Только в современное время появилось такое желание быть свободным от наших собственных прошлых

утверждений. Нигде это не было сделано более красноречиво, чем в бесчинствовании студенческих настенных

надписей в Париже. Студенческое движение, которое имело место во Франции в 1968, с молодежью, без

сомнения задыхавшейся под весом тех лет, когда она вынуждена была звучать интеллектуально и

последовательно, произвела, среди других драгоценных мыслей, следующее требование:

Мы требуем права противоречить самим себе!

Мнения монсеньера де Норпуа

Современные времена дают нам угнетающую историю. Внутреннее противоречие культурно сделано,

чтобы быть позорным, вопрос, который может доказать заболевание науки. Роман Марселя Пруста В поисках

утраченного времени описывает полуотставного дипломата, Маркуса де Норпуа, который подобно

всем дипломатам до изобретения факсимильного аппарата, был светским человеком, проводившим значительное

время в салонах. Рассказчик видит господина де Норпуа открыто противоречащим себе по некоторой проблеме

(некое довоенное восстановление отношений между Францией и Германией). Когда ему напоминают о его

предыдущей позиции, господин де Норпуа, кажется, даже не помнит её. Пруст оскорбляет его:

Монсеньер де Норпуа не лгал. Он просто забыл. Каждый забывает довольно быстро о том, что не продумал

глубоко, что диктовалось вам имитацией и страстями, окружающими вас. Происходят перемены и с ними

меняются ваши воспоминания. Даже чаще, чем дипломаты, политические деятели не помнят мнений, которые они

имели в некоторый момент их жизни, и их выдумки больше относятся к избытку амбиций, чем к недостатку памяти.

Господин де Норпуа создан, чтобы стыдиться того факта, что он выражал другое мнение. Пруст не считал,

что дипломат мог передумать. Предполагается, что мы являемся преданными нашим мнениям. В противном

случае, каждый становится предателем.

Теперь я скажу, что монсеньер де Норпуа должен был бы быть трейдером. Один из лучших трейдеров, с

которыми я когда-либо сталкивался в моей жизни, Найджел Баббаг, имеет замечательное свойство быть

полностью свободным от любой зависимости в своих верованиях. Он не выказывает абсолютно никаких

затруднений, покупая данную валюту на чистом импульсе, когда всего несколько часов назад он мог бы

высказать сильное мнение относительно её будущей слабости. Что заставило его передумать? Он не чувствует

себя обязанным объяснять это.

Публичный человек, наиболее явно наделенный такой чертой, это Джордж Сорос. Одна из его

сильных сторон — он пересматривает своё мнение довольно быстро, без малейшего затруднения. Следующая

история иллюстрирует способность Сороса мгновенно и полностью изменить его мнение. Французский

трейдер Жан-Мануель Розан обсуждает следующий эпизод в своей автобиографии (замаскированный под роман,

чтобм избежать юридических исков). Главный герой (Коган) уадед обыкновение играть теннис в Хамптоне на

Лонг-Аи^д^це с Георги Саулоеом, «пожилым человеком с забавным акцентом», и щоада участвовать

в обсуждениях рынка, первоначально не зная, насколько важным и влиятельным был Саулос в действительности. В

один уикэнд, Саулос выражал в своих суждениях большое количество медвежьих аргументов, за которыми

рассказчик не мог уследить. Он, очевидно, коротил рынок. Несколькими днями позже, рынок яростно поднялся,

делая рекордные максимумы. Главный герой волнуясь о Саулосе, спросил его на их следующем теннисном матче,

не пострадал ли тот. «Мы сделали убийство сказал Саулос. «Я передумал. Мы закрылись и сильно встали в

длинную».

Это та самая черта, которая несколькими годами позже, воздействовала на Розана отрицательно и почти

стоила ему карьеры. Сорос дал Розану в конце 1980-ых 20 миллионов долларов на спекуляции (с большим

количеством времени), что позволило ему учредить торговую компанию (меня почти втянули в это). Несколькими

днями позже, когда Сорос посещал Париж, они обсуждали рынки за завтраком. Розан увидел, что Сорос

отдаляется. Затем он полностью забрал деньги, не давая никаких объяснений. Что отличает реальных

спекулянтов, подобных Соросу, от остальных, так это то, что их действия являются лишенными зависимости от

пути. Они полностью свободны от своих прошлых действий. Каждый день — чистая страница.

Зависимость верований от пути

Существует простой тест, для определения зависимости верований от пути. Скажем, вы имеете картину,

которую купили за 20,000$, и вследствие хороших условий на художественном рынке, она теперь стоит 40,000$. Если

бы у вас не было никакой картины, приобрели бы вы ее по текущей цене? Если нет, тогда считается, что вы женаты

на вашей позиции. Нет никакой рациональной причины держать картину, которую вы не стали бы покупать по ее

текущей рыночной цене — только эмоциональная инвестиция. Много людей женятся на своих идеях на своем пути

к могиле. Верования, считаются, зависимыми от пути, если последовательность идей такова, что

первая, по времени появления, доминирует.

Есть основания полагать, что для целей эволюции, мы могли быть запрограммированы хранить лояльность к

идеям, в которые мы вложили время. Подумайте о последствиях бытия хорошим трейдером вне рыночной

деятельности и каждое утро в 8:00 решать, не разойтись ли с супругой (супругом) или лучше остаться с ним или с

нею для лучшей эмоциональной инвестиции в другом месте. Или подумайте о политическом деятеле, который

настолько рационален, что в течение кампании, он передумает по какому-либо опросу из-за свежего свидетельства

и резко перетасует политические стороны. Это сделало бы рациональных инвесторов, которые оценивают сделки

надлежащим способом, генетической причудой — возможно, редкой мутацией. Некоторые медицинские исследователи

находят, что вполне рациональное поведение со стороны людей — признак дефективности, то есть психопатии.

Может ли Сорос иметь генетический недостаток, который делает его рациональным, принимающим решения

человеком?

Такая черта, как отсутствие привязанности к идеям, действительно, редка среди людей. Мы поступаем с

идеями так же, как мы поступаем с детьми — мы поддерживаем тех, в кого мы много «инвестировали»

продовольствия и времени, до тех пор, пока они не способны размножать наши гены. Академик, который стал

известен благодаря выражению определенного мнения, не собирается высказывать что-либо, что может,

возможно, девальвировать его собственную прошлую работу и убить годы инвестиций. Люди, которые меняют

стороны, становятся предателями, ренегатами или, худшими из всех, вероотступниками (те, кто отказывался от своей

религии, были наказуемы смертью).

Вычисление вместо размышления

Существует другая история вероятности, отличная от той, которую я представил с Карнидом и Цицероном.

Вероятность вступила в математику с теорией игры на деньги и осталась там, в качестве простого

вычислительного устройства. Недавно, появилась целая отрасль «измерителей риска»,

специализирующаяся в применении вероятностных методов в оценке риска в социальных науках. Ясно, что шансы

в играх, где правила ясно и явно определены, могут быть вычислены и риски, следовательно, могут быть

измерены. Но не в реальном мире Поскольку мать-природа не обеспечила нас ясными правилами. Игра — не

колода карт (мы даже не знаем, сколько там цветов). Но так или иначе, люди «измеряют» риски, особенно если им за

это платят. Я уже обсуждал Юмовскую проблему индукции и появление черных лебедей. Здесь я представляю

нарушителей науки.

Вспомните, что я вел войну против шарлатанства некоторых видных финансовых экономистов в течение

долгого времени. Смысл в следующем. Некий Гарри Марковиц получил кое-что, называемое Нобелевской премией

по экономике, (которая, в действительности, даже не Нобелевская премия, поскольку она предоставляется Шведским

центральным банком в честь Альфреда Нобеля, что никогда не было желанием этого известного человека). В чем

достижения Марковича? В создании сложного метода вычисления будущего риска, если вы знаете будущую

неопределенность, другими словами, если рынки ясно определили правила — что явно является не нашим случаем.

Когда я объяснил идею шоферу такси, тот смеялся над фактом, что кто-то думал, будто есть какой-либо научный

метод понимать рынки и предсказывать их атрибуты. Так или иначе, когда кто-то вовлекается в финансовую

экономику, вследствие культуры этой отрасли, он с большой вероятностью забывает эти базовые факты.

Непосредственным результатом теории доктора Марковича был почти полный крах финансовой системы летом

1998 (как мы видели в главах 1 и 5), вызванный фондом «ЬТСМ», Гринвич, штат Коннектикут, которым

руководили двое коллег доктора Марковича, тоже Нобелевские лауреаты. Это — доктора Роберт Мертон (тот

самый из главы 3) и Майрон Шоулз. Так или иначе, они верили, что могут научно «измерять» свои риски. Они не

делали абсолютно никакого допущения в истории с ЬТСМ для существования возможного не понимания ими рынков

или неправильности их методов. Это не было гипотезой, которую надо было рассматривать. Так получилось, что я

специализируюсь на получении прибыли от черных лебедей и поломок системы, и делаю ставки против

финансовых экономистов. Внезапно, я начал получать некоторое раздражающе подлизывающееся отношение,

наряду с платежными чеками от рынка. Доктора Мертон и Шоулз помогли разместить вашего скромного автора на

карте и вызвать рождение скромной фирмы, охотницы за кризисами — Етртса -поскольку капитал начал

перетекать к людям, которые делали точную противоположность тому, что делали они.

Можно было бы думать, что когда ученые делают ошибку, они развивают новую науку, которая

включает то, что было извлечено из этого. Когда академики «взрывают» торговлю, можно было бы ожидать, что

они объединят такую информацию в своих теориях и сделают некоторое героическое заявление в том смысле,

что они были неправы, но что теперь они кое-что узнали о реальном мире. Ничего подобного. Вместо этого

они жалуются на поведение своих коллег на рынке, которые атаковали их подобно стервятникам, таким

образом, ускоряя их крушение. Принятие того, что случилось, очевидно, храбрый поступок и лишило бы

силы те идеи, которые они развивали в течение всей академической карьеры. Все руководители, занятые в

обсуждении событий, приняли участие в маскараде науки приведением специфичных для этого случая

объяснений и перекладыванием вины на редкое событие (проблема индукции: как они узнали, что это было

редкое событие?). Они тратили свою энергию на свою защиту, а не попытались сделать доллар на том, что они

узнали. Снова сравните их с Соросом, который ходит вокруг, сообщая всем, кто имеет терпение его

выслушать, что он склонен к ошибкам. Мой полученный от Сороса урок — каждая встреча в моем торговом

бутике должна начинаться с убеждения каждого в том, что мы являемся кучкой идиотов, которые не знают

ничего и склонны к ошибкам, но иногда наделены редкой привилегией осознавать это.

От похорон до похорон

Я заканчиваю следующим печальным замечанием об ученых в гуманитарных науках. Люди путают науку и

ученых. Наука -величественна, но индивидуальные ученые опасны. Они — люди и испорчены людскими

предубеждениями и пристрастиями. Возможно даже больше. Большинство ученых сильно

мотивированы своим разумом, иначе они не имели бы столько терпения и энергии, чтобы выполнять

Геркулесовы задания, которые стоят перед ними, например, проводить по 18 часов в день, совершенствуя свою

докторскую диссертацию.

Ученый может быть вынужден действовать подобно дешевому адвокату скорее, чем чистый искатель

истины. Докторская диссертация «защищена» соискателем. Это была бы редкая ситуация, когда соискатель

изменит свое мнение о предмете, после того, как ему предоставят убедительный аргумент. Но наука лучше, чем

ученые. Сказано, что наука развивается от похорон до похорон. После краха LТСМ, появится новый финансовый

экономист, который объединит такое знание в своей науке. Он будет отвергнут старшими, но опять, они будут

намного ближе к дате своих похорон, чем он.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Бахус покидает Антония

Смерть Монтерланта. Стоицизм — это не жесткие губы, но иллюзия победы человека над случайностью. Легко

быть героем. Случайность и личная элегантность.

Когда аристократическому французскому писателю-классицисту Генри де Монтерланту сказали, что

он должен Ах. потерять зрение из-за разрушительной болезни, он нашел более приличествующим расстаться с

жизнью. Такой конец становится классикой. Почему? Потому, что предписание стоика заключается в выборе того,

что можно делать, чтобы управлять судьбой перед лицом случайного результата. В конце концов, каждому

позволено выбрать между не-жизнью вообще и тем, что каждому дается судьбой; мы всегда имеем опцион против

неопределенности. Но такое отношение не ограничивает стоика. Обе конкурирующие секты в древнем мире, и

стоицизм и эпикурейство рекомендовали такой контроль над выбором (различие между ними лишь в

незначительных технических особенностях — совсем не то, что понимается сейчас в обывательской культуре

под этими философиями).

Быть героем необязательно означает такой чрезвычайный акт, как гибель в сражении или убийство другого

- последнее рекомендуется лишь в узком наборе обстоятельств и рассматривается как трусость в противном

случае. Наличие контроля над случайностью может быть выражено в манере действия в маленьком и в

большом. Вспомним, что эпические герои оценивались по их действиям, а не результатам. Независимо от того

насколько сложны наши варианты выбора и насколько хорошо мы доминируем над шансами, случайность будет

иметь последнее слово. В качестве решения нам оставлено только достоинство. Достоинство, определяемое, как

выполнение протокола поведения, которое не зависит от непосредственных обстоятельств. Это не может быть

оптимальным, но это, безусловно, то, что заставляет нас чувствовать лучше. Любезность, при давящих

обстоятельствах, например. Или решение не подхалимствовать перед кем-то, не зависимо от возможной

награды. Или в сражении на дуэли, чтобы спасти лицо. Или передача сигналов предполагаемой пассии в течение

ухаживания: «Послушайте, я влюбляюсь в вас без памяти; вы завладеваете мною, но я не буду делать вещи,

компрометирующие мое достоинство. Соответственно, небольшой выговор — и вы никогда не увидите меня снова».

Эта последняя глава обсуждает случайность под совершенно новым углом — философским, но не в жесткой

философии науки и эпистемологии, какую мы видели в части I с проблемой черного лебедя. Это — более архаичный,

более мягкий тип философии, различные руководящие принципы, которые древние имели относительно способа,

которым человек силы и достоинства имеет дело со случайностью — не было никакой реальной религии в то время (в

современном смысле). Стоит заметить, что перед распространением того, что можно наилучшим способом

определить, как средиземноморский монотеизм, древние не слишком верили во влияние своих молитв на

повороты судьбы. Их мир был опасен, чреват вторжениями и разворотами фортуны. Они нуждались в существенных

рецептах, чтобы иметь дело с случайностью. Эти верования мы рассмотрим далее.

Замечания на похоронах Джекки О.

Если бы нас посетил стоик, его можно было бы иредстапить следующей поэмой. Многие (искушенные)

любители поэзии, одним из самых больших поэтов, которые когда-либо существовали, считают С.

Кавафи. Кавафи был александрийским греком на государственной службе, с турецкой или арабской

фамилией, который писал почти столетие назад на смеси классического и современного греческого языка

скудную поэзию, которая, кажется, забыла о последних пятнадцати столетиях западной литературы. Греки

дорожат им, как национальным памятником.

Большинство из его поэм имеют место в Сирии (его греко-сирийские поэмы первоначально тянули меня к

нему), Малой Азии и Александрии. Многие люди изучают формальный полуклассический греческий язык

только, чтобы смаковать его поэмы. Так или иначе, их острый эстетизм лишен сентиментальности,

обеспечивая облегчение от столетий слащавости в поэзии и драме. Он обеспечивает классическое

удовлетворение для тех из нас, кто считается средним классом, ценящим мелодраму, представленную

новеллами Диккенса, романтичной поэзией и операми Верди.

Я был удивлен, услышав, что Морис Темпелсман, последний супруг Джекки Кеннеди Онассис, читал

прощальный хххххх Кавафи (Бог отказывается от Антония) на ее похоронах. Поэма описывает Марка Антония,

который только что проиграл сражение против Октавия и был оставлен Бахусом, богом, который до тех пор

защищал его. Это одна из наиболее воодушевляющих поэм, которые я когда-либо читал, красивая, потому что

была воплощением утонченного эстетизма — из-за нежного, но поучающего голоса рассказчика,

уведомляющего о человеке, который только что узнал о сокрушительном развороте судьбы.

Поэма говорит об Антонии, теперь побежденном и преданном (согласно легенде, даже его лошадь

покинула его, чтобы перейти к его врагу Октавию). Она просит, чтобы он только попрощался с Александрией,

городом, который оставляет его. Она говорит ему не оплакивать его удачу, не опровергать, не считать, что его уши

и глаза обманывают его. Антоний, не унижайте себя пустыми надеждами. Антоний,

Просто слушайте в то время, когда захлестывают эмоции, но совмещайте их с трусливыми упрашиваниями и

жалобами.

В то время, когда захлестывают эмоции. Никаких жестких губ. Нет ничего плохого и недостойного в эмоциях

- мы обречены иметь их. Неправильно не следовать героическим или, по крайней мере, достойным путем. Вот что

именно означает стоицизм. Это попытка человека сквитаться с вероятностью. Мне нет необходимости быть

противным и нарушать течение поэмы и ее смысловое сообщение, но я не могу удержаться от некоторого цинизма.

Пару десятилетий спустя, Кавафи, умирая от рака горла не совсем следовал за своими предписаниями. Лишенный

голоса хирургами, он имел недостойное обыкновение пытаться кричать и цепляться за своих посетителей,

удерживая в своей комнате смерти.

Немного истории. Я сказал, что стоицизм имеет довольно немного общего с жестким рисунком губ, что мы,

обычно, под ним подразумеваем. Начавшись, как интеллектуальное движение в античности стараниями

финикийского киприота, Зенона из Китиума, оно развилось ко времени Рима, в учение о жизни, основанной на

системе достоинств — в античном смысле, когда достоинство означало добродетель, вид веры, в которой

достоинство является его собственной наградой. Также развивалась социальная модель для стоического

человека, подобно джентльменам в Викторианской Англии. Принципы стоицизма могут быть суммированы

следующим образом: стоик — это человек, который объединяет качества мудрости, устремленности вверх и

храбрости. Стоик, таким образом, будет свободен от циркуляции жизни, поскольку он будет превосходить раны,

полученные от некоторых злых шуток жизни. Но все можно довести до крайности: строгий Катон находил

ниже своего достоинства иметь человеческие чувства. Более человечную версию можно прочитать в

Письмах стоика Сенеки, успокаивающая и удивительно удобочитаемая книга, которую я распространяю среди

моих друзей трейдеров (Сенека также забрал свою собственную жизнь, когда был загнан судьбой в угол).

Случайность и личная элегантность

Читатель знает мое мнение относительно непрошенного совета и проповедей о том, как вести себя в жизни.

Вспомните, что идеи не тонут именно тогда, когда эмоции вступают в игру: мы не используем наш рациональный мозг вне классных комнат. Книги самоусовершенствования (даже когда они написаны не шарлатанами) в

значительной степени неэффективны. Хороший, просвещенный (и «дружественный») совет и красноречивые

проповеди не задерживаются в течение более, чем нескольких минут, когда они идут против наших склонностей.

Интересная вещь в стоицизме состоит в том, что он играет на достоинстве и личной эстетике, которые являются

частью наших генов. Начните подчеркивать личную элегантность в вашей следующей неудаче. Выказывайте

«знает, как жить» во всех обстоятельствах. Наденьте лучшее платье в день вашей казни (тщательно побрившись);

попробуйте оставить хорошее впечатление у команды палачей, стоя вертикально и гордо. Попытайтесь не

играть жертву, когда диагностирован рак (скрывайте это от других и разделите эту информацию только с доктором — это предотвратит банальности, и никто не будет обращаться с вами, как с жертвой, достойной их жалости; кроме того, достойное отношение сделает и поражение и чувство победы одинаково героическими). Будьте чрезвычайно учтивы по отношению к вашему помощнику, когда вы теряете деньги (вместо того, чтобы срываться на нем, как обычно делают многие из трейдеров, кого я презираю). Попытайтесь не обвинять других в перипетиях вашей судьбы, даже если они заслуживают этого. Никогда не показывайте жалость к себе, даже если ваш важный партнер или супруга удрали с красивым лыжным инструктором или более молодой вдохновляющей моделью. Не

жалуйтесь. Если вы страдаете от неопасной версии «проблемы отношений», подобно моему другу детства Камиллу

Абуслейману, не начинайте играть хорошего парня, если ваш бизнес высыхает (он послал героическую

электронную почту коллегам, сообщая им «меньше бизнеса, но то же самое отношение»). Единственный предмет,

над которым госпожа Удача не имеет никакого контроля — это ваше поведение. Удачи!

Пару лет после того, как мы оставили его, смотрящим па Джона, курящего сигарету, с капелькой xxxxxx,

скептицизм Неро стал оплачиваться. Одновременно, так как он побил 28% шанс, до состояния полного

излечения, он совершил ряд волнующих личных и профессиональных побед. Мало того, что он заканчивал

переход к следующему уровню богатства, но он заработал деньги как раз тогда, когда другие горячие головы с

Уолл-Стрит стали бедными, что позволило ему покупать товары, которые они имели с очень большими

скидками, если он хотел этого. Но он приобретал очень немного, и конечно ни одного из тех товаров, которые

обычно покупают бизнесмены с Уолл-Стрит. Однако, Неро был вовлечен в это.

В пятницу, в полдень, движение в Лондоне может быть ужасным. Неро стал проводить там большее

количество времени. Дорожные пробки стали действовать ему на нервы. Однажды он потратил пять часов,

перемещаясь на запад из его офиса в центре Лондона, к дому в Котсволдсе, где он оставался на большинство

уик-эндов. Раздражение побудило Неро получить права на управление вертолетом на интенсивных курсах в

Кембриджшире. Он понимал, что поезд был, вероятно, более легким решением выехать из города на уик-энд,

но его понуждала собственная экстравагантность. Другим результатом его раздражения было не менее опасное

переключение на велосипедные поездки между его квартирой в Кенсингтоне и его офисом в Сити.

Чрезмерное осознание и понимание вероятности Неро в его профессии, так или иначе, не

распространялось полностью на обработку им физического риска. Поскольку вертолет Неро разбился, так как он

приземлял его около Парка Бартерси в ветреный день. Он был один в нем. В конце концов, черный лебедь

получил своего человека.