответов на сложные вопросы и четких психологических установок. Пока люди такого типа составляли наиболее активную часть общества, и задачи модернизации можно было решать экстенсивными методами, эта система работала. Когда условия изменились — начала давать сбои.

Условия изменились, когда задачи модернизации переместились в область интенсивного развития. Стали требоваться высокий профессионализм, индивидуализация труда, творческий подход к производственной деятельности. Система, основанная на директивном управлении «сверху», обеспечить это не в состоянии. Необходимо ее усложнение на основе процессов самоорганизации «снизу», то есть на основе добавления Y -элементов в институциональную структуру общества. Субъектом самоорганизации, генератором творческого начала может быть высококвалифицированный и высокообразованный работник, самостоятельный и инициативный производитель, «средний класс». Появление такого экономического субъекта невозможно в сверхмонополизированной системе, для этого необходимо формирование унимодального общества.

Инициаторы реформ 90-х годов в России считали, что для перевода экономики на рельсы интенсивного развития, для запуска процессов самоорганизации, приводящих к возникновению «среднего класса» и унимодального общества, достаточно провести приватизацию государственной собственности и отдаться стихии свободного рынка. Тогда X -система сама собой трансформируется в Y -систему. Однако, как показывает математическое моделирование, в условиях России это приводит к противоположным результатам. Россия относится к государствам с переходной экономикой, доступного ресурса не много, на всех не хватает. Либерализация экономики при неразвитости демократических институтов привела к быстрому имущественному расслоению, падению эффективности экономики и угрозе социального взрыва, поскольку в отсутствие социальных гарантий, которые ранее обеспечивало супермонополист-государство, большая часть населения оказалась за чертой бедности. Предпринимавшиеся в 90-е годы властными структурами меры по стабилизации ситуации оказались неэффективными:

  • не было предпринято никаких усилий для формирования новой системы патронажа (например, такой, которая оказалась эффективной в Японии, где фирма несет ответственность за благосостояние своих сотрудников и существует система пожизненного найма). При этом старая система патронажа — государственная гарантия прожиточного минимума для граждан — рассыпалась вследствие того, что государство не имеет необходимых средств, добровольно отказавшись от собственности;
  • надежды на создание трудовой этики на основе идеологии либерализма оказались тщетными, поскольку практика российской жизни убедительно показывает, что большие состояния появляются не в результате высокопроизводительного труда, а являются следствием криминальных и полукриминальных махинаций. Попытки возродить православие в качестве идейного синхронизатора общественной жизни оказались малопродуктивными: православие, в отличие от протестантизма (являвшегося идейным флагом западноевропейской буржуазии в период ее формирования) в социальном плане пассивно, ориентировано не на мирскую, а на духовную жизнь и в силу этого вряд ли может стать основанием активной трудовой этики, необходимой для мобилизации населения на высокоинтенсивную производственную деятельность;
  • вместо логичного (в интересах эффективного проведения социально-экономических реформ) усиления управляемости социальными процессами, практиковалось ослабление управленческих связей, что привело к хаосу и фактической утрате центром контроля над экономическим состоянием в регионах [9] .

Каков итог попытки одним махом перескочить из X — в Y -систему? Какова ситуация в современной России после полутора десятилетий либеральных реформ? Остановимся в основном на институциональных аспектах.

Как уже отмечалось, попытка перехода на западный путь развития привела к резкому социальному расслоению российского общества. С одной стороны, сформировалась новая торгово-промышленная, финансовая и государственно-бюрократическая элита, реально распоряжающаяся ресурсами страны и живущая по западным стандартам. С другой стороны, уровень жизни основной части общества существенно понизился, эта часть населения вынуждена каждодневно решать проблемы экономического и физического выживания. Проблема заключается в том, что эти два слоя живут в разных условиях: первый — в условиях избыточной (по российским меркам) материально-ресурсной обеспеченности, второй — в условиях ее крайней недостаточности. Соответственно, как показывают результаты математического моделирования, в этих двух слоях идут противоположные процессы социально-психологической самоорганизации. В первом слое усиливаются и укрепляются либерально-индивидуалистические тенденции в сознании, характерные для Y -системы, во втором слое — воспроизводятся коллективистские социально-психологические установки, свойственные Х-системе. Таким образом, объективно идет прогрессирующий процесс разъединения российского общества на две социальные страты, отличающиеся не только уровнем доходов, но и — что более существенно — самим типом мышления.

Выше, а также в работах [13, 14] было показано, что речь идет о двух разных типах этических систем, в которых понятия «добра» и «зла» диаметрально противоположны. То, что приветствуется в рамках одной этической системы, осуждается в другой. Важно, что эти этические системы обладают свойством устойчивости, вследствие чего самопроизвольный и плавный переход между ними невозможен. Одна система может быть заменена другой только путем вытеснения [29], но не симбиоза; совместное их сосуществование в одном обществе приводит к постоянным психологическим конфликтам и дезорганизации социальной жизни.

В современном российском обществе приверженцами этих двух этических систем являются сторонники «правых» и «левых» идей. Эти социальные страты все менее и менее способны понять друг друга, что уменьшает возможность общенационального объединения, благодаря которому побежденные во второй мировой войне Германия и Япония преодолели послевоенный кризис и стали могучими экономическими державами. Современная ситуация в Российской Федерации напоминает ситуацию в послепетровской России, когда российская элита — дворяне — стали ориентироваться на западноевропейские стандарты в культуре и материальном потреблении, что в конечном итоге привело к полному размежеванию дворянского и крестьянского миров и к социальному взрыву начала ХХ века.

Спецификой России являются высокие производственные издержки, обусловленные суровыми природно-климатическими условиями и не позволяющие достичь одинакового с западными странами уровня потребления для всего общества [30]. Поэтому бессмысленно надеяться на скорое появление в России многочисленного среднего класса, который в странах Запада является стабилизатором социально-политических процессов. Спонтанные экономические процессы в современной России ведут, как показывает моделирование [24], к усилению имущественной и социально-психологической поляризации и конфронтации социальных страт. В этих условиях важнейшую роль приобретает политика государственной власти. Задача национально ориентированного руководства страны заключается в целенаправленном влиянии (в отличие от западного принципа laisser — faire ) на процессы социальной самоорганизации с целью смягчения разнонаправленных тенденций и консолидации общества [31]. В условиях России автоматизм решения социально-экономических задач — не более чем иллюзия (вспомним слова реформаторов-рыночников начала 90-х годов: необходимо лишь ввести в России рынок, а он сам все расставит на свои места). Невозможно прежде поднять экономику и лишь затем решать социальные задачи. Повышенная затратность российского производства (резко снижающая его конкурентоспособность) делает этот путь нереальным, он ведет лишь к усилению внутренних социальных противоречий. Путь должен быть другим: от консолидации общества, через осознание им общенациональных задач (как это было в Германии, Японии, Китае, странах ЮВА), через самоограничение и примат общенациональных задач над личными — к подъему и развитию экономики. Этот путь возможен только при условии целенаправленной политики государства в экономической, социальной, информационной сферах.

Здесь необходимо подробнее обсудить роль и место государства в социально-экономических процессах, идущих в современной России. Курс В.В.Путина на «укрепление вертикали власти», на усиление влияния государственных структур воспринимается либеральной частью российского общества как опасная тенденция, угрожающая продолжению реформ. На самом деле реальная опасность в обозримой перспективе угрожает именно государству как социальному институту. И дело здесь вот в чем.

Наиболее значимым по своим последствиям процессом в современном мире является процесс глобализации. Резко и необратимо изменяются сложившиеся на протяжении веков устои международной жизни. Одной из главных жертв глобализации является национальное государство. Бомбардировки Югославии весной 1999 г., оккупация американцами Ирака в 2003 г. резко понизили уровень суверенитета отдельно взятой страны. Произошел отход от Вестфальской системы (1648 г.) независимых суверенных государств, основанный на принципе незыблемости государственных границ. Аналогичные процессы идут в мировой экономике, где наблюдается резкая интенсификация транснациональных отношений, уменьшается значимость межнациональных барьеров, растет роль транснациональных компаний. Кроме того, серьезными факторами дестабилизации сложившегося миропорядка являются: усиление влияния религиозного фундаментализма, снижение авторитета международных организаций типа ООН, возрастание этнической нетерпимости, распространение оружия массового поражения, расширение военных блоков, формирование центров международного терроризма и организованной преступности, насильственная реализация принципа самоопределения меньшинств, экономическое неравенство, неуправляемый рост населения, миграционные процессы, крах экологических систем, истощение природных ресурсов. Криминальные структуры по своему влиянию начинают конкурировать с национально-государственными структурами. При этом общепризнанным фактом является то, что современные информационные и коммуникационные технологии служат эффективнее индивидууму, чем государству.

Суверенитет национальных государств (и Россия здесь лишь подтверждает общую тенденцию) ослабляется сверху надгосударственными организациями (в том числе деятельностью транснациональных компаний), а снизу подрывается окрепшими в последнее десятилетие ХХ века самоорганизующимися этническими группами, сепаратизмом регионов. Первой жертвой усиливающегося этнонационализма как на Востоке, так и на Западе становится демократия: при идентификации «свой — чужой» по этническому признаку демократия (то есть равные права для всех) невозможна. Провозглашение Ф.Фукуямой в [32] «конца истории», обусловленного глобализацией, утверждением экономического и информационного единства мира, оказалось блефом. В эпоху глобализации, когда снято противостояние идеологических систем «капитализм — социализм», реальностью становится главенство этнонационального самоопределения. Государства, неспособные компенсировать прошлые обиды и удовлетворить будущие ожидания, обречены на разрушение. Не современное нация-государство, а определяющая себя сама этническая группа может стать основным строительным материалом грядущего международного порядка.

Глобализация упрощает перемещения и перемешивание представителей различных культур. Но тот же процесс вызывает к жизни необходимость личностной поддержки в условиях, когда консолидированного внешнего врага нет, а есть противостоящая индивиду система отношений, в которую он погружен. Индивиду нужны союзники. Раньше это были братья по классу («пролетарии всех стран — объединяйтесь»). Сейчас деления на классы в привычном понимании нет. Закономерен поиск союзников по «естественным» признакам: родство, религия, раса, язык. Это дает начало возникновению социальной кластеризации на этнонациональной основе, возврату к донациональному трайбализму.

Мир, еще недавно делившийся на «первый», «второй» и «третий», принял новую конфигурацию — несколько цивилизационных комплексов: Запад, латиноамериканский регион, Восточная Европа (включая Россию), мусульманская цивилизация, индуистская цивилизация, конфунцианская цивилизация, Япония. Вопросы культурной идентификации становятся все более определяющими.

Каковы перспективы развития российского государства в этих условиях?

Для исследования вопросов устойчивости развития России в современном мире была разработана компьютерная модель [33], описывающая межгосударственное противоборство на основе математического моделирования конкурентной борьбы между различными странами. Результаты моделирования показали, что внутренняя устойчивость и сопротивляемость социально-экономических систем (включая государства и их союзы) к дестабилизирующим воздействиям различного типа в значительной степени зависит от отношения уровня антагонистичности отношений элементов внутри системы к уровню антагонистичности отношений между системами (аналогами этих характеристик в биологии является интенсивность внутривидовой и межвидовой борьбы). Другими словами, внутренняя устойчивость и консолидация общества повышаются, когда уменьшаются противоречия и снижается конфликтность внутри общества и, с другой стороны, когда возникает общий внешний враг (или общая угроза) [31]. Первый фактор — снижение конфликтности внутри общества — означает достижение национального единства, осознание общих целей всеми социальными слоями. В условиях растущего имущественного неравенства в многонациональном и многоконфессиональном российском обществе достижение единства является чрезвычайно сложной задачей. О необходимости государственного регулирования экономических отношений и проведении продуманной социальной политики в России говорилось выше. Важным самостоятельным вопросом является поиск объединяющих идей, консолидирующих многонациональное российское общество. Насаждение вместо пролетарского интернационализма русского национализма приведет лишь к дальнейшей дестабилизации. Общим для всех народов, живущих на территории России, является суровость природно-климатических условий. Этот фактор, существенно усложняющий экономическое развитие, может, с другой стороны, оказаться точкой кристаллизации нового российского самосознания. Общие проблемы объединяют. Россия — это не просто географическое понятие, это цивилизация, объединение народов, задачей которых является выживание и развитие в суровых внешних условиях. Русские — это не просто народ в традиционном понимании этого слова (как совокупность индивидов, объединенных общим происхождением), это способ выживания в трудных условиях, основанный на взаимопомощи, способ социальной самоорганизации, культивирующий коллективистские ценности. В этом смысле все, кто долго живет в России, постепенно становятся русскими. Конечно, речь не идет о лубочной идеализации российского коллективизма (его отрицательными проявлениями являются склонность к иждивенчеству, подавление конкурентных начал в экономической деятельности и т.п.). Здесь речь идет о том, что коллективизм — естественный для российской цивилизации способ выживания и существования. Его не нужно ломать через коленку и искоренять во имя повышения экономической эффективности, его нужно использовать оптимальным образом, минимизируя имеющиеся у него отрицательные стороны. Высокая эффективность экономического развития достигается и в обществах с коллективистскими ценностями (Япония, Китай, Индия, страны ЮВА и др.). В России же есть свои — артельные — традиции, объединяющие экономическую активность с коллективистской психологией. Так что нужно лишь вдумчиво подойти к этой проблеме на государственном уровне.

Второй фактор, как правило, предполагает наличие в общественном сознании образа общего внешнего врага (или какой-либо другой угрозы), что способствует консолидации социума, несмотря на имеющиеся в нем внутренние противоречия. Часто правители государств ради снижения внутренних напряжений провоцировали внешнюю напряженность. Так было во времена «холодной войны», которую и США и СССР использовали для данных целей, а также для усиления своего влияния на союзные страны. Так происходит и сейчас, когда США, лишившись серьезного противника в лице СССР, усиленно раздувают образ врага в лице мирового терроризма, «стран-изгоев» и т.п. Что касается России, то специально создавать образ внешнего врага в современной ситуации — безрассудно и недопустимо. Наоборот, сейчас очень важно не оказаться втянутыми в международные конфликты, необходимо сосредоточиться на решении внутренних российских проблем. Усиление рассматриваемого фактора может быть достигнуто не за счет усиления политической и военной конфронтации с другими странами, а за счет прагматичного позиционирования России в мировом сообществе, четкого формулирования и последовательного отстаивания своих национальных интересов и цивилизационных особенностей. Другими словами, должна быть достаточно высокая степень противопоставления России другим странам, но не конфронтационная, как во времена СССР, а культурно-цивилизационная, как это делают в настоящее время Япония или Китай. Регулирование этих процессов невозможно без четкой и твердой государственной политики. Усиление роли государства в современной России должно быть не следствием решения локальных внутриполитических задач в борьбе между разными экономическими и политическими группировками, но результатом продуманной долговременной стратегии укрепления роли России в динамично изменяющемся современном мире.

Переводя все вышесказанное на язык институциональных терминов, можно сказать, что путь России — это не X — и не Y -система (не «Восток» и не «Запад»), а в силу ее цивилизационных особенностей — X Y -система, соединяющая X- и Y-элементы при доминировании Х-структур и коллективистских ценностей, с высокой ролью государственного управления (сильного центра) в различных сферах жизни. При этом будущее России существенным образом будет зависеть от того, сможет ли государственная власть стать эффективной и социально ответственной.

ЛИТЕРАТУРА

1. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. — М.: ООО «Издательство АСТ», 2003.

2. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Основания синергетики. Режимы с обострением, самоорганизация, темпомиры. — СПб.: Алетейя, 2002.

3. Малков С.Ю. Математическое моделирование исторической динамики: подходы и модели // Моделирование социально-политической и экономической динамики. — М.: РГСУ, 2004,с.76-188.

4. Дружинин В.В., Конторов Д.С., Конторов М.Д. Введение в теорию конфликта.- М.: Радио и связь, 1989.

5. Маевский В.И. Введение в эволюционную экономику. — М.: Издательство “Япония сегодня”, 1997.

6. Чернавский Д.С., Старков Н.И., Щербаков А.В. О проблемах физической экономики // УФН, 2002, т.172, с.1045-1066.

7. Чернавский Д.С., Старков Н.И., Щербаков А.В. Базовая динамическая модель экономики России (Инструмент поддержки принятия решений) // Препринт ФИАН № 1, 2001.

8. Чернавский Д.С., Малков С.Ю., Старков Н.И., Коссе Ю.В. Оборонно-промышленный комплекс и развитие экономики России // Стратегическая стабильность, 2004, №1, с.37-47.

9. Малков С.Ю. Политика с точки зрения синергетики // Стратегическая стабильность, 1998, №3, с.90-99.

10. Арманд А.Д. Иерархия информационных структур мира // Вестник РАН, 2001, т.71, №9, с.797-805.

11. Малков С.Ю., Ковалев В.И., Лобов С.С. Логико-математическое моделирование социально-экономических систем. Методический аспект // Стратегическая стабильность, 2002, №3, с.27-44.

12. Лефевр В.А. Рефлексия. — М.: Когито-Центр, 2003.

13. Лефевр В.А. Алгебра совести. — М.: Когито-Центр, 2003.

14. Малков С.Ю. Этические системы: история и российская действительность // Рефлексивные процессы и управление, 2004, т.4, №1, с.48-61.

15. Ризниченко Г.Ю. Лекции по математическим моделям в биологии. Часть 1. Описание процессов в живых системах во времени. – Ижевск.: НИЦ «Регулярная и хаотическая динамика», 2002.

16. Малков С.Ю. Дилемма «Запад – Восток»: закономерности различий // Стратегическая стабильность, 2004, №3, с.9-18.

17. Кирдина С.Г. Институциональные матрицы и развитие России. — Новосибирск: ИЭиОПП СО РАН, 2001. — 308 с.

18. Кирдина С.Г. X и Y-экономики: Институциональный анализ. — М.: Наука, 2004.

19. Нефедов С.А. Теория демографических циклов и социальная эволюция древних и средневековых обществ Востока // Восток, 2003, №3, с.5-22.

20. Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. — М.: РОССПЭН, 1998.

21. Нефедов С.А. О демографических циклах в истории средневекового Египта [http://hist1.narod.ru/Science/Egipt/EgiptSV.htm].

22. Прохоров А.П. Русская модель управления. — М.: ЗАО «Журнал Эксперт», 2002.

23. Малков А.С. Математический анализ устойчивости социальных структур // Системы управления и информационные технологии, 2004, №4(16), с.62-66.

24. Малков С.Ю., Ковалев В.И., Коссе Ю.В., Малков А.С. Российские модернизации последнего столетия в свете математического моделирования // Технико-экономическая динамика России: техника, экономика, промышленная политика. М.: ГЕО-Планета, 2000, с.215-238.

25. Малков С.Ю., Малков А.С. Моделирование социально-психологической устойчивости общества: особенности трансформации национального самосознания в современной России // Стратегическая стабильность, 2003, №1, с.61-66.

26. Малков С.Ю. Использование методов исследования устойчивости сложных систем для анализа условий стабильного развития стран европейского региона // Стратегическая стабильность, 1998, №2, с.81-92.

27. Малков С.Ю., Ковалев В.И., Коссе Ю.В., Малков А.С. Математическое моделирование социально-экономических процессов. Применение моделей к анализу перспектив российских реформ // Стратегическая стабильность, 1999, №1, с.34-46.

28. Малков С.Ю., Малков А.С. О влиянии природно-климатических факторов на особенности социально-психологического и экономического развития обществ // История и синергетика: Математическое моделирование социальной динамики. — М.: КомКнига, 2005, с.49-69.

29. Чернавский Д.С., Чернавская Н.М., Малков А.С., Малков С.Ю. Борьба условных информаций // История и синергетика: Математическое моделирование социальной динамики. — М.: КомКнига, 2005, с.88-102.

30. Паршев А.П. Почему Россия не Америка. — М.: Форум, 2001

31. Чернавский Д.С. Модель целеполагания и идеологическое единство России // О социально-экономических проблемах России. Вып.7. — М.: РИИС ФИАН, 2002, с.41-59.

32. Фукуяма Ф. Конец истории? // Философия истории. Антология. М.,1995.

33. Чернавский Д.С., Чернавская Н.М., Малков С.Ю., Малков А.С. Математическое моделирование геополитических процессов // Системные проблемы качества, математического моделирования, информационных и электронных технологий. Часть 7. Имитационное моделирование и конфликтология. — М.: Радио и связь, 2003, с.150-170.

34. От аграрного общества к государству всеобщего благосостояния. — М.: РОССПЭН, 1998.

35. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. — Л.: ЛГУ, 1989.

36. Красильников В.А. Вдогонку за прошедшим веком. — М.: РОССПЭН, 1998.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Таблица 1 — Население отдельных стран в XV — XX вв. (в млн., территория — в изменяющихся границах)

Страна

1480 г.

1580 г.

1680 г.

1780 г.

1880 г.

1913 г.

1940 г.

1950 г.

1970 г.

1980 г.

1987 г.

Россия

2,5

5,4

10,2

27,8

84

159

194

179

243

266

282

Великобрит.

3,7

4,6

5,5

9,6

35,0

41,5

48,2

50,6

55,6

56,4

56,9

Германия

0,8

1,0

1,4

5,5

45,7

67,0

66,6

47,8

58,5

59,7

59,3

Франция

12,6

14,3

18,8

25,1

37,4

39,8

39,8

41,7

50,8

53,9

55,6

США

-

-

0,2

3,1

50,2

97

132

132

205

228

244

Япония

30

36,6

51,3

71,9

83,2

104

117

122

Таблица 2 — Плотность населения отдельных стран в XI — XX вв. (человек на кв. км)

Страна

XI в.

1500 г.

1680 г.

1820 г.

1880 г.

1913 г.

1930 г.

1950 г.

1970 г.

1987 г.

Россия(евро. часть)

2,5

2,5

5,8 а

5,8

0,2

4,7

2,4

7,7

3,8 б

13,0

7,5

24,4

7,5

24,5

8,3

26,1

11,3

29,2

13,2

37,9

Великобрит.

14

23

32

66

112

182

189

207

228

233

Германия

16

48

84

124

139

193

236

239

Франция

31

36

57

69

74

76

76

93

101

США

-

-

0,1

2,1

6,5

12,3

15,9

19,6

22,2

26,0

Япония

81 в

106

145

161

229

277

328

  • а — 1462 г., б — 1870 г., в — 1800 г.

Таблица 3 — Ожидаемая средняя продолжительность жизни при рождении мужчин (М) и женщин (Ж) в отдельных странах в XV — XX вв. (число лет)

Страна

1840-е

1870-е

1880-е

1900-е

1930-е

1950-е

1970-е

1980-е

Россия М

Ж

24,6

27,0

28,0

30,2

29,0

31,0

32,4

34,5

44,0

49,7

64,4

71,7

63,0

73,5

63,5

73,0

Великобритания М

Ж

40,2

42,2

41,9

45,2

43,7

47,2

51,5

55,4

58,7

62,9

67,5

73,0

68,9

75,1

72

77

Германия М

Ж

35,6

38,4

47,4

50,7

59,9

62,8

64,5

68,5

67,4

73,8

71

78

Франция М

Ж

38,3

40,8

40,8

43,4

48,5

52,4

55,9

61,6

65,0

71,2

68,6

76,4

72

80

США М

Ж

38,3

40,5

41,7

43,5

42,5

44,5

48,7

52,4

62,0

65,4

66,7

73,8

67,4

75,1

71

78

Япония М

Ж

44,3

44,7

46,9

49,6

63,9

68,4

70,5

75,9

75

80

Таблица 4 — Городское население в отдельных странах в XIX — XX вв. (в %)

Страна

1800 г.

1850 г.

1890 г.

1920 г.

1930 г.

1950 г.

1970 г.

1987 г.

Россия

8,5

7,2

12,5

15,0

23,3

39,0

56,0

66,0

Великобритания

21,3

39,5

72,1

78,0

80,0

80,5

79,1

76,0 а

Германия

26,5

47,0

62,9

66,0

70,9

82,2

94,0 б

Франция

9,5

14,4

37,4

46,7

49,0

54,4

70,0

73,0 в

США

3,8

12,0

37,7

51,4

56,2

64,0

73,5

74,0 г

Япония

17,0

18,1

32,0

37,5

63,0

77,0 д

  • а — 1973 г., б — 1986 г., в — 1982 г., г — 1980 г., д — 1985 г.

Таблица 5 — Урожайность зерновых культур в отдельных странах в XIX — XX вв. (в центнерах с га)

Страна

1888 г.

1913 г.

1921 г.

1929 г.

1939 г.

1953 г.

1970 г.

1986 г.

Россия

5,9

8,7

4,8

7,7

8,9 а

8,0

15,9

17,5

Великобритания

15,5

17,4

18,1

20,3

20,2

23,5

35,3

56,2

Германия

10,8

20,7

16,6

21,1

21,6

25,3

33,4

52,0

Франция

10,9

12,9

13,4

16,0

17,7 б

19,0

33,7

55,2

США

10,5

11,7

12,2

11,9

13,3

16,4

31,4

47,0

Япония

17,1

22,2

22,9

25,4

29,6

25,4

49,3

57,2

  • а — 1940 г., б — 1938 г.

Таблица 6 — Протяженность дорог в отдельных странах в XI Х- XX вв. а

Страна

1835 г.

1865 г.

1887 г.

1912 г.

1928 г.

1950 г.

1970 г.

1986 г.

Россия б

62

11

105

19

31

6

32

6

177

32

512

91

827

148

Великобритания

204 в

648

210 в

667

190 в

603

258

819

288 г

1180

323

1324

352

1443

Германия

426

1270

279

516

349

744

376

1516

426

1718

Франция

74

140

266

502

514

957

576

1073

652

1183

699

1285

717

1318

США

167

36

273 д

59

418

53

413

53

1066

136

2583

330

4783

511

5640

607

Япония

920

2408

910

2446

1015

2728

1127

3030

  • а — числитель — длина дорог (в тыс. км), знаменатель — длина дорог на 1000 км 2 территории (в км). До 1912 г. дороги грунтовые и шоссейные, с 1912 г. дороги с твердым покрытием
  • б — европейская часть России, в — Англия и Уэльс, г — без Северной Ирландии, д — 1850 г.

Источник: Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.): Т.2. – СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланин», 2000. – С.377-410.